Ангельская кровь

      Очередной выходной день в Сан-Франциско начинается с мягкого светлого утра, когда город уже вовсю наполняется суетой и жизнью. Кафе и магазины открывают свои двери, люди активно перемещаются по делам, создавая ритмичный шум. Автобусы и такси проезжают мимо, а солнечные лучи проникают сквозь здания, освещая городскую ткань. Оттуда, снизу, из оживлённой части города идут запахи свежей выпечки и кофе. В одном из фешенебельных отелей, высоко, на одном из этажей, Тэхён сидит на балконе своего номера с чашкой горячего кофе в руке. Он медленно делает неторопливые глотки, наслаждаясь ароматом и вкусом кофейных зёрен, но его мысли находятся отнюдь не здесь, не на балконе, не в чашке кофе. Вчерашний разговор с Юнин, который неожиданно и странно оборвался, не даёт ему покоя даже спустя ночь. Он то и дело возвращается к моменту, когда она резко изменилась в голосе, и размышляет о том, что могло пойти не так и как он может исправить ситуацию.       А что же касается Юнджи, так Тэхён ничего не помнит. Абсолютно. Хотя нет, он помнит, как она пришла к нему в номер, как они сидели за столом и просто молчали. Потом она стала допытываться у него, почему он так охладел к ней, и вроде бы Тэхён что-то всё-таки сказал ей о Юнин. Или нет, погодите, она сама сказала ему, что знает о приезде Пак в столицу. Ну, знает и знает. Ну, молодец. Тэхён всё равно не хотел и дальше поддерживать видимость их отношений, так что это даже к лучшему. Вопрос только в том, когда она ушла и при каких обстоятельствах уложила его спать, ибо раз уж у Тэхёна нет половины воспоминаний о вчерашнем вечере, он очень сомневается, что каким-то волшебным образом сам умудрился доползти до кровати. Интересно, чем всё же закончилось их вчерашнее рандеву? Тэхён каждый раз, когда начинает пить, говорит себе, что не напьётся до беспамятства, но, чёрт, всё равно напивается так, что первые минуты после пробуждения не помнит даже своего имени.       Ставя чашку из-под кофе на столик, Тэхён встаёт, тянется, расправляя руки и разминая затёкшие мышцы, затем заходит обратно в номер и начинает нервно бродить взад-вперёд, рассматривая окружающие предметы, словно предполагая найти ответы на свои вопросы в деталях интерьера. В какой-то момент его шаги становятся более осознанными, как будто каждый новый – это часть размышлений о том, как сделать так, чтобы исправить произошедшее и загладить перед малышкой Пак вину, которую он не осознаёт до конца. Тэхён сказал тогда что-то не так? Да, наверное. А что он сказал не так? На этот вопрос ответа у него нет. Даже примерного. Да и зная женскую натуру, спроси он у Юнин напрямую, что он сделал или сказал не так, она не ответит. Потому что её ещё больше будет злить то, что он не понимает, в чём провинился, где напортачил. Поэтому он поступит как взрослый разумный человек и попытается максимально красиво загладить вину за поступок, которого не осознаёт.       — Здравствуйте, — обращается к продавцу на линии Тэхён, когда берёт в руку телефон и начинает звонить в любимый цветочный магазин, что находится в Сеуле, и в котором он всегда покупает цветы для Юнин. Потому что именно этот магазин предлагает своим клиентам самый большой ассортимент роз. Наилучшего качества и по наиболее выгодной цене. Для сливок общества, разумеется. Для человека со средней зарплатой, скорее всего, цены в данном магазинчике покажутся слишком высокими. Но для Тэхёна неважно, сколько стоит то, что он хочет купить или заказать. Если дело касается Юнин, ему не жалко ничего, тем более денег. — Я бы хотел сделать у вас заказ на сто одну белую розу.       — Здравствуйте. Да, такое предложение имеется. На какую дату оформляем заказ? — проговаривает мужской голос на той стороне провода.       — На сегодня, — уверенно заявляет Тэхён, параллельно семеня в прихожую, дабы достать из своей куртки бумажник. — Я хочу, чтобы вы доставили этот букет по следующему адресу: 15, Хонгик-ро, 5-гил, район Мапхо-гу, Сеул, — смотрит на настенные часы и в уме пытается посчитать, сколько временных шагов назад ему надо сделать, чтобы высчитать подходящее время для доставки курьером по корейским часам. Магазин круглосуточный, это радует. В Америке сейчас уже почти два часа дня. В Корее – начало шестого. Юнин всегда просыпается, как она сама и говорила, в девятом часу. Значит, доставку букета можно организовать на часов одиннадцать. — Доставьте цветы по тому адресу, что я назвал, к одиннадцати часам дня. Свои данные я продиктую. Номер квартиры… — Тэхён до сих пор не знает номера квартиры, в которой проживает семейство Паков, но он решит эту проблему – напишет Ыну и уточнит. — Я вам чуть позже его назову.       — Подождите, но такая скорая доставка невозможна, — перебивает Тэхёна сотрудник цветочного магазина. — Дело в том, что, во-первых, мы принимаем заказы только на будущее, хотя бы за сутки клиент должен оповестить нас о своих пожеланиях, а во-вторых, к одиннадцати часам мы даже не успеем собрать такой огромный букет, упаковать его, так и ещё отослать его курьером, — возмущается молодой человек на линии. — Может, желаете перенести доставку хотя бы на вечер? Тогда мы успеем всё подготовить.       — Нет, никакого вечера, — такой расклад Тэхёна не устраивает от слова совсем. — Соберите букет и доставьте его по нужному адресу к одиннадцати часам. Я заплачу вдвойне, втройне, если хотите. Просто доставьте его и всё, — он нервно помещает золотую кредитку обратно в кошелёк, будучи до этого готовым зачитывать консультанту свои данные. — Послушайте, я понимаю, что обычно так не делают, но мне правда очень нужно, чтоб вы доставили цветы не раньше-не позже, чем одиннадцать часов дня. Назовите любую сумму. Я заплачу столько, сколько скажете. Только организуйте доставку на одиннадцать часов. Я вас очень прошу.       — Хорошо-хорошо, я вас услышал, — успокаивает разнервничавшегося Тэхёна работник цветочного магазина, таким образом соглашаясь на его условия. Видать, щедрый клиент попался, раз уж готов заплатить за какие-то бесполезные пучки зелени двойную цену. — Ну… тогда да, на нашем сайте указана стоимость такого букета. И раз уж ваша ситуация такая срочная, платите его двойную цену, и ровно в одиннадцать часов дня, ни минутой раньше, ни минутой позже, я так понимаю, ваша невеста получит букет.       — Пока ещё не невеста, но в целом – да, — Тэ торопливо опускает голову, пряча в тени довольную усмешку. Эх-х, как же он хочет назвать Юнин своей. Не девушкой, не невестой, не женой. Просто своей. И заявить об этом не только ей, но и всему миру. Наступит ли когда-нибудь этот момент? Через сколько превратностей судьбы им ещё предстоит пройти, прежде чем они снова смогут быть вместе?       — Тогда уточню ещё два момента: хотите заказать просто букет из белых роз или желаете разбавить их какой-нибудь зеленью? И ещё, хотите ли вы приложить к цветам открытку?       — М-м, да. Добавьте к розам ещё эвкалипт. А открытку… Напишите просто «Люблю тебя» и что она от Тэхёна. Цветы нужно вручить девушке по имени Пак Юнин, — разговор заканчивается тем, что Тэ называет сотруднику номер квартиры, зачитывает ему свои данные, уточняет ещё несколько нюансов, и затем с его карты списывается триста тысяч вон. В принципе, с доходами Тэхёна это списание – сущий пустяк. Он даже не обращает внимания, когда ему на телефон приходит уведомление из банка. Важно то, что этот жест с его стороны, эти цветы, которые Юнин так любит и которые кто-то мог бы назвать бессмысленной тратой денег, для Тэхёна имеют совершенно иное значение. Это не просто букет, это символ его стремления заслужить её прощение, восстановить ту связь, которая, казалось бы, за время его пребывания в Америке начала рушиться. Тэхён надеется, что Юнин оценит его усилия, поймёт, что за этими розами стоит больше, чем просто желание сделать ей приятно. В этих белых душистых бутонах скрывается его искренность, его сожаление и желание исправить всё, что пошло не так.       Делая глубокий вдох, Тэхён семенит на кухню, дабы заварить себе ещё одну чашку кофе. Голова болит, как и всё остальное, но голова почему-то особенно выделяется на фоне всех этих болей. Отчего, правда, непонятно. Но стоит ему только наполнить чашку напитком из кофейных зёрен, как дверь в его номер снова бесцеремонно и по-хозяйски отворяется. Вариантов, опять-таки, немного. Тэхён спросонья как-то не подумал проверить, закрыт ли дверной замок, но раз Юнджи знала, что дверь открыта, значит, она вчера, когда уходила, оставила ту открытой, заранее спланировав свой приход сюда сегодня. Выходит, раз уж она пришла, значит вчера они с Тэ… не ссорились? Или она совсем не обратила внимание на его слова о возвращении Юнин? Странно. Был бы Тэхён на её месте, он бы сразу всё понял и не стал бы вести себя с человеком, который его предал, как ни в чём не бывало.       — Тэ, ты где? — доносится женский голос из прихожей. Юнджи ходит по номеру отеля и ищет Тэхёна, но находит его только тогда, когда он сам выглядывает из-за угла кухни, облокачиваясь о дверной косяк плечом. — А, вот ты где. Уже проснулся? Кушать не хочешь? Я заказала себе пиццу в ресторане снизу. На тебя тоже взяла. Хочешь? — показывает мужчине коробку с благоухающим итальянским блюдом с различными добавками на его поверхности. Всё потому, что ей хорошо известно, как на утро после хорошей пьянки хочется есть.        — Ну… давай, раз уж принесла, — Тэхёну кажется некрасивым отказывать ей, потому как он ещё не знает, чем кончились их вчерашние посиделки. Вдруг он ей нагрубил? Или как-то по-другому обидел? Будет невежливо и сейчас отказать в таком, казалось бы, маленьком знаке внимания в его сторону. Да и к тому же он всё равно ещё не завтракал.        — Давай… сядем за стол? — предлагает мужчине Юнджи и с улыбкой на губах идёт к столу. Ставя пиццу на массивную деревянную поверхность, она довольно и радостно садится на стул, на котором вчера сидел Тэхён, в то время как сам Тэхён неуверенно присаживается на тот стул, где вчера сидела Юнджи. Её счастливая улыбка наводит его на мысль, будто бы вчера ничего такого не произошло и что она на него ни капли не обижается. Интересно, давал ли он повод? Память как будто отшибло напрочь. Всё, с этого дня Тэхён завязывает пить так. Это ненормально. Вчера ему просто дали повод напиться. Вообще он не планировал.        — Всё хорошо? — интересуется у Джи он, крайне подозрительно доставая из коробки первый кусок пиццы с сыром и грибами и не спуская с девушки прищуренных глаз.       — Всё хорошо, — согласно кивает на мужской вопрос Юнджи и подставляет ладонь под подбородок. — Ты кушай, не отвлекайся на меня, — на ярко-красных губах витает призрак улыбки. Склоняя голову вбок, Джи принимается в который раз изучать лицо Тэхёна и поражаться. Как человек может быть настолько красив? Каждый раз, когда она смотрит на его совершенные черты, её охватывает чувство нереальности происходящего. Она не понимает, как такая красота вообще может существовать на этой земле. В её сердце смешиваются восхищение и трепет, потому что находиться рядом с ним всё равно, что смотреть на живое воплощение идеала. Каждое его движение, каждый взгляд — всё в нём пропитано естественной грацией и элегантностью. Тэхён настолько красив, что рядом с ним даже время кажется замирающим, отдавая дань его великолепию.       — Юнджи, ты что, пытаешься разгадать секрет моей красоты? — помещая в рот треугольник пиццы, спрашивает девушку с озорной улыбкой на лице Тэхён, видя, как та пристально его разглядывает. — Или, может, пытаешься понять, с какой планеты я прилетел? — шутливо усмехается и иронично качает головой.       — Да. Гадаю вот, в каком инопланетном научном центре могли создать что-то настолько прекрасное, — девушка быстро приходит в себя и смущённо улыбается. — Но знаешь, пока не нашла ни одного изъяна. Наверное, эксперимент удался на славу, — следует примеру Тэхёна, точно также беря из коробки треугольник пиццы и поднося тот ко рту.       — Ну, я знал, что мой блеск привлекает внимание, но приятно видеть, что это не только мои зеркала замечают, — смеётся Тэхён и буквально на миг перестаёт жевать, задерживая взгляд на красивом, сияющем улыбкой женском лице. Несмотря на то, что они с Джи заметно отдалились друг от друга, и внимание Тэхёна вновь было сосредоточено исключительно на Юнин, между ними с Юнджи всё ещё остаётся искра, которая не угасает. Каждый раз, когда они встречаются, когда общаются, они по-прежнему находят друг друга интересными. Их разговоры, даже если и стали более краткими, они всё ещё несут в себе особую ценность. Ситуация между ними хоть и изменилась, но она не может стереть той особой связи, что существует до сих пор. Их взаимодействие всё ещё полно подводных течений. Несмотря на внешний холод и дистанцию, очевидно, что их интерес друг к другу остаётся живым, поддерживая ту невидимую связь, которая продолжает держать их на одной волне.       Тем не менее, как бы хорошо Юнджи сейчас не было, она не может просто взять и забыть произошедшее вчера. Она не может и не сможет выбросить из головы вчерашнюю ночь. Слова Тэхёна, прозвучавшие тогда в алкогольном угаре, пронзили её, как нож. Он сказал, что любит другую. И что её, Юнджи, никогда не любил. Эти признания звучали так ясно, словно он произносил их с полной осознанностью. Сейчас она вспоминает, как его голос дрожал тогда, как в его глазах мелькала боль, которую он старательно прятал от неё все эти годы. Это всё было слишком реальным, чтобы быть просто пьяной болтовнёй. Но сейчас Тэхён, как Джи и предполагала, ничего не помнит. Сейчас он смотрит на неё всё с той же доброй улыбкой, какой смотрел всегда.        Юнджи могла бы на него обидеться, но что это изменит? Сейчас Тэхён рядом, и она его любит. Обижаться на него кажется бессмысленным. Ведь если она снова поднимет этот вопрос, если заставит его вспомнить, что тогда? Разобьёт их хрупкий мир, разрушит то, что они так долго строили и, казалось бы, уже разрушили? Юнджи ещё вчера решила закрыть глаза на правду. Сделать вид, что она ничего не слышала. Пусть это будет её маленьким секретом, её внутренней болью, о которой Тэхён никогда не узнает. Прямо сейчас она выбирает любовь, даже если эта любовь, как и говорила ей Юнин, всегда будет однобокой. Джи не может потерять Тэхёна. Слишком много поставлено на карту. Её сердце сжимается от этого молчания, от этой недосказанности, но она готова, даже если это означает до конца жизни притворяться, что ей ни о чём неизвестно. Ни о Юнин, ни о Тэквоне, ни об истинных чувствах Тэхёна.       Юнджи будет действовать по-другому. Потому что она понимает: для того, чтобы вернуть утраченный интерес Тэхёна к себе, ей нужно нечто большее, чем просто проявление эмоций. В течение нескольких ночей, проведённых в Америке, она погружалась в изучение биографии Юнин, изощрённо исследуя каждый аспект её жизни. Своими руками она собирала кусочки информации, как детали сложной головоломки. Благодаря своему другу Самбому, сотруднику правоохранительных органов, Джи получила доступ к закрытым данным и личным материалам, которые недоступны обычному человеку. Оказывается, в базе каждого государства имеются данные о каждом гражданине. Эти данные несколько дней заполняли собой её бессонные ночи, проведённые в гордом одиночестве, становясь её единственным спутником в поиске необходимых знаний. Все эти дни она изучала каждую деталь — от раннего детства малышки Пак до сегодняшнего дня её жизни, погружаясь в тонкости её увлечений и привычек. Эти знания помогут ей выстроить определённую стратегию, которой Юнин не сможет противостоять.       Ибо, когда дело дойдёт до более решительных действий со стороны Джи, каждый нюанс из жизни Пак станет её оружием. Юнджи уже знает, какие слабости скрываются за фасадом уверенности этого мнимого ангела, какие страхи и сожаления прячутся в её прошлом, и как эти уязвимости можно превратить в рычаги давления. Каждое воспоминание, каждая мелочь будет тщательно вплетена в план, который позволит Юнджи убрать Юнин с дороги. Вдруг план с Morphosis не сработает? Вдруг Тэхён поверит Юнин больше, чем фактам, указывающим на её виновность? Юнджи просто готовит запасной план. Вся эта информация теперь является её тайным арсеналом, и она ждёт момента, чтобы пустить её в ход. В их предстоящей борьбе знания – это уже выигрыш, и Юнджи уверена, что именно эти знания позволят ей выйти из игры победительницей, уничтожив Юнин её же собственной историей. Кто такой Чон Чонгук? Что их связывало в прошлом? Ах да, это же тот самый юноша, к которому она втихую бегала на свидания. Может, Юнджи стоит попытаться найти этого Чонгука? Дабы подтолкнуть Пак к тому, чтобы та снова встала на дорожку неуёмного девичьего распутства.

* * *

      Время, как песок сквозь пальцы, как быстрый поток, неумолимо уносит с собой минуты и часы, оставляя за собой лишь тихие отголоски того, что уже стало воспоминанием.       В Сан-Франциско время летит с неумолимой скоростью. За разговорами Тэхёна и Юнджи один миг сменяет другой, а часы, казалось бы, ещё только начиная отсчёт, уже перешагивают на шесть долгих часов вперёд. Вихрь разговоров уносит с собой минуты, и вот уже солнце медленно клонится к горизонту. В это время в Корее, где новый день только начинает просыпаться, время словно течёт медленнее, будто погружённое в утреннюю негу. Одиннадцать часов утра, и Юнин, наслаждаясь поздним подъёмом, даже не подозревает, как стремительно бежит время на другом конце света. В этих разных уголках планеты оно течёт с разной скоростью: в одном месте ускоряет свой бег, а в другом – неспешно плетётся, создавая иллюзию, что жизнь в каждом из этих мест подчиняется своим собственным, уникальным законам.       Сладко зевая, Пак шествует по коридору квартиры на кухню, шаркая по полу подошвами пушистых тапочек-шлёпанцев, и параллельно разминает затёкшие за ночь мышцы. По дороге она замечает, как Тэквон с Чимином сидят на полу в гостиной и вместе рассматривают какой-то фотоальбом. Они улыбаются, смеются, а их лица светятся счастьем. Текут воспоминания, оживая в их руках, и каждый новый снимок приносит очередной всплеск эмоций. Смешанные звуки их смеха и шорох страниц создают уютную атмосферу, которая наполняет пространство домашним теплом. Юнин кротко вздыхает, идёт по коридору дальше, заходит на кухню, но только она успевает налить себе в стакан чистой фильтрованной воды, дабы выпить её и завести желудок, как их входная дверь вдруг озаряется звуком металлического колокольчика, типичным для дверных звонков в Южной Корее. Едва умудряясь не подавиться, Юнин ставит стакан обратно на столешницу и прямо в ночной сорочке и шёлковом белом халате идёт в прихожую. В это же время Тэквон, что тоже услышал звонок в дверь, поднимается с ковра в гостиной и бежит туда же, останавливаясь за углом.       — Доброе утро, — здоровается с девушкой молодой курьер, прибывший по выданному ему адресу с целью вручить некой Пак Юнин сто одну розу. Но когда ему отворяют дверь, и он видит представшую перед ним незнакомку, его глаза наполняются удивлением: эта девушка настолько прекрасна, что кажется ангелом во плоти. Сияние её улыбки и лёгкость её облика заставляют его на мгновение замереть, словно он оказывается в сказке. — П-прошу прощения… Здесь ли проживает госпожа Пак Юнин?       — Да, здесь. Это я, — Юнин складывает руки на груди и лукаво улыбается, опираясь левым плечом о дверной косяк. Её совсем не смущает, что сейчас она стоит перед незнакомым юношей, считай, в одной пижаме. Она, разумеется, сразу замечает в его опущенной вниз руке не просто большой – огромный букет белых роз, но почему-то даже не смеет думать, что он предназначается ей.       — Что ж, теперь понятно, почему ваш жених не скупится на цветы, — когда Юнин называет ему своё имя, курьер смущенно улыбается и, слегка краснея, тихо отшучивается. — Видимо, он точно знает, как ухаживать за такой драгоценностью, как вы, — невзначай оглядывая Юнин от кончиков пальцев до макушки головы, молодой курьер дёргает уголками губ и поправляет козырёк своей кепки. — Это вам, — выставляет перед собой букет и протягивает Пак еле помещающиеся в руках розы. — Такими цветами он, видимо, просто напоминает себе, что ему невероятно повезло. Вы очень красивы, — снова отвешивает комплимент девушке курьер, в ответ на что Юнин только прячет взгляд и нерешительно принимает розы.       — С-спасибо… большое, — неуверенно лепечет Пак и уже хочет попрощаться с молодым парнишкой, как вдруг он выказывает желание продолжить разговор:       — Подождите! Поставьте свою подпись вот здесь, — протягивает Юнин мобильный, на сенсорном экране которого она в скором времени оставляет подпись. — Так… у вас и правда есть жених? Или кто-то просто пытается вас впечатлить? — юноша решает попытать удачу, надеясь, что, возможно, ему удастся лично познакомиться с этим прелестным ангелом.        — Ну, скажем так, жениха у меня пока нет, но есть любимый мужчина, и почему-то я уверена, что эти розы именно от него, — Пак хитро улыбается и старается отодвинуть от лица этот огромный букет, который очень тяжело держать в руках.        — В таком случае можете в нём не сомневаться – такие подарки мужчины делают только женщинам, которых действительно любят. Пять розочек дарят всем подряд, а вот сто одну – единицам, — говорит курьер напоследок, после чего кланяется и прощается: — До свидания. И хорошего дня.       — Хорошего дня, — будучи несказанно радостной от того, что даже незнакомые люди видят в поступках Тэхёна истинную любовь по отношению к ней, Юнин закрывает входную дверь и поворачивается к той спиной. В этот же момент к ней подбегает до этого прятавшийся неподалёку Тэквон, который тут же обводит своими маленькими ручками материнские ноги и улыбается ей своими крохотными зубками.        — Ма-ам, это папа тебе такие красивые цветы прислал? — счастливо вскрикивает ребёнок, отходя от матери на шаг назад, дабы получше разглядеть столь большое количество роз. — Это же твои любимые! — он и сам не понимает, откуда в нём зарождаются такие предположения, ведь Тэквону никто и никогда не говорил о том, что теперь Юнин и Тэхён работают вместе. Он вообще пребывает в неведении обо всём на данный момент происходящем между его родителями.       Юнин не рассказывала ему, что снова начала общаться с Тэхёном. Общаться, видеться, работать, да и не только. Всё потому, что она не хочет, чтобы Тэквон задавал ей лишние вопросы или питал иллюзии о том, что со дня на день их семья снова воссоединится. Тэквон растёт, зная лишь, что у него есть мать, которая всегда была рядом, и что отец – это просто человек из прошлого, о котором Юнин почти не говорит. Так, постольку-поскольку. Но почему-то сейчас, когда он произносит эти слова, в его голове мелькает странная мысль. Откуда он может знать, кто прислал его матери цветы? Почему ему вдруг показалось, что это важно? Возможно, это что-то из ряда необъяснимого, интуиция, которая вдруг даёт о себе знать. Может быть, это всего лишь совпадение, а может, и нечто большее. Юнин, слыша его слова, на мгновение замирает, но старается сохранять спокойствие. Она понимает, что Тэквон ничего не знает, поэтому будет стараться и дальше скрывать от него подробности. Но в этот момент она также и осознаёт, что даже самые тщательно скрываемые вещи иногда начинают проявляться сами по себе.       — Я не уверена, — врёт Юнин и пытается достать из букета розовую открытку, в которой наверняка должно быть указано имя отправителя. Затем, когда заветная карточка оказывается у неё в ладони, Пак разворачивает её, зачитывает написанное на ней про себя и улыбается довольной улыбкой. «Люблю тебя». — Это от него, — мгновение, и она замечает стоящего напротив Чимина, который взирает на неё с недовольным лицом. — От Тэхёна, — повторяет с гордо поднятой головой специально для брата. Что? Видишь, как он за мной ухаживает? И ты ещё смеешь в чём-то сомневаться? В этот момент она напрочь забывает о Тэквоне, который слышит каждое её слово.       — Тэхён, видимо, решил, что отправка тебе на дом целой плантации роз – лучший способ доказать свою любовь. Наверное, он пытается компенсировать своё отсутствие цветами, чтобы даже на расстоянии быть в центре твоего внимания, — язвит Чимин и косится на сестру, когда та с презрительным выражением лица проходит мимо, в гостиную, дабы достать из стеклянной секции самую большую вазу, которая только есть у них в доме. Чимин провожает её точно таким же чопорным взглядом и думает, когда же будет лучше всего посвятить её в подробности о бедняцкой жизни их родителей, к которой, скорее всего, приложил руку отправитель этого гигантского букета и от которого она прямо сейчас пребывает в полнейшем восторге. Ладно, Чимин подождёт. Но он обязательно ей расскажет. Когда сам во всём разберётся. Сейчас ему нужно настраиваться на предстоящую деловую встречу с Дамин. Работа не оставляет даже на выходных. На неделе было много других дел, поэтому обсудить с Дамин ход их дальнейшей совместной работы времени не было. Они только успели относительно познакомиться, ещё в тот день, когда Тэхён уезжал в аэропорт. Кому сколько лет, кто какой университет заканчивал и так далее. Но не более.       Тем временем Юнин, кое-как умещая стволы ста одной розы в фарфоровой вазе, перед этим наливая туда холодной воды, ставит вазу на комод возле белой стены, делает шаг назад, соединяет руки в замке перед собой и взволнованно вздыхает. Она не может оторвать глаз от этих цветов, ведь каждый из них словно шепчет ей о нежности и любви, которые вложил в этот букет Тэхён. Снова подходя к розам ближе, Пак осторожно проводит пальцами по бархатистым лепесткам, ощущая их хрупкость. В её сердце с каждой секундой растёт желание заботиться о каждом из цветков, словно о драгоценности. Она думает, как будет менять воду в вазе каждый день, как будет обрезать стебли под углом, чтобы розы дольше оставались свежими, и как важно будет следить за их состоянием, чтобы ни один лепесток не завял преждевременно. Для неё эти розы не просто подарок — они живое воплощение чувств её любимого человека.       Мгновение, и Юнин озаряет безумная мысль. Иногда идея может возникнуть в голове, как внезапная вспышка света в темноте. В один момент мысли текут плавно и привычно, но вдруг, без предупреждения, что-то внутри меняется. Это похоже на момент, когда искра перескакивает через зазор и мгновенно рождает пламя. В голове словно что-то щёлкает, и ты понимаешь: вот оно, то самое, чего не хватало. Идея захватывает весь твой разум, вытесняя всё лишнее и наполняя тебя энергией и желанием действовать.       Пак без промедления мчится к себе в спальню, затем падает животом на кровать, подползает к тумбочке, хватает с той мобильник и начинает звонить Тэхёну. Ей хочется лично поблагодарить его за такой прекрасный подарок, хочется сказать ему, как она его любит и как ждёт его возвращения. Уже через неделю… Как дожить? Каких-то жалких семь дней, и они снова будут вместе. В подсознании она уже представляет, как тепло скажет ему слова благодарности, как Тэхён, вероятно, ответит чем-то нежным, даже немного смущающим, как он всегда это делает, одним только своим «Солнце», или «Малышка», или «Мой ангел» вгоняя её в краску. Ещё пара секунд, и Юнин слышит, как на другом конце провода поднимают трубку. Но вместо низкого голоса Тэхёна в динамике раздаётся голос Юнджи.       — Алло? — вежливый, но при этом холодный женский тембр говорит так, словно не ожидает никаких звонков Тэхёну на выходных. Юнин на миг замирает, не совсем понимая, что происходит. Может, она перепутала контакт? Тогда она отводит сотовый от уха и смотрит на сенсор – да нет, номер точно принадлежит Тэхёну.       — Э-э… Тэхён?       — Тэхён сейчас принимает душ. Ему что-то передать?       После слов Юнджи, в которых явно слышится насмешка, в воздухе повисает тяжёлая пауза. Оба конца линии на мгновение замолкают, и это молчание становится почти ощутимым, как будто комната наполняется напряжением, которое можно было бы разрезать ножом. Юнин замирает, чувствуя, как внутри у неё нарастает тревога и смятение. Она не знает, что сказать дальше, ведь вежливые слова, обмененные между ней и этой гарпией, кажутся лишь тонкой оболочкой, скрывающей под собой глубокие чувства – ревность, обиду, зависть. Секунды тянутся медленно, и каждая из них лишь усиливает это напряжение. Пауза становится всё более тягостной, как будто обе девушки ждут, кто из них первым нарушит этот молчаливый поединок, признавая тем самым наличие чего-то, о чём ни одна не хочет говорить вслух. Но в какой-то момент Юнин надоедает ждать, и она просто бросает трубку.       Злость и разочарование начинают бурлить внутри неё, поднимаясь вверх, как неуправляемый огонь. Как Тэхён мог так поступить? Почему не сказал ей правду? Зачем скрыл, что Юнджи полетит в Америку вместе с ним? В голове мелькают обрывки его слов, обещаний, которые теперь кажутся ей пустыми и обманчивыми. Эмоции захлестывают её, и Юнин чувствует, как слёзы подступают к глазам. Она пытается взять себя в руки, но всё, что она может чувствовать – это гнев и отчаяние. Ей нужно что-то сделать, куда-то направить эту бурю из злости и ревности. Направить на что-то или кого-то другого. Не на Тэхёна. Не на Юнджи. И тут она резко вспоминает о предложении Ыну – он недавно звал её на мастер-класс. Буквально пару дней назад. Тогда она отказалась, не чувствуя особого желания, но сейчас, находясь под давлением эмоций, ей вдруг хочется перезвонить ему и согласиться. Может быть, это поможет ей отвлечься. И она звонит. Сама зовёт Ыну, и тот, естественно, соглашается пойти на мастер-класс сегодня в три часа дня. Возможно, это решение продиктовали Юнин обида и ревность. Ревность и боль. Вот только это не Ыну постоянно заставляет её чувствовать боль. Не Ыну её обижает. Не по Ыну у неё так безнадежно болит сердце.

* * *

      Такси медленно двигается по шумным улицам Сеула, утопая в золотистом сиянии дневного города. Внутри автомобиля сидит Чимин, задумчиво глядя в окно. Он сосредоточен на предстоящей встрече со своей помощницей, поэтому все его мысли находятся там. Впереди маячит небольшой, но стильный ресторан, известный своими приватными кабинетами, идеальными для деловых переговоров. Да, Дамин появилась в жизни Пака совсем недавно, когда Тэхён назначил её на роль его личной помощницы, однако она в первый же день сумела произвести на него приятное впечатление. Чимин помнит, как легко и комфортно ему было в её обществе, когда после «радушного» прощания с Тэхёном он пошёл в комнату отдыха, дабы пообщаться с ней там. Кстати о кабинете. Тэхён таки выделил ему личный угол в офисе. Ыну оповестил об этом Пака буквально три дня назад.       Такси останавливается у входа в ресторан, и Чимин, расплачиваясь с водителем, выходит на свежий воздух, чувствуя лёгкий запах жасмина, доносящийся от близрастущих кустов. Затем он заходит внутрь солидного заведения, направляется к зарезервированному столику в одном из уединённых кабинетов ресторана, где его уже ждёт Дамин, сидя за столом и с чашкой кофе в руках. Для этой встречи она выбрала элегантное, строгое платье, которое подчеркивает её профессионализм, но в то же время не лишает её шарма. Завидя Пака, она встаёт на ноги, отдёргивает платье вниз и приветствует его доброй улыбкой.       — Здравствуйте, — она почтительно кланяется своему новому начальнику и садится обратно на своё место, думая, не предложит ли он ей перейти на неформальное общение. Всё-таки им предстоит много времени проводить вместе, так почему бы уже не перейти на «ты»?       — Привет, — сразу кулуарно здоровается с девушкой Чимин, стягивая с плеч пиджак и присаживаясь напротив неё на диван. — Надеюсь, ты не против, что я так сразу перехожу на неформальный язык? Просто не хочу создавать между нами лишние неудобства. В неофициальной обстановке работать ведь всегда проще, правда? — взглядывает на Дамин в поисках поддержки. В ответ на его вопрос та кивает и криво улыбается. Тогда Чимин решает не тянуть резину пустыми разговорами и сразу переходит к основному вопросу, по которому они здесь собрались: — Хорошо. Давай обсудим, что будет входить в твои обязанности на протяжении всей работы со мной.       Дамин принимается внимательно слушать, кивая в нужных местах и делая соответствующие пометки у себя в ежедневнике, когда Чимин начинает перечислять её задачи и давать подробное изложение каждой из них.       — Во-первых, — говорит он, — тебе придётся управлять моим расписанием, следить за всеми встречами и судебными слушаниями. Важно, чтобы всё шло гладко, без накладок.        — Конечно, я уже начала знакомиться с твоим календарём и думаю, что смогу внести пару предложений для оптимизации твоего графика, — как бы невзначай предлагает Паку Дамин, проводя кончиком ручки по бумаге в блокноте. Несмотря на то, что большую часть времени Чимин действительно посвящает Тэхёну и решению юридических вопросов его корпорации, у него также остались клиенты и в Пусане, с которыми он до сих пор остаётся на связи и на которых до сих пор продолжает работать. Тэхён знает об этом, и его это ни капельки не смутило, когда они месяц назад обсуждали условия их трудового договора. Тэхёну важно, чтобы Чимин всегда оставался на связи и чтобы его работа в отношении BCHO была выполнена в полном объёме. Если же он справляется с этим объёмом, так ещё и успевает помогать другим клиентам – ради бога.       Чимин с интересом поднимает на девушку глаза. Его радует, что Дамин уже проявляет инициативу. Не смущается, не робеет.        — Ещё один важный аспект твоей работы – подготовка всех необходимых документов. Начиная от судебных исков до договоров. Нужно всё проверять на наличие ошибок и неточностей, — Чимин мягко водит подушечкой указательного пальца по сенсорной мышке ноутбука, который достал ещё в самом начале. На экране его компьютера открыт файл, сделанный в «Microsoft Word». На нём – список всех задач, которые он по очереди зачитывает Дамин.       — Поняла, — коротко кивает последняя и подносит край шариковой ручки к тонким губам. — Я всегда была внимательна к деталям, так что для меня это не составит труда.       — Далее, ты будешь присутствовать на всех встречах с моими клиентами. Иногда они будут включать неформальные переговоры, как, например, сегодня. То есть – мы ведь имеем дело не только с BCHO, но и с другими компаниями. Большими, маленькими. Также я работаю и с частными клиентами, которые порой тоже нуждаются в юридической помощи. Таких у меня, как правило, больше всего.       Дамин слегка наклоняется вперёд и, улыбаясь, произносит:       — Понимаю. Значит, придётся запоминать не только юридические термины, но и любимый кофе наших клиентов?       Чимин усмехается, ловя её тонкий намёк.       — Именно, — подтверждает он. — В нашем деле важно не только быть грамотным юристом, но и понимать психологию людей, с которыми работаешь, — смеётся Чимин и продолжает зачитывать Дамин список с её обязанностями. Вообще, у юриста могут быть разнообразные задачи для помощника, и они часто включают в себя комплексную поддержку во всех аспектах юридической деятельности. Чимин же, покуда является профессионалом и, само собой, человеком, не собирается заваливать Дамин кучей дополнительной работы. Она будет делать ровно то, что делала на её месте Юнин.       Исследование и анализ правовых вопросов: Дамин будет проводить юридические исследования по конкретным вопросам, которые могут возникать в текущих делах Чимина. Это включает в себя и поиск судебной практики, и анализ законодательства, и подготовку правовых заключений. Затем – подготовка и подача процессуальных документов: Дамин будет готовить документы для подачи в суд, такие как иски, ходатайства, апелляции и прочие процессуальные бумаги. Далее, ведение деловой переписки: Дамин будет составлять и отправлять деловые письма, в том числе запросы информации, ответы на жалобы и официальные уведомления клиентам, контрагентам и другим сторонам. Потом, контроль за клиентскими делами: она будет поддерживать базу данных клиентов, отслеживая статусы их дел, ключевые даты и события, а также напоминать Чимину о важных сроках.       Помимо всего этого: организация и сопровождение встреч с клиентами, подготовка отчётов и презентаций, в зависимости от конкретных задач, поддержка в подготовке к судебным заседаниям, участие в переговорах, координация работы с экспертами, то есть в случаях, когда требуется мнение специалистов, таких как бухгалтеры, инженеры или медицинские эксперты, Дамин будет организовывать взаимодействие с ними, согласовывать условия работы и собирать их отчёты, ведение деловой документации и архива и много чего ещё. Одним словом – это нелёгкая работа. Она требует от человека внимательности и ответственности. Юнин тоже поначалу думала, что не справится. Но по итогу справлялась.       В ходе разговора Дамин несколько раз удачно шутит, вызывая у Чимина лёгкий смех, и он постепенно расслабляется, чувствуя, что с этой девушкой работать ему будет не только эффективно, но и приятно. Её способность поддерживать беседу и умение находить баланс между профессионализмом и непринуждённостью уже начинают его привлекать. Возможно, это будет самое особенное сотрудничество в его жизни. И хотя, что касается понятия «симпатия», Дамин Чимину вообще не симпатична, именно как девушка, дружить с ней он бы очень хотел. Бывает же такое, что ты только увидел человека, а уже сразу понял, что это твоё. А бывает ровно наоборот. У Чимина вот не ёкнуло в груди, когда они с Дамин познакомились. И навряд ли уже ёкнет. Не она это.        Иногда Чимин смутно представляет себе образ той девушки, которую хотел бы любить до конца своей жизни. Возможно, они с ней никогда не встречались, возможно, встретятся уже скоро, а быть может, не встретятся никогда, но почему-то её образ всегда вертится у него в голове. Если он каждый день думает о ней, как о своей единственной, тогда почему ещё не нашёл её? Интересно, а она вообще существует? Есть ли где-то в этом мире та, кого он видит в своих снах? Она где-то близко? Или за тысячу километров от него? Неужели именно её ждёт его сердце?        Кого вообще ждёт его сердце? Хоа? Нет, точно нет. Чимин ещё после корпоратива решил, что не будет это продолжать. Ему просто не хочется. Поначалу, когда она его морозила, ему было интересно, а сейчас… Что-то не то. Ему с ней скучно. Он не чувствует, что любит. Что она вообще нужна ему. Грубо? Да. Зато честно. Чимин никогда не занимался самообманом, в отличие от своей глупой сестрёнки. Которая четверть своей жизни обманывала саму себя, а сейчас обманывает половину окружающих её людей. Притом не каких-то левых, на таких вообще насрать, а близких. Тех, кого она, с её слов, любит и ценит. Побоялась бы бога, ну правда. Точнее – Будду. Они же все тут буддисты. В буддизме ключевую роль играет карма. Так вот, если Юнин в ближайшее время не одумается, её ждёт индивидуальная карма, которая будет неизбежно нарастать, словно тень, следующая за каждым её шагом.       — Шеф, а можно вопрос не по делу? — ни с того ни с сего спрашивает Пака Дамин, когда они уже относительно заканчивают обсуждать рабочие вопросы и просто сидят в тишине, заполняя кто что на своих гаджетах: у одного это технический девайс, у другой – бумажный. Чимин заинтересованно поднимает на неё глаза и коротко кивает. — Та девушка, ассистентка господина Кима, тебе случаем сестрой не приходится? Вы с ней просто так похожи.       — Юнин. Её зовут Пак Юнин, и да, мы с ней – родные брат и сестра, — спокойно отвечает своей помощнице Чимин, не считающий, что их кровное родство с малышкой Пак нужно от кого-то скрывать. — Хочешь спросить, как так вышло, что мы с ней работаем в одной фирме, на одного человека? — ухмыляется со своих же слов, потому как прекрасно знает, что на некоторых предприятиях такого не допускают, ну, чтобы родственники работали на одном месте, потому как это может отвлекать.        — Нет, я хочу спросить о другом, — Дамин медленно и осторожно подбирается к тому, о чём на самом деле желает спросить. Всё-таки рыться в чужом белье не всегда удобно. — Тогда, когда господин Ким знакомил нас, я заметила, что между ним и твоей сестрой что-то есть. Скажи, если это не так?       Чимин заметно напрягается. Его сердце в груди начинает метаться испуганной птицей. Что-то ему уже не хочется продолжать этот разговор. И дело вовсе не в том, что он не может доверить Дамин эту правду. Просто это не его дело, не его отношения.       — Мне кажется, ты видела достаточно, чтобы сделать соответствующие выводы, — как-то сикось-накось отвечает девушке Пак, мысленно возвращаясь в тот день и заново воспроизводя в подсознании момент, когда Тэхён схватил Юнин за руку и шепнул ей на ухо то, что услышали все рядом стоящие: «Я буду скучать». Какова вероятность того, что такие слова он говорит всем сотрудницам своего офиса? Чимин полагает, что нулевая. Половина сотрудников BCHO с Тэхёном даже не пересекается.        — Они встречаются, да? Я так и думала, — Дамин закусывает нижнюю губу и заинтригованно складывает на груди руки. —  Выходит, девчонки из административного были правы. А я вот вообще не понимала, о чём они говорят, пока сама всё не увидела, — у неё нет никакой зависти, никакой ревности. Просто подобного рода сплетни – это жутко интересно.       — А что говорят девчонки из административного? — имея в виду сотрудниц, состоящих в числе тех, кто работает в отделе HR, любопытствует у Ким Чимин, решая даже выключить ноутбук. Ему интересно, что говорят в компании о Юнин за её спиной. Вот так всегда. Стоит какой-нибудь девушке привлечь внимание того, кому весь женский коллектив строит глазки, как об этой несчастной тут же начинают сплетничать.        — Ну, если верить тому, что они говорят, всё началось с того, что Тэхён перестал общаться со своей прежней девушкой. Мин Юнджи. Раньше она частенько забегала к нему на работу, они вместе ходили на обед, да её практически каждая живая душа у нас в офисе в лицо знала. А потом бац, и она вообще перестала появляться в стенах компании. Вот тут-то слухи и поползли, — говорит своему боссу Дамин, в то время как Чимин её с неподдельным интересом слушает, решая даже заказать себе чашечку кофе, когда к ним в приватный кабинет заглядывает официант. — Поговаривают, что они расстались. И что причиной их разрыва стала какая-то новенькая. Типа никто о ней толком ничего не знает, мол, кто такая, откуда взялась. Их с господином Кимом несколько раз видели вместе. В столовой, на совещаниях. Она много времени проводит у него в кабинете. У других такой привилегии нет.       — Так она же его ассистентка. Имеет право, — говорит Пак в защиту сестры. — Ты же тоже будешь много времени проводить у меня в кабинете. Но это же не означает, что между нами что-то есть.        — Это сейчас все знают, что она его ассистентка. А недели три назад об этом ещё никто не знал, — продолжает свой рассказ Дамин, посвящая Чимина в подробности о всевозможных слухах, блуждающих по BCHO. — Девочки поговаривают, что Юнин появилась здесь буквально из ниоткуда. Её вроде бы перевели из другого филиала, где она тоже проработала недолго. Но вот что интересно, как только она здесь появилась, Тэхён, который до этого, несмотря на наличие девушки, не упускал шанса пофлиртовать с другими сотрудницами, вдруг вообще перестал кому-либо из них оказывать знаки внимания. Раньше он то комплимент кому-нибудь отвесит, то на пару минут задержится у чьего-нибудь столика, чтоб поговорить о том о сём. Все знали, что этот его флирт ни к чему не приведёт, но всё равно ведь приятно, когда такой мужчина проявляет к тебе крошку внимания. А сейчас – его словно нет в офисе. Перестал замечать вообще всех. Общается только с господином Ча, главками разных отделов, его личными менеджерами, юристами, ну и с ней.        — Ну вы… конечно, даёте, — Чимину хочется и смеяться, и плакать одновременно. Он горько протирает ладонью лицо и издаёт усталый вздох. Может, ему следует оповестить Тэхёна об этом хаосе? Пускай уволит всех тех, кто распускает эти слухи. А хотя… ну уволит он половину сотрудников, возьмёт на их места других, и что дальше? Слухи-то всё равно продолжат распространяться. Офис, в котором шестьдесят процентов сотрудников – женщины – это ж как крысиное логово.       — Собственно, это всех и удивляет. Как это так – была у него девушка, и это не мешало ему быть открытым для флирта, а тут появилась какая-то новенькая, и всё изменилось. Ясно же, что их связывает что-то ещё, не только совместная работа, иначе почему бы он ещё так резко отвернулся от всех остальных? Никто не понимает до конца, что происходит. И от этого сплетни только множатся, — Дамин звонко вздыхает. — Все думают, что она ему голову вскружила. Смеются с этого, мол, наверное, она не такая, как все. Не пытается никому угодить, уверенная в себе, спокойная, даже немного холодная. Не старается ни на кого произвести впечатление. Не вписывается в привычные шаблоны, не ищет одобрения. И никто этого не понимает, ведь обычно все у нас стараются как-то выделиться, показать себя с лучшей стороны, особенно перед Тэхёном. А она – нет.       — М-да уж, — у Чимина просто нет слов. Подумать только, они с Юнин работают в BCHO уже больше месяца, но обо всех этих слухах он узнаёт только сейчас. И это ему ещё повезло, потому что он общается с другими сотрудниками и какие-то новости до него всё-таки доходят, а вот его сестра, напротив, – сама по себе. Кроме Тэхёна и Ыну из офиса больше ни с кем не общается. Два человека из нескольких сотен, да? Кажется, общение с владельцами компании может затмить собой любое общение. Зачем ей вообще общаться с обычными трудящимися, если у неё есть возможность напрямую контактировать с высшим руководством?       — А-а, вспомнила. Много слухов поползло ещё и после корпоратива, — щёлкая пальцами, словно ей в голову резко приходит что-то очень важное, выкрикивает на низкой частоте Дамин. — Юнин там не только с господином Кимом много времени проводила, но ещё и с господином Ча. У второго фанаток в компании, кстати, не меньше, чем у первого. Оттого-то её тут, кх-м, грязью и поливают. Женская половина коллектива. Считают, что она не достойна их внимания. Почему вообще она? Тэхён словно стал невидимым для всех. И для него все вдруг стали невидимыми. Кроме неё. Это всех и раздражает. Потому что до появления Юнин между сотрудниками действовали свои негласные правила. И многие считают несправедливым, что какая-то новенькая своим появлением разрушает уже устоявшиеся в коллективе… традиции, назовём это так.       — А ты что, тоже на Тэхёна глаз положила? — решая ничего не отвечать на эти неприятные сведения, с подковыркой любопытствует у помощницы Чимин, беря в руку чашку с кофе, которую ему занёс официант минуту назад. В ответ на этот ложный довод Дамин абсолютно спокойно усмехается, как будто удивлённая подобным предположением, и затем откидывается на спинку дивана, показывая Паку, что эта тема её вообще никак не трогает.       — О, нет, — с лёгкой иронией говорит она. — Тэхён для меня слишком… как бы это сказать… Он слишком уверен, что мир вертится только вокруг него. Сам по себе он, конечно, мужчина привлекательный, я бы даже сказала – слишком привлекательный. Но эта его самоуверенность, с которой он ходит по офису – точно не для меня. Я не очень жалую людей, которые считают себя центром вселенной, — Дамин делает короткую паузу, продумывая свои дальнейшие слова, которые не должны звучать слишком неуважительно по отношению к их с Паком общему начальнику. — Если честно, его манера вести себя так, словно всё и вся вокруг принадлежит ему одному, всегда слегка раздражала. Я предпочитаю людей, которые меньше говорят о себе и больше проявляют уважение к другим. Так что нет, Ким Тэхён – не мой типаж, — обводит фигуру Чимина хитрым взглядом. — Мне больше нравятся такие, как ты.       — Как я? — серьёзно удивляется Пак и тычет в свою грудь указательным пальцем. Он не говорит это вслух, однако про себя заключает, что они с Тэхёном действительно совершенно разные личности. Дамин не нравятся себялюбцы? Превосходно, Чимин таких тоже не любит. И вот пока он мысленно рассуждает об этом, в кармане его рядом лежащего пиджака начинает звенеть телефон. — Я польщён, — благодарно улыбается своей помощнице, несказанно радуясь, что в их стране девушкам могут нравиться не только такие, как Тэхён, после чего достаёт из пиджака мобильный и принимает вызов. Звонит Минволь. — Алло? — первые секунды Чимин даже не до конца осознаёт, что разговаривает с отцом и что тот вообще отважился ему позвонить, однако, когда Пак-старший объясняет сыну причину своего звонка, у Чимина внутри всё сжимается, как пружина, натянутая до предела. Он судорожно прочищает горло и старается улыбнуться. — Понял. Я приеду. Скинь мне адрес пансионата смс-кой. Буду там через полчаса.       — Что-то случилось? — аккуратно интересуется у шефа Дамин, замечая тревогу на его лице, когда он кладёт трубку. Чимин сразу же начинает собирать вещи и натягивать на плечи пиджак, параллельно кидая на стол деньги. Плата не только за свой кофе, но и за кофе Дамин.        — Да ничего. Отец звонил. Нужно съездить проведать мать, — и он без лишних слов ретируется с территории ресторана, перед этим кидая девушке на прощание негромкое «До понедельника». Как только Пак оказывается на улице, прохладный воздух касается его лица, но не приносит облегчения. Мысли о том, что ему предстоит увидеть мать, которую он не видел шесть лет, терзают его сознание, как когтистые тени, цепляющиеся за каждый момент из его прошлого. Образ той женщины, которая когда-то была его матерью, уже практически стёрся из его памяти: её ласковая улыбка, её спокойный голос. Но затем этот образ резко превращается в кошмар – вспышки гнева, пустые, неузнающие глаза, злобные слова. Чимин тогда был слишком юн, чтобы понять, что это была болезнь и что Гымыль порой не отдавала отчёт тому, что говорила и что делала. Может, это всегда была болезнь? И просто никто из них не понимал этого раньше? Может, Гымиль стала такой злонравной именно по причине болезни, а вовсе не потому, что ей нравилось всех в округе проклинать, в особенности свою дочь?

* * *

      Такси, на котором Чимин едет до нужного ему пункта назначения, выезжает на окраину города, где располагается небольшая парковка у скромного здания, похожего на провинциальную больницу. А точнее – пансионат. Минволь назначил сыну встречу именно здесь, и Чимин подозревает, что неспроста. Наверняка, их прежний дом, то бишь коммунальная квартира, выглядит так, что приглашать туда кого-либо было бы просто-напросто унизительно. Когда таксист припарковывает машину у обочины, Пак-младший молниеносно выскакивает из салона и оглядывается по сторонам. Вокруг царит тишина, нарушаемая только слабыми порывами ветра и звуками крыльев редких птиц. Затем он замечает на скамейке неподалёку мужчину в очень скромной одежде – сером выцветшем пиджаке и тёмных брюках. Это Минволь. Чимин узнаёт отца по привычной сутулой осанке и медленным движениям. Собираясь духом, он подходит к своему старику ближе, после чего замечает, как ещё больше осунулось его лицо, как поредели и как стали совсем седыми волосы и какими уставшими, словно погасшими, сделались глаза. С момента их последней встречи он стал выглядеть ещё хуже.       — Чимин, — тихо произносит Минволь, поднимаясь на ноги, когда Чимин встаёт напротив и осматривает его с головы до пят. — Спасибо, что приехал, — старается выдавить из себя улыбку, на которую Пак-младший отвечает абсолютно пустым взглядом. Чимину жаль отца и ещё больше ему будет жаль мать, когда они впервые увидят друг друга за прошедшие годы. Хотя Гымиль, скорее всего, его даже не узнает. От этого Чимину становится страшно как никогда.       — Как мама? — Чимин с трудом удерживает голос от дрожи. Он всё ещё пытается осмыслить происходящее и понять, что ему предстоит увидеть.       — Три дня назад ей стало хуже, — Минволь опускает глаза вниз, вздыхает и с трудом продолжает: — У неё был приступ, после которого она совсем перестала узнавать меня. Я отвёз её сюда, в пансионат. Они сказали, что смогут ухаживать за ней лучше, чем я… — он замолкает, будто обдумывая, как сказать то, что должно прозвучать дальше, и добавляет с горечью в голосе: — Я… Пару дней назад я устроился на работу уборщиком. Но этих денег едва хватает на еду и оплату за коммуналку. Что уж говорить о лекарствах.       Слова отца резонируют в сознании Пака-младшего, вызывая в нём острое чувство вины и стыда. Он прожил последние шесть лет в Пусане, далеко от родителей, сознательно отгородившись от их жизни. После того как Юнин выгнали из дома, он разорвал с ними все связи, убеждённый, что так будет лучше для них обоих. Но теперь осознаёт, что оставил родителей одних в беде, не подозревая, насколько тяжело им приходится. Груз вины давит на его плечи с невыносимой силой. Шесть лет он жил, думая, что дистанция между ним и родителями – это необходимость, что она спасёт его и Юнин от боли, от воспоминаний, от всего того, что копилось внутри из-за поступка матери. Но теперь, стоя здесь, перед отцом, который сам выглядит словно тень от прежнего себя, Чимин понимает, насколько ошибался.       Все те годы, что он провёл в Пусане, работая, строя свою жизнь и пряча воспоминания о прошлом в самые дальние уголки сознания, родители погружались в нищету и одиночество. Они старались выжить, как могли, в то время как он пытался забыть их, убедить себя, что так будет лучше для всех. Теперь эти годы оборачиваются для него горькой реальностью, к которой он не готов, с которой не может справиться.       В какой-то момент Минволь поворачивается и говорит Чимину следовать за ним, к зданию пансионата. Они идут по узкому, плохо освещённому коридору, и каждый их шаг отзывается в голове Пака гулким эхом. Полы выстелены старым линолеумом, местами потёртым и покрытым пятнами. На стенах, окрашенных в выцветшие пастельные тона, кое-где видны следы влаги, а на потолке тускло мерцают неоновые лампы, дающие неприятный, холодный свет. Чимин слышит приглушённые звуки: где-то позади них за закрытой дверью раздаётся кашель, дальше по коридору – негромкие стоны, словно кто-то из последних сил борется с болью. Воздух насыщен запахом антисептиков, который смешивается с едва уловимым, но неизбежным запахом старости и увядания. Мимо них проходят медсёстры в белых халатах, усталые и сосредоточенные. Они не обращают на них никакого внимания, словно привыкли к таким, как они – посетителям, которые приходят, чтобы на короткое время заглянуть в этот забытый мир.       По дороге Чимин бросает взгляд в одну из комнат, мимо которых они проходят. Там он видит старика, сидящего в кресле у окна, чей взгляд устремлён в пустоту. Он смотрит куда-то вперёд, но его глаза пусты, безжизненны, как у человека, который уже давно перестал надеяться и ждать. В другой же комнате женщина средних лет что-то монотонно бормочет себе под нос, раскачиваясь взад-вперёд на кровати. Её глаза тоже полны тоски, затуманены чем-то, что Чимин не видит. Ужасно. Пансионат – это именно то место, где время словно стоит на месте. Здесь нет ни шума, ни суеты внешнего мира. Здесь царит вечный сумрак и тишина, наполненная только эхом чужих страданий и неизбежной старости. И с каждым шагом по этому коридору Чимин чувствует, как его сердце сжимается всё сильнее. Минволь ведёт его вперёд, не оборачиваясь, словно знает, что если замедлится, Чимин может просто остановиться и не пойти дальше. Сам же Чимин чувствует, как воздух в пансионате становится всё тяжелее, как будто весь этот мир боли и утрат пытается проникнуть в его сознание, чтобы остаться там навсегда. Это место – последнее пристанище для многих, и мысль о том, что его мать находится здесь, среди этих серых стен и забытых судеб, вызывает у него нестерпимую боль.       И вот настаёт тот самый момент, когда Минволь останавливается, открывает дверь и делает шаг назад, пропуская Чимина вперёд. Тот неуверенно заходит внутрь и с какой-то брезгливостью осматривает комнату: небольшая, тесная. Окно зарешечено, через него виден только кусочек серого неба и верхушки деревьев, что растут за пределами пансионата. Вдоль одной из стен стоит узкая кровать с металлическими поручнями. Матрас провисший, покрытый простынёй, на которой видны старые пятна. Подушка плоская, сбитая, и покрывало слишком тонкое для того, чтобы согреть в холодное время года. У изголовья кровати находится тумбочка, на которой лежит небольшая стопка книг, запылённая фотография в рамке и пустой стакан. Комната выглядит как место, откуда постепенно уходит жизнь. Всё в этой палате говорит о запустении, о том, что это место предназначено для ожидания конца. И после вручения визуальной оценки этой, с позволения сказать, комнате, Чимин видит мать. Она сидит в инвалидном кресле напротив окна, взгляд её блуждает где-то в пустоте, волосы растрёпаны, лицо безжизненно. Гымиль не замечает сына, её глаза лишены той осмысленности, которой обладали когда-то.        — Вот она, сын, — тихо произносит Минволь из-за спины Пака-младшего, смотря на жену, как смотрят на затухающий огонь, что когда-то был ярким и тёплым. В его глазах видна безграничная печаль и смирение, словно он давно уже принял эту неизбежность. — Та, кто осталась от твоей матери, — в мужском голосе звучит горькая тоска по прошлому, по тем временам, когда они с Гымиль были моложе, когда она улыбалась ему, когда они ещё были семьёй. Минволь вглядывается в неё, пытаясь найти хотя бы что-то от той, кого он когда-то любил, но видит лишь измученную болезнью женщину, которая не может ответить ему взаимностью.       Чимин же стоит на пороге комнаты, напряжённый, словно не в состоянии решиться на первый шаг. Внутри него борются страх, гнев и невыносимая боль. Он смотрит на Гымиль – ту, кто был и остаётся его матерью, и пытается примирить это настоящее с тем, что осталось в его памяти. Её волосы, некогда ухоженные и аккуратные, сейчас спутаны и неопрятны. Она выглядит слабой, сломанной, как увядший цветок, который когда-то был полон жизни, но теперь медленно теряет свои последние лепестки. Тогда Чимин делает маленький шаг вперёд, преодолевая внутреннее сопротивление. Затем второй. Третий. Приближаясь к ней, он надеется увидеть хотя бы проблеск узнаваемости в её глазах, но стоит ему подойти ближе, как Гымиль поднимает голову и встречается с его взглядом, выглядя озадаченной. Она его не помнит.       — Мам… — тихо зовёт её Пак, и его тенор ломается на этом простом слове. Ему нужно, чтобы она его узнала, нужно это признание, эта связь, за которую он цепляется всей душой, но которую всё ещё старается отрицать. Или уже не старается? Быть может, Чимин уже принял тот факт, что скучал?       Но Гымиль просто смотрит на него. Смотрит, затем медленно качает головой, словно пытается что-то вспомнить, и, наконец, произносит с мягкой, но пустой интонацией:       — Прости, я не помню тебя. Кто ты?       Эти слова будто разрывают Чимина изнутри. Всё, что он хранил в себе эти шесть лет: боль, обида, гнев, сожаление – всё это обрушивается на него с такой силой, что он едва держится на ногах. Он чувствует, как внутри него что-то ломается, не выдерживая натиска реальности.        — Мама… — срывается с его губ, и он, не в силах более сопротивляться, падает перед ней на колени. Слёзы наворачиваются на глаза, потому как он больше не пытается их скрыть. Его руки сжимаются в кулаки, он прижимает их к полу, как будто надеясь найти там опору. Но земля под ним точно исчезает, и он погружается в пучину своей боли: начинает всхлипывать, сначала тихо, а потом всё громче, заливаясь слезами, которые он столько лет держал внутри. Этот плач не только за те годы, что они с сестрой провели вдали от матери, но и за всё, что было потеряно — за ту любовь, что некогда связывала их, и за ту женщину, которую он знал как свою мать.       Он рыдает, обнимая её колени, как ребёнок, возвращающийся к матери после долгой разлуки. Сейчас ему не важно, помнит она его или нет. Вся обида, все упрёки растворяются в этих слезах, оставляя только глубокую, всепоглощающую грусть. Женские руки остаются неподвижными, но Чимин всё равно крепко прижимается к ногам Гымиль, словно в поисках утешения в этом последнем, отчаянном жесте. Чимин не слышит, как Минволь тихо прикрывает за собой дверь, оставляя их наедине с этой невосполнимой потерей. Сейчас перед ним нет ни прошлого, ни будущего – только это мгновение, наполненное болью, которую он не может ни изменить, ни забыть.       Гымиль смотрит на юношу, который плачет у её ног, и в её глазах появляется что-то новое – не узнаваемость, но тепло, сострадание. Она осторожно, немного неуверенно, тянет руку и кладёт её на голову Чимина, начиная поглаживать его волосы. Её движения медленны, почти нерешительны, но в них есть какая-то материнская нежность, даже если она и не помнит, ни кто он, ни кто она, ни кем они приходятся друг другу.       — Тише, тише… — мягко говорит Гымиль. Её слова звучат успокаивающе, хотя и немного растерянно, точно колыбельная, которую поют новорождённым. — Не плачь, всё будет хорошо… — продолжает шептать она. — Не знаю, кто ты, но я здесь. Я с тобой, — её слова просты, но в них есть то, что Чимин так долго ждал и что слышал когда-то давно, в далёком детстве. Она продолжает гладить его по голове, словно старается утешить не незнакомого ей юношу, а маленького мальчика, который нуждается в её заботе. И совсем неважно, кем этот мальчик является. Ей просто хочется его утешить, и всё. — Всё хорошо, не надо так расстраиваться, — тихо проговаривает Гымиль, а её руки продолжают осторожно касаться мужских волос. — Ты не один. Всё пройдёт, просто будь сильным.       Она не понимает, почему этот мальчик плачет, но в её голосе слышится искреннее желание помочь ему. Это мать в её глубинном, инстинктивном проявлении, даже если Гымиль больше не помнит, что это её сын. Чимин чувствует, как её слова проникают ему в самое сердце, будто согревают изнутри, но в то же время добавляют туда ещё больше боли, ведь Гымиль не знает, кого пытается утешить. До сих пор видя перед глазами осунувшегося отца и сломанную болезнью мать, Чимин понимает, что оставил их в самый трудный момент. Он был так поглощён своей обидой, что не заметил, как они постепенно теряли всё – своё здоровье, силы и, наконец, надежду. Этот пансионат, их жизнь на её пособия, работа отца уборщиком – всё это последствия того, что он и Юнин отвернулись от них.       Внезапно Чимин перестаёт плакать, вытирает ладонью слёзы, встаёт перед креслом, в котором сидит мать, на колени, берёт её руку в свою и тихо шепчет:       — Мама, ты меня совсем не помнишь? — он смотрит в её глаза, надеясь увидеть в них хотя бы проблеск памяти, но видит лишь абсолютную пустоту. — Когда я был маленьким, ты укладывала меня спать и перед сном всегда читала мне сказку про деревянного мальчика… — мужской голос срывается, но Пак продолжает, отчаянно цепляясь за воспоминания. — А потом ты гладила меня по голове, говорила, что я твой маленький герой… Неужели ты забыла? — Чимин с надеждой ждёт ответа, какой-то реакции, чего угодно, что покажет, что она всё ещё помнит, что хоть что-то осталось в её памяти с тех времён, когда она была его матерью. Но Гымиль лишь смотрит на него с отстранённой улыбкой, будто стараясь быть доброй к незнакомцу, который нуждается в её утешении. Она осторожно касается его щеки, проводит по той костяшками пальцев и затем, как будто пугаясь чего-то, живо отводит руку к себе.       — Прости, милый, — произносит она с печалью в голосе, — но я не помню… Тебя, сказку… ничего. Это было так давно? — она хмурится, пытаясь что-то вспомнить, но её взгляд снова теряется где-то вдалеке. — Я чувствую, что должна знать тебя, но… всё такое размытое, как во сне. Прости… — извиняется, сама не зная за что, Гымиль, после чего Чимин мученически закрывает глаза, в то время как его сердце начинает болеть с новой силой. Он старается снова не удариться в слёзы, но голос матери, такой родной и одновременно чужой, ломает его окончательно.       — Это не твоя вина, мама, — тихо отвечает он, пытаясь скрыть отчаяние во всём своём проявлении. — Я просто… я так скучал по тебе, по тем временам, когда я был совсем маленьким. Но сейчас… я здесь, рядом. И мне неважно, помнишь ты меня или нет. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я здесь. Ты не одна.       Гымиль продолжает смотреть на Пака, не понимая до конца его слов, не ощущая их теплоты и заботы, потому что она не знает этого мальчика, а значит, и не знает всех тех чувств, которые когда-то сама к нему испытывала. Почему он называет её мамой? Почему хочет помочь ей? Она снова гладит его по голове, а на её лице появляется слабая, чуть виноватая улыбка.       — Спасибо… что ты здесь. Мне сейчас так одиноко. Но с тобой… мне кажется, что я не одна, — говорит она, и в этих её словах Чимин слышит искреннее желание быть рядом, несмотря на всё, что было забыто, несмотря на всё, эта женщина всё ещё остаётся его матерью. Независимо от того, что она помнит или забыла, несмотря на то, что она сделала или не сделала в прошлом, она всё ещё здесь, и он больше не позволит себе быть далеко от неё. Ему только нужно… Нет, он искренне хочет избавить её от пребывания в столь ужасных условиях. Если это правда и… Гымиль действительно с каждым днём становится всё хуже, он хочет поместить её на лечение в частный пансионат или клинику, где за ней будут ухаживать как за человеком, а не как за беспомощной вещью.       Медленно поднимаясь с колен, Чимин сглатывает тяжёлый ком в горле. Он с трудом подавляет в себе слёзы, чувствуя, что ещё не готов уйти, но понимает, что должен сделать всё возможное, чтобы изменить её положение. А для этого ему сейчас уйти просто необходимо, потому как отсюда он помочь ей никак не сможет.       — Мама… — неслышно лепечет он, наклоняясь к ней ближе. — Я обещаю, что позабочусь о тебе. Ты больше не будешь одна. Я всё устрою.       — Спасибо, — шепчет Гымиль, снова проводя ладонью по щеке парня. — Ты такой добрый… Спасибо, что пришёл, — она улыбается, всё ещё не понимая, кто перед ней стоит, но ощущает в его словах что-то тёплое и искреннее.       Чимин на мгновение задерживает взгляд на материнском лице, стараясь запомнить каждую его черту. Затем он кивает, осторожно целует её в лоб и медленно отступает к двери, глядя на неё до последней секунды, прежде чем выйти из палаты. Оказываясь в коридоре, он глубоко вздыхает, пытаясь успокоиться, закрывает за собой дверь и после видит, как Минволь ждёт его, стоя у стены. Если всё действительно так плохо, как говорит отец, и состояние Гымиль только ухудшается, то оставлять её здесь – это просто жестокость. Он не может себе этого позволить. Годы, проведённые вдали от родителей, уже нанесли ему слишком глубокие раны, однако сейчас у него есть шанс хотя бы частично загладить вину. Чимин искренне хочет избавить мать от тех условий, где о ней заботятся формальной заботой, как ещё об одном случае в длинном списке пациентов. Тогда Чимин подходит к отцу и поднимает на него покрасневшие от слёз глаза.       — Пап, — тенор Чимина твёрдый, но от этого не лишён мягкости, — она не может здесь оставаться. Я сделаю всё, что смогу, а даже если и не смогу, то всё равно помещу её на лечение в более приличное место, — с пренебрежением осматривает стены этого старого пансионата, и затем по его телу пробегают неприятные мурашки. Минволь устало вздыхает, проводя рукой по лицу, на котором видны следы горького смирения. Он долго молчит, словно переваривая слова сына, а затем медленно кивает.       — Я тоже не хотел, чтобы всё обернулось вот так, — глухо отвечает он, — но у нас не было другого выбора. Деньги… Я сам еле справляюсь, сынок. На её пособие и то, что я зарабатываю… этого едва хватает, — Минволю самому хочется реветь навзрыд оттого, насколько жестоко обходится судьба с ним и его женой.       — Я помогу, — Чимин перебивает отца, не позволяя тому продолжить самобичевать себя. Он чувствует, как в нём вспыхивает ярость от несправедливости того, что его мать и отец вынуждены жить так. А даже если и от справедливости, каждому нужно уметь давать второй шанс. — Я найду способ. Она будет там, где о ней будут заботиться, где ей будет спокойно. Мы найдём для неё место лучше этого. Я не позволю, чтобы она оставалась здесь.       Минволь смотрит на сына глазами, полными усталости и отчаяния, но в их глубине зреет надежда. Сам он не способен ничего изменить, но, возможно, Чимин сможет сделать то, чего не смог он. Когда же Чимин кивает отцу в знак прощания, уже намереваясь покинуть территорию пансионата, Минволь цепко хватает его за руку и возвращает на место. Такая сильная хватка… Пак-младший с непониманием смотрит на отцовские пальцы, удерживающие его и не дающие ему уйти, после чего обводит лицо старшего вопросительным взглядом и мнимо спрашивает его, чего он хочет. Тогда Минволь серьёзно меняется в лице и сжимает пальцы на руке сына ещё сильнее.       — В тот раз ты сказал, что расскажешь мне всё, когда мы встретимся снова. Мы встретились. Поэтому расскажи мне, зачем тебе нужно было выяснять причастность Тэхёна к нашему с матерью положению? — судорожно прочищает горло, боясь, что его настойчивость может только навредить ситуации. — Почему в тот раз ты сказал, что Юнин обставила всё так, чтоб наши семьи никогда не забывали о существовании друг друга? — на секунду Минволя посещает тревожная мысль, которую он не без труда заставляет себя озвучить, перед этим плавно отпуская руку сына: — Пожалуйста, только не говори мне, что между ней и Тэхёном снова… что-то есть.       — Юнин родила от Тэхёна ребёнка, пап, — Чимин и сам не понимает, откуда в нём берётся смелость рассказать отцу ту правду, которую они с сестрой ото всех так тщательно скрывали. Оказывается, это не так сложно. Первые секунды тяжело, но потом тебе становится даже легче. Юнин тоже боится, что ей будет тяжело во всём признаваться Тэхёну? Зря боится. Опять-таки, намного проще сказать о том, чего боишься, чем продолжать молчать. — Хочешь знать, почему я так сказал? Почему сказал, что из-за Юнин наши семьи всегда будут связаны? Потому что шесть лет назад она отказалась делать аборт. Потому что этот ребёнок – его ребёнок. Потому что она любит этого подонка, как никого другого в своей жизни.       Минволь замирает, словно время останавливается вместе с его дыханием. Руки невольно сжимаются в кулаки, а в глазах появляется смесь ужаса и шока. Он не знает, что сказать, не знает, как реагировать. Шесть лет они с женой жили в нищете и одиночестве, а теперь оказывается, что будь они умнее и добрее, все эти годы они могли бы воспитывать внука. Это… Это же просто в голове не укладывается. Юнин, его маленькая девочка, его родная доченька, шесть лет назад стала мамой? Минволь чувствует, как его мир рушится и одновременно складывается по-новому, в неожиданных, острых углах. Долгих шесть лет они с Гымиль винили себя за всё, что произошло. Винили, но ничего не стали делать для того, чтобы вернуть детей обратно. А теперь оказывается, что у них был шанс стать частью чего-то большего, быть рядом с внуком – продолжением их семьи.       — Шесть лет... — про себя повторяет Минволь, глядя в пол, будто пытаясь найти там ответы. — И я ничего не знал, — поднимает глаза на Чимина, всё ещё не веря в услышанное. Его дочь, его Юнин уже… мама? Минволь не был рядом, когда рождался его внук. Не знал о тех ночах, когда она одна, возможно, плакала от усталости и страха, не знал, как ребёнок сделал первые шаги и каким было его первое слово. — Сын… — шепчет он, с трудом выговаривая каждую букву, словно те разом лишают его всех сил. — У неё правда есть… ребёнок от Тэхёна? — Минволь теряется в водовороте собственных эмоций: гнев, шок, обида, горечь – всё смешивается в единый клубок. — Почему ты не рассказал мне об этом раньше, Чимин? — голос мужчины дрожит, и не столько от шока, сколько от непонимания и горького осознания того, что он столько лет был в стороне от всего этого. А Пак-младший молчит. Не торопится отвечать, да и не собирается в принципе. Тогда Минволь продолжает: — Ты сказал, что Тэхён причастен к нашему с матерью, кх-м, незавидному положению. Но я не думал, что всё настолько серьёзно.       — Так решила твоя дочь, — тихо отвечает Пак-младший, избегая взгляда отца. — Юнин обставила всё так, чтобы наши семьи никогда не забывали друг о друге. Её сын, мой племянник, твой внук — это связь, которая привязывает нас к ним навсегда. И я даже не знаю, чем бы всё обернулось, если б мы не вернулись в Сеул, — Чимин делает тяжёлый вдох и жмурит глаза. — Мы работаем все вместе: я, Юнин, Тэхён. Поначалу я не думал, что всё может зайти настолько далеко, но потом… их отношения… — Чимин теряется в своих же мыслях, путается, уже и сам не знает, чего хочет сейчас и чего хотел, когда они с Юнин только ехали в столицу. — Они любят друг друга, пап, — поднимает таки на отца глаза, в которых после замечает чрезмерную мнительность. — Любят просто… Просто сильно. Безо всяких «если» или «но». Их любовь – это что-то, что не перестаёт расти, даже когда всё вокруг продолжает рушиться, — его тенор срывается от напряжения. — Я понимаю, как это звучит, но они действительно любят. И ни я, ни ты, ни кто-либо ещё не сможет ничего с этим сделать.        — Так… Тэхён, он знал? О нас с матерью? — Минволь решает никак не комментировать слова сына, потому что не может собрать мысли в одну кучу. Его тело то дёргается неуёмной дрожью, то замирает безвольной плетью. Бешеный стук сердца не позволяет ему ни унять его глубоким дыханием, ни мысленным счётом до десяти. — Ты же поэтому назвал его подонком, верно? Потому что он обо всём знал? Ты всё-таки выяснил? — выдаёт приглушённый смешок, на который решается абсолютно спонтанно.       — Он просто подонок, и неважно, знал он или нет, — невольно хмыкает Чимин, когда осознаёт, что слишком сильно забегает вперёд. После этого он помещает руки в карманы брюк и уже начинает идти вперёд, как вдруг останавливается и оборачивается через плечо: — Подонок он ещё и потому, что позволяет Юнин сходить по нему с ума, — его острый взгляд пронзает Минволя, приковывая того к потёртому линолеуму. — И нет, я ещё ничего не выяснил. Сейчас поеду выяснять, — Чимину кажется этих слов достаточными для того, чтобы кивнуть отцу на прощание и быстрым шагом двинуться на выход. План в его голове созрел ещё десять минут назад. Куда он может поехать? К кому может обратиться за помощью? Кто может рассказать ему правду? Кто знает Тэхёна ближе всех? Кто, если не его родной брат?

* * *

      Очередная поездка на такси и очередные эмоции, захлёстывающие безудержным водоворотом. Чимин выскакивает из машины сразу, как та останавливается у дороги, ведущей в частный дом. Внутри него всё кипит, а лютая злость пульсирует в груди подобно раскалённой лаве. Откуда у Чимина адрес Сокджина? Он сохранился в его в телефоне с тех самых пор, как Чимин вызывал такси для Юнин и Тэквона, когда те ездили к родственникам Тэхёна в гости. Тогда это казалось обычным делом, но теперь этот адрес становится его единственным ориентиром в поисках правды.       Он не может попасть к самому Тэхёну – его сейчас нет в стране. Поехать прямиком к Сухвану? Тоже не получится – его особняк наверняка хорошо охраняется. А вот Сокджин… Сокджин, брат Тэхёна, будет отличной мишенью. Чимин не собирается жалеть никого из этой семейки, и неважно, кто на самом деле был причастен к тем унижениям, которым подверглись его родители. Если к этому причастен только Сухван – тем хуже для него, но Чимин намерен выбить ответы хотя бы из кого-то. Его кровь кипит, сердце гулко стучит в груди, и в этот момент у него нет ни малейшего желания останавливаться. Всё, чего он хочет – это справедливости и мести.       Он резко открывает калитку и заходит во двор частного дома, пытаясь взять себя в руки. Мысли о том, в какой нищете живут его родители, как отец каждый день едва сводит концы с концами, чтобы хоть как-то прокормить себя и мать, и как сама мать увядает на глазах — всё это вызывает в нём только ярость, которая с каждой секундой становится всё невыносимей. Чимин намеренно не скрывает своих шагов, не пытается замаскировать гнев. Сейчас он не боится ни последствий, ни чужих взглядов. Ему нужно услышать правду, и если для этого придётся пройтись по всем ближайшим родственникам Тэхёна, начиная с Сокджина – так тому и быть. Подходя ко входной двери, Чимин несколько секунд колеблется. Грудь сдавливает. На мгновение он задумывается над тем, что, может быть, он делает что-то необдуманное и что эта перепалка ничего не решит, но всё это быстро тонет в новой волне ярости. Чимин стискивает челюсти, поднимает руку и громко стучит кулаком в дверь.        Джин должен ответить за всё: за поступки отца и брата.        Проходит минута, две – дверь никто не открывает. Тогда Чимин стучит ещё раз. Стучит сильнее и настойчивее и уже даже сжимает от злости зубы, намереваясь проникнуть в дом силой, однако именно в этот момент дверь с тихим скрипом открывается, и перед Паком возникает Сокджин, явно не ожидавший увидеть его на пороге своего дома – его брови поднимаются, а глаза слегка расширяются. Он выглядит удивлённым, но сохраняет на лице своё привычное, слегка глуповатое, насмешливое выражение, словно стараясь не замечать тех эмоций, что гейзером бурлят на лице Пака-младшего.       — Чимин? — Джин приподнимает бровь, осматривая стоящего перед ним парня, с которым ранее практически не контактировал. — Что ты здесь делаешь? — кладёт левую ладонь на дверной косяк и склоняет голову вбок. Пак в ответ лишь злобно щурит глаза, потому как гнев в нём начинает пылать всё сильнее с каждым ударом сердца. Он почти не слышит спокойного тона Сокджина, не видит его безупречной вежливости. В его голове крутится только одно: правда, ответы – узнать любой ценой.       — Мне нужна правда, — так и говорит мужчине напротив Чимин, стараясь сохранять бдительность и душевное равновесие. Если он сейчас перейдёт в открытое наступление, начнёт агрессировать, Джин может просто выставить его за дверь и вызвать полицию. — Ты скажешь мне, как далеко зашли твои отец и брат в отношении моей семьи. Скажешь добровольно, — стискивает руки в кулаки и напрягает каждый мускул в теле. Чрез скрежет зубов ему отчётливо видна жизнь без прикрас: в этом знатном семействе никому нельзя доверять. Сыновья Сухвана унаследовали от отца всё гнильё, какое только можно было унаследовать: двуличность, постоянное притворство, непомерное властолюбие, дичайшую жестокость и пустое бахвальство.        — Я не понимаю, о чём ты говоришь, — также спокойно отвечает незванному гостю Сокджин и складывает руки на груди. Он никогда не был особо близок с братом Юнин, хотя со слов Тэхёна, да и самой Юнин тоже, Чимин – парень неплохой. Вот только что он себе сейчас позволяет? Заявился сюда без приглашения, в день приезда их с Тэхёном двоюродной сестры, предъявляет ему какие-то обвинения, о которых Джин вообще впервые слышит, агрессирует прямо ему в лицо, словно Джин – источник всех его несчастий. За такое и отхватить можно. — Ты что, пришёл сюда скандалить? Может, ещё угрожать начнёшь?       — Прекращай притворяться! — взрывается Чимин и делает уверенный шаг вперёд, вынуждая Сокджина отступить назад, прямиком в дом. — Неважно, насколько ты причастен к случившемуся с моими родителями! Ваша семейка… ваш отец, Тэхён – вы все виноваты! И ты мне расскажешь всё, что знаешь! — рычит Пак, тыкая темноволосому мужчине указательным пальцем в грудь.        — Да что ты себе позволяешь?! — спокойствие старшего брата конкретно пошатывается. Джин толкает Пака в плечи, дабы тот покинул территорию его дома. — Если ты думаешь, что сможешь что-то выяснить, ворвавшись ко мне домой с обвинениями и угрозами, то сильно ошибаешься! — Сокджин более не трогает парня, потому как по натуре своей является крайне сдержанным и уравновешенным человеком. Когда же Чимин, вроде как, делает успокаивающий выдох, прекращая бездумно орать и обвинять его, Джин указывает ему пальцем на дверь. — А теперь – пошёл вон. И чтоб больше сюда заявляться не смел. Иначе ночь в обезьяннике я тебе гарантирую.       — Оппа, что у тебя тут случилось? — раздаётся женский голос со стороны аркообразного прохода в коридоре. Бросая взгляд в сторону, Чимин видит выходящую вперёд девушку лет двадцати пяти-двадцати шести: красивая, высокая, в отличие от большинства кореянок, с подтянутой фигурой, как будто является профессиональной спортсменкой. Глаза чёрные, стрижка короткая (чуть ниже плеча), чёлка ровная. А вот черты какие-то не корейские. Точнее – не совсем корейские. Словно эта девушка – только на половину кореянка. — А это кто? — скрещивает руки на груди и встаёт возле Джина. Её появление сразу меняет атмосферу – спокойное, но властное.        — Мунбёль, не вмешивайся, — просит кузину Сокджин, пытаясь взять ситуацию под контроль, но его голос звучит не так уверенно, как ему хотелось бы. Между прочим, это их с Тэхёном ещё одна отличительная черта: когда Тэхён хочет сказать что-то серьёзным басом, у слушающего его даже волосы на затылке встают дыбом, а когда Сокджин пытается говорить строго, это не вызывает ни у кого и намёка на страх. Наверное, это зависит от типа голоса. Низкий голос всегда вызывает трепет, чего нельзя сказать о высоком. — Иди на кухню. Я здесь сам разберусь.       — Я вижу, — усмехается Мунбёль и со сложенными на груди руками подходит к Чимину, смотря на того чуть ли не сверху вниз. — Кто бы ты ни был, кажется, тебе здесь не рады. Да, и кстати, вздумаешь пререкаться с Джином-оппой, знай, у меня – чёрный пояс по тхэквондо. Так что лучше десять раз подумай, прежде чем встревать, — властно заявляет девушка, чем вызывает у Пака только усмешку. Кто она? Кто эта девчонка? Мировая рекордсменка? Если она приходится семейке Ким родственницей, что-то Чимин не припоминает, чтобы видел её у Тэхёна на свадьбе.       — Дорогой, всё хорошо? Что тут у вас происходит? — оттуда же, откуда две минуты назад вышла Мунбёль, выходит и Исыль. Чимин закатывает глаза и протирает лоб ладонью. «Как же не вовремя я сюда пришёл», – думает он. Не вовремя, так ещё и с порога на Сокджина налетел. Это всё эмоции. Уж слишком невыносимо было видеть Гымиль в том состоянии, в котором Чимин её сегодня видел. Так плюс ко всему он ещё и не знает, кого обвинять: Сухвана и Тэхёна, или только Сухвана, или всё их титулованное семейство. Чёрт! Поворачиваясь к хозяевам дома полубоком, Пак виновато поджимает губы и звонко вздыхает.       — Простите, что заявился сюда без приглашения, просто… — он резко меняется в настроении и переводит на Сокджина потерянные глаза. — Да ладно, неважно. Я пойду. Простите ещё раз, — снова извиняется перед семейством Кимов Чимин и уже выходит за порог дома, как вдруг Джин окликает его, как будто предлагая задержаться:       — Погоди. А чего ты хотел-то?       Вот, это ведь идеальный момент для нахождения ответов! Чимин снова оборачивается через плечо и возвращается в дом, прикрывая за собой дверь. С чего начать говорить, если десять минут назад он без какого-либо стеснения орал на Сокджина? Между прочим, в отличие от Тэхёна, Джин никогда не казался Чимину отпетым себялюбцем. Да, он, как и все, собственно, в семье Ким – красив, богат, однако Чимин никогда не замечал за Сокджином барских замашек или презрительного отношения к окружающим. Держит марку, безусловно, но не передерживает. Это наводит Чимина на мысль, что Джин, скорее всего, не причастен к бедам семьи Паков. Так, может, им следует нормально поговорить и выяснить, кто же на самом деле стоит за всем тем, что сейчас переживают Минволь и Гымиль?