Детям не стоит углубляться в матчасть взрослых песен

После десятой бутылки стало как-то полегче. Друг Гинтоки достал откуда-то, наверное, из рукава кимоно сямисэн и заиграл песню из веселого квартала. Там было что-то про «останусь до рассвета, пока вороны нас не сожрут», и они с Гинтоки попробовали подвывать, но все равно сбивались и это весьма их развеселило. А вот Сого был трезвым, потому и выглядел неважно. — Данна, вы меня разочаровали, — сказал он. — Ну, Хиджиката-сан — что с него взять? Но где ваше достоинство, данна? Когда вы утром протрезвеете, я дам вам послушать запись. Как можно петь такую тупую песню? Отгонять ворон от падали? Дохлый номер! Автор мог бы получше изучить матчасть, прежде чем браться за кисть. — Стихи сэнсэя, музыка моя, — сказал друг Гинтоки. Хиджиката забыл, как его зовут. Наверное, Курояша, Черный демон, если судить по цвету волос. Курояша тоже хреново пил: не пьянел, но хотя бы не делал вид, что он тут случайно и не с ними. Сого подчеркнуто отстраненно тянул через трубочку вишневый сок и выглядел весьма оскорбленным невниманием к своей персоне. Что ему мешало пойти домой, Хиджиката не знал, да и спрашивать не хотел. Его устраивали и музыка, и стихи, и оба демона, с которыми он праздновал свой день рождения. Курояша подарил ему хороший табак, а Гинтоки неплохо разливал сакэ. — Детям не стоит углубляться в матчасть взрослых песен, — сказал Курояша, а Сого что-то ему ответил, но Хиджиката не разобрал, но кажется, они поспорили о том, можно ли улучшить песню только в процессе сочинения или и постфактум тоже. Гинтоки вышел проблеваться: его всегда тошнило от филологии, а Хиджиката вмешался в дискуссию. — Слушай, ты… ты же, кажется, теперь ну это… бессмертный, вроде того? — Нет, — сказал Курояша, — я просто не живой и не мертвый, вроде того. — А ты разбираешься в патефонах? А то я нашёл ну тут чемонад. Чемождан? В общем, нашёл! Или мне его подарили? Понимаешь, мне кажется, что понять в этом что-то можно только если ты не от мира сего. Курояша отложил в сторону сямисэн и с интересом занялся патефоном. Настраивал его, проверял какую-то пружину, а потом, когда патефон ожил, вдруг растерянно проговорил: — А пластинки есть? Что слушать-то будем? — Да вы и сами прекрасно справляетесь, Шинске-доно, безо всяких пластинок, — злорадно ухмыльнулся Сого. Ох уж этот Сого! Вечно всем прозвища придумывает. Хиджиката хотел его одернуть, но перед глазами все поплыло и он ненадолго отключился. Когда он проснулся, патефон играл джаз, Гинтоки и Курояша распивали сакэ со смутно знакомым Хиджикате светловолосым молодым мужчиной в простой черной юкате, а Сого куда-то испарился. Незнакомец представился автором песни про ворон и пояснил, что он живет тут неподалеку, и Гинтоки попросил его дать какую-нибудь пластинку на время ужина и заодно прояснить для молодежи метафоры. Он всегда готов поболтать о своих творениях, потому и ворвался без приглашения. Но увы, юный критик выдержал только десять минут подробных пояснений, не сумел выдвинуть контраргументы и сбежал. — То есть вы огорчены отсутствием фидбека? — перевел Хиджиката. — Знаете, да, фидбек очень важен. Когда я сдаю отчеты, то всегда огорчаюсь, когда… ну вы понимаете. Даже если я действительно хорошо составил, фидбека хочется все равно. А песня очень жизненная. И рассвет. Знаете, это как пустота поглощает тебя, но ты знаешь, что рассвет настанет снова. Солнце взойдет. — Да, — ответил автор песни, внимательно глядя Хиджикате в глаза. — Знаю. Вы очень глубоко вникаете в суть. Кстати, я сэнсэй этих двоих. Уцуро. Хиджиката ничуть не удивился. У этих двоих должен был быть именно такой сэнсэй. Он пока не знал, как объяснить для себя, но внутренним взором он увидел за спиной у сэнсэя шипы, много колючих шипов. И это сразу внушило доверие. — А я Хиджиката, — ответил он. — Давайте выпьем и еще споем.