Свобода начинается с иронии

Молодая, слишком высокая для женщины, дама шагала по тротуару, стуча каблуками по дорожной плитке. Капюшон ее длинной мантии был надвинут до самого носа, а тени, которые он отбрасывал от мягкого света фонарей, делали ее лицо совершенно невидимым для любого встречного прохожего. Не случайно ей были соблюдены все меры конспирации. То, в чем она собиралась принять участие, того требовало. В столь поздний час на улице уже никого не было, только крысы ворошились в каналах и ветер завывал, гоняя снег по разбитому тротуару. Легкие облачка пара вырывались из ее рта на мороз, волосы слегка покрылись инеем, тонкие пальцы покраснели от мороза, но она упорно шла, не сбавляя шага, и низко опустив вниз голову. Наконец, она достигла места назначение и три раза постучала в громоздкую, железную дверь, выдерживая определенную паузу между ударами. Уже через мгновение дверь совсем немного приоткрылась и оттуда послышался голос, такой же скрипучий, как и дверь — Пароль. — проскрипел голос. — 140689. — незамедлительно ответила женщина и дверь отворилась полностью, пропуская гостью внутрь. Протиснувшись сквозь толпу пьяниц и тунеядцев, женщина дошла до самой дальней стены помещения. Там, за небольшим выступом в стене, прикрытым шторой, была дверь, не то чтобы тайная, но простой обыватель вполне мог бы ее не заметить. Именно в эту дверь и вошла дама. — Прошу прощения за опоздание, господа. Мне пришлось задержаться в университете, студенты сдавали мне зачеты. — дама сбросила с себя мантию, показывая всем присутствующим элегантное, строгое платье в темных тонах. — Не извиняйтесь, мадам Войчик, мы вас уже заждались. — весело оповестил полный мужчина, лет двадцати пяти — Проходите. — Благодарю, Мишель. — сказала она и, достав из сумочки курительную трубку, провернула некоторые махинации, втянув в себя никотиновый дым. — Что ж, господа, если все в сборе, мы могли бы уже начать. — Полностью согласен, не пристало джентльменам заставлять даму ждать, тем более у нас у всех есть свои дела, помимо наших еженедельных собраний. — таким образом Мишель объявил собрание клуба революционеров открытым. Нынче революцию приходилось готовить в крайне стесненных обстоятельствах, как например, клубу «1789» приходилось ютиться в служебном помещении кафе «Дон-Жуан», куда их великодушно пускал хозяин кафе, болеющий за республику. Атмосфера тут царила необыкновенная, из разных углов разные люди выкрикивали свои идеи, касательно революции, справедливости и святых, для каждого француза «Liberté, Égalité, Fraternite»*[1] превращая серьезное обсуждение в балаган. Общую картину дополняли неровный свет старой масляной лампы, дым из курительных трубок, запах вина и абсента. — Вот ты говоришь: равенство — спасение от всех бед, а ты подумал, что равенство — не всегда справедливость, дай бедняку и богатому по 5 000 франков, и разве честно получится, если у бедняка в итоге так и будет 5 000 франков, а у богатого, скажем 55 000… — А теперь, Гавриил, объясни мне, как именно ты со своей группой студентов будете возводить баррикаду на… — Чем отличается личная свобода, от свободного государства…? В таком духе и проходило каждое собрание. Кто-то может подумать: что толку разводить демагогию? И будет не прав, ведь в дискуссии, пусть даже и в такой беспорядочной, рождается истина. Ничто так не способствует зарождению гражданского общества, как осознание, что твое мнение разделяют такие же люди, как ты сам и, что вы все готовы бороться с системой во что бы то ни стало. Такие собрания дают людям силу и волю на новые свершения, веру, в то, что все можно изменить, для этого нужно только объединить единомышленников. Здесь не смотрели на пол и возраст участников, на их внешность, на то сколько денег у них в карманах или к какому сословию, профессии они принадлежат. Было только одно правило: ратовать за революцию. И только один девиз: «Longue vie de révolution!»*[2] Агнешка Войчик, преподаватель из Сорбонского университета, будучи польской иммигранткой, сначала нашла здесь свой приют и семью, а потом до мозга костей пропиталась идеей новой революции. Умная, образованная женщина, каких не любят брать в жены, с такой женщиной просто на просто неудобно Она не будет выслушивать твоё нытье, не будет ждать тебя дома с готовым ужином и просить оплатить очередной ее каприз, она предпочтет сама зарабатывать себе на жизнь, да и вообще не сильно-то будет от тебя зависеть, ни морально, ни материально. А в добавок ко всему прочему, у Агнешки от природы был не самый сахарный характер, зачастую она высказывалась резко и даже грубо. Свое мнение и благополучие она ставила выше практически всего остального. Поэтому в свои 30 лет Агнешка оставалась старой девой. Но, как было сказано выше, она обрела семью в обществе местных постояльцев и постоялиц. Она не сильно-то страдала от одиночества, у нее была любимая работа, близкие друзья, а по вечерам, раз в неделю, ее ожидали собрания клуба революционеров. Поддерживала ли она революцию? Однозначно, да. Могла ли женщина, выросшая на рассказах отца о варварских разделах Речи Посполитой, не желать справедливости? Врятли. Могла ли она, будучи образованным человеком, жаждущим восстановления справедливости, закрывать глаза на мучения простого народа? Нет. После кончины Людовика XVIII, 16 сентября 1824 года, Карл вступил на французский престол. За 6 лет царствования он утвердил себя в звании консерватора и врага гражданских свобод. А когда премьер-министром в августе 1829 года был назначен, лично преданный монарху, князь Жюль де Полиньяк, его дни на престоле были сочтены. Это решение, за которым стояли ультрамонархистские убеждения короля должно было стоить Карлу X престола. Народ, видевший, что такое республика, не желал больше терпеть гнет монарха. Он желал быть свободным. _________________________________________________ Liberté, Égalité, Fraternite! [1] (с фр.) — Свобода, Равенство, Братство! Longue vie de révolution! [2] (с фр.) — Долгая жизнь революции!