Грехопадение

      — Это глупо,— бормотала Джо, косясь на медных тренировочных манекенов вокруг себя.        — Глупо — это если ты свихнешься, продолжая держать все в себе,— парировал Теодор, усаживаясь на пол в дальнем углу комнаты,— давай, выложи все как есть. Смелее.       Нортон нервно поджала губы, оборачиваясь. Палочка в ее руке ненадежно скользила из-за влаги на ладонях. Выручай—Комната, по желанию Теодора, приобрела вид тренировочного зала со всей необходимой экипировкой. Манекены, будто насмешливо взирающие на Джо сквозь свои маски, давили большинством, она так и не сосчитала их реальное количество. Нотт затянулся, наблюдая за растерянностью на лице девушки.        — Ещё помогает секс,— вяло заметил он,— но,— улыбка медленно коснулась его губ при виде румянца на щеках Джорджии,— работаем с тем, что имеем.        Она обреченно вздохнула, медленно направляя палочку на ближайшую к ней мишень. В мутном отражении ее доспехов Нортон все же могла разглядеть свое припухшее от слез лицо. Она пыталась сосредоточиться на том, о чем просил Нотт, но не могла. Теодор пристально следил за ее мимикой, улавливая малейшие колебания и так открыто читающиеся на лице мысли, пролетавшие в голове Джорджии. Докурив, он встал и подошел к ней, доставая свою палочку.       — Джо, тебе нужна разрядка,— пробормотал он, — высвободи все, что тебя гложет. Ты можешь кричать, нас никто не услышит. Можешь кидать непростительными, можешь делать все что угодно, главное…       Главное не плачь больше. Ведь Тео и вправду не мог видеть ее в том состоянии, в котором нашел девушку в ее спальне. Но вслух он ей, конечно, этого не скажет.        — … просто соберись,— торопливо закончил Нотт,— хочешь я начну?       Джо бросила на него быстрый взгляд полный смущения от собственной зажатости и коротко кивнула, отходя к стене. Теодор до хруста в позвонках размял шею и потянулся в разные стороны. Его движения были плавными и отточенными, они манили своей грациозностью. Прочистив горло, Нотт направил палочку на манекен перед собой и застыл, бегая глазами по доспехам.        Из-за приглушенного освещения она плохо видела его взгляд и не могла разглядеть в нем секундную растерянность. Теодор пытался вспомнить все, что доставляло ему внутренний дискомфорт, но ничего, кроме Джорджии, в голову не лезло. Тысячи вариаций ее смерти лизали мозг, опаляя его гнилым дыханием, мышцы пальцев, держащих древко, иногда непроизвольно сокращались, вызывая легкую дрожь.        Нотт тяжело вздохнул, прикрыв глаза. Коря себя за его же идею придти сюда, он стиснул зубы.       — Я…— только и смог выдавить из себя.       В стороне раздался треск магии, вынудивший Теодора распахнуть глаза и отскочить от обломков одного из манекенов. Он перевел ошеломленный взгляд на Джорджию, палочка которой была направленна на мишени. Ее зубы были стиснуты до желвак, костяшки пальцев побелели из-за стальной хватки. Губы слегка подрагивали в нерешительности.        — Как же меня достало,— вдруг прошипела она,— все это!       Яростный шепот сорвался на хриплый крик, а из древка вырвался сноп красных искр, ударивших где-то рядом с Теодором. Он невольно отшатнулся в сторону, не сводя с девушки взгляда.       — Меня достало жить в гребаной неизвестности!— выкрикнула Джо, делая шаг и вновь нанося удар по манекену.       Тео мог поклясться, что ее волосы в моменты искренней ярости становились подобны пламени. Локоны развивались от ударных волн заклинаний. Залпы самых различных проклятий вырывались из ее палочки, обломки мишеней, казалось, заполнили воздух в комнате, рассыпавшись в мелкую труху.        — Сначала моя копия из будущего!— выстрел,— Потом гребаный Дамблдор со своими тайнами! Римус с нравоучениями!— выстрел, выстрел.       Нотт медленно пятился назад к стене, не сводя восхищенного взгляда с яростных черт лица Джорджии.        — Идиотка Паркинсон со своими мерзкими кознями!— выстрел,— твой гребаный отец!!!       Голос сорвался на визг, пол под ногами Теодора стал неистово вибрировать, а щепки мишеней, упавших к ногам Нортон, медленно подниматься воздух вокруг нее.       — И ТЫ!       Тео замер, когда палочка Джорджии резко повернулась в его направлении. Он слегка склонил голову в бок, пытаясь предугадать следующее ее действие, его пальцы медленно обхватывали древко крепче, чтобы он смог защититься. От часто вздымающихся плеч Нортон исходило блеклое оранжевое свечение.  Она уставилась на Теодора взглядом, полным безумия. Ее губы расплылись в издевательской насмешке, а глаза прищурились, придавая ей ещё более опасный вид.        — Ты,— хриплый шепот, шаг вперед,— ты, со своим пари, со своими вечными колкостями и едкими комментариями,— она подходила ближе,— со своими гребаными медово-карими глазами и манией постоянно оказываться возле меня, когда я этого хочу,— губы двигались, но Теодор ее будто не слышал,— ты, со своей улыбкой и гребаным согласием сделать то, что должен сделать.        Джорджия остановилась на расстоянии вытянутой руки от Нотта и впилась взглядом в его глаза. Ее губы дрожали в нерешительности, а уголки глаз наполнились слезами.        — Ты,— она ткнула кончиком палочки в его, казалось, замершую грудь,— со своими гребаными «Обещай мне»,— друг от друга их отделяли четырнадцать дюймов темного боярышника, слегка изогнутого к кончику.       Нортон, растерянно моргнув, отшатнулась от него, глядя на собственные дрожащие руки.       — И я,— прошептала она,— я со своим гребаным желанием сдержать свои гребаные обещания.        Она хрипло рассмеялась, запрокинув голову назад до хруста в позвонках. Ее плечи нервно подрагивали в припадке истеричного смеха.       — Я!!!       Молниеносно развернувшись, Джорджия выпустила в скопище оставшихся манекенов мощнейшую форму заклинания Редукто  и те, взорвавшись, осыпали двух студентов медной пылью, которой стали. Тео прищурился, прикрывая глаза рукавом, он ни на мгновение не сводил взгляда с Нортон. А та, часто и хрипло дыша, вновь рассмеялась. Ее смех был жутким и неестественным, видимо так звучала ее боль, которую она хранила внутри себя.         — Я,— продолжала она, все ещё смеясь,— и  гребаная я.       Он был прав, легче и правда становилось. Но та крупица, которой она позволила выскользнуть из себя и повиснуть в комнате густой грозовой тучей — была и вправду крупицей. Внутри все, казалось, горело, Джорджии хотелось большего. Хотелось избавиться, выговориться, накричаться, нареветься. Ей хотелось высвободить все то дерьмо, которое обволакивало ее внутренности липкой жижей вот уже несколько месяцев. Кинув косой взгляд на застывшего у стены Теодора, она взмахом палочки наложила на себя Силенцио. Вобрав в грудь побольше воздуха и сжав кулаки до такой степени, что ногти больно вонзались в ладони, Джорджия начала кричать о том, что терзало ее больше всего.        В помещении воцарилась гробовая тишина, прерываемая лишь медленным дыханием Тео. Он, распахнув глаза, наблюдал за ее двигающимися губами и морщиной на переносице, но ни звука не слышал. Нортон яростно взмахивала руками и кидала полные гнева взгляды во все, что окружало ее. Видимо было что-то, что она не хотела открывать ему. Было что-то, что все ещё прятала. Поборов на мгновение вспыхнувшие нравственность и честность, которые, казалось, не были присущи Теодору с самого его рождения, он медленно сглотнул и сосредоточился на заклинании, которое собирался произнести.        Аккуратно, не задевая ни единого воспоминания и мысли, что бурным потоком струились в ее взбудораженном сознании, Нотт прислушался к ее внутреннему крику, который был недоступен ушам. Он проник в ее голову осторожно, чтобы не выдать свое присутствие.

      Все, что связано с тобой, Теодор — все это разрушает меня! Пока ты лишь мелькал в рядах учеников в течение шести лет обучения, все было намного проще! Мне было комфортно! Мне было спокойно! Мне было достаточного того, что мой эмоциональный диапазон состоял из безразличия и отстраненности! Мне было глубоко плевать на все, что происходило за гранью моего собственного тела! Мне было наплевать, я лишь ждала дня, когда смогу покинуть эти гребаные стены и быть, наконец, свободной!  Но ты…       Ты, словно клятый заговорщик, ворвался в мою голову блядским ураганом! И ворвался именно тогда, когда я пыталась держаться от тебя ещё дальше, чем была всегда, хоть и казалось, что дальше ну просто некуда!        Ты — порождение зла! Ты Пожиратель Смерти! Ты собираешься воскресить Волан-де-Морта и обречь мир на бесконечную кровопролитную войну! Я должна бежать от тебя! Должна презирать тебя, хоть мне и никогда не было дела до баланса добра и зла в мире! Должна пойти и сдать тебя, должна предпринять хоть что-то! И что я делаю вместо всего этого?

      Ее рот раскрылся в новом приступе смеха, что теперь был беззвучным и внушал чувство тревоги, терзавшее мозг. Словно Джорджия обезумела, словно потеряла связь с реальностью. 

      А вместо этого я прижимаюсь к тебе ночами и самозабвенно сплю. И если раньше я оправдывала это собственной выгодой, позволяющей мне бороться с гребаной бессонницей, то теперь я хочу этого потому что мне это просто чертовски нужно! Рядом с тобой я ощущаю мир и людей вокруг абсолютно по-другому, и все потому что просто-напросто начала обращать на все это свое внимание. И это ощущение, что полностью порабощает меня в твоем присутствии, хоронит заживо весь здравый смысл, которой когда-то у меня был.  Я чувствую себя дурой!  Я и есть дура!       Гребаная идиотка и эгоистка, готовая воочию наблюдать крах магической Британии только бы ощущать твое тепло рядом с собой. Потому что ты мне нужен, Теодор! Потому что, черт возьми, только рядом с тобой я по-настоящему чувствую, что живу!

      Ее мысленная тирада  превратилась во что-то мутное, Тео не мог различить ни одного образа. Его затянуло в водоворот вспышек, в которых он едва успел ухватываться за более-менее чёткие картинки. Он видел слепого блондина, грот старой темной пещеры, видел зеленые вспышки и кровь. Колени Джорджии подкосились, она рухнула на пол закрыв лицо руками.

      И я, возможно, знаю разгадку, которая позволяет Волан-де-Морту до сих пор жить. Я знаю это от его собственного двоюродного деда, который когда-то оказался в похожей ситуации с моей. Человек, который был ему дорог, шагнул той дорогой, которой идешь ты, Теодор, Салазар знает уже сколько лет. И я видела последствия попыток Оминиса достучаться до него. Чувства и благодетель Оминиса свели их обоих в могилу. И я не готова оказаться на их месте. Я не хочу… я не хочу мешать тебе, Теодор. Не хочу, потому что ты, скорее всего, просто пропадешь из моей жизни. Но я не смогу. Я больше не смогу без твоего присутствия.

      Ее ладони обняли ее дрожащие плечи, Нортон опустила голову, скрываясь за полотном рыжих прядей. 

      И пошло бы оно все к черту. Я одинока и отчаялась до такой степени, что готова шагать за тобой по костям и трупам. Шагать в самую глубокую бездну, только бы быть рядом.        И пошло бы оно все к черту. Я сломана и выстроена заново тобой, Теодор.        К черту мои обещания, я никогда не славилась тем, что держу свое слово.       Потому что в определенный момент  я  поняла, что внутри меня что-то сломано. И это уже нельзя починить.

      Тео вынырнул из ее сознания в тот момент, когда его сердце кульбитом перевернулось где-то за корсетом ребер. Он отшатнулся, сглатывая подкативший к горлу ком. Джорджия медленно поднялась на ноги и замерла, все ещё не в силах оглянуться. Она глубоко дышала в попытке побороть дрожь в теле, вяло усмехнувшись, Нортон пробормотала:       — Подслушивать невежл…       — Ты любишь меня?       Слова комом встали в горле, мешая вздохнуть. Девушка замерла, опустив пустой взгляд в пол. Она чувствовала его присутствие в своей голове, но, отчего-то, не смогла остановить собственные мысли. В какой-то момент ей стало совершенно наплевать и это подарило Джорджии свободу. Ей осточертели все эти недосказанности и его прикосновения, вынуждающие сжиматься внутренности, а кожу гореть. Ей осточертело то, что она сдерживает то, что рвётся изнутри.        Теодор медленно моргнул, впившись взглядом в ее макушку. Собственного вопроса он не слышал, слова вырвались сами по себе и, к несчастью, сложились в ту последовательность, в которую он хотел. Ее молчание — самый красноречивый ответ, которого Нотт мог ожидать. Предательская ухмылка отразилась на его губах, а сердце продолжало неистово биться внутри, отчего пульс в ушах был почти оглушительным.        — Я думал, что мы решили не влюбляться.       Не мог не съязвить, ведь он тот ещё шутник. Теодор отдал бы все на свете, лишь бы увидеть ее лицо в тот момент, когда его едкий комментарий достиг девичьих ушей. Нортон пошевелилась впервые за минуту и медленно обернулась, все ещё скользя взглядом по щепкам от манекенов, лежащих у ее ног.        А Салазар, как оказалось, был подобен фее-крестной, что исполняла желания лишь одним взмахом руки. Ведь Теодор молил великого Слизерина, чтобы тот не дал ему сорваться. И он позволил Нотту сохранить остатки добросовестности, погребенные под завалами жестокости и цинизма.        Джорджия все ещё молчала не в силах подобрать слов. Она вздрогнула, услышав скрип щепок под ботинками Тео, который медленно направлялся к ней. Она не хотела поднимать взгляда, ее щеки стянуло высохшими слезами и легким румянцем.        Теодор, подойдя ближе, коснулся кончиками пальцев девичьего подбородка, поднимая ее лицо к своему. Ее глаза были слегка красными и все ещё блестели из-за влаги. Джорджия, медленно втянув носом воздух до такой степени, что заболели легкие, мазнула взглядом по его губам. Нотт медленно приблизился, кончиком носа касаясь ее щеки. Он провел аккуратную дорожку к ложбинке над губами Джорджии и, взяв ее лицо в ладони, нежно прильнул к ним.       Поцелуй был мягким, почти невинным, и соленым.  Тео аккуратно, будто боялся, что причинит вред, сминал губы девушки, медленно скользя руками вниз к ее талии. Он прижал ее так близко, словно хотел спрятать в собственном теле от всего, что ждало их впереди. От того, что он сотворит собственными руками уже через три с половиной месяца. И если раньше Теодор думал, что обязательно придумает, как защитить свою бестию, то теперь он был в этом абсолютно уверен. Она, на самом деле, не оставила ему выбора в ту самую ночь в Воющей хижине.       В ушах Джорджии гремел ее собственный пульс, а сердце безудержно билось где-то в  горле. Она скользнула пальчиками к его затылку, зарываясь ими в непослушные кудри. Нортон чувствовала, как тело Теодора напряглось в этот самый момент, а его руки на ее талии сжались сильнее. Он поддался вперед, углубляя поцелуй. Низ живота девушки готов был разорваться на части каждый раз, когда Нотт шумно выдыхал воздух носом, а теплые потоки разбивались о ее лицо.         Их губы будто были созданы друг для друга, а Теодор с первобытным трепетом открыл для себя новое чувство, которое никогда ранее не посещало его при таком контакте с девушками. Ему не составило труда сдержать себя в руках, чтобы не довести их близость до более пикантного продолжения, и эта мысль зудела в его сознании роем пчел. Он не думал о Джорджии как обо всех тех барышнях, которые сами буквально кидались на него. Нортон была чем-то светлым, чем-то трепетным и нежным, чем-то, к чему хотелось относиться с наивысшим уровнем благородства и уважения.        И хоть и назойливое тянущее чувство зародилось в низу его живота уже в тот момент, когда их губы только соприкоснулись, Тео практически не обращал на него никакого внимания, наслаждаясь теми секундами, которые ему могла дарить только она.        —Quid agis ad me?— прошептал он прямо в поцелуй, не прекращая движения губами.       Его голос эхом пронесся по сознанию и осел где-то на подкорке, сохраняя ту хрипоту и чувственность, с которой он пробормотал непонятные Джорджии слова. Сквозь прикрытые веки она уловила изменение освещения и, раскрыв глаза, оглянулась, отрываясь от губ Теодора. Очертания тренировочного зала пропадали, придавая Выручай—Комнате вид небольшой гостиной. Нотт, проследив за ее взглядом, улыбнулся уголком губ и кончиками пальцев повернул ее подбородок. Тео углубил поцелуй, его язык нырял в рот Джорджии, нежно очерчивая ряд зубов и встречаясь с ее языком. В момент, когда они соприкоснулись, Нортон, не выдержав, едва слышно простонала, прижимаясь к Теодору сильнее. Разгромленные манекены вокруг них трансформировались в небольшой диван, низкий столик и пару кресел. В стене вырисовывались очертания камина, пламя в котором моментально озарило темное пространство.        Тени Теодора и Джорджии слились воедино на кремовой стене позади них. Жар захлестнул обоих, дышать становилось тяжелее с каждой секундой. Не отрываясь от губ Нортон, Тео медленно наступал на нее, вынуждая девушку пятиться назад. Со сдавленным вздохом она уткнулась во что-то  позади нее и, подняв взгляд на Нотта, вглядывалась в его расширенные зрачки. Он, прищурившись, провел взглядом по ее припухшим влажным губам и, нежно взяв Джорджию за руку, медленно опустился на диван, увлекая ее за собой. Та слегка распахнула глаза, глубоко вздыхая.       — Тео, я…       Три буквы. Три буквы, которые изменили их настоящее, и неумолимо приблизившие их к тому будущему, от которого девушка так старалась убежать. Всего три буквы, так правильно и легко слетевшие с ее губ, воздвигнули неумолимый обратный отсчет до того момента, когда ей нужно будет вернуться в прошлое. Три буквы, в которых было больше смысла, чем во всей ее жизни до этой секунды.        Будущее нельзя изменить, и все это время они мчались на огромной скорости в ту пропасть, которая ждёт их впереди.        Теодор замер, забыв вздохнуть. Джорджия, забыв вздохнуть, замерла. Он сильнее сжал ее ладонь, вглядываясь в промелькнувшее в ее глазах осознание грядущей неизбежности. И Нотт знал, что его взгляд выражал идентичную эмоцию. Нортон обессилено опустилась на диван рядом с Тео, уперев взгляд в пол. Он глядел на нее не моргая, упиваясь чертами, что были искажены страхом. Он притянул ее к себе, девушка осторожно положила голову на грудь Нотта и прикрыла глаза, вслушиваясь в учащенное сердцебиение. Теодор, вздохнув, уткнулся носом в ее макушку. Пламя в камине больше не навевало уютом, а ощущалось адским жжением где-то в области груди и у Джорджии и у Нотта.       — Все будет хорошо,— едва слышно прошептал он,— я что-нибудь придумаю.       Девушка нервно усмехнулась, невольно прижавшись к его груди ещё ближе.       — Если бы я только выслушала себя в ту ночь,— пробормотала она голосом, пропитанным искренним сожалением,— я бы знала, что делать.        Тео накрутил огненный локон на свой палец и застыл на нем взглядом, ожидая, что получит ожог. ***       — Вы уверены, мисс Грейнджер?— тихо спросил Альбус, склонив голову.       Гермиона, поджав губы, ощутила, как слеза скользит по ее щеке, щекотя.        — Нет,— прошептала она.       Снегг, отделившись от тени в углу кабинета директора, подошел к его столу, шелестя подолом мантии. Он оперся ладонями о поверхность стола и, прищурившись, вгляделся в гриффиндорку.  Поймав на себе его изучающий взгляд, Гермиона изо всех сил попыталась успокоиться, утирая рукавом предательскую влагу, и, расправив плечи, подняла голову, приводя дыхание в норму.       — Вы выдвигаете довольно серьезное обвинение, мисс Грейнджер,— процедил он, растягивая гласные,— вы понимаете, что теперь мы обязаны допросить как мистера Малфоя, так и мисс Нортон? И если вы допустили ошибку в своих выводах — наши подозрения просочатся за стены Хогвартса и могут быть услышаны совершенно не нужными ушами, что ставит под угрозу всю нашу операцию.       — Понимаю,— кивнула Гермиона, борясь с нарастающей паникой внутри.        То, что она собиралась предложить учителям — было из ряда вон выходящим и абсолютно неоправданно рискованным, но в этом случае риск ложился лишь на ее плечи. А Грейнджер ведь всегда была такой: готова пойти на все ради спасения близких. Но как же быть теперь, когда ее близкие не ограничивались лишь одним факультетом, а если смотреть шире, то и вовсе стороной светлых сил? Об этом Гермиона, конечно же, подумает. Но немного позже. Ведь это всего лишь ее домыслы и они, пока ещё, и вправду не совсем обоснованы. Ведь ещё секунда — и она, содрогнувшись, отступит от этой идеи, что была безумнее всех, что когда-либо всплывали в ее голове.       — Именно поэтому,— дрожащим голосом продолжила она, вздохнув,— мы не будем открыто обвинять и допрашивать Драко и Джорджию.        Пальцы взмокли и дрожали, Гермиона вцепилась в ткань школьной юбки.       — Я сделаю все сама,— заявила она,— не ставя под угрозу Орден.       Дамблдор, вскинув брови, медленно обернулся к Северусу в поисках его реакции на услышанное. Тот так и стоял, будто замерев, сверля взглядом дрожащие губы Грейнджер.       — И что же вы предлагаете?— поинтересовался он.       Гермиона вновь вздохнула, пытаясь вернуть разуму ясность. Общие черты плана медленно выстроились в наиболее логическую последовательность и она, сглотнув, распахнула губы, выпуская наружу очередную паутину действий, которые могли бы остановить гипотетическое возрождение Лорда Волан-де-Морта.