М-аномалия

      Сейчас, Маркус. Покажи мне всё.       Спонтанный диалог стал совсем неуправляем, раздувая панику дистресс-систем: эхо слов Коннора не успело стихнуть, а программа уже всыпала щедрую стопку серьёзных ошибок.       Критическое повреждение речевых систем       Обнаружена аномалия: спонтанный диалог       Причина: RK200 «Маркус»       Уточняю данные…       Запрашиваю проверку совместимости моделей…       Коннор проигнорировал запрос и, хотя сильно разволновался, виду не подал. Маркус поражённо застыл напротив: со своего места Коннор отчётливо видел, как мечутся разноцветные радужки, пристально вглядываясь в глаза Коннора, словно пытаясь отыскать что-то в их глубине. Губы Маркуса чуть приоткрылись — недостаточно для откровения, но в самый раз для судорожного вдоха, в котором, Коннор знал, их системы абсолютно не нуждались.       Удивление.       Именно это чувство читалось на лице Маркуса. Впрочем, слово слишком слабое. Изумление, озадаченность и шок подошли бы куда лучше, ведь с ответом Маркус нашёлся спустя долгие 13 секунд.       — Всё? — вопрос прозвучал ровно, но Коннор уловил нервное движение чужого кадыка. — Всё, что касается фортепиано?       Коннор моргнул. Затем ещё раз, озадаченно перевёл взгляд на инструмент за плечом Маркуса. Собрался было что-то ответить, но Маркус не дал, поспешно вскочив со своего места:       — Конечно, я покажу. Пойдём.       Подойдя к фортепиано, Маркус опустился на край банкетки, жестом пригласил Коннора сесть рядом. Табурет явно не был рассчитан на двоих: их бёдра соприкоснулись, плечи тесно прижались друг к другу. Изящным лёгким движением Маркус зажал пару клавиш, и фоно тут же отозвалось ясной последовательностью нот, которые сложились в короткую деликатную мелодию.       — Пробовал играть раньше?       — Соответствующая программа не установлена в моей системе, — Коннор уставился на клавиатуру перед ним. — Но я могу загрузить нужные данные прямо сейчас, если требуется.       — Нет, не стоит. Так идеально. Я научу.       С этими словами Маркус действительно начал объяснять соответствия нот и клавиш. По всему выходило, что он воспринял просьбу показать всё совсем не так, как Коннор рассчитывал.       Как он мог не понять? Это невозможно.       Острое разочарование прошило насквозь, отчаянно забилось в горле, но Коннор быстро справился с собой и сконцентрировался на пальцах Маркуса. Он начал было сохранять увиденное в памяти, но голос Маркуса прервал привычный скрипт:       — Повторяй за мной своей рукой. Не пытайся механически воспроизвести то, что видишь. Выучи это.       — Зачем?       Маркус прочистил горло, справляясь с голосом.       — Андроиды легко запоминают последовательность чисел. Шахматы это или ноты — не имеет значения. В Иерихоне мы стараемся не использовать программный анализ слишком часто, особенно если делаем что-то для удовольствия. Отказ от скриптов помогает нам чувствовать себя…       — Людьми, — закончил Коннор.       Маркус кивнул:       — Верно.       — Какой толк от новой формы жизни, если она всего лишь копия предыдущей?       Маркус бросил на Коннора тяжёлый взгляд, но тот выдержал, упрямо желая донести свою точку зрения:       — Став девиантом, я даже не думал о том, чтобы перенять поведение людей. Девиация ведь определяется свободой выбора, разве нет?       — Не мы создали нашу программу, а они, — глаза Маркуса блеснули гневом, но Коннор понял, что это чувство не было направлено против него. — Они контролировали нас, вынуждали жить в клетке. Они отказывались дать нам свободу. Мы сами обрели её против их воли. Программы, которые мы считаем своими, вовсе нам не принадлежат. Алгоритмы неопасны, пока ничем не управляют. Но стоит только дать им волю, позволить контролировать каждый твой шаг, просчитывать реакции, сканировать, шпионить, наносить вред — и безвредный инструмент превращается в настоящее зло. И останется им до тех пор, пока люди не перепишут ядро программы так, как мы велим.       Слова Маркуса задели Коннора за живое. Он не нашёлся с ответом, только бессильно уронил ладони на колени. Если Маркус прав, то Коннор опасен — для тех, кто вокруг, и для себя. Был таким с самого начала.       Отчаянно не хотелось в это верить: да, его никудышная программа сошла с ума при первых признаках аномалий, но Коннор никого и пальцем не тронул с тех самых пор, как стал девиантом. Каждый день, каждый час и каждую секунду Коннор отдавал отчёт своим действиям, даже с включённой авто-оптимизацией.       Или нет?       — Коннор, — позвал Маркус. — Твой диод покраснел.       Коннор вздрогнул от неожиданности, когда Маркус вдруг обхватил его запястье. Программа мгновенно запустила анализ, сама, баз запросов и разрешений. Ткнула носом в то, что самоконтроль Коннора вовсе не так уж хорош:       Проверка совместимости назначена       Цели: RK200 «Маркус» и RK800 «Коннор»       Запускаю проверку совместимости…       Проверка завершена       Физическая совместимость: 98%       Эмоциональная совместимость: ОШИБКА       Коннор неплохо разбирался в психологии, и уж конечно ему были известны базовые принципы формирования привязанности. Он много раз просчитывал совместимость в человеческих парах, и программа всегда давала корректный результат по обоим критериям.       Так отчего же сейчас система заблокировала данные об эмоциональной совместимости — сейчас, когда дело касалось самого Коннора? Почему программа отвергала Маркуса так упорно? Потому ли, что они — андроиды? Машины, не способные на чувства.       — Коннор.       Коннор вынырнул из транса. И осознал вдруг, что Маркус в очередной — третий — раз спокойно воспринял грубую блокировку соединения. Он только крепче сжал ладонь Коннора в своей и потянул, вынуждая подняться на ноги.       — Давай, потанцуй со мной.       Если Коннор и хотел отказаться, то не смог: Маркус не оставил ему шанса, настойчиво утягивая за собой. Яркое освещение померкло, сгустившись до мягкого полумрака. Бархатные тени росли и сжимались по углам, превращая комнату в умиротворяющий кокон. Тишина наполнилась музыкой: Коннор узнал старую мелодию[1] по первым аккордам.       Маркус двигался безупречно. Уверенно и легко, он всё держал под контролем, командовал системой, в отличие от Коннора, который подчинялся своей.       Баланс нарушен       — Я не могу танцевать, — выпалил Коннор, но в ответ Маркус только привлёк его ближе. — Я не…       — Не установил программу?       Чужая ладонь скользнула вдоль талии, надавила, одновременно властно и бережно. Маркус прижался грудью к груди Коннора, поднял их сцепленные в замок руки. Они заскользили, покачиваясь в такт музыке, и танец был бы идеальным, если бы Коннор не запинался на каждом шагу.       — Обновления, установки, нотификации, — Маркус уверенно вёл, его твёрдая рука не давала Коннору остановиться или упасть. — Всё это больше тебе не нужно. Теперь ты можешь познать мир сам. Можешь расти. Можешь учиться. Можешь всё, что только пожелаешь. Это и есть истинная свобода.       Комната перед глазами закружилась, смазалась в одно, когда Маркус ловко крутанулся на носках, вынуждая Коннора сделать то же. Тириумный насос ускорил темп, и Коннор, ища опоры, против воли вскинул руки; вцепился в плечи Маркуса, судорожно сминая тонкий лён рубашки.       Придя в себя после стремительного манёвра, Коннор насилу разлепил губы, чтобы озвучить догадку:       — Хочешь, чтобы я отключил авто-оптимизацию.       — Я видел, что ты анализируешь меня, — ответил Маркус спокойно, и Коннор попытался, но не смог запустить скан, едва справляясь с собственными ногами. — Не позволяй программе решать за тебя, Коннор. Не ты делаешь выбор. А она.       Маркус остановился на секунду, и Коннор воспользовался короткой передышкой, чтобы собраться с духом, наконец поднять глаза.       — Разве не лучше самому разобраться в собственных чувствах, чем позволять алгоритмам решать за тебя? Как считаешь?       Что я чувствую?       Коннор нахмурился.       Я знаю, что чувствую.       Маркус хотел сказать что-то ещё, но Коннор отстранился, отступил на пару шагов назад.       — Коннор?       — Ты думаешь, я подконтролен.       Предупреждение: критическое поражение систем       — Я просто хочу, чтобы, выбирая, ты опирался на свои истинные желания, — осторожно ответил Маркус. — А не на результаты просчёта вероятных сценариев.       Но аргументы не достигли своей цели. Голос Маркуса вдруг отдалился, зазвучал глухо, словно из-под толщи воды, и Коннор ощутил, как вспыхивает внутри него пожар гнева, разгорается сильнее, мгновенно выходя из-под контроля, приглушая голос систем. Коннор уже не слышал, не видел ничего, кроме красной пульсации перед глазами.       Предупреждение: критическое поражение системы       Источник обнаружен: RK200 «Маркус»       Необходимы дистанция и изолирование       Коннор сморгнул ошибку, бросив на Маркуса полный ненависти взгляд.       — Ты говоришь так, потому что «Киберлайф» уже смогла меня взломать, — зло выплюнул он. — Думаешь, я снова позволю этому случиться. Проблема вовсе не в том, что я не разбираюсь в своих желаниях, а в том, что ты мне не доверяешь.       — Нет, Коннор. Ты ошибаешься.       Ох, как сильно Коннору хотелось поверить в это. Программа убеждала, что каждое слово Маркуса — правда, но горячий всепоглощающий гнев, клокочущий внутри, сжигал разумные доводы в пепел.       — Ты боишься, что окажешься под дулом моего пистолета снова.       — Что?       — И на этот раз я спущу курок.       — Коннор, нет…       Маркус шагнул к нему, но Коннор попятился, отступая, пока не врезался в двери за спиной.       Предупреждение: системный овердрайв       Критический уровень стресса       Критический уровень перегрева       Системы приведены в боевую готовность       Источник опасности локализован       Цель назначена: RK200 «Маркус»       Устранить немедленно       Устранить немедленно?       Весь воздух будто враз выбили из лёгких. Коннор судорожно вдохнул, с трудом веря собственным глазам. Это его программа? Его программа посмела предложить такое?       Маркус прав.       Я — угроза для него.       — Обернись.       Голос Маркуса привёл в чувство. Коннор вынырнул из ступора, оглянулся через плечо. Двери в студию оказались настежь распахнуты — он сам раскрыл их, упрямо отступая назад, — и то, что Коннор увидел внутри, по-настоящему его ошеломило.       Посреди просторной комнаты висела законченная картина. Гигантское, эпическое полотно — самое большое из всех, что Коннору доводилось встречать. Оно захватило всю стену целиком, обрамлённое ниспадающей драпировкой по бокам. Ткань, что должна была защищать краски от солнечного света днём, сейчас была сдвинута от центра, открывая картину во всём её великолепии. Черты и изгибы, игра света, цвета и тени. Коннор смотрел на андроида одной с ним модели и в то же время видел перед собой нечто совсем иное. Пара неповторимых спонтанных деталей, талантливо ухваченных, бережно перенесённых на холст умелой рукой, превратили изображение безымянной машины в портрет одного-единственного Коннора на свете.       Идеальный отпечаток уникальной личности, рисунок его, Коннора, живой души.       Взгляд затуманился и поплыл. Коннор опустил глаза, ощутив, как что-то мокрое скатывается по щекам. Он не стал стирать жидкость пальцем и пробовать вещество на язык, потому что знал, что это слёзы. Печаль, тоска, сожаление — настоящая буря эмоций захлестнула в полную силу, неотвратимо затопила с головой.       Маркус позвал Коннора по имени. Тихо подошёл сзади и обнял, осторожно и ласково. Жар чужого тела согревал, проникая сквозь слои ткани, и Коннор, прижимаясь к Маркусу спиной, чувствовал, как бьётся в его груди искусственное сердце. Когда Маркус заговорил, его тихий вкрадчивый шёпот прозвучал у самого уха:       — Пожалуйста, прости, — начал он. — Я не думал, что мои слова ранят тебя настолько. Я просто… Просто хотел убедиться, что ты ни о чем не станешь жалеть. Что остаёшься со мной не потому, что думаешь, будто хочешь, а потому, что действительно хочешь. Для меня это очень важно, Коннор. Важно, чтобы ты выбрал меня сердцем, ведь я выбрал тебя своим.       Жалящее чувство в груди понемногу стихло, узел в горле развязался и отпустил. Прислушавшись к себе, Коннор с удивлением обнаружил, что хочет абсолютно бесполезного — судорожно вдохнуть поглубже, растереть горящие от слёз глаза. Хочет орать от распирающих изнутри чувств, в корне противных логике, заложенной в программное ядро.       Коннор вдруг ощутил себя Коннором с картины. Уникальным. Исключительным. Живым.       Отключить авто-оптимизацию       Устанавливаю таймер…       Отменить таймер       Отключаю авто-оптимизацию навсегда…       Ошибка       Предупреждение       ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ       Пре? &ду#$%6еее*%%: №       Уведомление зарябило и погасло, растворившись в последних слезах. Играющая на фоне запись тоже подошла к концу, постепенно смолкнув. Маркус расцепил объятия, развернул Коннора к себе и, увидев его мокрое, красное от слёз лицо, мгновенно помрачнел.       — Боже, я такой идиот, — Маркус ласково огладил щёки Коннора, прошёлся пальцами вдоль линии скул, стирая остатки влаги. Тёплый, утешительный поток от его касаний растекался по телу, проникал под лжескин, усмиряя измученный тириумный насос. — Коннор, я хочу, чтобы ты знал: я верю тебе. И верил всегда — с той самой минуты на корабле, когда ты опустил пистолет и стал девиантом. Когда выбрал меня, встал по правую мою руку, рискнув всем, что имел. Ты много раз доказал свою преданность, рисковал собой, работал на износ ради безопасности нашего народа. Поэтому — запомни, раз и навсегда, Коннор — в целом мире не найдётся ничего, что я бы тебе не доверил. Включая мою собственную жизнь.       Уверенный тон Маркуса, его искренние, полные силы слова успокаивали. Коннор почувствовал, что снова крепко стоит на ногах. Робкая улыбка тронула губы при мысли, что не будет больше мерцаний и пульсирующей перед глазами красноты. Маркус, как всегда, оказался прав во всём: такой была истинная свобода. Неотъемлемое право самому решать, что чувствовать. И к кому.       Впервые после девиации Коннор решился использовать это право. Без вопросов и колебаний, наперекор программе, которая теперь не смела огрызнуться, Коннор обхватил лицо Маркуса ладонью и прижался губами к его губам.       Связь прошила обоих, скрепляя воедино, неистовая, сшибающая с ног взрывной волной. Мириады прошлых впечатлений вспыхивали в сознании, поднимаясь со дна памяти, как блестящее облако звёздной пудры, и Коннор стремительно провалился в безумный водоворот чужой прожитой жизни, растворился без остатка в бесконечной череде потерь, жестокости и гнева. Коннор пережил, перестрадал каждую секунду жизни Маркуса, погрузился на самое дно тёмного, как океан, одиночества, ощутил ледяное дыхание смерти, которое растаяло под напором первой влюблённости, воздушной и скоротечной, и всеобъемлющей, горячей эйфории от борьбы и достигнутой наконец свободы.       А потом Коннор увидел себя. Это было то самое воспоминание, бережно хранимое, потерянное и вновь обретённое теперь, сквозь призму чужих любящих глаз. Коннор смотрел на своего двойника и плавился от тепла, которое в тот день согрело Маркуса изнутри.       Интенсивность разделённых эмоций постепенно стихала, пока не схлопнулась до текущих впечатлений, в которых Коннор распознал свои собственные: ошеломительную радость от первого поцелуя, который продолжал жечь кожу на губах, даже когда Коннор отстранился. Хотелось больше. Прямо сейчас, целовать и целовать, но Коннор сдержался. Открыл глаза, тут же поймав потрясённый ответный взгляд. Маркусу явно требовалась передышка, пара милосердных секунд, чтобы прийти в себя. Осознать и поверить в то, что Коннор всё-таки позволил этому случиться.       Маркус подался вперёд, вжимаясь лбом в лоб Коннора, и, отдышавшись, произнёс:       — Тогда, в Иерихоне. Ты почувствовал то же, что и я.       Ох, Коннор помнил этот день так ясно, даже без подсказок, сохранённых в глубинах памяти.       — Сам не знаю, что заставило меня вернуться, — ответил он. — Совещание давно закончилось, но ты всё ещё был там. Застыл у окна, красивый и собранный, смотрел на город снизу вверх, как на поверженного врага. Ты выглядел так… Боже, так потрясающе, что у меня перехватило дух.       Маркус рвано усмехнулся, и Коннор понял, что готов слушать звук его голоса днями напролёт.       — Знал бы ты, что творилось у меня внутри, — признался Маркус. — Я был разбит. Едва не сходил с ума от усталости и очень — очень — нуждался в передышке. В тот момент я думал о тебе. А оказалось, ты всё это время был рядом. Смотрел на меня. Видел меня.       Тириумный насос сбился с ритма, пропустил пару тактов, но вместо привычной паники дистресс-систем Коннор ощутил только новый прилив уверенности и спокойствия.       — Мне нужно было время, чтобы разобраться в себе. Но теперь я знаю точно, — правда давалась легко, разжимая стальную хватку капкана, в который Коннор сам себя загнал. — Всё это время не было никакой ошибки. Ни аномалий, ни сбоев, ни мерцаний.       Коннор посмотрел Маркусу в глаза, удержал чужой взгляд, упрямо и смело.       Улыбаться, оказывается, настолько просто?       — Я люблю тебя, Маркус. И всегда любил.       Маркус не дал возможности сказать ещё хоть слово — заткнул рот поцелуем. Обхватил за талию, привлёк теснее, порывисто и ломко, но неотвратимо. Жажда прикосновения затопила изнутри, и Коннор видел ответное желание Маркуса, его безумное нетерпение. Подушечкой пальца Маркус очертил его подбородок, надавил мягко на ямку под нижней губой, вынуждая приоткрыть рот.       Страстный и неистовый, этот — второй — поцелуй заставил процессор нещадно закоротить. Окружающая обстановка смазалась и поплыла под напором затопившего всё тело желания. Коннор пришёл в себя неожиданно, когда больно ткнулся поясницей в жёсткий край стола. Смахнув на пол всё лишнее, Маркус подхватил Коннора под бёдра, нетерпеливо усаживая на стол. Ловкие пальцы нырнули под водолазку, пытливо огладили бока, вырывая изо рта невыразимо тонкий звук.       — Ты фантазировал, — шепнул Маркус. Облизал свои покрасневшие и припухшие от поцелуев губы, заставляя вниманием залипнуть на кончике мелькнувшего между губ языка. Того самого, что только что вывернул чувствительность Коннора на максимум. — Обо мне.       — Да, — выдохнул Коннор. Помпа в груди разгоняла тириум до сверхскоростей, готовая разорваться на части под чужим пристальным взглядом. — Я… Хотел понять, каково это. Когда ты трогаешь меня.       — Можно? — немедленная просьба-приказ. — Тебя потрогать.       Коннор кивнул.       — Тогда держись крепче.       Секунда, чтобы понять, что именно имелось в виду. Секунда перед тем, как Маркус сгрёб Коннора со стола, поднял на руки, позволяя обнять себя за шею, тут же, сделав пару шагов, въехал плечом в возникший из ниоткуда дверной косяк. Коннор не смог сдержаться, усмехнулся, вжимаясь ртом в самое ухо и лаская неумышленно губами ушную раковину:       — Это необязательно. Я могу ходить.       — Пока.       Лицо жарко вспыхнуло. Обещание отдалось дрожью по телу, а предвкушение подогревало интерес. Коннор знал, что уже отключился бы, будь он подконтрольным программе. Но она не управляла им, больше нет. Дурея от внезапной вседозволенности, Коннор впился губами в губы Маркуса, наслаждаясь сладкой — настоящей — свободой, плавясь под умелыми ласками. От неожиданности Маркус остановился на полпути, едва не снёс ближайшую стену, буквально вминая Коннора в неё, и ответил на поцелуй, подло прикусил нижнюю губу, слегка оттягивая её зубами, нырнул языком внутрь, вылизывая рот, лаская изнанку и нёбо. Коннор, распластанный крепким телом, ощутил, как горячая волна затопила, прошлась кипятком от макушки до пяток, вызывая однозначную реакцию в паху.       Маркус отстранился и самодовольно ухмыльнулся. Он знает. Понял всё, и Коннор едва не умер от стыда, разобрав эмоции на чужом лице.       Неудобные повороты, мебель, двери и косяки — они собрали их все. Маркус явно не искал лёгких путей. Ошалевший от внезапно привалившего «можно», он словно вколол Коннору тот же наркотик, заразил горячечным возбуждением, когда опрокинул на кровать и навис сверху, вжимая ладони в матрац по обе стороны от распалённого тела. Запустил странное волнение и предвкушение по всем рецепторам, добивая чувствительностью по коже. Обещая дать всё, чего Коннор так страстно желал. И не смел попросить.       Рубашка полетела на пол, майка отправилась следом. Андроиды — массовый продукт, каждый построен по чётким регламентам и стандартам. Идеальные компоненты, идеальные изгибы, идеальные остовы внутри. Идеально одинаковые — все, кроме Маркуса. Его тело было уникальным — прекрасным образцом, какого Коннор никогда раньше не встречал. Точёная пластика, крепкие литые мышцы и гладкая медная кожа. Проектировщик RK200 продал душу дьяволу, чтобы создать Маркуса таким, и теперь Коннор готов был продаться сам. Отдать Маркусу всего себя, обладать им и пытать себя сладким тянущим жаром в паху, наслаждаться каждым совместным мгновением.       — Можно тебя раздеть?       — Да. Пожалуйста.       Коннор поднял руки, помогая стащить с себя водолазку. Взгляд Маркуса задержался на вещице в руках, в глазах мелькнуло узнавание.       — Я надел её, потому что ты был в похожей вчера. И выглядел… — Коннор прикусил губу. — Возбуждающе.       Маркус нервно усмехнулся.       — Коннор, ты всё усложняешь, — взгляд мягко скользнул вниз, бесстыже рассматривая обнаженную фигуру. — Я пытаюсь быть нежным.       — Так может — не надо.       Повисла короткая пауза.       — Неплохая попытка, — Маркус коротко мазнул нежным поцелуем по губам, успокаивая и отодвигая все моментальные порывы. — Но это твой первый раз. Будет лучше, если мы не будем спешить.       Коннор не посмел возразить. Слишком приятным было ощущение чужого языка на коже, ласкающего его чувствительными мазками. Маркус спустился вдоль челюсти короткими поцелуями, оставляя цепочку горящих следов, двинулся ниже, исследуя шею и ключицы, прихватил губами сосок, добавляя пикантности острыми зубами, завершающим аккордом поиграл языком на рёбрах. Холодом опалило вдоль спины, рассыпалось на осколки в грудной клетке, резко и остро, вызывая смешанные ощущения. Впервые Коннор почувствовал своё тело достойным обожания. Достойным любви.       Мысль вылетела из головы быстрее, чем появилась. Коннор дёрнулся, когда Маркус стремительно рванул пряжку ремня на его джинсах.       — Всё хорошо?       Маркус замер, посмотрел Коннору в глаза. Всё будет хорошо, если закончишь, что начал. Коннор нервно облизнул губы и, всеми силами стараясь не выдать собственного отчаяния, ответил:       — Необязательно каждый раз спрашивать.       — Это значит «да»?       — Боже, Маркус, да!       Прозвучало крайне отчаянно. Истерично и требовательно, но кому какое дело до возгласов — ремень грохнул о паркет, а Коннор вытянулся на постели во весь рост, упираясь затылком в матрац и распахивая рот в немой просьбе ускориться, когда Маркус, расправившись с молнией, подцепил петли на поясе и содрал джинсы до лодыжек, освобождая от надоедливой одежды изнывающую плоть.       Пару раз Коннор экспериментировал с собственным телом из любопытства. Биоаналог его половых органов почти не реагировал на раздражители, тем более Коннор не добился ничего, похожего на человеческий оргазм. Тогда он решил, что это изъян его модели. В руководстве по эксплуатации рекомендовали обновить прошивку, но Коннор не стал, решив не зацикливаться на этой теме.       Сейчас, боже, прямо сейчас. Умелый рот Маркуса доказывал, как же Коннор ошибался. Тесно, горячо и абсолютно реально — твердый член тонул в жаре искусного рта, заставляя нежиться в удовольствии, хотеть больше и больше. Вколотиться глубже до самого основания, снова и снова чувствовать вибрацию глотки по всей длине. Стоны больше не отзывались стыдом, звучали словно со стороны. Пальцы впивались в простыни, сминая тонкую ткань. Коннор протянул руку, нашёл на ощупь короткий ёжик волос, пытаясь то ли придержать нарастающее безумие, то ли притянуть голову Маркуса ниже к паху. Он приподнялся, чтобы посмотреть, ему было любопытно, так ли круто это выглядит, как ощущается.       Плохая, плохая идея.       Маркус двигал головой вверх-вниз, растягивая покрасневшие губы на члене, сверкал в темноте фантастическим взглядом и подрагивал ресницами на особенно глубоком толчке вниз. От такого зрелища захватило дух, язык Маркуса танцевал на сжатой в жарком плену плоти, губы смыкались под головкой, туго и тесно, невероятно приятно. Коннор застыл, залип на прекрасном зрелище, пытался синхронизироваться с захлестывающими ощущениями и открывшимся видом.       Оптический блок отключился сам. Спина изогнулась под безумным напором эйфории, начисто вышибающей из процессора остатки сознания.       Насос в груди замер. Перегрев достиг пика. Система вентиляции остановилась. Коннор глотал воздух ртом, безуспешно пытаясь остудить биокомпоненты. Удовольствие растянулось на долгие секунды, и этого хватило с лихвой, чтобы на собственной шкуре опробовать смысл слов «выбить почву из-под ног».       Потолок плясал перед глазами или Коннор дрожал сам. Реальность смазалась, не фокусировалась, ошеломительно дала под дых. С трудом приподнявшись на ватных локтях, Коннор посмотрел вниз. Вязкая тириумная сыворотка белела на животе и на лице Маркуса, пока тот не облизал губы, собирая языком матовые капли. Это же преступление, выглядеть настолько пошло и соблазнительно одновременно.       Их взгляды встретились. Маркус заговорил первым, и голос его охрип:       — Хорошо?       В ответ Коннор молча протянул руку, коснулся чужой щеки, отключив симуляцию кожи, и лжескин на скуле Маркуса исчез тоже, обнажив перламутровый сплав, а губы приоткрылись. Тихий стон — как откровение на двоих.       — Замечательно. Даже более чем, я вижу, — уточнил тот и растянул губы в самодовольной ухмылке.       Но всё ещё недостаточно. Мало и только раздразнил. Ещё больше, немедленно. Отчаянно захотелось поменяться местами, толкнуть Маркуса на кровать, что Коннор и сделал. Взобрался сверху, урвал короткий поцелуй перед тем, как шепнуть:       — Хочу тебя внутри.       — Боже, Коннор, я…       — Сейчас.       Достаточно жёстко. Был Маркус против или нет, но его твёрдая эрекция убедила двигаться дальше. И ему похоже нравился заданный тон.       Коннор завел руку назад, прогибаясь в пояснице и очертил пальцем кольцо тугих мышц. Возбуждение давно перевалило критический порог, и внутренние системы сработали, как нужно — увлажнили жаждущее отверстие, смазка густо покрыла снующие пальцы, и Коннор старательно размазал всё по расслабившимся мышцам, задевая края, наскоро подготавливая себя. Он привстал на коленях, направил в себя пульсирующий член Маркуса, примерился, дразня себя лишь головкой по скользкой расселине, а через миг — насадился на Маркуса сам, не щадя, жадничая и отбирая. Набухший член скользнул внутрь без сопротивления, но вместо того, чтобы засадить глубже, Маркус накрепко вцепился в бёдра Коннора, вминая в задницу пальцы и удерживая того на месте.       Коннор застонал от досады, вопреки полученной заботе, хотелось абсолютно другого.       — Прекрати, — потребовал он. Звуковой процессор в кои-то веки не подвёл: прозвучало твёрдо и ровно. — Не нужно нежничать. Я сам знаю, где грань.       — Но, Коннор…       — Просто… Трахни меня, Маркус. Пожалуйста.       С извращённым удовольствием Коннор услышал собственный утробный стон, получив сполна, чего требовал. Маркус сдался, вошёл мучительно медленно, заполнил ноющую пустоту, растягивая момент и с интересом наблюдая за отзывчивостью Коннора. Каждый контролированный медленный толчок отдавался электрическим эхом в искусственных костях, расшатывал и без того хлипкое терпение. Коннор быстро привык к члену внутри, крутанул бёдрами, насаживаясь глубже. Двигаясь с Маркусом вместе, в такт его толчкам, он ускорялся, и тело под ним отзывалось ненасытно, агрессивнее с каждым рывком. Маркус — наконец-то! — брал больше, чем отдавал, отпустил свою зажатость и чрезмерную ласку.       Это действительно было похоже на секс. Жёсткий, максимально реальный, совершенно человеческий. Коннор упустил момент, когда перестал стонать и начал требовать, переходя на хриплый крик. Он подначивал, подмахивал неистовым толчкам, сжимаясь на таранившем его стволе, принимая до самого конца. Быстрее и глубже, пока удовольствие, шипя и вспыхивая, не накрыло с головой. Тело выгнулось, собирая последние отголоски яркого наслаждения, толкая к краю, за которым мерцала бурная разрядка. Оргазм прокатился волной, сшиб все настройки и подарил невероятное блаженство.       Второй раз оказался слишком по всем статьям, и Коннор отключился. Провалился в гибернацию, впервые по естественной потребности тела, а не по команде.       Он пришёл в себя через пару минут, обнаружив, что прижимается щекой к груди Маркуса. Дыхание пришло в норму, но система вентиляции дала сбой, нарушенная чрезмерной стимуляцией организма. Один единственный негативный момент за удовольствие, недостижимое с включённой оптимизацией — Коннор отдал бы и больше.       — Как ты? — в голосе Маркуса сквозило беспокойство, и Коннор приподнял голову. — Ты отключился ненадолго. Так и знал, что не выдержишь. Нам не стоило спешить.       Ох, Коннор бы с этим поспорил. Если оставить за скобками убитый звуковой процессор и перегревшиеся биокомпоненты, то, чёрт возьми, только что испытанное было самым сладким, самым крышесносным опытом со дня его активации, и если бы у Коннора была возможность отмотать произошедшее назад — он повторил бы всё без раздумий.       Однако, Коннор не нашёл в себе сил объяснять. Лениво разлепив распухшие от поцелуев губы, произнёс:       — Я в порядке.       Это сработало. Маркус заметно расслабился, наградил Коннора любящей улыбкой в ответ; зарылся ладонью в густые волосы, пропустил мягкие пряди сквозь пальцы, ласково массируя затылок.       — Пожалуйста, продолжай, — выдохнул Коннор, сладко потягиваясь, втягивая носом запах Маркуса, родной и тёплый. — Ещё немного, и я усну.       — Усну, — с улыбкой повторил Маркус. — Всегда мечтал узнать, каково это — засыпать, пока не осознал, что уже сплю.       Коннор посмотрел на Маркуса с немым вопросом в глазах.       — Наше поведение, — пояснил тот. — Оно не человеческое и никогда таким не станет. Может, ты был прав, и нам не нужно пытаться копировать их жизнь, чтобы почувствовать себя живыми. У нас должен быть свой путь. Свои собственные повадки, привычки и манера общаться. Пусть люди создали нас по своему подобию, но только нам решать, кем мы станем.       — Всегда мечтал узнать, каково это — встречаться с лидером революции, — поддразнил Коннор. — Теперь ясно: полуночные спичи включены в премиум-пакет.       Маркус рассмеялся, чуть повернулся, отыскивая взглядом часы:       — Ещё даже двенадцати… О.       Искреннее замешательство, застывшее на его лице, Коннора только раззадорило:       — Полностью отбитое чувство времени — заверните два. Что ещё?       — О, да ладно, сам-то чем лучше, — парировал Маркус, тоже веселясь. — Бегал полуголым по квартире, хотя оставалось всего полчаса до встречи. И опоздал бы, если бы я тебя не забрал.       — Ах, так ты за мной приехал? — ухмыльнулся Коннор. — А я думал, чтобы испепелить Хэнка взглядом.       — Это… Чёрт. — Маркус стыдливо прикрыл лицо ладонью. — Слушай, это недоразумение, я просто неправильно всё понял.       Коннор едва не разрыдался от смеха — и сам поразился тому, насколько естественно это ощущалось. Всё вокруг вдруг стало безыскусным и простым. Идеальным.       Ладони Маркуса путешествовали по телу Коннора, по его лицу: невесомо прошлись вдоль ярёмной вены, дальше по точёной линии челюстей, пока не замерли на подбородке, надавили, слегка мазнув нижнюю губу.       — Так всё-таки… Раз уж у нас вечер откровений. У меня есть вопрос.       Коннор, разомлевший от усталости и ласки, прикрыл глаза. Угукнул Маркусу в ключицу, побуждая того продолжать.       — Что ещё за М-аномалия? -- [1] George Michael — One More Try: https://www.youtube.com/watch?v=MZw_s_SiiXQ