Засыпая, я молюсь...потерять тебя боюсь

      Солнце едва только начинало показываться сквозь светло — розовую пушистую пелену облаков, а лёгкий осенний ветерок слегка покачивал кроны пока ещё красиво наряженных листвой деревьев. Накануне вечером шёл тихий дождик, потому, наверное, сейчас, в ранних предрассветных сумерках ощущалось невыразимое, такое притягательное очарование. Небо обволакивали облака, которые с большой вероятностью скоро рассеются, но вот завораживающая розовая дымка будет напоминать о себе ещё какое то время. Солнце теперь не такое тёплое, как летом, но зато стоит низко, светит на порядок ярче холодным оттенком надвигающейся осени. Осень — не самая любимая пора для Хелен и её папы, просто со временем они стали относится к этому времени года равнодушно. Сегодня годовщина смерти её мамы — ровно шестнадцать лет назад она погибла, когда самой Хелен было два с половиной года. Она была совсем ещё малышкой, а её мама Анабель такой молодой и прекрасной, что до сих пор нет сил поверить и осознать трагедию утраты. Она была специалистом, как папа и тогда, шестнадцать лет назад, во время их миссии в месте, под названием Астер-Делл, произошло нечто ужасное — то, о чём папа не хочет рассказывать как бы Хелен его об этом ни умоляла. О том, что была эта миссия, и то удалось узнать только с горем пополам от тёти Фары, которая не смогла выдержать умоляющего тона племянницы, и стеклянного, слезливого взгляда. Всё таки, как ни крути, а с течением времени было понятно, что она по мере взросления захочет узнать подробности случившегося. Мисс Даулинг об этом конечно догадывалась, предугадала, можно сказать, наперёд, уже заранее решая что именно рассказать Хелен, а что приберечь до момента, когда сам Сол будет готов открыться дочери. На самом деле, было куда предпочтительнее хранить тайну дальше, по мере возможности и здесь её поддерживали её друзья — собственно, шурин и старый друг Бен Харви. Для самой Фары такая вынужденная мера, как сокрытие информации, была своего рода облегчением, словно бы так можно было лишний раз не бередить старые раны. Можно, наверное, но не так, как хотелось бы. С мыслями о маме, папе и злосчастной тайне, которая была покрыта мраком, Хелен добрела до каменного круга. Вокруг спокойно, ни единой живой души, хотя здесь, никого в такое время, да ещё вне занятий быть в принципе не должно, но девушка считала свой случай исключительным. Ей исполнилось восемнадцать лет, но вот магическая сила, вернее её сущность феи, коей она была от рождения, так и не дала о себе знать. Хелен знала о том, что как и её мама с тётей, она является феей разума, однако чары по какой то причине всё ещё дремали, что в свою очередь озадачивало саму мисс Даулинг, но вселяло облегчение в душу Сола. Он надеялся, что чары его ненаглядной так и останутся дремать внутри, ведь их пробуждение отнюдь не всегда переносилось легко как физически, так и ментально. Мужчина вовсе не желал для своей дочери таких мучений, поэтому пресёк любые попытки Фары каким бы то ни было образом вмешиваться. Собственно, когда, а самое главное кто, мог бы что либо запретить Фаре Даулинг? Она не хотела для племянницы ничего дурного, была полностью спокойна за неё в случае если все-таки удастся разбудить магию. В их роду никогда не было проблем с контролем, да и рядом всегда был надёжный наставник, в случае с Хелен он тоже был, поэтому в тайне от шурина Фара занималась с Хелен после занятий, в том числе в каменном кругу, однако результата по прежнему не было. Вот и сейчас, девушка пришла сюда уже догадываясь что тётя наверняка поняла её намерения, поэтому её никто в данный момент искать здесь не станет. Только вот душа была охвачена смятением: если с тётей Фарой у них ничего не получалось, а она, в общем то, сильная, мудрая и опытная фея, тогда чего сможет тут добиться в одиночку не сведущая в магии, неуверенная в себе, боязливая девушка? Да, храброй себя Хелен не считала. До этого ей было очень далеко. Тем более основания опасаться у неё были: она ничего не знает о магии, хотя живёт в Магиксе с рождения, и сколь бы книг ни прочла, все равно было страшно оказаться лицом к лицу со своей сущностью тем более в одиночку. Единственное, что спасало, это её тренировки со специалистами. Впервые она оказалась там в шестнадцать лет, и Сол тогда заранее знал, точнее надеялся на то что феей его милая малышка точно не станет, поэтому не задумываясь взял её к себе на обучение, лично следил за её тренировками с теплотой в сердце замечая, что Хелен добивается вполне неплохих результатов. Ещё не идеально, конечно, но для этого он и есть, чтобы помогать, указать на просчёт, быть рядом на случай если что нибудь пойдёт не так. Он слепо надеялся, что так будет всегда. Мысли о папе всегда согревали девушку, придавали сил, улучшали настроение, но в эту минуту её охватила мимолётная тревога. Как он сейчас? Ещё спит или с самой ночи глаз не сомкнул? Сегодня ведь, день маминой памяти. А папа её так любил, так сильно, беззаветно, трепетно, что сжимается сердце. Её нет уже давно, а он до сих пор называет маму Прелестью всей его жизни ночами, в моменты когда тоска беспокоит его особенно остро, бережно держа у сердца её фотографию. Затем бесшумно входит в комнату Хелен, садится на краешек кровати, нежно держит за руку, только лишь его прерывистое, хриплое от слёз дыхание слышится в тишине, а потом так же аккуратно ложится рядом с краю. Хелен в ответ повинуясь порыву всегда поворачивается на левый бок, двигается ближе, чтобы обнять отца покрепче и ткнуться носом ему в грудь, потому что так ей спокойно, надёжно, тепло до туманящихся от блаженной неги мыслей, до дрожи в сердце необходимо. Потому что папе сразу становится легче, стоит только прижаться носом, а потом губами в уже слегка встрёпанные волосы, пахнущие мятным шампунем. Прижимая к себе свою любовь, Сол как никогда чувствует себя живым, хочется дышать. Дышать только ею — своей дочерью, которая лишь одним взглядом перламутрово — серых глаз заставляет улыбнуться, одним прикосновением избавляет от боли и стресса. Она — его опора в этой жизни, смысл его бытия, плод самой искренней любви на этом свете. Хелен зажмурилась от ощущения скатывающейся по щеке слезинки, тихонечко всхлипнула, совершенно искренне осознавая, что для пробуждения магии её настрой совсем не подобающий, а следующие затем шаги всего в паре метров от неё, которые сопровождались совсем не скрываемым хрустом веток, заставили девушку напрячься. Хелен мигом взяла себя в руки, инстинктивно хлопая ладонями по бокам, в попытке нащупать оружие, но с запоздалым вздохом негодования поняла, что попросту не взяла его, думая что в том нет необходимости. Просто блеск! Шаги были всё ближе, а паника внутри только сильнее нарастала, отдаваясь стуком прямо в затылке. Кого же там носит в такое время? Мысль ещё даже не успела проскочить, как из-за можжевелового кустарника показалась знакомая фигура, от чего Хелен неровно выдохнула: — Ривен? — Здравствуй, ранняя пташка — путешественница. — подмигнул ей юноша, делая затяжку из своего неизменного «бульбулятора». Так Хелен прозвала вейп, к которому Ривен с течением времени пристрастился, похоже, только сильнее. Удручает, хотя казалось бы, какое ей теперь до него дело? И где он только их берёт, когда только в прошлом году тётя Фара конфисковала чёртову отраву, застукав его во дворе школы. Впрочем, гораздо важнее было то, что он здесь забыл в такое время? С какой целью нарушает распорядок не болтаться, почти что посреди ночи за пределами корпуса?