Blood for blood

«Вся наша жизнь — это игра, где каждый день — новый ход, каждый момент — шанс выбрать путь, а каждый выбор — его последствия.»

***

      Чимин шёл по пустынным коридорам дворца, его шаги были лёгкими и бесшумными. Ночная прохлада проникала сквозь тонкие стены, обволакивая тело и заставляя зябко сжиматься в плечах. Лишь мягкое мерцание светильников из рисовой бумаги освещало путь, отбрасывая на стены длинные тени.       Он всё ещё чувствовал на себе тяжесть взгляда Чонгука, который будто проникал в самую душу. Слова короля эхом отдавались в голове, и сердце билось тревожно, как пойманная птица.       Поступил ли он правильно доверившись этому человеку? Чимин не знал.       Когда он достиг своих покоев, то осторожно отодвинул деревянную дверь, и вошёл внутрь.       Чимин аккуратно закрыл за собой дверь, чтобы не разбудить стражу, и сделал несколько шагов вперёд. В комнате царила полумгла, создаваемая тусклым светом луны, пробивающимся сквозь узкие окна. Едва привыкнув к темноте, он заметил что-то необычное на своей кровати.       Андоль, с плотным матрасом и хлопковым покрывалом, выглядела так же, как и всегда, но на этот раз на ней лежал свёрток, аккуратно перевязанный шёлковой лентой тёмно-красного цвета.       Чимин замер, ощущая, как сердце сжимается в груди. Он медленно подошёл к кровати, стараясь не шуметь, хотя тишина вокруг казалась почти осязаемой. Свёрток выглядел внушительно.       Чимин осторожно сел на край кровати и протянул руку к ленте, разматывая её. Ткань свёртка была мягкой на ощупь, словно шёлк, и в тусклом свете казалась ещё более тёмной, чем лента, что её перевязывала. Чимин медлил, прежде чем открыть свёрток полностью, но любопытство взяло верх.       Внутри лежал небольшой свиток, написанный аккуратным почерком на тонкой рисовой бумаге.       Чимин вздохнул, ощущая лёгкий трепет в груди. Его пальцы чуть дрожали, когда он осторожно развернул свиток, стараясь не повредить тонкую бумагу. Лунный свет падал на ровные строки текста, начертанные изящным почерком.       На рисовой бумаге чёрными чернилами на японском языке было написано:       «Ты радуешь меня, моя лилия.»       Чимин долго всматривался в слова, его сердце вдруг замерло, а затем забилось быстрее. Слова были простыми, но они словно проникли в самое сердце, заставляя лёгкую дрожь пробежать по телу.       «Моя лилия,» — повторил Чимин шёпотом, едва слышно, но в пустой комнате даже этот звук прозвучал отчётливо.       Его пальцы крепче сжали края свитка, каждая буква казалась насмешкой, невидимой нитью, связывающей его с тем, кого он предпочёл бы больше никогда не встречать. В груди вспыхнуло злость, нарастающая, как буря.       Омега с силой сжал края свитка, ощущая, как тонкая рисовая бумага начинает поддаваться его пальцам. Губы плотно сжались. Внутри всё кипело.       — Ненавижу… — прошептал Чимин, и голос его задрожал от эмоций.       Чимин поднял свиток чуть выше, смотря на него с отвращением, будто перед ним было нечто омерзительное. Его дыхание стало неровным, а в голове смешались образы. Голос Кима, его смех, эти слова… Всё это было яд, разъедающий его изнутри.       — Ненавижу… ненавижу! — повторил Чимин, срываясь на шёпот, который звучал в тишине комнаты как яростный крик души.       Свиток зашуршал в его руках, когда Чимин резко скомкал его, смяв в плотный комок. Бумага хрустела, словно сопротивляясь, но Чимин не остановился. Его пальцы судорожно сжимали её, пока тонкий материал не превратился в бесформенную массу.       Он закрыл глаза, чувствуя, как по телу прокатывается волна гнева и отчаяния. Ему казалось, что свиток, даже скомканный, продолжал шептать эти проклятые слова, врезающиеся в его душу.

***

      Хёнсу, сжимая кинжал в руке, осторожно скользил по коридорам дворца. Его шаги были бесшумными, тело двигалось почти инстинктивно. Лишь мягкий свет от редких фонарей выхватывал из тьмы очертания его тонкой фигуры, делая его больше похожим на тень, чем на человека.       Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь редкими звуками шагов стражников. Хёнсу знал дворец, как свои пять пальцев, и с лёгкостью находил тёмные уголки и обходные пути, избегая встречи с охраной. Он несколько раз замер, прячась за колоннами или в тени тяжёлых драпировок, когда рядом проходили стражники с факелами. Их голоса звучали приглушённо, слова невозможно было разобрать, но Хёнсу чувствовал напряжение в их движениях — в дворце явно что-то происходило.       Достигнув ближайшего лестничного пролёта, ведущего вниз, Хёнсу остановился. Лестница, выложенная тёмным камнем, вела в подземные помещения, где располагались темницы. Оттуда тянуло сыростью и прохладой. Хёнсу глубоко вдохнул, стараясь успокоить дрожь в руках. Он чувствовал, как тонкая рукоять кинжала обжигает кожу, словно напоминая о неизбежности его миссии.       «Минсу не должен увидеть рассвет», — слова Хару эхом отдавались в его голове.       Сделав шаг вперёд, Хёнсу начал спускаться. Он шёл медленно, едва касаясь ступеней, чтобы не издать ни звука. Внизу, у входа в темницу, виднелись силуэты двух стражников.       Хёнсу, затаив дыхание, замер в тени лестницы. Его глаза быстро изучали охранников, пытаясь оценить их внимание и выработать план. Один из них лениво опирался на копьё, его поза говорила о скуке и расслабленности. Второй выглядел более бдительным, но его взгляд часто скользил по стенам, словно он пытался найти в этой мрачной тишине хоть что-то, что отвлечёт от однообразия службы.       Ожидая удобного момента, Хёнсу прислушался к звукам вокруг. Где-то вдали раздавались едва уловимые шаги, возможно, ещё один патруль двигался по коридорам. Необходимо было действовать быстро. Хёнсу знал, что любое промедление могло обернуться провалом.       В его голове пронёсся план: отвлечь внимание. Пальцы быстро нащупали в кармане небольшой камешек — ничем не примечательный, но вполне подходящий для того, чтобы отвлечь стражу. Выбрав правильный угол, он бросил камень в темноту напротив лестницы.       Глухой стук раздался где-то в стороне, и оба охранника мгновенно напряглись.       — Что это было? — хрипло спросил первый, выпрямляясь.       — Не знаю, — ответил второй, направляя копьё в сторону звука. — Проверь.       Первый стражник неохотно шагнул вперёд, его шаги звучали громко на каменном полу. Второй остался на месте, явно настороженный. Это был шанс, и Хёнсу не собирался его упускать.       Он плавно выскользнул из тени, его движения были быстрыми и бесшумными. Оставшийся стражник даже не успел заметить угрозу. Резкий рывок, холодное лезвие скользнуло по горлу, и мужчина беззвучно рухнул на пол.       Хёнсу едва успел перетащить тело в укромное место, когда второй охранник вернулся. Его глаза расширились, заметив пустое место там, где должен был стоять напарник.       — Чжун? Ты где? — позвал он, оборачиваясь.       Хёнсу, не теряя времени, выскочил из-за угла, ударив кинжалом в уязвимое место между пластинами доспехов. Мужчина рухнул, издав лишь короткий хрип, прежде чем его тело обмякло.       Тяжело дыша, Хёнсу огляделся. Всё произошло быстро, но оставаться здесь было слишком опасно. Он открыл дверь, ведущую в темницу, и тихо скользнул внутрь.       Запах сырости стал сильнее, воздух здесь был густым, наполненным холодом и гнилью. Узкие коридоры освещались лишь редкими факелами, пламя которых колебалось, будто отзываясь на присутствие незваного гостя. Хёнсу двигался осторожно, стараясь не издать ни звука.       Вскоре он достиг камеры, где держали Минсу. Свет факела позволил ему разглядеть фигуру узника. Тот сидел на полу, облокотившись на стену, с закрытыми глазами, словно уже смирился со своей судьбой.       Минсу, словно почувствовав чьё-то присутствие, медленно поднял голову. Его глаза, уставшие и пустые, встретились с глазами Хёнсу. В этот момент выражение на лице узника едва изменилось, но в нём мелькнуло что-то, похожее на проблеск надежды.       — Кто…? — слабый голос Минсу прозвучал, словно эхо, отражаясь от каменных стен.       — Это я, Хёнсу, — прошептал Хёнсу, присев перед узником. Его голос был тихим и уверенным, но внутри него бушевал вихрь. — Я пришёл за тобой.       Минсу выпрямился, слегка покачиваясь, будто слова Хёнсу были настолько неожиданными, что он не смог сразу поверить в их смысл.       — За мной? — недоверчиво переспросил Минсу.       Хёнсу посмотрел в глаза Минсу, стараясь удерживать взгляд спокойным, несмотря на напряжение внутри. Он наклонился чуть ближе, его голос стал ещё тише, почти интимным.       — Я выведу тебя отсюда. Это приказ Хару.       Минсу долго смотрел на Хёнсу, словно пытался прочитать что-то в его глазах. Ему хотелось верить. Хотелось думать, что он действительно пришёл за ним, чтобы спасти.

Отчаяние делало людей доверчивыми.

      — Хару… — с трудом произнёс Минсу, облокачиваясь на холодную стену. Его голос был слабым, едва слышным. — Значит… он всё-таки…       Хёнсу кивнул, не давая Минсу закончить. В его взгляде светилась уверенность, тщательно отрепетированная. Он положил руку на плечо омеги, чтобы тот почувствовал поддержку.       — У нас мало времени, — прошептал Хёнсу, озираясь на двери камер. — Стражники могут вернуться в любой момент. Ты должен уходить.       Минсу медленно поднялся на ноги, пошатываясь от слабости. Хёнсу подхватил его под руку, поддерживая. Минсу коротко кивнул, приняв помощь, и тяжело вдохнул.       — Я верю тебе, — прошептал Минсу, его голос звучал хрипло, но в нём была искра надежды.       Минсу, шатаясь, медленно двигался вперёд по тёмному коридору. Его слабое тело едва подчинялось, но он цеплялся за надежду, которую внушал Хёнсу. Тот шёл позади, внимательно оглядываясь, каждый его шаг был бесшумным, а взгляд острым, как лезвие его кинжала.       Хёнсу старался выглядеть спокойно, но внутри него всё сжималось. Он знал, что делает, знал, каков будет исход этой ночи. Его пальцы крепче сжали рукоять кинжала, когда он заметил что-то в полумраке. На полу лежало копьё — одно из тех, что принадлежало стражникам, которых он убил. Металлическое острие поблёскивало в свете факелов.       Он остановился на мгновение, словно раздумывая, но в действительности решение уже было принято. Всё должно было выглядеть естественно. Это был единственный способ.       — Стой, — тихо окликнул он Минсу, поднимая руку. Минсу послушно остановился, обернувшись к нему, его глаза блестели от усталости и слабости. — Жди здесь. Я проверю, нет ли впереди стражи.       Минсу кивнул, не задавая лишних вопросов. Он прислонился к стене, тяжело дыша. Хёнсу, сделав несколько шагов вперёд, наклонился и поднял копьё. Оно было тяжёлым, холодный металл приятно ложился в руки.       В его голове уже выстраивался план. Всё должно было быть быстро. Чисто. Он вздохнул, на миг позволив себе почувствовать сожаление. Но только на миг.       Хёнсу развернулся, его шаги были уверенными. Минсу поднял на него взгляд, не успев понять, что происходит. Хёнсу сделал стремительный выпад, вонзив копьё прямо в живот омеги.       Глухой хрип сорвался с губ Минсу. Его глаза широко распахнулись от боли и шока. Он попытался что-то сказать, но вместо слов из горла вырвался сдавленный звук. Тело ослабло, ноги подкосились, и он начал медленно оседать на пол.       — Прости, — прошептал Хёнсу, его голос был холодным, будто бы он говорил это не человеку, а самому себе.       Он сделал ещё один шаг вперёд, толкая копьё глубже. Минсу захрипел, кровь начала струиться из его рта, капая на холодный камень. Хёнсу вытащил копьё, и тело Минсу рухнуло на пол, как кукла, у которой обрезали нити.       Не теряя времени, Хёнсу осмотрел место. Всё должно быть правдоподобно. Он приподнял тела стражников, с трудом подтащив их ближе к Минсу, так, чтобы казалось, будто между ними произошла ожесточённая схватка. Кровь стражников всё ещё не успела застыть, и она быстро смешались с кровью омеги.       Он вложил нож в ладонь омеги и отступил на шаг, оценивая сцену.       Тусклый свет факелов падал на мёртвые тела, создавая зловещую картину. Хёнсу убедился, что следы не укажут на него. Ещё раз осмотрев всё вокруг, он медленно вытер руки о ткань своей одежды, оставляя на ней лишь слабые пятна.       Ему нужно было двигаться дальше. Уходить немедленно. Он тихо, почти неслышно, дальше. Лёгкая дрожь в руках не исчезла.       «Это было необходимо», — повторял Хёнсу про себя, словно пытаясь убедить в этом собственное сердце.

***

      Чимин в ярости вылетел из своей комнаты и помчался по коридору, не обращая внимания на тишину, которая царила в доме. Его шаги были быстрыми и почти неосознанными, он просто хотел выбраться, подальше от этого кошмара.       В голове всё гудело от слов на свитке, и каждое из них, как удар ножом, врезалось в его сердце. Он не мог больше оставаться в четырёх стенах, не мог. Ему нужно было вырваться на улицу, в пустой двор, где хотя бы не было этих проклятых мыслей.       Когда Чимин вышел в сад, его шаги были быстрыми, почти бегущими, как будто он пытался убежать от самого себя. Тишина ночи окружала его, а воздух был пронизан запахом цветущих растений и свежести, но он не чувствовал ничего, кроме тяжести в груди. Все в его жизни в этот момент казалось иллюзорным и зыбким, как мрак, окутывающий дворец.       Он не услышал шагов, не заметил приближающейся фигуры. Только когда внезапно что-то преградило его путь, его тело столкнулось с чем-то твёрдым и мощным. Чимин подпрыгнул, пытаясь отойти, но тут же почувствовал сильные руки, которые удержали его.       — От чего ты убегаешь? — звучал знакомый голос…Чонгука.       Чимин стоял, не в силах двинуться, когда сильные руки Чонгука сжали его плечи. Его грудь вздымалась от напряжения, как если бы он пытался вдыхать и выдыхать одновременно, но не мог.       — Я… я получил послание от императора Кима, — голос Чимина прозвучал хрипло. Омега пытался не смотреть в глаза Чонгуку, но это было невозможно. Проклятая луна, чёрная и бледная, лишь подчёркивала красоту стоящего рядом альфы. — Это… это он послал мне свиток.       Чонгук молчал, но руки, что держали Чимина, сжались чуть сильнее, и омега заметил, как взгляд короля становится более напряжённым, как будто внутри него что-то начинало рваться.       — Что в нём было? — голос Чонгука был тихим, но в нём звучала злость.       Чимин, не выдержав этого взгляда, наконец осмелился поднять глаза. Увидел в Чонгуке нечто, чего раньше он старался отрицать — чистую ненависть. Чимин сглотнул комок в горле и продолжил:       — «Ты радуешь меня, моя лилия…» — слова сорвались с губ Чимина.       Чонгук слегка наклонил голову, его губы изогнулись в едва заметной ухмылке. Глаза его, тёмные и глубоко проникающие, словно насквозь видели Чимина.       — Значит, Ким всё ещё думает, что ты играешь по его правилам, — сказал Чонгук, и голос его прозвучал насмешливо.       Чонгук убрал одну руку с плеча Чимина, но другая осталась на месте, словно напоминание о том, что омега полностью находится в его власти. Он сделал шаг ближе, так что их лица теперь разделяло лишь несколько дюймов. Тёплое дыхание короля касалось кожи Чимина, и от этого ему стало ещё труднее сохранять здравый рассудок.       — Пусть так и думает дальше, — добавил Чонгук, его голос был низким, почти шёпотом. — Пусть верит, что он ведущий в этой игре. Чем дольше он так думает, тем больнее будет падать. — Чонгук не отступал. Его взгляд приковывал, словно магнит, а близость, в которой он стоял, заставляла Чимина забыть, как дышать.       Сердце омеги билось так громко, что, казалось, даже луна могла услышать его стук. Тепло от руки короля, что всё ещё покоилась на его плече, обжигало, как огонь, и он не мог решить, то ли сбросить её, то ли остаться так, под этим тяжёлым, но почему-то таким успокаивающим весом.       — Почему ты молчишь? — мягко, но настойчиво спросил Чонгук, его голос обволакивал, проникая в каждый уголок сознания Чимина. — Что ты чувствуешь, когда он присылает тебе такие послания? Радость? Гнев? Ненависть?       Чимин попытался отступить, но сильная рука на его плече не дала этого сделать. Ему некуда было бежать, только стоять перед королём, отвечать на его безжалостные вопросы и выдерживать этот взгляд, который с каждым мигом становился всё более требовательным.       — Я… — голос Чимина дрожал, он не знал, что ответить. В голове был хаос: слова свитка, ненависть к Киму, но теперь ещё и Чонгук, его сила, близость, это странное притяжение.       Чонгук наклонился чуть ближе, и Чимин почувствовал, как его дыхание коснулось его щеки. Он вздрогнул, но не мог заставить себя отвернуться. Альфа изучал его лицо, будто пытался прочесть на нём ответы, которые Чимин не осмеливался произнести вслух.       — Ты боишься его, — наконец сказал Чонгук, его голос звучал как утверждение, а не вопрос. — Или… боишься, что он сможет сделать с тобой когда узнает о твоём обмане?       Чимин не ответил. Он чувствовал себя так, будто стоял на краю пропасти, а Чонгук вот-вот подтолкнёт его в бездну. Его глаза блестели в темноте, словно звёзды, и омега поймал себя на мысли, что он не может оторваться от них.       — Ты боишься и меня, — добавил Чонгук, и его губы дрогнули в едва заметной улыбке, но в этой улыбке не было ничего доброго. — Но это правильно.       Чимин, будто очнувшись, резко выдохнул и попытался отстраниться, но Чонгук был быстрее. Его другая рука поднялась, обхватив подбородок омеги. Он наклонился ещё ближе, их лица разделяло меньше дюйма, и теперь дыхание альфы ощущалось не только на щеке Чимина, но и на его губах.       — Я хочу, чтобы ты знал одно, Чимин, — голос Чонгука стал низким, проникновенным, словно он открывал омеге нечто важное, что могло изменить всё. Его пальцы, крепко удерживающие подбородок Чимина, чуть сильнее сжались, заставляя омегу встретиться с его взглядом. — Никакие письма, никакие слова Кима не имеют значения, — продолжил Чонгук, его голос стал чуть громче. — Ты доверил свою жизнь мне, рассказав правду. И теперь ты принадлежишь мне.