Шестой год

Это был какой-то абсурд. Будь ситуация несколько иной, Хэ Сюань подумал бы, что Хуа Чэн, как обычно, решил над ним приколоться. Безо всяких причин, просто потому, что мог и не видел смысла себе в этом отказывать. Зачем ещё нужны друзья, если не обрушивать на их несчастные головы тупые розыгрыши время от времени? И не то чтобы этот придурок не ставил его в неловкие ситуации раньше. Хуа Чэну, со всей очевидностью, нравилось наблюдать, как Хэ Сюань выкручивается, даже если не приходилось быть тому прямым свидетелем. Хватало и простого знания, что он снова раскачал судно рутины Хэ Сюаня так, что тот едва успевал подхватывать канаты. Будь всё именно так, он просто встал бы из-за стола и с лёгким сердцем ушел, предварительно извинившись перед пострадавшей стороной. А после, конечно, отплатил бы Хуа Чэну сполна. В эту игру могли — и любили, чего уж там — играть они оба. Регламент их отношений давно устоялся и был проверен годами. Но к сожалению, в этот раз пострадавшей стороной был сам Хуа Чэн, которого, фигурально выражаясь, намотало на гусеницы танка. Танк звали Ши Цинсюань. И, судя по решительному, немного насмешливому взгляду напротив, он нашёл на Хуа Чэна управу. Несложно было догадаться, какую именно. Хэ Сюаню было даже немного жаль придурка. Единственной и самой большой слабостью Хуа Чэна был его парень, которому он ни в чём не мог отказать. Как выяснилось, даже если тот просил за своих друзей. Пару недель назад Хуа Чэн отмечал день рождения, и именно там Хэ Сюань каким-то непостижимым образом умудрился привлечь внимание одного из приятелей Се Ляня. Спасибо патологическому невезению, потому что он, напротив, старался не привлекать ничьего внимания вообще и был уверен, что преуспел в этом, наивная простота. Он пришёл позже оговоренного времени, чего терпеть не мог, но работе было на это начхать. Бестолковые водолазы слишком долго не могли поймать Пин-пин, щеголявшую непонятного происхождения раной в боку. Пришлось надевать гидрокостюм и лезть в аквариум самому. Когда раненую акулу наконец-то опустили в отдельный бассейн, Хэ Сюань понял, что окончательно и бесповоротно опоздал. Не то чтобы это было слишком важно, но чужой непрофессионализм, поломавший планы, бесил. Дверь в квартиру была не заперта, а внутри оказалось так много людей, что он опешил. Создавалось ощущение, что там собрались все многочисленные подчиненные Хуа Чэна и, возможно, все коллеги Се Ляня. Праздник был в самом разгаре, и Хэ Сюань немедленно почувствовал себя не в своей тарелке. Он не любил толпы, сколь бы приятные люди их ни составляли. К тому же, в приятности конкретно этих людей он совершенно не был уверен: Хуа Чэн держал сеть казино, и на работу туда стекались самые разные личности. Не то чтобы Хэ Сюань их осуждал, но и одобрять не был обязан. Умение Хуа Чэна управлять хаосом и избегать потенциально вредоносного дерьма поражало его уже столько лет, что в какой-то момент стало восприниматься как данность. Там, где обычный человек уже давно вляпался бы в какую-нибудь сомнительную историю с мокрухой и мафией, его ловкий друг умудрился построить стабильный бизнес с настолько прозрачными процессами, насколько это вообще было возможно, учитывая тематику. С его мозгами Хуа Чэн мог бы, наверное, сделать впечатляющую карьеру в каких-нибудь финансах или консалтинге, но для него это было слишком скучно. Драматичной натуре друга в офисных стенах совершенно негде было развернуться. К тому же, алый пиджак с платиновыми запонками туда было не надеть, а Хуа Чэн ценил свободу самовыражения через одежду намного выше, чем желал показать, и каждый раз трогательно бесился, стоило подразнить его за эту безобидную слабость. Мог и врезать, но давно уже до такого не опускался, предпочитая раскатывать смельчаков словесно. Перепалки с ним были удовольствием, которое Хэ Сюань себе редко, но всё же позволял. Обычно, когда концентрация яда в организме начинала превышать значения, совместимые с душевным спокойствием. Не очень часто. Ещё каких-то десять лет назад они собачились каждую встречу, и от их тихих, но ожесточенных споров в маленькой студенческой квартирке Хэ Сюаня едва стены не дымились. На первых милях своего предпринимательского пути Хуа Чэн порядком достал его бухгалтерией, которую дисциплинированно притаскивал в конце каждого квартала. Хэ Сюань тогда был ему должен приличную сумму денег и отвертеться не мог: он к тому времени окончательно отказался от идеи возглавить семейный ресторан, заканчивал учиться на биологическом, и недовольный отец отказался помогать ему финансово. Слава мирозданию, что через пару лет А-Чэн смог позволить себе более вовлечённого и миролюбивого бухгалтера, а со временем и не одного, и не только бухгалтера. Теперь вон их сколько развелось! Ещё пара человек, и в просторной гостиной Хуа Чэна будет не протолкнуться. Вспоминая тот вечер, Хэ Сюань так и не смог понять, где же прокололся. Он и провёл-то на вечеринке не больше часа. Этого вполне хватило, чтобы сунуть другу в руки подарок, когда тот наконец отлепился от своего гэгэ, и проинспектировать стол с едой. К счастью, там обнаружились не только подозрительного вида домашние закуски, но и несколько тарелок с мясными лепёшками. Хэ Сюань ушёл, когда в доме погас свет, а из кухни выплыл Се Лянь с огромным устрашающим тортом на блюде. Дрожащее пламя свечей придавало накренившемуся кондитерскому монстру слегка потусторонний вид. Гости нестройным хором затянули «С Днём рождения тебя!», вечеринка явно близилась к кульминации. Под покровом относительной темноты Хэ Сюань юркнул в прихожую, подхватил с вешалки ветровку и сбежал. Весь его опыт кричал о том, что раздачи торта следовало избегать любыми способами. Им с Хуа Чэном откровенно хреново давались примирения после масштабных ссор, и в итоге они оба научились избегать потенциально конфликтных ситуаций так виртуозно, что мириться не приходилось уже много лет. Хэ Сюань был настроен сделать всё возможное, чтобы продлить период мира, однако в своей способности удержать лицо после порции торта совершенно не был уверен. Хуа Чэн как пить дать заставит всех съесть хотя бы по кусочку, а прилюдное оскорбление Се Ляня тянуло не только на полноценную ссору, но и на физическую расправу. Друг был единственным на всём свете придурком, искренне считавшим, что Се Ляню отлично удаётся готовка. В совокупности с привычкой Хуа Чэна заливать любую еду пугающим количеством чили-масла и жрать сырую креветочную пасту, это чертовски походило на атрофию вкусовых рецепторов. Может быть, это даже стоило подлечить, но он не собирался лезть с советами. О Хуа Чэне было кому позаботиться, сами разберутся. Чем дольше Хэ Сюань смотрел на этих двоих, тем больше убеждался, что они идеально подходят друг другу, даже в самых бестолковых и пугающих мелочах. Хуа Чэн с Се Лянем сложились, как детальки конструктора. Увидеть такое удавалось нечасто, а уж о том, чтобы испытать на себе, не стоило и мечтать. Один раз в жизни Хэ Сюаню уже повезло. Кто он такой, чтобы боги тратили на него драгоценные волшебные совпадения повторно? Достаточно и того, что он заглянул счастью в лицо единожды, пусть и ненадолго. От этой мысли во рту собиралась горечь, а в голове — гнетущие воспоминания, которые он безуспешно старался задвинуть подальше уже много лет. С того дня, как случилась авария. Сидя в такси на пути домой, он взглянул на часы и, недолго думая, вызвал скорую на адрес Хуа Чэна, заявив причиной вызова «пищевое отравление». Кому-то из гостей совершенно точно уже нужна или вот-вот понадобится помощь. Хэ Сюань совершенно не чувствовал себя виноватым, сбегая с вечеринки, и тем более не предполагал, что кто-то может заметить его отсутствие. Он ведь даже не познакомился ни с кем! Никому нет до него дела. Как оказалось, он жестоко ошибся. Узнал он об этом через пару недель. Хуа Чэн позвонил посреди рабочего дня и с места в карьер заявил, что Хэ Сюань должен сходить на свидание с другом Се Ляня, возражения не принимаются. На что Хэ Сюань порекомендовал ему пойти в жопу с такими шутками, а Хуа Чэн ответил, что был бы чертовски рад, будь всё это шуткой, но, к сожалению, это суровая реальность. — Совершенно не понимаю, чем его зацепило твоё ровнейшее ебало, но он порядком достал нас просьбами поделиться твоим номером. Скажи спасибо, что тактичность гэгэ не позволяет ему раздавать чужие телефоны без спроса. — Спасибо. — Не за что, блять! А теперь скажи, где и когда ты с ним встретишься, потому что это уже невозможно. Мы пока держим оборону, но уверяю тебя, это ненадолго: Цинсюань умеет добиваться своего. Поэтому сходи с ним на свидание и пошли его лично, избавь нас всех от мук. — Просто скажите ему, что мне это не интересно. — Глядите-ка, кто у нас такой умный? — издевательски умилился Хуа Чэн. — Действительно, как мы не догадались? Знаешь что, у меня есть изумительное предложение: скажи ему сам! — А-Чэн, отъебись. Мне некогда и меня не интересуют интрижки, тем более с мужиками. Просто скажите вашему другу «нет» так, чтобы он понял. Пока. Хэ Сюань нажал отбой и вернулся к изучению отчёта о самочувствии Пин-пин. Он наивно считал вопрос решённым, пока посреди ночи не получил сообщение от Хуа Чэна. Гуй, [02:12] Фредди нашёл твою улицу, теперь он ищет твой дом! Спросонья он даже не сразу сообразил, почему внезапно понадобился стольким незнакомым людям сразу, и о каком Фредди, чёрт побери, идёт речь?!? Но затем проснувшийся мозг нащупал знакомые нейронные связи. Любовь Хуа Чэна к «Кошмару на улице Вязов» не ослабевала с течением лет, и, видимо, он всё-таки пал под натиском цепкого мужика, чьё имя Хэ Сюань уже успел забыть. Ну да и хер с ним. На следующий день он получил приветствия с пожеланиями хорошего дня не с одного, а сразу с двух неизвестных номеров и недрогнувшей рукой заблокировал оба. Если это кто-то по работе, напишут имейл. Всем остальным стоило заняться своими делами и оставить его в покое. Проблема оказалась ещё менее серьёзной, чем он считал. Через пару дней Хуа Чэн предложил ему выпить кофе в обед. Дела завели его в район аквариума, и он, как обычно, воспользовался случаем, чтобы пересечься с Хэ Сюанем. Это была их неприкосновенная традиция, и пришлось спешно раскидывать дела на подчинённых, чтобы освободить время: Хуа Чэн давно не объявлялся в обед, а Хэ Сюань предпочитал уйти пораньше, а не делать перерыв посреди дня. Правда, заканчивалось это обычно тем, что он не обедал, засиживался на работе часов до одиннадцати и потом, голодный и злой, рыскал по ночному городу в поисках открытых забегаловок. Торопиться домой, где его не ждал никто, кроме пираний в аквариуме, всё равно не было смысла. Каково же было его удивление, когда вместо Хуа Чэна к столику подошёл незнакомый парень в мешковатом свитере цвета молодой травы и с пушистыми каштановыми волосами, прикрывающими мочки ушей. — Здесь занято, — спокойно, но безапелляционно возразил Хэ Сюань. — Да? — с мягкой улыбкой спросил парень, отодвигая стул и присаживаясь без малейшей заминки. — И кем же? — Я жду друга, — терпеливо пояснил Хэ Сюань, хотя в любое другое время жёстко отбрил бы бесцеремонного незнакомца. Но сейчас, вопреки привычке, делать этого не хотелось. У парня была неожиданно приятная улыбка с ямочкой почему-то лишь на одной щеке и глаза цвета тёмного шоколада — не молочного, легкомысленно-сладкого, а именно тёмного, процентов семьдесят, насыщенно-коричневого и такого залипательного, что Хэ Сюань не сразу вспомнил, что пора бы отвести взгляд. Незнакомец, заметив это, улыбнулся шире. — Ну, считай, что друг пришёл, — жизнерадостно провозгласил он, усевшись, и протянул руку. — Ши Цинсюань. При звуке имени в голове зажглась лампочка. «Цинсюань умеет добиваться своего», — сказал Хуа Чэн. Не соврал, мудила, и сам же этому поспособствовал. Хэ Сюань в растерянности уставился на протянутую ладонь. Она была бледной и очень узкой, сжимать такую было страшновато. Почему-то немедленно стало стыдно: парень был на удивление приятный и какой-то очень светлый, улыбка на открытом, треугольном лице, похожем на личики диснеевских принцесс, казалась искренней, а решение заблокировать незнакомый номер — уже не таким удачным, как раньше. Хэ Сюань опомнился, глядя в стол. Сколько он уже так тупил? Он поднял глаза: Цинсюань сидел, чуть склонившись, будто пытался заглянуть ему в лицо снизу, и смотрел всё так же дружелюбно, но слегка встревоженно. — Так сильно не хочешь дружить? — спросил он наконец, сложив ладони стопочкой на столе. В его позе и движениях не было ни капли смущения. Он весь был словно на ладони вместе со своими намерениями, и собственная асоциальность угнетала Хэ Сюаня впервые за долгое время. — Нет, — он мотнул головой, приводя себя в чувства. Ответ прозвучал намного жёстче, чем он рассчитывал. Проклятье! — Что ж, попробовать стоило, — с грустной улыбкой кивнул сам себе Цинсюань, поднимаясь со стула, и с удивлением уставился на пальцы Хэ Сюаня, сомкнувшиеся вокруг его запястья. — Нет, ты не понял. Прости, — ответил Хэ Сюань, поднимая на него глаза. — Присядь. Я… могу угостить тебя кофе? — Было бы здорово! — немедленно расцвёл Цинсюань, словно между ними не было жуткой неловкости мгновение назад. Подскочившая к столику официантка приняла их заказ: какую-то сложносочинённую бурду для Цинсюаня и обычный кофе — для него самого. Вот вселенная и ответила на его вопрос о том, кто заказывает все эти дикие пародии на кофе. Оправившись от первичного шока, Хэ Сюань, наконец, взглянул на своего соседа по столику более уверенно. Цинсюаня его взгляд как будто не смутил, а даже немножко наоборот: он улыбнулся шире и уселся поудобнее, подперев подбородок ладонью, словно принимая наиболее выгодную позу. — И-и-и? — спросил он через пару минут. — И что? — не понял Хэ Сюань. — Что ты думаешь, мистер «я отправлю тебя в чёрный список и не отвечу ни на одно сообщение»? — Извини, — смутился Хэ Сюань. — Это всё очень неожиданно. — Да, пожалуй, — Цинсюань вынул из держателя салфетку, уложил перед собой и принялся разглаживать пальцами. Неужто тоже нервничал? — В мою защиту: ты так быстро удрал с пати Хуа Чэна, я вообще ничего не успел! — Цинсюань выпрямился и обвинительно потыкал в него пальцем через стол. — Я был там целый час. — Час минус полчаса на понервничать, ещё минут пятнадцать-двадцать, чтобы собраться с духом и минут десять, чтобы придумать речь… Видишь, ты не оставил мне шансов! Хэ Сюань фыркнул, сдаваясь на милость обаяния Цинсюаня. Тот говорил так легко и свободно, словно они были знакомы много лет, и совершенно не боялся оказаться уязвимым, едва ли не прямо заявляя, что Хэ Сюань ему понравился. — В следующий раз будешь более решительным. — Да куда уж больше, — фыркнул Цинсюань. — Мне даже немного неудобно перед Се Лянем. Я его, должно быть, замучил. — Хуа Чэн планирует твою смерть. — Ой, боже, какой страх! — Цинсюань приложил ладони к щекам в притворном ужасе. — Ты же защитишь меня, Хэ-сюн? Это фамильярное обращение прозвучало тем самым игривым тоном, которого он не слышал уже очень, очень много лет. В груди защемило. Последним, кто звал его так, была она… У Цинсюаня оказалась солидно развитая эмпатия: он улавливал настроение собеседника за считанные секунды. — Слишком быстро? — без улыбки спросил он, словно пытаясь заглянуть Хэ Сюаню прямо в мозг своими шоколадными глазищами. — Нет, — покачал головой Хэ Сюань. — Нормально. Просто… непривычно. Лицо Цинсюаня не дрогнуло, но улыбка его изменилась, став из дружеской — дразнящей. — Ла-а-адно, — протянул он. — Так что, Хэ-сюн, как твои дела? Половина рабочего дня прошла… как оно, успешно? — Приемлемо, — кивнул Хэ Сюань. — Без эксцессов. — Хуа Чэн сказал, ты работаешь в аквариуме. Звучит здорово, — Цинсюань снова опустил подбородок на ладонь, как девица у окошка. Словно приготовился слушать истории о невероятных приключениях рыбок в сотнях кубометров воды. — Я люблю всякую живность. — Я тоже, — кивнул Хэ Сюань, жестом указывая подошедшей официантке куда какой кофе ставить. — В детстве хотел стать практикующим океанологом и работать в открытом море, но здоровье не позволяет. Приходится довольствоваться малым. Иногда езжу в экспедиции. — Брат в детстве пытался сводить меня в аквариум, но я испугался акул в первом же резервуаре. Пришлось спешно покинуть помещение, — Цинсюань улыбается, водя ложечкой по пенке на кофе. — Брат говорит, я жутко орал. — Почему? — Почему орал? Ну, страшно было. — Чего испугался? — В смысле? Ты, вообще, глаза их видел? Они же какие-то маньячные, бр-р-р. Будто только и думают, с какого конца начать тебя есть. — Цинсюань, — сказал Хэ Сюань, наклонившись ближе, — они же за стеклом. — Ну и что? — вскинулся тот. — Ты смотрел «Мега»? Помнишь, как он там носом стеклянную стену пробил? Жесть! — В твоём детстве «Мега» не было. — Зато были «Челюсти» и «Глубокое синее море»! — Стало быть, и сейчас боишься? — Ну, не то чтобы прям боюсь. Но они такие… неприятные. — Мне нравятся акулы, — Хэ Сюань откинулся на спинку стула и сложил руки на груди, закрываясь, быть может, чересчур явно. От человека, судящего его священных коров по форме рогов, хотелось отгородиться. — Они себе на уме, зверски умные, у них прекрасная интуиция и чутьё. А ещё — поразительная способность выживать в сложных условиях. — Говоришь как про людей. — У нас больше общего, чем ты думаешь, — ответил Хэ Сюань, и только поймав насмешливый взгляд, понял, что сморозил. — Но акулы честнее, — попытался реабилитироваться он. — По крайней мере, их намерения прозрачны. Они их особо не скрывают и не маскируют, в отличие от людей. Стало хуже. Цинсюань молча опустил глаза в кофе, и Хэ Сюань с раздражением подумал: какого хрена он это сказал?! Вот не зря Хуа Чэн изгаляется над его манерой вести беседы. — А какие рыбы тебе нравятся? — попытался сменить тему он и едва не поморщился от того, как нарочито прозвучал вопрос. Будто они — двое мелких в детском саду. — Скаты, — ни на секунду не задумавшись, выдал Цинсюань. Это было довольно неожиданно: Хэ Сюань ожидал коралловых рыбок, каких-нибудь клоунов, изысканных мавританских идолов или, на худой конец, дельфинов. Но никак не здоровенных хрящевых. — Скаты? — Да, — кивнул тот, и от движения длинная прядка упала на глаза. Поморщившись от щекотки, Цинсюань убрал её за ухо, — Только не волнистые леопардовые, как лосины тётушек на базаре. А такие, знаешь, огромные, похожие на гигантских подводных птиц… Как же их… — он потер пальцами брови, словно пытаясь обнажить воспоминания из-под тонкого верхнего слоя памяти, как цифры лотерейного билета. — Манты, — подсказал Хэ Сюань. — Морские дьяволы. Серьёзно? — неверяще уточнил он. — М-м-м, — Цинсюань кивнул, отпивая из чашки, и прядка снова вырвалась на свободу. Над верхней губой Цинсюаня остался след от пенки. Он притягивал взгляд к чёткому, словно очерченному карандашом изгибу верхней губы. Кажется, это называют «лук амура». Хэ Сюань вдруг вспомнил, зачем Цинсюань здесь, и нахмурился. — Почему? — Они выглядят свободными. На этот раз он даже не попытался скрыть удивления. Цинсюань не выглядел человеком, способным ценить свободу так высоко, чтобы реагировать на любую аллюзию на неё. Он был спокоен и совершенно расслаблен, хотя и сидел на встрече с незнакомым человеком. В его позе — открытой и даже несколько вальяжной, не было и намека на неловкость. На нем был легкомысленно-салатовый свитер, из-под горловины которого то и дело выглядывала тонкая серебряная цепочка. Пушистые каштановые волосы, чересчур длинные для гетеросексуального мужика, явно были чем-то уложены: слишком спокойной и прирученной выглядела их небрежная волна. Это всё, не считая узких джинсов, очень лёгкой, но неоспоримой кокетливости в движениях, и — Хэ Сюань готов был поспорить — оформленных бровей. Не то чтобы он слишком хорошо разбирался в косметологии. Просто девушки на работе в последнее время как взбесились на почве бровей и постоянно обсуждали, как сделать их более пышными и кустистыми. При виде бровного богатства Цинсюаня они взвыли бы от зависти. Цинсюань что-то говорил, но Хэ Сюань его почти не слышал. Нужно было прекратить это всё прямо сейчас. То, что Цинсюань — парень неплохой, он уже понял. К тому же, он приходился другом Се Ляню, а тот, при всей своей самобытности, мудаков за секунды выявлял и рядом не держал. Это воздушное создание в салатовом свитере ничем не заслужило того дерьма, что томилось под крышечкой у Хэ Сюаня. — …и как будто это не море, а воздух. — Цинсюань, — прервал он; шоколадные глаза немедленно стали серьёзными, а поток речи прервался, — я не по этим. — В смысле? — чуть нахмурился его собеседник, робко улыбаясь. — Не по скатам? — Я не встречаюсь с мужчинами. Длинноволосая голова склонилась, и до Хэ Сюаня донесся какой-то странный звук, так что он успел испугаться, не плачет ли часом его собеседник? Вот чего совершенно не хотелось, так это иметь дело с чужой истерикой. Но спустя пару мгновений, Цинсюань поднял голову. Глаза его смеялись, и им вторила издевательская ямочка на щеке. — Да, Хэ-сюн, твои навыки общения — это, конечно, нечто, — фыркнул он, снова поднося чашку ко рту. — Я серьёзно, — отбросил экивоки Хэ Сюань, призывая на помощь все вежливые речёвки, внедрённые когда-то матерью в его бирючье сознание. — Ты очень приятный парень, но я не могу ответить на твою симпатию. — Да ты неплохо справляешься пока что, — улыбнулся Цинсюань. — И спасибо за комплимент. Я рад, что нравлюсь тебе. Хэ Сюань едва сдержался, чтобы не вознести руки к небу и не возопить «доколе?». Цинсюань вычленил из его слов некую совершенно превратную суть. — Ты мне не нравишься, в том-то и дело! — Не нравлюсь?.. Но я же ничего плохого не сделал... — То есть, нравишься, но не в том смысле, — зачастил Хэ Сюань, сам себя раздражая. Но невозможно же было смотреть, как глаза напротив грустнеют, пусть и намеренно. Да какого чёрта, вообще?! Он этому парню ничего не должен. — Я не хочу, чтобы ты ждал от меня чего-то, что я не могу дать. А я не могу дать! В смысле... — Хэ-сюн, — со смешком прервал его вербальные страдания Цинсюань, — я сижу и говорю с тобой про рыбок. А ты думаешь о непристойностях, ах ты, шалун! — почему-то именно это насквозь попсовое и пошленькое словечко выбило Хэ Сюаню остатки пробок. — Прекрати! — прошипел он, изо всех сил стараясь не повышать голос. Вокруг сидели люди, а делать перепалку достоянием общественности не входило в его планы. — Ты прекрасно понимаешь, о чём я! — Ничего я не понимаю. Я изливаю тебе свою душу и любовь! К скатам. А ты что подумал? — Я на тебя сейчас кофе вылью. — Хэ-сюн, как грубо! — Ещё скажи, что облапошил меня, придя сюда вместо Хуа Чэна, не потому что хотел залезть ко мне в штаны! Да по тебе же всё видно! Весь твой вид так и орёт... Прохладная ладонь легла на его рот, и Хэ Сюань замолк, наполовину от удивления, наполовину от запоздалого осознания, что как пить дать на нервах сморозил лишнего, как обычно. Годы идут, а жизнь ничему его не учит. — Во-первых, орёшь тут только ты, и пора бы прекращать, — серьёзно, но вместе с тем мягко проговорил Цинсюань, словно успокаивая маленького ребёнка, закатившего истерику в супермаркете, — ты позоришься. А во-вторых, Хэ-сюн, неужели ты думаешь, что если бы я хотел просто залезть тебе в штаны, я бы не нашёл более быстрого и действенного способа? Хуа Чэн, например, как-то обмолвился, что ты пьяным вообще себя не контролируешь. Как думаешь, насколько сложно напоить незнакомого человека, который каждую пятницу ходит в один и тот же бар? Особенно если не испытываешь нехватки в деньгах? Цинсюань не улыбался, в тоне его не сквозило ни малейшей смешинки — он был серьёзен и даже строг, но вместе с тем от него не исходило агрессии. Словно гася вспышку ярости, опалившую его самого, он прежде всего имел в виду интересы противоположной стороны. Это так отличалось от его недавней игривости и, вместе с тем, так логично её дополняло, что Хэ Сюань опешил, и его нервный гнев начал понемногу стихать. Не в тему подумалось, что Цинсюань, наверное, работает в какой-то серьёзной сфере. То, как он чётко и хладнокровно излагал аргументы в некомфортной для себя ситуации, говорило о вполне определённом опыте и навыках. А то, что Цинсюань нервничал, было ясно как день: пальцы на губах Хэ Сюаня были немного влажными. В груди против воли вспухло чувство признательности. Ему самому никогда не удавалось соблюдать границы под давлением эмоций. Хорошо, когда в таких случаях рядом оказывается кто-то, на кого можно было положиться. Цинсюань выглядел именно таким человеком, но не было никаких причин полагать, что эта опора в его жизни задержится. — Я сейчас уберу руку, и ты будешь вести себя прилично, как взрослый мальчик. Договорились? Хэ Сюань кивнул, и Цинсюань убрал ладонь. Почему-то без неё сразу стало менее комфортно, но он задавил неуместные чувства. Что за бред. Чуть вспотевшие под касанием губы холодило, и Хэ Сюань потер их ладонью. Взгляд напротив, мгновение назад светлый и доброжелательный, помрачнел. Пришла мысль, что он, вероятно, снова сделал что-то не то, но было поздно. — Я понял тебя, Хэ-сюн, — сказал Цинсюань, отводя взгляд. — Ты не встречаешься с мужчинами и очевидно, общество тех, кто поступает иначе, тебе также претит. Непонятно, как во всё это вписывается Хуа Чэн, правда. Ну да кто я такой, чтобы судить, — он залпом допил кофе и встал, вынимая из кармана джинсов бумажник. — Прости, что потратил твоё время и заставил испытать неприятные эмоции. Мне очень жаль. Он аккуратно положил под блюдце купюру, развернулся и ушёл, а Хэ Сюань так и сидел, тупо глядя перед собой и не решаясь его окликнуть. Было настолько стыдно, что он не мог пошевелиться, а когда осмелился, Цинсюаня уже и след простыл. Осознание, что он только что обидел хорошего человека, было таким сокрушительным и мерзким, что остаток дня он бесился, срываясь на подчинённых и не понимая, как ослабить затянувшийся в груди узел. Цинсюань, должно быть, подумал, что Хэ Сюаню неприятны даже самые невинные его прикосновения… до такой степени, что хочется вытереться. Некстати вспомнилось, как Хуа Чэн, ещё во времена безответной влюбленности в своего гэгэ, заваливался к нему среди ночи, бухой в хлам, и они спали в одной кровати, потому что другого спального места у Хэ Сюаня не было, а положить друга на голый пол не позволяла совесть. Вот уж чем-чем, а гомофобией он точно не страдал. В юности, задолго до романа с будущей невестой, он перебрал на выпускном Хуа Чэна и очнулся, целуя какого-то левого парня, и с его рукой в своих штанах. Это было давно и не повторялось, но было же! Конечно, он не собирался посвящать в детали своей бурной молодости Цинсюаня, чтобы тот не решил внезапно, будто у него есть шанс. Но оказалось очень обидно по собственной беспечности выставить себя в разы худшим человеком, чем был на самом деле. Пару раз он порывался набрать Хуа Чэна и спросить совета, а то и просто поорать в него для успокоения, но так и не сделал этого. Друг не виноват, что Хэ Сюань такой социально неловкий идиот. В порядке компромисса он вытащил оба номера Цинсюаня из бана, но ни звонка, ни сообщения с них не поступило ни в этот день, ни на следующий. В пятницу, когда Хэ Сюань уже готов был пробить дно стыда и самоуничижения и находился в шаге от того, чтобы самому набрать номер Цинсюаня, долгожданное имя, наконец, высветилось на экране смартфона. — Козлина, — заявил Цинсюань вместо приветствия, и Хэ Сюань напряжённо пыхтел в трубку добрые полминуты, не зная, что сказать в своё оправдание. — Так и будешь молчать? — Да, — уронил он и немедленно себя обругал. Ну что за тупость? Он тут места себе не находил два дня, самое время сказать что-нибудь реабилитирующее. — Нет. Не знаю… Цинсюань в трубке смешливо фыркнул. — Давай, не тормози. Следующим шагом ты должен предложить мне возмещение. — Чего? — Морального ущерба, конечно же! Решим всё полюбовно. — Цинсюань, я всё ещё не по этим. — Хэ-сюн, веришь-нет, ты — это не только твоя жопа и член. О, боги, я сказал слова «жопа» и «член» в одном предложении! Время психануть. Ну, давай! Твой выход. Хэ Сюань хмыкнул. — Обойдёшься. — Да неужто? — ахнул Цинсюань в притворном удивлении. — Я разочарован. Ты теперь должен мне дважды. — Проставлюсь. — Что? — Хочешь, я проставлюсь? — Хэ-сюу-у-ун, — глумливо протянул Цинсюань. — Неужто осмелишься напиться в компании похотливого хищного гомосека? Как опрометчиво! — На хищного ты не тянешь, прости. — А на похотливого, значит, тяну? — оскорбленно спросил Цинсюань. — Вы, гетеросексуалы, воображаете себе чёрт знает что на ровном месте, честное слово! — Прости, — наконец-то решился Хэ Сюань. — Это было грубо с моей стороны. Я был не прав. Я ничего такого не имел в виду, даже не понял сначала, что тебя задело. Трубка какое-то время молчала, донося лишь мерные выдохи Цинсюаня, словно тот стоял рядом и целенаправленно дышал ему в ухо. От этого образа по спине вниз сбежали мурашки. Хэ Сюань вздрогнул и подпрыгнул пару раз, возвращая себе спокойствие. Девочка-стажёр смерила его удивлённым взглядом, но быстро отвернулась обратно к баку с медузами. — Знаешь, Хэ-сюн, почему я так в тебя вцепился? — Почему? — живо отозвался Хэ Сюань: действительно было интересно, что такого весёлый и лёгкий Цинсюань нашёл в таком невзрачном бирюке как он. — Ты замкнутый и хорошо умеешь держать фасад, но тебя самого это не радует. В твоих укреплениях так и тянет пробить дыру и посмотреть, что сквозь неё хлынет. Это, конечно, местами не слишком приятно, но в сухом остатке — очень интересно. — И с чего ты взял, что мне это нужно? — Ты даже не представляешь, сколько всего написано у тебя на лице. — Может, это всё твоё воображение? — Не думаю. Тебе на самом деле давно уже хочется выползти из панциря. Ты просто не знаешь как. Дядюшка Ши тебе поможет. — По-моему, дядюшка, ты меня идеализируешь. — Ну, всякое возможно. Но пока весь мой опыт общения с тобой говорит о том, что я прав. — Весь твой скудный опыт, ты хочешь сказать. — Ну, это пока! Хэ Сюань фыркнул: общаться с Цинсюанем оказалось на удивление легко. Того совершенно не смущали ни его мрачные комментарии, ни флегматичный тон. Подобного с Хэ Сюанем не случалось довольно давно. Пожалуй, с момента знакомства с Хуа Чэном. Это подкупало. — Так что насчёт вечера? — А у тебя есть какие-то сомнения? Называй место, Хэ-сюн. Хэ Сюань назвал адрес. — Это у речки, бар Фишмастер*. Цинсюань издал странный задушенный звук и, не сдержавшись, рассмеялся. Это тоже напоминало реакцию А-Чэна, когда Хэ Сюань впервые пригласил его сходить в любимый бар после работы. — Ни слова, — предупредил Хэ Сюань. — Да я и не собирался ничего говорить, Хэ-сюн, — попытался оправдаться Цинсюань и тут же по-ребячески хрюкнул, проигрывая смеху. — Каждый из нас компенсирует как может. Хэ Сюань закатил глаза. — Жду тебя там в восемь, — подытожил он. — Договорились. В восемь, фишмастер, — отозвался Цинсюань всё ещё не вполне серьёзным тоном, и Хэ Сюань положил трубку, раздумывая, то ли ему сейчас подтвердили место, то ли ненавязчиво подъебнули.

***

Он снова опаздывал и снова из-за проклятых водолазов! На этот раз пересадить предстояло молодую манту, которая должна была на днях уехать в другой аквариум. Всё время, пока её ловили, Хэ Сюань не мог перестать думать о предстоящей встрече и о том, что рискует заставить Цинсюаня ждать. Он отправил сообщение, что задерживается, и получил полный смайликов ответ, уверяющий, что ничего страшного, они могут встретиться и попозже. Когда Хэ Сюань вбежал в бар, то даже не сразу заметил Цинсюаня — парень в строгом графитном костюме у стойки ничем не напоминал его нового знакомого, и, только приглядевшись, Хэ Сюань заметил гладко уложенные гелем волосы, которые почти достигали плеч. — Прости, работа, — с ходу извинился он, усаживаясь рядом и жестом подзывая бармена. — Ерунда, — приветливо улыбнулся Цинсюань своей ямочкой. — Что, рыбки вцепились в тебя плавниками, а осьминоги — тентаклями, и не желали отпускать? Он сейчас мало напоминал воздушного и легкомысленного себя с их первой встречи. Тёмно-коричневый галстук в шашечку был завязан под самым горлом, а рубашка оказалась настолько белой, что в приглушённом тёплом освещении бара смотрелась чуть позолоченной. Хэ Сюань готов был поклясться, что и ботинки будут такими начищенными, какими у него дома даже тарелки бывали не всегда. Запястье Цинсюаня обхватывал ремешок часов с узкими тонкими сегментами, похожими на рыбий позвоночник. Весь его облик транслировал благонадёжность и неброский шик. Не больше, чем позволял деловой стиль, но и ни граммом меньше. Ну просто образец ухоженного состоявшегося мужика! — Водолазы вцепились в меня своими тентаклями, — ответил Хэ Сюань, с наслаждением обнимая ладонями бокал с пшеничным. Пиво пахло хмелем, долгожданными выходными и немного — цитрусом. Перед Цинсюанем стоял бокал с чем-то очень похожим на чай, там даже плавал кружок лимона. Хэ Сюань придирчиво изучал его какое-то время, но в итоге сдался. — Что это? — Лонг-Айленд айс ти, — пояснил Цинсюань. — Лучший напиток, если хочешь быть навеселе, но не планируешь надираться. Одного стакана хватает на весь вечер. — Но это же несерьёзно, — с удивлением поднял на него глаза Хэ Сюань и получил в ответ снисходительный взгляд, настолько нежный, что сделалось неловко. — Хэ-сюн, поверь, я предельно серьёзен. Я хочу быть в состоянии транспортировать тебя домой, если ты вдруг решишь гульнуть на все деньги. — Думаешь, такси с этим не справится? — Точно не так хорошо, как я, — улыбался Цинсюань ослепительно. Так, что захотелось прищуриться или прикрыть лицо рукой, но Хэ Сюань сдержался. — Хотел спросить ещё в прошлый раз, — сказал он стакану с пивом, всем телом ощущая удивление Цинсюаня, — но не вышло. Кем ты работаешь? — он понадеялся, что этого вопроса хватит, чтобы похоронить их конфликт окончательно. Цинсюань наклонил голову на бок, глядя весело и лукаво. — О, я рад, что тебе интересны такие вещи, Хэ-сюн. Я адвокат. Они просидели в баре до закрытия. Цинсюань трепался, описывал интересные случаи из практики — без деталей и имен, разумеется, — а Хэ Сюань слушал, изредка вставляя вопросы и комментарии. Вечер складывался славно. У Цинсюаня был приятный голос и острый язык, он не лез за словом в карман, не требовал чрезмерного участия в разговоре и очень увлекательно рассказывал. Хэ Сюань поймал себя на том, что погружается в каждую историю, будто в увлекательное чтиво. Но больше всего удивляло, насколько доброжелательно Цинсюань отзывался обо всех своих клиентах. Словно никто его не раздражал и не разочаровывал, хотя иные случаи из его практики поражали своей неоднозначностью, а то и откровенной жестокостью. — Как ты только это вывозишь? — хмуро изумился Хэ Сюань, допивая четвёртый стакан пива. В голове царила лёгкость, и лишь звонкий голос собеседника не давал погрузиться в дремоту. Цинсюань, вопреки своим словам, тянул через соломинку уже второй коктейль, но больше говорил, чем пил, так что высокий стакан пустел медленно. Тёплый свет ламп окутывал Цинсюаня мягким сиянием, уложенные волосы немного растрепались, делая его похожим на золотую рыбку с роскошным перистым хвостом. Он и сам будто источал тепло, которое Хэ Сюань впитывал всем собой. Цинсюань был как луч солнца в холодной воде: мимолётного скольжения не достаточно, чтобы прогреть до дна, но само касание даёт надежду, и, если ждать достаточно долго, что-нибудь может измениться. — О, всё очень просто, Хэ-сюн, — улыбнулся Цинсюань, краем рта закусывая трубочку. Напитка в его стакане осталось на донышке, и щеки разрумянились. — Я не вывожу. — В смысле? — нахмурился Хэ Сюань, закидывая в рот орешек. Они — ладно по большей части он один — уже прикончили одну тарелку с закусками, и вторая тоже подходила к концу, но есть почему-то хотелось только сильнее. Хэ Сюань отчаянно перебирал в уме забегаловки рядом с домом, работающие в ночь. Надо было всё-таки поужинать нормально до бара, но времени не хватило. — Я позорно выгораю раз в полгода, и брат принудительно увозит меня в отпуск. Увозил, — мгновенно сник он. — Раньше. — Что поменялось? — Мы с ним… разошлись идейно, — ответил Цинсюань, всасывая остатки коктейля. Щёки его запали, обозначив острые скулы, и это зрелище отозвалось в Хэ Сюане неясной тревогой. — Помиритесь, — нечувствительно бросил он. — Не уверен, — грустно усмехнулся Цинсюань, глядя перед собой. — Мы оба очень упрямые, и я больше не хожу у него на поводу. Поразительно, сколько нового открывается, стоит начать думать своей головой, — Цинсюань сник, и Хэ Сюаня накрыло сожалением, острым и совершенно иррациональным. Пусть это была и не его семья, и он даже не был знаком с тем мужиком. Мерзкое ощущение не уходило. Цинсюань должен был улыбаться, искриться и шутить, а не сидеть, понурившись, тыкая соломинкой кружочек лимона в стакане. Кому именно он был это должен, пьяный мозг Хэ Сюаня не уточнил. — У меня была сестра, — внезапно выдал он, хотя меньше всего планировал говорить с едва знакомым парнем о семье. Но Цинсюаня нужно было переключить, а идеи получше не пришло. — Была? — аккуратно переспросил тот. — Она погибла. Много лет назад, — предложения выходили короткими словно выстрелы, пальцы скользили по конденсату на бокале. Пиво кончилось. — Попала в аварию. Вместе с родителями и моей невестой. Сонный мудила за рулём фуры, мокрая дорога… Никто не выжил. Глаза Цинсюаня распахнулись шире. — Хэ-сюн, мне… мне очень жаль. — Мгм, — кивнул Хэ Сюань. — Не стоит. Это случилось давно. Просто… Знаешь, мы с мелкой незадолго до этого поругались. Она хотела, чтобы на нашей с Мяо-эр свадьбе были живые цветы. Много живых цветов! А мне казалось, это так глупо. Их же выкинут потом, да и Мяо-эр не слишком одобряла… Только деньги зря тратить, — он попытался допить из бокала оставшиеся капли, но те лишь размазались по стенкам. — Так вот, мы поругались. Она сказала, что я бесчувственный скряга. Очень обидно было, между прочим. Я тогда только начал зарабатывать. Накричал на неё, сказал, что она за своими сиюминутными желаниями не видит сути вещей. Она правда была немного избалованная, — он улыбнулся, вспомнив обиженную мордашку и дрожащие губы сестры. Большие чёрные глаза, наполненные слезами. Какой же она была хорошенькой! Внезапно стало так хреново, что к горлу подкатила тошнота. Цинсюань сидел тихо и неподвижно, как рак-отшельник в песке. — Мы не то чтобы в дым разругались, — продолжил он, — но мы с ней вообще ругались крайне редко. Я подумал, чёрт с ними, с деньгами, пусть будут цветы. Пусть мелкая порадуется. Они поехали смотреть банкетный зал все вместе, а я с работы сделал заказ флористам. Набрал сестру, чтобы сказать, пусть прикинет, где в зале поставить вазы… Телефон был недоступен. А через пару часов мне позвонили из морга… Он хмуро уставился в пустой бокал. На душе было гадко. В ушах звенел то смех сестры, то её сердитые крики. Чего бы он не отдал, чтобы сейчас услышать любой из этих звуков. На шею легла рука, уверенно сжала, будто разошедшегося пса за холку, и эта хватка словно заперла истерику глубоко в горле. Хэ Сюань сглотнул. — Это я всё к чему… На дорогах ещё очень много уёбков на фурах, знаешь. — Хэ-сюн, — тихо сказал Цинсюань, — эти ребята скоро закроются. Но мне кажется, мы успеем выпить ещё по стаканчику.

***

Нарезались они прилично. Точнее, нарезался Хэ Сюань, а Цинсюань, в котором три бокала Лонг-Айленда, казалось, лишь повысили смешливость, взял на себя благородную миссию по доставке нового друга домой в целости и сохранности. Однако задача оказалась сложнее, чем он думал: Хэ Сюань, в чьём желудке уютно плескалось море пива, категорично заявил, что теперь самое время перекусить, и они отправились искать забегаловку, работающую после полуночи. Он смутно помнил, как они ели в какой-то мрачной харчевне пересоленную лапшу, отчаянно вонявшую рыбным соусом, и как Цинсюань пытался накормить ею мирно дремлющего на столе кота, потому что «Это же почти рыба, Хэ-сюн!» Потом они решили прогуляться, и Хэ Сюань отчаянно цеплялся за плечо нового друга, потому что ноги не держали, а тот с неожиданной выносливостью пёр на себе набравшегося приятеля и умудрялся травить байки в процессе. Сил смеяться не было, так что на особенно забористых моментах Хэ Сюань беззастенчиво вис на Цинсюане и тихо, но интенсивно фыркал в тёплую шею, пахнувшую разгорячённым телом и почему-то — апельсином. Окончание вечера потерялось во мгле. Зато пробуждение вышло ярким. Солнце безжалостно фигачило в лицо, пронзая глазные яблоки иглами своих лучей. Какого чёрта он не задёрнул вчера шторы?! Голова трещала, а горло ощущалось сухим и задубевшим, как кусок комбу. Усилием воли Хэ Сюань разлепил веки. Это было зверски солнечное утро. Прикрыв лицо ладонью, он попытался подняться, но что-то крепко-накрепко придавило его к кровати. Опустив взгляд, он изумленно уставился на Цинсюаня, который мирно посапывал у него на животе. Вот, блять, как знал, что этим всё закончится! Утешало лишь то, что они оба были одеты: на Хэ Сюане остались трусы и вчерашняя футболка, а Цинсюань и вовсе спал в костюме, отчаянно потея, так что на лбу выступили капли. Бедолага. Ему, наверное, было ужасно некомфортно. Цинсюань, впрочем, стесненным не выглядел. Устроившись щекой на тощем животе Хэ Сюаня, он мирно дрых, пуская слюни ему в пупок. Длиннющие ноги свисали с кровати примерно на треть, и солнце уютно пригревало розовые, мягкие на вид пятки. Как можно было снять перед сном носки, но не снять костюм? Где логика? — Цинсюань, — тихо позвал он, аккуратно потормошив приятеля, — эй, подъём. Тот что-то невнятно пробормотал и, повозившись, устроился поудобнее, сунув под щёку ладонь. Это всё было, конечно, очень мило, но также очень неловко! — Цинсюань, — чуть громче позвал он, — просыпайся. — Ещё пять минуточек, гэ, — тихо, по-детски просяще прошептал его незваный гость, явно не собираясь в ближайшем будущем вставать. — Ты на работу проспал, — расчехлил Хэ Сюань волшебное заклятие для офисного планктона всего мира. Цинсюаня на его животе подбросило как по волшебству. — А? Что? — он вскинулся, заозирался и чуть не упал с кровати, так что пришлось придержать его за плечи. — Где я? — Ты в гостях, — припечатал Хэ Сюань. — Хотя, честно говоря, я этого не планировал. — Который час? — просипел тот. Хэ Сюань взглянул на фитнес-трекер, с которым не расставался. — Половина одиннадцатого. Субботы, так что не паникуй. Давай-ка тебя разденем и можешь спать сколько влезет. — Угу, — сонно покивал тот, и Хэ Сюань порадовался, что мозг нового друга спросонья не работал на полную мощность, иначе не удалось бы избежать подколок. Пиджак и галстук они стянули без проблем, но вот с брюками и рубашкой всё оказалось сложнее: Цинсюань путался в пальцах и тяжко, жалобно вздыхал. Похоже, он до сих пор не протрезвел. — Дай я, — Хэ Сюань отвёл неловкие пальцы в сторону и принялся за пуговицы сам. Цинсюань, казалось, готов был уснуть сидя. На светлой коже там и тут пестрели веснушки, словно кто-то присыпал Цинсюаня кунжутом. Он был худым, но совершенно не спортивным. «Как и полагается офисной булке», — не без умиления отметил Хэ Сюань. Ремень брюк впивался в мягкий живот, который ужасно хотелось ущипнуть, но он сдержался. Смотреть на Цинсюаня без рубашки оказалось неожиданно волнительно, и он поспешил набросить на голые плечи покрывало. Пряжка ремня тихо звякнула, и брюки были сдёрнуты прочь. Хэ Сюань тряхнул головой, прогоняя из памяти длинные ноги, покрытые светлым пушком. Он ведь даже не мог сказать, что хотел Цинсюаня. Совершенно точно нет. И не он ли тут твердил парню как заведённый, что мужики его не интересуют? Так ведь и не кривил душой: действительно не интересовали. За всю жизнь не случалось ни одного раза, чтобы он посмотрел на мужика с осознанным желанием. Пьяные выходки не в счёт. Да и то, что он испытывал сейчас, стоя рядом со спящим парнем, на сексуальное влечение не тянуло. Скорее, это была тихая тёплая тяга. Неагрессивная, но настойчивая. Цинсюаня не хотелось нагнуть и выебать, но определённо хотелось обнять и так остаться. Почему-то именно с этим хмельным, но по трезвости беспокойным засранцем ему захотелось просто побыть рядом. Это чувство так давно не появлялось, что он успел его забыть. Хэ Сюань аккуратно уложил ноги Цинсюаня на кровать и укрыл его. Сам он может поспать и на диване, в конце концов. Но сначала не мешало бы в душ. Он задернул шторы и, уже выходя из комнаты, кинул взгляд на Цинсюаня: тот лежал, прикрыв лицо пятернёй от солнца и сбросив одеяло к ногам. Пришлось вернуться. Он осторожно передвинул ладонь Цинсюаня с лица на подушку, и тот вдруг повернул голову, мазнув по руке Хэ Сюаня горячими сухими губами. — Спасибо, — выдохнул Цинсюань ему в ладонь и почти сразу снова мерно засопел. Не решившись ответить что бы то ни было, Хэ Сюань просто сбежал из комнаты. Это вот что сейчас было? Его клеили даже в полубессознательном состоянии, или Цинсюань просто принял его за своего брата с пьяных и сонных глаз, или это случайность? Может, у них в семье принято руки друг другу целовать? Какого хрена?! Выругавшись сквозь зубы, Хэ Сюань шагнул в душевую кабинку. Для начала — помыться и выспаться, а подумать обо всём этом можно и потом.

***

К тому времени, как Цинсюань проснулся, Хэ Сюань успел встать, проверить почту и приготовить обед. Новый приятель пришлёпал на кухню растрёпанный и сонный, в одних трусах, и хмуро опустился на стул. Выглядел он довольно помято. Хэ Сюань молча поставил перед ним стакан воды и протянул таблетку. Цинсюань глянул страдальчески, забрал с ладони красную пилюльку, запил её и со вздохом растёр лицо руками. — Голова болит, — несчастно проныл он. — Ничего, сейчас пройдёт, — ответил Хэ Сюань, забирая стакан, и поставил перед Цинсюанем пиалу с супом. — Издеваешься? — немедленно вскинул голову тот. — Я на еду смотреть не могу. — Тебя не полоскало, значит с желудком всё в порядке. Надо поесть, быстрее отпустит, — он включил чайник, и тот тихо, уютно зашуршал. Хэ Сюань неловко потоптался у плиты. Он порядком отвык от того, чтобы обедать с кем-то на выходных. Кажется, в этой квартире ему пока ни разу не приходилось этого делать. Хуа Чэна в нерабочие дни не могло вытравить из дома ничто, включая природные катаклизмы и смерть родных. За возможность побездельничать на пару со своим занятым парнем он цеплялся бульдожьей хваткой и любые посягательства на это священное время безжалостно пресекал. Когда преставился его папаша, и А-Чэна позвали на прощальный вечер, тот так и заявил, что занят и попрощается после кремации. Мачеха до сих пор с ним не разговаривала. Впрочем, он на месте друга тоже не пошёл бы. Мерзкий тип был папаша Хуа. Почти такой же мерзкий, как и тишина, поселившаяся у Хэ Сюаня в квартире. Женщин он сюда не приводил и вообще не терпел чужих людей в своём пространстве попусту. А теперь, вот, Цинсюань. Непонятно было даже, в какую категорию определить этого печального придурка в трусах. Вроде, и другом не назовёшь, и спали вместе, но всё не то. Вздохнув, Хэ Сюань налил себе ещё супа и уселся за стол напротив Цинсюаня, печально ворочающего в бульоне куски корня лотоса. — Ешь, а не играй с едой, — заметил Хэ Сюань, не без удивления отмечая, как моментально воспряли ото сна замашки старшего брата, много лет томившиеся без дела. — Я не смогу, — поднял на него печальные шоколадные глаза Цинсюань, — меня вырвет прямо тут, — он снова поддел кусок корня ложкой, и тот, перевернувшись, упал в тарелку с тихим «плюх» так, что жирные капли забрызгали стол. Цинсюань слабо улыбнулся, словно результат его позабавил. Пять лет ему, что ли? Так ведь нет же, взрослый человек, юрист. Нахмурившись, Хэ Сюань перетаскал куски мяса и овощей из его тарелки в свою так, что в пиале Цинсюаня остался только золотистый бульон, в котором привольно плавали несколько ягод годжи и финик. — Гляди, я забрал всё самое страшное. Выпей бульон. — Не-е-ет, — заныл Цинсюань, не то серьёзно, не то издеваясь. Это начинало бесить. — Прекрати паясничать, — резко оборвал его Хэ Сюань, — не маленький. Пей, станет легче. — Тебе меня совсем не жалко, Хэ-сюн! — Жалко, но я, в отличие от тебя, пытаюсь с этим что-то сделать. — Я тоже пытаюсь! — Да? По-моему, ты просто ноешь как капризное дитя. Пей бульон, сейчас же. Глянув обиженно, Цинсюань взял пиалу в ладони и прикончил всё её содержимое залпом, грохнув под занавес посудой по столу. — И не громи моё жилище. Цинсюань смотрел уязвлённо, прямо как сестра когда-то. Раз уж они тут играли в семейную иерархию, нужно было логично завершить этот акт. — Молодец, — похвалил Хэ Сюань. Он отложил палочки и, потянувшись через стол, стёр пальцем с губы Цинсюаня налипшую травинку специи. Тот как-то сразу растерял всю обиду и даже брови свои роскошные приподнял от удивления. Ужасно хотелось щёлкнуть его по носу или ещё что-нибудь такое же глупое сделать, чтобы не смотрел так завороженно и уязвимо. Но это было бы слишком. Куда разумнее вернуться к собственному супу. Но когда он доел и поднял глаза от тарелки, сразу же встретился взглядом с Цинсюанем. Тот полулежал на столе, уложив подбородок на сложенные бантиком руки. Послеполуденное солнце путалось в его тёмных ресницах и дичайше растрёпанных волосах, похожих на иголки морского ежа, спасибо остаткам геля. Он немного щурился и улыбался так довольно, словно небритая рожа напротив была лучшим лекарством от похмелья. Хэ Сюань прочистил горло, поспешно собрал миски и, покидав их как попало в раковину, принялся делать чай. Ароматный зелёный выстрел в голову остаточному недомоганию. — Спасибо. Правда полегчало, — сказал Цинсюань ему в спину. — Мгм, — не поворачиваясь, кивнул Хэ Сюань. Ещё бы не полегчало! Проверенный же способ. Сном и едой лечится гораздо больше вещей, нежели одним только сном. Слушать надо потому что. — Цинсюань, — позвал он не поворачиваясь. — М-м-м? — А сколько тебе лет? — Уже совершеннолетний, Хэ-сюн, не переживай, — донеслось из-за плеча смешливое, и Хэ Сюань сердито глянул на листья чая. Вот не может не поддеть! Голос Цинсюаня звучал значительно бодрее, чем раньше. Похоже, тот действительно воспрял. — С чего бы мне переживать? — ответил он со спокойствием, которого не ощущал. — Просто для умудрённого опытом старшего, ты, дядюшка Ши, довольно плохо умеешь пить и справляться с последствиями. — Я не слишком часто это делаю, — ничуть не обиделся тот. — Мой организм никогда особенно не был рад выпивке. Тяжелее всего пришлось в студенчестве. Сейчас хотя бы никто не стремится напоить меня целенаправленно. — Так сколько? — В марте будет тридцать три. — Да ладно, — удивился Хэ Сюань, глядя, как кружатся, истекая золотом, чаинки в кипятке. — Я не выгляжу, знаю, — самодовольно ответил Цинсюань. — Мне до сих пор иногда алкоголь отказываются продать без удостоверения. — Это потому что у тебя лицо детское, — ответил Хэ Сюань, поворачиваясь, — как у подростка. — А тебе, Хэ-сюн, стало быть, нравится с молоденькими тусоваться, — улыбка Цинсюаня стала ещё шире. — Сублимируешь? — С чего бы? — приподнял брови он. — Мы с тобой, между прочим, одногодки. Даже в одном месяце родились. Я — тринадцатого. — Шутишь? — лицо Цинсюаня озарил восторг. — Хэ-сюн, правда что ли? — Что? — И я тринадцатого. Как здорово! У нас с тобой День рождения в один день. Можем устраивать совместные вечеринки! — Не думаю, что это хорошая идея, — покачал головой Хэ Сюань, разливая чай в керамические чашки. — Это только кажется, — не унимался Цинсюань. — Вот погоди, я всё придумаю как надо! Будет весело, увидишь! Хэ Сюань поморщился. За последние семь лет его потолком празднования было накидаться в Фишмастере с Хуа Чэном до плывущей реальности, а потом сидеть на обочине и наблюдать, как тот рисует мелом на асфальте портрет своего гэгэ. Се Лянь с ними никогда не ходил, справедливо полагая, что им не помешает пообщаться вдвоём. Но Хуа Чэн всё равно каждый раз ухитрялся создать эффект его присутствия, так что с некоторых пор Хэ Сюань не видел смысла разделять эту парочку. Тем более, Се Лянь совершенно не напрягал, в отличие от шумной, многолюдной вечеринки — а он не сомневался, что Цинсюань именно такую имеет в виду. Она напрягала даже в теории. — Слушай, а как мы до тебя добрались? — внезапно спросил Цинсюань. — Надеюсь, это не я нас привёз? — Нет, хотя ты порывался, — Хэ Сюань поставил перед ним чашку с чаем. — Но кажется, мы всё-таки взяли такси. Или дошли пешком. Не помню. Но пешком расстояние приличное, мы бы добрались только под утро. — Блин, ещё и машину забирать, — Цинсюань уронил голову на стол с глухим «бум», и Хэ Сюаню стало жаль его лоб: прозвучало больно. — Надеюсь, не выпишут штраф за неправильную парковку. — А ты что же, слуга закона, нарушил? — Да чтоб я помнил. Я торопился. — Почему? — теперь настала очередь Хэ Сюаня удивляться. — Я же написал, что опоздаю. — Потому, — содержательно ответил Цинсюань и быстро сменил тему. — Спасибо, что дал выспаться, кстати. Надеюсь, я тебя не слишком стеснил. — Пустяки, — отмахнулся Хэ Сюань. — Хорошо посидели. — Надо будет повторить, — воодушевленно подхватил Цинсюань. И здесь стоило бы сказать ему что-то вроде «нет, парень, не стоит, я же вижу, как ты на меня смотришь», но, во-первых, это было бы несправедливо — Цинсюань вёл себя исключительно прилично и дистанцию держал мастерски. Совместный сон после пьянки не считается: Хэ Сюань совершенно не был уверен, что не утащил парня в кровать по собственной инициативе, спьяну его тактильный голод проявлялся обычно во всей красе. Во-вторых, если бы самого Хэ Сюаня каждый раз отталкивали за то, как он на людей смотрел, с ним бы, наверное, даже не разговаривал никто. Ну, и в-третьих, с Цинсюанем было хорошо. Просто по-человечески хорошо и свободно. Хэ Сюань шестым чувством угадывал, что, несмотря на все различия, они звучат в унисон, как редко случается, и Цинсюаня действительно не раздражают ни его авторитарные замашки, ни сложный характер. Возможно, до поры. Но пока тому вроде бы нравилось всё происходящее; даже слишком нравилось, и это единственное в нём напрягало. Оттолкнуть Цинсюаня раз и навсегда казалось очень разумным шагом, но вместе с тем настолько очевидно неверным, что решение сложилось само собой. — Надо, — кивнул Хэ Сюань и едва не ослеп от ответной улыбки. Допив чай, Цинсюань подскочил со стула, продефилировал к раковине и принялся мыть посуду. Хэ Сюань старался не коситься на него, но любопытство взяло своё. Задница у гостя была... обычная, в общем. Ничего особенного. Не сказать, что Хэ Сюань разбирался в мужских задницах или был заядлым их ценителем. Но мужиков в купальных плавках и гидрокостюмах по долгу службы видел регулярно, и многие могли похвастаться намного более впечатляющим телом, чем Цинсюань. Однако ни один из них пока не мыл посуду у него на кухне, тихо мурлыкая песенку себе под нос и переступая с ноги на ногу в такт. От этих осторожных движений приятно-выпуклая, обтянутая бордовыми боксерами плоть слегка колыхалась. В сознании вдруг родился импульс остановить это движение, положив сверху ладонь. Так хочется временами успокоить рябь на воде: кажется, тронь — утихнет. Но Хэ Сюань доподлинно знал, что если он пустит в ход руки, всё очень быстро выйдет из-под контроля. Делать этого было никак нельзя. Но стоило сказать себе нет, и желание сжать в ладонях эту сдобную задницу усилилось. Какого чёрта, вообще? Цинсюань сам этого хочет! Едва ли не напрашивается. Вот уж кто точно не будет против. «Да, но ты-то не хочешь, — возразила его совесть голосом Хуа Чэна, который вообще-то излишней щепетильностью никогда не страдал. — Ты не хочешь пользоваться парнем только потому, что он первый за пару лет человек, которого ты увидел в белье и которому ты интересен. Мужик, опомнись». Ситуация начинала раздражать. Долбаный Цинсюань, что за дешёвые уловки?! Он бы ещё пену от жидкости для мытья посуды по себе размазал! — Цинсюань, ты бы оделся, — процедил он, заставив гостя подпрыгнуть от неожиданности. — Зачем? — Я даже и не знаю… для приличия?.. — Извини, Хэ-сюн, — сказал Цинсюань, повернувшись. Над левым соском его висел клочок пены, и Хэ Сюань едва не заорал. С некоторых пор вселенная, сука такая, слышала его слишком хорошо и не гнушалась насмехаться. — Я не думал, что тебе будет некомфортно. — Это почему же? — спросил Хэ Сюань сквозь зубы. — Ну, ты же не из этих, — многозначительно улыбнулся Цинсюань, как будто понимал больше, чем ему хотели сказать, и эта улыбка стала последней каплей в чаше терпения распсиховавшегося Хэ Сюаня. Вскочив со стула, он рывком стащил с себя футболку. Дёрнул завязки на поясе и, позволив домашним штанами упасть к щиколоткам, шагнул из них, мгновенно оказавшись на расстоянии вытянутой руки от Цинсюаня. Кухня у него была не слишком просторная. — Ну как? — прошипел он, — Комфортно тебе? Так и будем ходить? Свежий ветер из форточки обдул плечи, и Хэ Сюань поёжился, буравя глазами своего проблемного гостя. Цинсюань стоял как под шоковой заморозкой. С мокрых пальцев на пол капала вода. Взгляд его медленно стекал от плеч Хэ Сюаня к щиколоткам, благоразумно избегая лица, глаза нехорошо блестели, а щёки краснели так стремительно, что Хэ Сюань забеспокоился, не откроется ли вот-вот у его нового друга кровотечение из носа. Было даже удивительно, что кто-то мог настолько завороженно рассматривать его тощее, ничем не примечательное тело. Последний раз, когда он проверял, его BMI всё ещё был на нижней границе нормы. Однако Цинсюань едва не всасывал его глазами. Не удавалось припомнить, чтобы на него вообще когда-либо раньше смотрели так. Даже во взгляде А-Мяо никогда не читалось такой явной жажды. Ток крови в ушах сделался громче. — Цинсюань? — позвал он, и тот поднял глаза. По спине прокатилась дрожь. Цинсюань смотрел так голодно, словно был в шаге от того, чтобы послать ко всем гулям их неумелую игру в дружбу, толкнуть Хэ Сюаня на стул и запрыгнуть на его член, без смазки, предварительных ласк и прочего политеса. Легче лёгкого было вообразить, как он насадится, горячий и тесный, впустит в себя быстрее, чем нужно, вздрагивая от рези — он не сможет терпеть, он слишком давно хочет. Сколько уже прошло с той вечеринки? Две недели, три? Да он уже в своём воображении Хэ Сюаня во всех позах поимел и не упустит шанса сделать это в реальности. Сожмёт его бёдра ногами, как капканом, и отымеет, поскуливая от боли и кайфа. Душные, непристойные мысли одновременно возбудили и напугали. Какого чёрта он думает такое про едва знакомого парня? Подобные сиюминутные связи никогда его не привлекали. Ни разу прежде его не прикладывало так от одного лишь вида чужого полуголого тела. Но, с другой стороны, его ни разу не окучивал мужик, тем более такой искренний и прямолинейный. Приятный, к тому же, глупо отрицать. Интересно, он громкий? От картинок в голове и, самое главное, доступности их воплощения в реальность, внизу живота собирался жар. Взгляд метнулся с лица Цинсюаня к его груди и напоролся на розовый сосок, наверняка мягкий на ощупь, но, если потрогать, — станет плотнее... Рот наполнился слюной. Ниже смотреть Хэ Сюань не решился. Происходила какая-то чушь, и Хэ Сюань барахтался в ней, как в болоте. Мысль о том, чтобы лечь в постель с мужиком не была ему противна, но до сегодняшнего дня он и как план её не рассматривал. Проклятье, да он после смерти А-Мяо вообще никого как план не рассматривал! В голове не укладывалось, что можно касаться другого человека так же, как когда-то её — со страстью и нежностью, с наслаждением. Стопорило его и при мысли проделать нечто подобное с Цинсюанем: это всё ещё был едва знакомый парень, почти чужой. Но всё же при взгляде на него внутри возгоралось нечто, побуждающее к действию. Не ласкать, но дотронуться, не взять — но приблизиться, хоть немного сократить дистанцию, войти в личное пространство и там замереть. Побыть рядом, не преступая границ. Физическую близость можно было устроить, тело помнило, как это, и хотело повторить: у него слишком давно никого не было. Но в то же время этот шаг казался настолько диким, что не выходило даже пошевелиться. Хэ Сюань сам себе не мог объяснить, как в нём сейчас уживались такие разные чувства, и не брался предугадать, какое из них в итоге возьмёт верх, если не вмешается разум. Цинсюань сглотнул — кадык дёрнулся на шее, — и шумно выдохнул. За окном что-то грохнуло, зашлась лаем собака, и заверещала сигнализация. — Хэ-сюн, — позвал Цинсюань и рассмеялся, тихо и нервно, — ты что творишь, мать твою? Хэ Сюань взглянул ему в лицо и почувствовал, как теплеют щёки, чего с ним тоже давненько не случалось. Цинсюань смотрел всё так же хищно, но теперь в этом взгляде, помимо обжигающего желания, обозначились воля и приличная мера досады. Остатки улыбки всё ещё жили на его пухлых губах, но улыбка эта была скорее раздосадованной, чем дразнящей. Цинсюань со всей очевидностью его хотел, но ложиться под него при первой же возможности со всей очевидностью не собирался. Хэ Сюань вдруг взглянул на весь этот цирк со стороны. По всему выходило, что он, психанув, разделся перед едва знакомым парнем под влиянием импульса, который сам не до конца понимал. И вот они стоят как идиоты на кухне в трусах, смотрят друг на друга так, что воздух едва не трещит от напряжения, однако самый логичный шаг — потрахаться — им недоступен. Похоже, дурак здесь только один, и это не Цинсюань. Хэ Сюань отвернулся, оперся ладонями на стол и, повесив голову, глубоко вздохнул. Цинсюань звякнул чем-то в мойке. Раздался шум льющейся воды, но почти сразу затих. На загривок легла ладонь, успокаивающе сжала. — Ты всегда такой вспыльчивый? — спросил Цинсюань из-за спины. — Или мне везёт? — Случается. И тебе везёт. Сзади фыркнули. Ладонь на шее разжалась, скользнула по спине вниз к лопаткам и замерла между них горячим пятном. — Не делай так больше, ладно? — Как «так»? — Не провоцируй меня специально. — Цинсюань, — он резко повернулся, так что они оказались почти нос к носу, — но это же ничего не изменит! Ты же хочешь, я вижу. — Хочу, — честно ответил тот, глядя на Хэ Сюаня своими терпкими шоколадными глазищами, — ну и что теперь? А ещё я хочу, чтобы ты от меня не сбежал. А ты сбежишь, если я на твои провокации поведусь, как пить дать. Ты мне нравишься, Хэ-сюн, ты классный. Я бы хотел, чтобы наше общение продолжилось. В каком угодно формате. Поэтому давай ты будешь вести себя прилично, как хороший мальчик. И я за собой тоже послежу. Договорились? Это признание и любимое цинсюаньское «хороший мальчик» отозвалось эхом возбуждения внутри. Губы у Цинсюаня были тревожно-влажные, и улыбался он так мягко, словно доподлинно знал, какой хаос творился у Хэ Сюаня в голове, и пытался ему помочь. — Но это же издевательство, — возразил Хэ Сюань. Дружить с человеком, которого хочешь до сбитого дыхания, пить с ним, спать в одной постели, и всё это — без возможности получить желаемое. Звучало жутковато, и он совсем не был уверен, что хочет быть частью этого изощренного мазохистского плана. — Почему? — Я не хочу испытывать твоё терпение и мучить тебя тоже не хочу. — Хэ-сюн, — мягко попенял Цинсюань, словно его этот мрачный расклад вообще не беспокоил, — мне же не пятнадцать лет, я умею себя контролировать. Получше некоторых, между прочим, — он выразительно стрельнул глазами на плавки Хэ Сюаня и усмехнулся. Их взаимное разглядывание не прошло бесследно. Хэ Сюань чувствовал приятное напряжение в паху, мягкое давление крови в мошонке. Может и не полноценный стояк, но добротный задел там точно был. — Это ни о чём не говорит, — упрямо возразил он. В непонятной ситуации — всё отрицай! — Конечно нет, — разулыбался Цинсюань, совершенно не скрывая, что ни грамма не купился на его отмазку. — Как скажешь. Дашь мне полотенце? В душ хочется, сил нет. Пришлось одеваться и идти в спальню за полотенцем, а заодно прихватить чистые штаны и футболку. Забрав у него из рук всё это добро, Цинсюань поблагодарил и, сверкнув ямочкой, скрылся в ванной. Хэ Сюаня так и подмывало крикнуть ему в спину что-нибудь вроде: «Не вздумай дрочить в моей уборной!» Но это было бы слишком даже для их странной дружбы, так что он смолчал. Вопреки опасениям, день закончился неплохо. Хэ Сюань попытался выставить Цинсюаня за дверь под предлогом уборки, что, кстати, было правдой. Но тот просиял и жизнерадостно ответил, что готов остаться и помочь. Через четверть часа Хэ Сюань уже протирал пыль на книжных полках, пока Цинсюань, врубив на полную громкость музыку на мобильном, мыл пол. Время от времени он прерывался, самозабвенно подпевая в ручку от швабры на манер микрофона со стойкой. Поначалу казалось, что он больше выпендривается, чем моет, и Хэ Сюань даже пару раз высказал ему за имитацию деятельности. Однако к тому времени, как с полками было покончено, Цинсюань успел домыть кухню и гостиную, и осталось, в общем-то, всего ничего. Он взглянул на Хэ Сюаня торжествующе, уперев руки в бока. Выданная футболка была ему чуть-чуть маловата и обтягивала животик, зато широкие штаны болтались, как на вешалке. Вкупе со штанинами, связанными узлами у колен, и чёрной банданой Хэ Сюаня, вид вышел откровенно бандитский. — Видишь, какой я эффективный! — подбоченился Цинсюань. — А ты ворчал! Ну что, в этой комнате закончили? — Почти, — ответил Хэ Сюань, ища глазами пульт от раздвижной панели. — А что осталось? — заозирался Цинсюань. — Нужно протереть аквариум… Ты пульт не видел? — маленький переключатель постоянно где-то прятался. Когда-то давно он прикрутил на стену держатель — специально чтобы избежать подобных неудобств. Если бы ещё Хэ Сюань имел привычку класть пульт на место… Вот и сейчас держатель был пуст. — Между диванных подушек посмотри, там, кажется, что-то валялось похожее, — Цинсюань стянул с головы бандану и утёр ею влажный лоб. — Аквариум? — Мгм, — кивнул Хэ Сюань, выуживая пульт из щели между сидушкой и подлокотником. — А я ещё удивился: как это у тебя и нет домашних рыбок, — просиял гость. — Показывай скорее! Створка панели поехала в сторону. Аквариум занимал половину стены, в своё время Хэ Сюаню пришлось попотеть, чтобы выбить у хозяина дома разрешение на перепланировку. Он думал сделать здесь имитацию кораллового рифа: Мяо-эр любила ярких рыбок, могла часами на них смотреть. Но всё вышло иначе. Теперь стена на две трети была Амазонкой. — Какие странные рыбки, — сказал Цинсюань, глядя на краснопузых обитателей, всем косяком замерших посередине аквариума. — Что это с ними? — С ними всё хорошо, — вот когда Хэ Сюань с треском провалился в депрессию, было не очень. Но даже тогда, несмотря на двухнедельный голод, рыб так и осталось четырнадцать, как и было с самого начала. За это он их безмерно уважал. — Но почему они… так зависли? — Цинсюань подошёл к аквариуму поближе, и пираньи, заметив движение, конечно же сразу спрятались под корягу. Хэ Сюань подозревал, что они узнавали и потому не боялись лишь его одного, хотя это и было абсолютно ненаучно. — О, задвигались! — Конечно, задвигались: они тебя видят и предпочитают избегать. — Все в этом доме поначалу избегают меня, — хмыкнул Цинсюань. — Но это временно. Не переживайте, карпики, мы с вами подружимся. — Цинсюань, — поморщился Хэ Сюань, — ну какие они тебе карпики? — А кто? — Это пираньи. Пигоцентрус наттерери, — датчик температуры подозрительно не горел, и Хэ Сюань, нахмурившись, сдвинул с аквариума крышку и сунул руку внутрь. Резкое падение температуры было губительно для этого вида, и если нагреватель полетел, следовало заменить его как можно скорее. В кладовке был запасной как раз на этот случай. Но, судя по ощущениям и звукам, в нагревателе просто перегорела лампочка. Он успел выдохнуть и даже почти достал руку из воды, когда рывок за плечо едва не свалил его с ног. Он впечатался спиной в грудь Цинсюаня, но тот сразу же отстранился, разворачивая Хэ Сюаня за плечи. — Ты что, спятил?! — воскликнул Цинсюань, глядя на него круглыми глазами. — Ты зачем сунул руку в чан с пираньями?! Тебе конечность лишняя? — у него даже щёки порозовели, и Хэ Сюань с удивлением понял, что кажется, всерьёз напугал своего гостя. Чёртов Голливуд… — Цинсюань, посмотри на них. — Зачем это? — Просто посмотри. Что они делают? — Забились под кусок дерева. — А почему? — Откуда мне знать, — пожал плечами тот. — Может, сидят в засаде. — Или? — Или группируются для атаки! — Или? — Или определяют очередность поедания глупого примата! — Цинсюань, — вздохнул Хэ Сюань, прикрыв глаза, — они напуганы. — В смысле? — на лице напротив читалось недоверие. Цинсюань явно считал, что его разыгрывают, втирая откровенную чушь. — Пираньи очень пугливы, — принялся объяснять Хэ Сюань. — Они скорее уплывут и спрячутся, чем нападут. Будь аквариум поменьше, я мог бы ткнуть одну из них в бок и уйти целым и невредимым. — Я был уверен, что они тебе руку до кости обглодают за секунды, — Цинсюань недоверчиво взглянул на аквариум, где разведчик косяка показал нос из укрытия: удостовериться, что опасность миновала. — Даже будь они покрупнее и очень голодны, такого не случилось бы: моя рука слишком большая, а их тут немного. К тому же у меня нет ран, вода не пахла бы кровью. Не факт, что они вообще поняли бы, что меня можно есть, — попытался успокоить его Хэ Сюань, но, судя по скептическому взгляду напротив, не слишком преуспел. — Не сказал бы, что твоя рука слишком большая, — парировал Цинсюань, обхватывая запястье Хэ Сюаня двумя пальцами. Стало немного обидно, и он отдёрнул руку. — Маленьких пираний едят все, кому не лень, — заговорил он, брызгая на аквариум очиститель и протирая стекло. Разведчик, недолго думая, юркнул обратно под корягу. — Они рано приучаются быть осторожными и проносят этот навык через всю жизнь. Конечно, у диких пираний охотничьи инстинкты развиты сильнее, и, как следствие, они опаснее, но бояться слишком сильно всё равно не стоит. История не знает ни одного случая, когда пираньи заживо съели бы человека. — Всё равно они довольно… — Цинсюань осёкся, постукивая себя пальцем по щеке, — недобродушные! — Точно добродушнее людей, — отрезал Хэ Сюань, и, закончив протирать, взялся за пульт. — А им не плохо в темноте? Может, не закрывать их? — Там не полная темнота. Они живут в мутной воде, слишком яркий свет им скорее вреден. И я думал, тебе неприятно на них смотреть, — он взглянул на Цинсюаня через плечо — тот смотрел на разведчика, снова выглянувшего из-под коряги. Оранжево-алое пузо сверкнуло чешуёй. — Ну, раз ты говоришь, что они не такие страшные, как в кино, — пожал плечами Цинсюань, — я бы хотел понаблюдать за ними ещё. От этих слов Хэ Сюаню захотелось куда-то пристроить руки, он вцепился в тряпочку для пыли и сбежал в ванную. Цинсюань был намного более гибким и вдумчивым, чем казался на первый взгляд. Наверное, это было логично, учитывая его профессию. Но вместо того, чтобы успокаивать, это почему-то лишь больше нервировало Хэ Сюаня. Словно он надеялся вот-вот обрести повод прогнать новоявленного «друга» раз и навсегда, а тот не то что не давал его, но напротив — заставлял ощущать симпатию и подзабытый интерес, какой испытываешь к человеку отличному от себя самого, но со схожим моральным фундаментом. Хэ Сюань повесил тряпку на крючок, вымыл руки и поплескал водой себе в лицо — в качестве превентивной меры. — Здорово, что у тебя есть питомцы, — бодро оповестил из-за спины Цинсюань. — Это чем же? — Цинсюань вылил воду из ведра, пристроил швабру к стене, и Хэ Сюань выгнул бровь. — Ты уже закончил? — Да что там рассусоливать-то, раз-два и готово, — вынув из кармана штанов шар из скомканных салфеток, Цинсюань запустил его в унитаз, смыл и показательно отряхнул ладошки, сияя, как столовое серебро в хорошем ресторане европейской кухни. Хэ Сюань ощутил, как печёт щёки. Чрезмерной чистоплотностью он не страдал, а, судя по салфеткам, Цинсюань очень качественно помыл спальню, в том числе и под кроватью. О, боги… Со стыда хотелось провалиться к соседям снизу, и он был как никогда благодарен удачной наследственности — румянец на лице практически не проявлялся, разве что во время секса, но уж никак не от смущения. Что в своё время позволяло ему всласть насмехаться над бледнокожим Хуа Чэном, который при виде своего гэгэ рдел как мальчишка, особенно на заре отношений. Очевидно, заметив его ступор, Цинсюань решил сжалиться — хлопнул по плечу и вышел из ванной, добавив таким образом самому себе очков в качестве потенциального друга. — Так чем тебя так порадовали мои рыбки? — войдя в гостиную, Хэ Сюань решил для разнообразия начать разговор сам. Цинсюань развалился на диване, обмахиваясь банданой, и вид имел весьма довольный. — Ну, разве это не здорово — иметь кого-то, о ком нужно заботиться? — Ты просто не знаешь, насколько пираньи неприхотливы, — возразил Хэ Сюань. Он поднял ноги Цинсюаня, сел на диван и уложил ступни обратно поверх своих коленей. Если теперь в этой квартире будет часто появляться гость, стоит, пожалуй, купить кресло. Цинсюань на пару мгновений перестал обмахиваться. Хэ Сюань ощущал его вопросительный взгляд своей щекой, но поворачиваться не стал. — Всё равно, — наконец, отмер Цинсюань. — Это ответственность. — Слышу голос опыта. Дай угадаю… кот или попугай? — Ни то и ни другое, — весело отозвался Цинсюань, но тут же скис: — На самом деле, теперь никого. Пока мы жили с братом, у нас была Соул, но потом мы разъехались, и она осталась с ним: в его квартире места больше. К тому же, брат снимает вместе с другом, есть кому погулять с Соул, когда он в командировке. А у меня никого не было. — Я бы всё равно не стал гулять с твоей собакой, — возразил Хэ Сюань. — Я вообще их не слишком люблю, — особенно того типа, к которому, вероятнее всего, принадлежала собака Цинсюаня: мелкие карманные собачки, шумный и бесполезный плод селекции. — Как можно не любить собак, Хэ-Сюн?! — в голосе Цинсюаня почти звучала обида, так что стало даже немного стыдно. — Они же лучшие друзья! — Они слишком зависят от хозяина, чересчур привязаны к нему. Нельзя вкладывать весь смысл своего существования в нечто настолько испорченное, как человек. А уж тем более нельзя делать его источником своего счастья. Люди в массе своей отвратительны и не гнушаются калечить даже собак, которые смотрят на них как на богов. Поищи в интернете собачьи бои: это же цинично до омерзения. А ведь пород настолько умных и эмпатичных, как питы или були, ещё поискать, — он мотнул головой, потирая брови, за которыми начинала пульсировать тупая боль: всегда так бывало, когда отпускало похмелье. — Привязываться к людям чревато. — Но как же тогда любить, Хэ-сюн? — осторожно спросил Цинсюань. — Никак. Цинсюань не ответил. Они сидели молча, за окном занимался закат, и Хэ Сюань старался вспомнить, когда он в последний раз вот так сидел с кем-то, ничего особенно не делая, но и не тяготясь чужим присутствием. Он повернул голову: Цинсюань что-то листал в телефоне; должно быть, проверял соцсети. Солнце светило ему в макушку и особенно хорошо было видно, что волосы у него не чёрные, а тёмно-каштановые. Наверное, того же тона, что и глаза. Он весь был тёплым, пронизанным светом, чему-то улыбался, глядя в экран, и от всей этой картины — солнце, выходной, диван, аквариум перед глазами, ноги Цинсюаня на коленях — в груди тоже гнездилось тепло. Под пальцами родилось интересное ощущение, какое бывает, если трогать камешек у реки, и Хэ Сюань вдруг понял, что всё это время, задумавшись, обводил пальцами выпирающую косточку на щиколотке. Это он зря. Он отнял руку и потёр лицо. Справа от него еле слышно вздохнули. — Ты любишь кино, Хэ-сюн? — Документальное. Цинсюань фыркнул. — Мне следовало догадаться. Поди ещё и про природу. — Не обязательно, — нахмурился он: если человек биолог, это ещё не означает, что у него нет других интересов. Просто они… ограничены… немногочисленны... Вообще, с чего он взял, что Хэ Сюань не открыт ничему новому?! — Что ты предлагаешь? — М-м-м, — Цинсюань пролистал что-то в телефоне, спокойно сел из лежачего положения, продемонстрировав изрядно тренированный кор, и сунул экран ему под нос. — Вот, смотри. Мне говорили, хороший фильм. Может, глянем? — «В центре внимания», — прочитал Хэ Сюань. — Какой-то блокбастер? — А вот и нет! Полудокументальное кино, два Оскара. Давай посмотрим, а? Я триста лет ничего не смотрел в компании. — Почему? — удивился Хэ Сюань: Цинсюань производил впечатление человека, которому достаточно лишь свистнуть — и компания нарисуется сама в кратчайшие сроки. Страшно было представить, сколько женщин купились на его миловидность и общительность! Если бы они его ещё интересовали… Но во имя социализации можно было, наверное, и потерпеть недвусмысленный дамский интерес. Хэ Сюань знал красавчиков, которые именно так и делали. Однако Цинсюань к таким, очевидно, не относился. — Так вышло, — пожал плечами тот. — С братом мы сейчас не общаемся, а Се Лянь всё время занят, а когда не занят, то занят всё равно, просто не работой. — От этой не-работы попробуй отделайся, — кивнул Хэ Сюань. — Особенно если желания отделываться нет, — улыбка Цинсюаня стала шире. — Но я рад за него! Ужасно рад. Я ещё помню, каким он был до Хуа-сюна и меньше всего хочу увидеть его таким вновь. Хуа-сюн сотворил чудо! — Это его специализация, — буркнул Хэ Сюань себе под нос. Не то чтобы он имел что-то против, но умение Хуа Чэна решать задачи, на первый взгляд выглядящие нерешаемыми, иногда порядком раздражало. Восхищало — о, да, бесспорно. Но и бесило тоже. — Слава богам, что так щедро его одарили, — чудом расшифровал его бубнёж Цинсюань. — Я предпочту видеть друга по праздникам, но счастливым, чем каждую неделю, но в компании неизменной апатии. Только вот я у него больше не в приоритете. Поэтому я один, Хэ-сюн. Как носок без пары носка! Кстати, я там нашёл один, лежит на стуле в спальне, — на мгновение вышел из театрального образа он, но почти сразу же снова вошёл: — Как одинокая в супе тефтелька! Посмотри со мной кино, ну же. — Ладно, — сдался Хэ Сюань, включая телевизор. — Покажи название ещё раз. — Йе-е-е! — победно вскинул кулак Цинсюань, и Хэ Сюань на мгновение убоялся, что тот сейчас полезет обниматься. Но этого не случилось, и внутри булькнуло разочарование, так что впору было самому себе отвесить пинка за противоречивость. — Я сбегаю быстро в магазинчик на первом этаже за вкусняшками, — Цинсюань вскочил и скрылся в спальне. Однако выбежал оттуда всё в том же бандитском одеянии. Видимо, ходил за бумажником. — Прямо так пойдёшь? — удивился Хэ Сюань. — А почему нет? — подбоченился гость. — Моя харизма затмит все нюансы этого образа. — Выглядишь как бомж. — Как обаятельный бомж! — Эта футболка тебе мала. — Бу-бу-бу, — передразнил его Цинсюань, надевая уличные тапки Хэ Сюаня, которые даже не были ему особенно велики. — Если надумаешь не пускать меня обратно, я вынесу дверь, так и знай, — погрозил пальцем он. — Кишка тонка, — съязвил в ответ Хэ Сюань. — Надо будет как-нибудь утащить тебя в зал, завалить на лопатки и протереть тобою все маты, — глаза Цинсюаня опасно сузились, но в лице не читалось злости — лишь дружеская подначка, и этот примитивный способ работал. Тут же проклюнулась мысль, что действительно нелишним будет по-дружески намять Цинсюаню бока за все неловкие ситуации сегодняшнего дня. — Ещё посмотрим, кто кого завалит, — попытался съязвить он, но тут же понял, что попался как последний придурок — взгляд Цинсюаня немедленно стал кокетливым, а улыбка — лукавой. — Ой, вали уже, — не выдержал Хэ Сюань, и Цинсюань рассмеялся, открывая дверь. — Я быстро. Хэ Сюань махнул ему рукой, не глядя: он в это время искал фильм в онлайн-кинотеатре, отчаянно пытаясь изгнать из головы образ взмокшего Цинсюаня на гимнастическом мате. Попкорн оказался вкусным, а фильм — интересным, и вечер закончился намного лучше, чем любой из вечеров Хэ Сюаня за последние пять лет. После просмотра они ещё добрый час искали в интернете информацию про дело о домогательствах в католической церкви и спорили, можно ли вообще допускать в этот институт детей. Он решил было, что новый приятель остаётся ещё на одну ночь, но тот, выйдя в туалет, вернулся внезапно уже в костюме и рубашке, заставив Хэ Сюаня вопросительно приподнять брови. — Поздно уже, да и тебе нужно от меня отдохнуть, — улыбнулся Цинсюань, поправляя воротник. Такой, с растрёпанными волосами и в мятых брюках, он выглядел как герой-любовник, возвращающийся домой после ночи бурной страсти с горячей девушкой. Хэ Сюань хмуро смерил взглядом свои полинявшие треники и поковырял пальцем дырку на бедре, которую проделал тлеющей сигаретой когда-то давно. Если приглядеться, в дырке можно было заметить небольшой шрам. Он почесал щёку, обжег пальцы о щетину и поморщился. Горячего в нём не было ни на грамм. — Как знаешь, — буркнул он, и Цинсюань почему-то разулыбался ещё шире. — Ну-ну, не грусти, Хэ-сюн, я не дам тебе заскучать, — он подошёл к дивану, хлопнул Хэ Сюаня по плечу, сжал приятно и, убрав руку, направился к двери. — Если хочешь, можем пообедать на неделе. — Пока не знаю, насколько буду занят, — проворчал он, хотя прекрасно знал, что уж обед-то себе сможет организовать в любом случае: горящих проблем в аквариуме нынче не водилось, а начальником был он сам, не считая генерального, но тот в любом случае не влезал в распорядок ведущего океанолога по мелочам. Однако что-то мешало согласиться на предложение Цинсюаня сразу же. — Созвонимся в понедельник? — спросил тот. — Мгм, — кивнул Хэ Сюань, глядя, как гость завязывает шнурки. Оставаться в квартире одному не хотелось, хотя, казалось, он давно привык к одиночеству. Смерть семьи почти совпала по времени с судьбоносной повторной встречей Се Ляня и Хуа Чэна, так что другу резко стало не до него. Хэ Сюань не жаловался: он тогда был убит горем и сил на дружбу у него в любом случае не оставалось. Довольно было и того, что Хуа Чэн находился на расстоянии звонка и всегда брал трубку. Но сегодняшний день был другим — сегодня кто-то был рядом, потому что хотел быть рядом именно с ним. Это одновременно смущало и грело, хотя не должно было. Какая глупость. Неужели, он так истосковался по простому человеческому общению? Может ли быть, что А-Чэн, который выпинывал его в люди при любой возможности, оказался в чём-то прав?.. — Пока, Хэ-сюн. Хорошо тебе отдохнуть, — Цинсюань взглянул на него через плечо тепло и лукаво и шагнул за порог. Переборов желание вдёрнуть его обратно, Хэ Сюань захлопнул дверь и закрыл замок.

***

Дружить с Цинсюанем оказалось намного проще, чем он рассчитывал: тот не лез беспрестанно, звонил только в обед или в нерабочее время, знал кучу вкусных забегаловок около аквариума, как будто сам там работал, и не ленился час ехать по пробкам в другой район, если мог себе это позволить. А когда не мог, присылал геолокацию ресторанчика и фото тамошней еды, найденные в недрах байду, так что удержаться и не пойти обедать было довольно сложно. Работники аквариума судачили, что у главного океанолога завелась подружка, то-то он теперь регулярно ест и выглядит здоровее. Хэ Сюань даже не пытался пресекать эти сплетни: всё равно народ будет болтать, так пусть уж лучше то, о чём он уже знает. Они встречались у него дома почти каждые выходные, смотрели фильмы, а один раз Цинсюань даже приволок приставку, и они весь вечер рубились в командную игру, готовя на скорость еду для хлебных зомби*. Это была самая странная игра, которую Хэ Сюань видел в жизни, и может быть, именно поэтому она его не раздражала. Хуа Чэн примерно раз в год предпринимал попытки сделать из него напарника для игры в шутеры, но у Хэ Сюаня от громких криков, выстрелов и происходящего на экране хаоса только начинала болеть голова. К тому же, в отличие от Хуа Чэна, он не был азартным и, проигрывая, чувствовал себя никак, что раздражало друга. — Как можно быть такой амёбой, — психанул однажды тот, треснув Хэ Сюаня джойстиком. — Это же соревнование. — Н-да? И каков же приз, в таком случае? — понуро поинтересовался тот. — Моё уважение, — весомо изрёк Хуа Чэн. — Оно у меня и так есть, а на деньги я с тобой играть не стану, — парировал Хэ Сюань, предвидя следующий аргумент. — А если я поставлю твой долг? — вкинул наживку друг. — Всё равно нет. Мне скучно. И я тебе точно проиграю. Нет смысла даже начинать. — Но вдруг удача улыбнётся тебе, мой снулый друг, попробуй, — плотоядно улыбнулся Хуа Чэн. — М-м-м, — Хэ Сюань сделал вид, что задумался и со злорадным удовлетворением заметил, как глаз напротив блеснул в предвкушении. Столько лет знакомы с этим балбесом, а он до сих пор ведётся на такие примитивные трюки, ну надо же. Это почти умиляло, но ответил он твёрдо: — Нет. Хуа Чэн так сильно закатил глаз, что сравниться с ним смог бы, наверное, только друг Се Ляня, чьего имени Хэ Сюань никак не мог запомнить. Но, слава богам, после этого А-Чэн отстал, и они пошли играть в бильярд, который любили оба. Цинсюань, однако, умудрялся находить где-то странные игры, которые не угнетали, и порой просто сидел рядом, смотрел, как Хэ Сюань играет, комментировал и смеялся. И даже это почему-то не раздражало так сильно, как должно было. — В озеро, в озеро беги, — орал Цинсюань, корчась от смеха на диване, пока белый гусь* Хэ Сюаня на экране, зажав в клюве тяпку, убегал от взбешённого фермера. Хэ Сюань мужика понимал: если бы у него незнакомый гусь умыкнул ценный инвентарь, то был бы немедленно пойман и зажарен. Но в этой игре люди были к гусю феноменально снисходительны. — Нужно просто бегать гусем? — недоверчиво поинтересовался он, когда Цинсюань запустил игру и передал ему джойстик. — И сеять хаос и разрушение, — восторженно добавил тот. — Очень расслабляет! Давай, Хэ-сюн, ты справишься. И он справился. Когда пошли финальные титры, он испытал иррациональное чувство восторга, чем-то похожее на радость от победы в школьном конкурсе, когда он быстрее всех взобрался по канату наверх. Даже усталость, накопившаяся за неделю, притупилась. Если Хуа Чэн именно это имел в виду, когда говорил, что игры помогают справиться со стрессом, то жаль, что ему раньше не попадались такие удачные игры. Поразительно, но, кажется, Цинсюань видел его яснее, чем лучший друг. Однако у мультяшного гуся был один существенный недостаток: его нельзя было съесть. Поэтому Хэ Сюань отложил джойстик, и они стали выбирать еду в доставке. — Что ищешь? — спросил Цинсюань, глядя на то, как он скроллит приложение в поисках нужного. — Хочу гуся. Цинсюань расхохотался. — Будешь истреблять носителей хаоса перорально? — Похоже, нет, — нахмурился Хэ Сюань и ткнул в жареную утку с рисом. — Тут всё не то. Если только самому приготовить. — Ты умеешь готовить? — удивился Цинсюань. — Умею, но не особенно часто этим занимаюсь, так, — он неопределённо повёл рукой, — если уж совсем прижмёт. Отец был поваром, они с матерью держали ресторанчик, у них даже была звезда*, — не без гордости заметил он. Цинсюань слушал очень внимательно, не перебивал и впитывал всю информацию как губка. Хвалить перед ним семью было приятно, словно их история была в безопасности в ушах и мыслях Цинсюаня, и Хэ Сюань впервые с закрытия ресторана не осёкся, погружаясь в воспоминания. — У отца было несколько фирменных блюд: бьян бьян*, например. Никто в городе лучше него не тянул лапшу, а за его супом с вонтонами очередь выстраивалась с самого открытия, — губы дрогнули, но улыбки не вышло, хотя сейчас он был к ней ближе всего за последние пять лет. — Мама из-под Гуаньчжоу, в её семье как раз мастерски готовили гуся. Она меня научила, когда я ещё мальчишкой был. Пыталась научить и А-Тянь, это моя сестра, но той… той не хватало терпения, — он смотрел вниз, на свои руки, которые теребили джойстик. Он ни с кем прежде не вспоминал семью так детально. Подобное можно было себе позволить лишь с Хуа Чэном, но тому не было нужды рассказывать — он всё давно знал. Сестра не любила готовить, только мешалась под ногами и таскала ингредиенты, за что получала по рукам от мамы, а отец лишь ворчал, создавая фоновый шум — он никогда ни в чём не мог отказать своему цветочку, и цветочек внаглую этим пользовался. Хэ Сюань мог даже прикрикнуть на неё тогда, чтобы не мельтешила, а она обиженно дула губки, ныла и норовила в отместку пощекотать, пока его руки были заняты тестом и мукой. Странно, что после её смерти он перестал бояться щекотки. Как будто вместе с ней умерло и что-то, отвечающее за беззаботное веселье в нём самом. Ладонь Цинсюаня накрыла его руку, прерывая беспокойное движение пальцев. Хэ Сюань выдохнул и отложил джойстик, уходя от касания. — В общем, да. Я умею готовить. Ты ел мой суп, кстати, — вспомнил он их первый совместный день. — Я думал, это покупной. Но было вкусно, — улыбнулся Цинсюань. — Да ладно врать-то, я помню, как ты над ним страдал, — не сдержался Хэ Сюань. — Это моё похмелье страдало, — уколоть Цинсюаня, когда тот был в хорошем настроении, было решительно невозможно. — А я с каждой ложкой возвращался к жизни! — Через боль. — Возможно, — улыбка Цинсюаня стала шире, — но возвращался же. Так что, на следующих выходных готовим гуся? — спросил он. Информация о том, когда старина Сяо приносит на рынок свежую гусятину всплыла в голове сама, хотя уже много лет совершенно не пригождалась. Как и привычка вставать в пять утра: отцу часто нужна была помощь с лапшой перед открытием, а в аквариуме все собирались не раньше восьми. Но если встать пораньше в пятницу, как раз удастся перед работой сбегать на рынок, а замариновать птицу можно и вечером. План сложился легко и красиво, и желание отнекиваться испарилось, не успев толком оформиться. В конце концов, мама была бы рада, приготовь он новому другу её семейное блюдо. — Можно попробовать. — Вау, — просиял Цинсюань. — Мы приготовим гуся. Это звучит как проект! И это действительно был он, особенно учитывая, что Цинсюань подключился к процессу со всем восторгом, присущим неофиту: притащил какие-то специи, хотя его никто об этом не просил, несколько брезгливо косился на голову мёртвой птицы, подавал, что просили, и как поварёнок был довольно полезен. Гусь получился, конечно, не таким роскошным, как в традиционной угольной печи их ресторана, но Хэ Сюань, в котором на тот момент нашли приют три банки пива, признал результат приемлемым. Цинсюань оказался очень приятным едоком — красочно расписывал, как ему вкусно, и выглядел настолько довольным, что Хэ Сюань сам не понял, когда они начали обсуждать следующий проект. — По тебе и не скажешь, что ты так любишь поесть, — с усмешкой заметил Цинсюань, укладывая гусиные косточки горкой на тарелке. — Должны же у меня быть хоть какие-то недостатки, — пробурчал Хэ Сюань в стакан с пивом, и допил его под звонкий смех. — Я бы не назвал это недостатком, — Цинсюань с сочным чпоком открыл новую банку и начал разливать. — Хотя зависит от еды, конечно. Друг брата большой любитель закинуться всяким шлаком типа креветочных чипсов, может вагон их уничтожить, — он поморщился: очевидно, этот самый друг брата особо тёплых чувств в нём не вызывал. — А брат наоборот очень разборчив. Он как-то пытался подружить меня с французской кухней, но я не особенно проникся. Хотя десерты и булки у них божественные! — Как можно не проникнуться гратеном? — Легко, если не знать, что это. — Мгм, — Хэ Сюань положил себе ещё гуся и задумчиво повращал пиво в стакане: пожалуй, навыки готовки западных блюд тоже можно освежить… — Твоё лицо так и намекает, что мои отношения с французской кухней вскорости возобновятся, — хохотнул Цинсюань. Хэ Сюань пожал плечами, с наслаждением впиваясь в гусиную лапку. Пряный сок на языке был на вкус как детство, как их шумный дом и мамина готовка. Эти воспоминания были одновременно сладостные и горькие, так что хотелось одновременно и смыть их пивом как можно скорее, и сделать так, чтобы они никогда не уходили, а лучше — затянули его в себя, чтобы лишь оброненные палочки покатились по полу. К сожалению, от реальности было никуда не деться, но в данный момент она даже не была особенно плоха — пока в ней был чертовски вкусный гусь и не было гнетущей тишины.

***

Следующая неделя выдалась напряжённой: в аквариум должны были привезти белуху, а полярная зона, которую якобы закончили модернизировать в прошлую пятницу, оказалась к этому совершенно не готова. Хэ Сюань, пришедший принимать работу после технологов, только успевал раздавать пинки и нелестные прозвища — как чувствовал, что нужно было курировать всё лично от начала и до самого конца. Но технологи давно не допускали ошибок, и он расслабился. Как оказалось, напрасно. Теперь за неделю предстояло сделать то, на что раньше отводился почти месяц. Батарея в телефоне садилась уже к четырём часам дня, и Хэ Сюань, вечно забывающий захватить из дома переносной блок питания, с шипением и проклятиями мчался в свой кабинет за зарядкой. Стоило ненадолго присесть и подключить телефон, как тот немедленно ожил. — Да, — рявкнул Хэ Сюань в трубку, приняв звонок не глядя. — Воу, — донёсся из динамика удивленный возглас Цинсюаня, — я смотрю, у тебя отличный день. — Звездень. Говори давай. — Я привёз тебе цзяньбин* и, чувствую, не зря. Спустишься? — Иду. День выдался дождливый, и Хэ Сюань, шагнув на улицу, с наслаждением вдохнул запах озона. Скошенная трава на газоне пахла арбузом, свежестью и мокрой землёй. От этого коктейля Хэ Сюаня даже немного повело. При мысли о еде в животе заурчало, и он вспомнил, что опять забыл позавтракать. Его разбудил звонок от подрядчика, ответственного за систему терморегуляции. Тот уже был на месте со всем оборудованием, но, очевидно, никто в аквариуме, кроме ведущего океанолога не мог дать внятный ответ, какая температура нужна была белухе, и где лучше разместить датчики обогрева. И за что только людям зарплату платят?! Разогнать бы всех к сраным гуям… Пришлось срочно рвать когти на работу, даже зубы не успел почистить. Хорошо, что на этот случай всё необходимое было в кабинете. Однако с завтраком так и не сложилось. Он огляделся: Цинсюань стоял на тротуаре под огромным разлапистым деревом, с локтя его свисал длинный зонтик-трость нежно-мятного цвета, а в свободной руке был пакетик с едой. Строгий серый костюм будто трафаретом вычерчивал его фигуру на фоне светлого парка, волосы были гладко зачёсаны, как и всегда в будни, и только яркий горчичный галстук оставлял в этом винтике корпоративной машины что-то от летящего Цинсюаня выходного дня. Цвет галстука навёл на мысли о хот-доге, и в животе заурчало. Цинсюань приветственно вскинул руку с пакетом. — Курица или рыба? — тоном борт-проводника спросил он, хлопнув Хэ Сюаня по плечу. — Курица, рыб мне хватает на работе, — отрезал тот. — Логично, — Цинсюань выудил из пакета завёрнутый в бумагу цзяньбин, благоухающий жареной курицей. — Держи. Давай тут поедим? Смотри, как раз лавочка подходящая. Хэ Сюань поколебался: с одной стороны, его ждали дела, а с другой — есть в спешке было отвратительно. Какое удовольствие в том, чтобы загружать в себя еду, не успевая ощутить вкус? Должно же, в конце концов, оставаться в жизни хоть что-то святое, помимо работы. — Давай, — кивнул он и, бухнувшись на лавку, с наслаждением откусил кусок. Цзяньбин оказался что надо — курица была не пересушена, но с терпким дымком, овощи — свежими и сочными, гобе* — тонким и хрустящим, а соус — таким острым, как нужно, не слишком текучим и не слишком густым. Песня, а не цзяньбин! Впрочем, с пропущенным завтраком и обедом, ему и лапша быстрого приготовления начинала казаться изысканной кухней. Но всё же она была и вполовину не так хороша, как этот праздник вкуса на языке, случившийся по воле Цинсюаня. Доев, Хэ Сюань скомкал бумажную обёртку, отправил в урну и полез в карман за салфетками. — Спасибо, — неловко поблагодарил он, не глядя на Цинсюаня, — было очень вкусно. Привет. Тот насмешливо фыркнул, едва не подавившись, и погладил Хэ Сюаня по спине тем самым жестом, каким Се Лянь обычно успокаивал разбушевавшегося Хуа Чэна. — Не стоит благодарности. Я же обещал, помнишь? — сказал он, прожевав. — Я тебе рассказывал, что около здания суда продают отличный цзяньбин, и всё грозился привезти. Вот, это он. — Не помню, — тихо признался Хэ Сюань, вытирая пальцы. Из потока речи Цинсюаня он запоминал в лучшем случае процентов семьдесят и считал, что неплохо справляется: — Но всё равно спасибо. Благодаря тебе я пообедал. — Что у вас случилось там? — спросил Цинсюань с тревогой в голосе. От этого неприкрытого участия захотелось по-детски привалиться лбом к его плечу и немного повыть. Но увы, возраст не позволял. — Да как обычно, некомпетентность помноженная на сроки, — пожал плечами Хэ Сюань. — Ничего нового. Он перевёл взгляд на Цинсюаня, который медленно доедал свою еду, понимающе качая головой. В уголке рта у него скопился соус, а из причёски выбилась прядь, то и дело спадая на щёку. Время от времени Цинсюань дёргал головой, смахивая волосы в сторону, чтобы случайно не зажевать. Хотелось, чтобы налетевший ниоткуда ветер окончательно растрепал эту гелевую безупречность на его голове. Прилизанная версия Цинсюаня, похожая на головку спички, вызывала в Хэ Сюане внутренний протест. — Думаешь, придётся работать на выходных? — спросил тот, сминая опустевшую обёртку. — Я бы, может, и хотел, но боюсь, это не поможет делу. Нужны подрядчики, а они на выходных работать точно не собираются и прямо об этом заявили. Так что в субботу я планирую спать, а в воскресенье можем что-нибудь придумать, — он протянул Цинсюаню салфетку. — Я в воскресенье лечу в Сеул, представляешь, — понуро протянул Цинсюань. — В понедельник рано утром нужно быть там на процессе, а перед ним хорошо бы выспаться. Хотел предложить тебе погулять в субботу кое с кем. — С кем это? — вскинулся Хэ Сюань, который не был фанатом новых лиц. — Глупая ситуация, — сконфуженно улыбнулся Цинсюань, потирая бровь. Ямочка оказалась как раз с той стороны, где сидел Хэ Сюань, и это неожиданно порадовало, словно он выиграл приз в лотерее: — Брат часто в разъездах, дома хорошо если три дня в неделю. Его и сейчас нет: вернётся в воскресенье утром. Зато его придурок-друг не особо куда-то выбирается, он полицейский. Поэтому, когда брат решил забрать Соул, я не возражал: она знает и любит Пэй Мина, и тот без проблем с ней гуляет. Этот кобелина умеет очаровывать женщин вне зависимости от их вида. Но, — Цинсюань выдержал очевидно неодобрительную паузу, — угадайте, кому срочно потребовалось уехать с новой бабой на Хайнань на три дня, оставив Соул одну? Правильно, Пэй Мину! — Вообще-то, это не его проблемы, что твой брат не справляется с ответственностью, — возразил Хэ Сюань: логика донжуана Пэй Мина была ему понятна, а вот логика мужика, заведшего собаку с учетом постоянных командировок — не очень. — Эй, гэ отлично справляется, — взвился Цинсюань, глядя возмущённо. Но, приметив скептическое выражение лица Хэ Сюаня, несколько сник. — Ладно, может, он немного не рассчитал. Он до сих пор наивно полагает, что на Пэй Мина можно положиться! А этот придурок звонит мне в шесть утра и чуть ли не деньги предлагает за то, чтобы я погулял со своей собакой! — С собакой брата. — С нашей собакой, — припечатал Цинсюань. — Как будто я могу отказать! — Ну, вообще, можешь, — заметил Хэ Сюань, внутренне недоумевая, почему он до сих пор сидит на лавочке, а не бежит разгребать аврал в аквариуме. Впрочем, снаружи было так свежо и приятно, даже думать не хотелось о том, чтобы снова уйти в помещение. Дождь пока не заходил на новый круг, но тучи не давали разгуляться жаре, меж деревьев гулял ветерок, и тело потихоньку сковывала послеобеденная нега. От Цинсюаня вкусно пахло цитрусовым парфюмом, и Хэ Сюань с превеликим удовольствием уткнулся бы в лацкан его пиджака и подремал минут сорок. Но, к сожалению, рабочий день и не думал заканчиваться. — Не могу, — понуро признался Цинсюань. — Я люблю её, это же моя девочка. К тому же, она наверняка соскучилась: мы не виделись несколько месяцев. Пэй Мин завезёт мне запасной ключ в пятницу, так что в субботу я иду гулять с Соул. Пойдёшь со мной? Вроде, прогноз обещает солнце. — Не уверен, что буду в состоянии, — поморщился Хэ Сюань, который ждал субботы, как небесного благословения, просто чтобы запереться дома без людей. Ему срочно нужно было остаться одному хотя бы на день: мизантропия, в свете последних событий, начинала приобретать тревожные масштабы. Однако вот он, посреди рабочего диюя*, сидит на лавке с приятелем, которого знает жалкий месяц, говорит о ерунде и физически ощущает, как расслабляются плечи. Возможно, сходить на прогулку с Цинсюанем и его меховым головастиком не такая уж плохая идея. — Хэ-сюн, тебе нужно побыть на воздухе, поболтаться на природе немного. Ты просто не видишь, какой ты замученный. Мы можем даже не разговаривать! — принялся убеждать его Цинсюань. — Будем кидать тарелку Соул, а она будет за ней бегать. Этот процесс затягивает. — Я подумаю, — ответил Хэ Сюань, вставая, и следующие слова сорвались прежде, чем он успел их осмыслить: — Спасибо, что приехал. На лице Цинсюаня расцвела настолько широкая улыбка, что привычно захотелось прищуриться. — Пожалуйста, Хэ-сюн, — ответил он. — Я рад, что пришёлся кстати. — Пока, — буркнул Хэ Сюань, заталкивая поглубже неожиданно возникшую неловкость, и пошёл прочь. — До субботы! — крикнул ему в спину Цинсюань, который каким-то образом уже знал, что за решение Хэ Сюань в итоге примет.