Записки нелюдимого анестезиолога

      Мне стало нравиться просыпаться. Хартман спит крепко и во сне перекатывается на меня, прижав всем телом к матрасу. Иногда я от этого просыпаюсь, тихо смеюсь, треплю его по голове и засыпаю обратно. А ему с утра вставать совсем не хочется.       В 6:30 звенит будильник, и Хартман у меня под ухом недовольно урчит.       — Выключи его, выключи, — бормочет он.       — Опоздаешь же.       — Ну ещё полчасика, пожалуйста.       Ведусь на его мольбы — нахожу наощупь телефон на тумбочке и откладываю сигнал на семь утра, потом отбрасываю мобильник в сторону и снова обнимаю Хартмана.       Как говорится, начальство не задерживается, а опаздывает.       Я уже неделю на больничном. Хартман считает, что я выгорел. Поэтому по его инициативе я сижу дома. Я же так не считаю, ничего сверхъестественного не произошло. Все горазды на эмоции после таких тяжёлых дежурств. Да, следующие два дня я действительно ходил, как он выразился, «без лица», но приходил в норму, и сейчас я в порядке. А дома мне скучно, я и так недавно был в отпуске, хотя иногда я могу себя занять сугубо личными делами. Но всё равно минимум раз в час мне звонят по работе с разными вопросами. Сейчас за реанимацией приглядывает Куаныш, за приёмкой Маркус, но они не осведомлены во многих управленческих вопросах и поэтому зачастую мне названивают. Иногда звонит Хеннинг, отчитывается. Я его об этом не просил, но его ответственность иногда просто удивляет.       Обычно мой день на больничном проходит так: утром я поднимаю Хартмана на работу, пока он втыкает в ванной быстро делаю ему кофе с бутербродом, чтобы он успел позавтракать, пока одевается; потом ложусь досыпать ещё часа три, если получается уснуть, а дальше нахожу себе занятие по дому или зависаю в телефоне. На улицу почти не суюсь, только до магазина или вечером с Хартманом на прогулку, если есть время. А за окном вовсю разгуливается весна, становится теплее. Я явно засиделся дома.       Разговаривал недавно с мамой. Отчим болеет уже третью неделю пневмонией, опять всё лежит на маминых плечах. Я думал уж ехать тогда в Альсфельд чем-то помочь, но боюсь скоро и мой больничный кончится, да и она меня отговаривает, говорит что Николь обещала приехать.       Очередной день на больничном тоже начинался как обычно, я успел даже перемыть всю квартиру, перемыть себя, в обед позвонил Хартману, он сказал, что задержится сегодня, скорее всего на операцию поставят. Ужин делать я не стал, у нас со вчерашнего вечера осталась недоеденная пицца, должно хватить. Если что, закажем ещё чего-нибудь, потому что и продукты у нас заканчиваются, а я в магазин сегодня не планировал вылезать, на улице дождь разошёлся. Я забрался в халат, включил телевизор и отправился на заслуженный отдых.       А потом, где-то около шести вечера, в дверь позвонили.       Хартман вернулся? Но он собирался задержаться. Соседи? Наши французы, вроде бы, в отпуске на югах сейчас, с верхними мы не общаемся, а снизу я вроде никого не топил.       Я убавил звук на телевизоре и пошёл открывать дверь.       На пороге стоял высокий темноволосый мужчина в пальто с мокрым после дождя зонтом и сумкой в руках. На лице у него, как и у меня, читалось явное недоумение.       — Прошу прощения… Вы кто? — спросил он меня. — Где Хартман?       — Хартман на работе, — удивлённо и слегка резковато ответил я — не особо был рад нежданным гостям. — А я тут тоже живу.       — Не понял. Вы вместе живёте?       — А вы-то кто? — поинтересовался я в ответ на его вопрос.       — Вальтер Аллесберг, я его брат.       — А-а… Ну заходи, — я быстро развернулся к нему спиной, слегка растерявшись — Хартман не говорил никому из семьи о нас, и сейчас, похоже, это вскрылось. А Вальтера я не узнал, ведь никогда не видел его вживую. — Я сейчас вернусь.       И я умчался в спальню переодеться для приличия. В халате при нём расхаживать как-то неловко. Когда я вернулся через пару минут, Вальтер стоял в гостиной, внимательно рассматривая полки над телевизором.       — Да… От Хартмана всякое можно ожидать, но чтобы он привёл в нашу семью мужчину… — Вальтер задумчиво пробегается глазами по нашим фотографиям.       Да, это была внеплановая проблема. Хартман редко общается с семьёй и тем более ничего не рассказывает о своей личной жизни, и долго ещё не собирался. И всё произошло так неожиданно, что мы даже не заготовили никакого плана. Приходилось разговаривать, как есть, и надеюсь Хартман не будет против.       — Это в первую очередь его дело, — отвечаю я. — А потом уже его семьи.       — Хартман уже давно стал отрываться от нас. Видимо это одна из причин. А это кто? — он показал на фотографию мамы с папой.       — Это мои родители.       — А твои родители знают?       У нас что здесь, детский сад, дядя? Я должен отчитаться перед тобой о том, разрешили ли мне родители? Я выдохнул и всё-таки спокойно ответил:       — Мама знает, она нас поддержала. А папы давно уже нет.       — Понятно… Ну, мы немного другого мнения.       — Тогда обсудите это с Хартманом, я не могу полностью за него отвечать.       — А скоро он вернётся?       — Он сегодня допоздна на операции. Кофе будешь?       Вальтер согласно кивнул, я ушёл на кухню ставить чайник. Не знаю, как себя вести с ним, надо ли мне любезничать, чтоб не разжигать конфликт с его семьёй, или вести себя естественно. Хотелось, чтобы Хартман поскорее вернулся, потому что долго с его братом наедине я находиться не смогу.       — И давно вы вместе живёте? — раздаётся голос у меня за спиной, я слегка вздрагиваю.       — Нет, я месяц назад переехал, — я поставил кружку с кофе на стол. Вальтер садится, кивком благодарит меня, но пристально следит за каждым моим движением, и меня это начинает напрягать. Очень некомфортно находиться в одном помещении с человеком, который всеми фибрами души против твоего присутствия. Он не говорил об этом напрямую, но я знал. И я чувствовал. — А ты в Берлине какими судьбами?       — Так, приехал по работе, — Вальтер отпил из кружки, я сел напротив него, специально немного поодаль. — И с девушкой отсюда ещё познакомился.       — Понятно, — я кивнул. — Я не знал, что ты собираешься приехать.       — А я и не говорил никому, — Вальтер пожал плечами.       — Надолго?       — Пока на неделю. А там как пойдёт.       — В гостинице остановился?       — Нет. Зачем? Я планировал остановиться у брата. Но вот тоже не знал, что кроме него тут кто-то ещё живёт…       Последней надеждой на хоть какой-то покой была гостиница или съёмная квартира. Но то, что он собрался жить с нами, теперь меня точно выдворит на работу, я не собираюсь целыми днями сидеть с ним. Как бы там Хартман ни беспокоился о моём здоровье. Я теперь уж точно в порядке.       — Ну, расскажи хоть, кто ты такой, а то даже не представился, — напомнил Вальтер.       — Я Стефан, — я слегка выдохнул и заставил себя сделать глоток из своей кружки с кофе. — Мы с Хартманом работаем вместе, только я анестезиолог. Учились тоже вместе с первого курса. Дружили до недавних пор.       — А что же дальше мешало дружить?       Эти вопросы меня стали вымораживать, но я старался держаться. Всё-таки конфликтовать с ним не стоит. Нет, я-то его не боюсь. Только бы у Хартмана потом не было проблем.       — Обстоятельства. Это уже не важно.       — Да, действительно… — Вальтер задумчиво глотнул кофе. — Вот почему Хартман не торопился с женитьбой.       — А ты что же не женился до сих пор? Ты же старший, — я усмехнулся. Хоть где-то его подстегнул.       — Я уже и развестись успел, — Вальтер отмахнулся. — Долгая история. Брак не очень удачный и недолгий был. Другое дело вот что Хартман два месяца не звонил домой. Он обычно и так редко звонит, но это случается хотя бы раз недели в две. Не знаешь, с чем это может быть связано?       — Понятия не имею, — я пожал плечами, стараясь обойти эту тему. — Это не совсем моё дело. Не буду же я стоять у него над душой и заставлять звонить родителям. Поговори об этом лучше с ним.       — Зря он так, хоть бы поделился с нами… новостями.       — Это уж ему решать, что говорить, а что нет. Ему не пятнадцать, и даже не двадцать пять, чтобы постоянно быть с роднёй на связи. Он знает что делает.       — Ты с ним знаком с первого курса, то есть довольно давно. Ты его, наверное, хорошо знаешь.       — Я его знаю как облупленного. Но отвечать на вопросы за него его родственникам я не намерен, — я резко поднялся с места, забирая у него пустую кружку, и отошёл к раковине. Сидя напротив него, я начинал испытывать напряжение. — Раз ты здесь надолго, располагайся в гостиной. Хартман скоро вернётся, вот с ним и поговорите.       Я включил воду, принялся мыть кружки, услышал что Вальтер ушёл в другую комнату. Меня немного отпустило. Пусть пока делает что хочет, потому что дальше находиться с ним в одной комнате меня сильно смущает. Я уже не знаю что ему отвечать и о чём говорить. У него только один вопрос в голове.       Потом я осторожно заглянул в гостиную, Вальтер оставил сумку у дивана, а сам уселся на нём и обнаружил пульт, который я прячу под подушку, стал копаться в телевизоре. Всё-таки теперь неплохо было бы и сделать поесть, потому что вчерашней пиццей третьего мы не прокормим. Я накинул пальто, прихватил зонт и тихо вышел из квартиры до магазина. Хотя бы проветрюсь заодно, чтобы привести мысли в порядок. К таким встречам меня жизнь ещё не готовила.       На улице всё ещё шёл дождь. Я пошёл в магазин через улицу, набрал там продуктов на пару дней вперёд. Весь свой поход я растянул минут на двадцать, после чего так же тихо вернулся домой. Вальтер, похоже, и не заметил моего отсутствия, он так и сидел в гостиной.       Решил приготовить макароны с чем-нибудь на ужин. Времени было уже за семь, и я надеялся, что Хартман скоро приедет. Надо что-то делать с этим всем. Пока я копошился на кухне, Вальтер неслышно заглянул ко мне.       — А ты у него действительно типа жены, да?       Я резко обернулся, выключив кран с водой. Это уже выходило за рамки.       — Извини?       — Удобно. Вроде и по дому дела делаются, а вроде и интересы одни, как у мужчин.       — У тебя странные представления о женщинах. Я, вообще-то, тоже работаю. Сейчас просто на больничном. У тебя жена не работала?       — Почему же, работала.       — Наверное поэтому развелись, что дома дела не делались и интересы разные были.       — Там немного в другом было дело.       — Слушай, никто не обязан только сидеть дома или только работать. Я вырос среди женщин, которые всё тащили на себе. Поэтому у меня другое мнение.       — А конкретно вы что дальше планируете делать? У нас родители такие, что с вопросом об очередных преемниках не отстанут.       — Вот ты и женись тогда, кто из вас старше-то? Тебя тоже, наверное, достали с этими вопросами?       — Я же сказал, что познакомился с девушкой отсюда.       — Ну вот и отлично, совет да любовь, как говорится. А если не хочешь остаться голодным, то извини, одному из троих мужчин в этом доме придётся заняться «бабской» работой.       Я показательно отвернулся к плите, стараясь предугадать со спины его дальнейшие действия. И, собственно, он всё-таки снова ушёл в гостиную. Я не хотел с ним ругаться, но и терпеть это тоже. Как-нибудь потом с этим разберусь.       Пока я готовил, Вальтер около часа больше не показывался. Мне же легче. И на моё счастье раздался звонок в дверь. Хартман вернулся. Я скользнул в прихожую открыть ему.       — Привет, — полушёпотом сказал я, запуская его домой. Хартман выглядел слегка усталым, но весёлым, и разулыбался при виде меня.       — Привет, — он тут же потянулся поцеловать меня, но я ловко увернулся.       — Подожди, — снова шепнул я, останавливая его. — Не сейчас.       — В чём дело? — Хартман удивился, но предпринял ещё попытку, как тут у меня за спиной послышался голос Вальтера:       — Давно не виделись, — он кашлянул, выйдя в коридор, и остановился в проходе в гостиную. Хартман тут же выпрямился, не менее удивлённо взглянув на него.       — А ты тут что делаешь?       — Я тут в командировке, подумал пожить у брата недельку, а тут такой… сюрприз, — Вальтер сделал многозначительную паузу, видимо указав взглядом на меня. На секунду мне показалось, что Хартман борется разом между злостью и смущением, стараясь при этом не показывать ни того, ни другого.       — Я ж сказал, блин, не сейчас, — едва слышно прошипел я, осознавая всю нелепость ситуации.       — Сам ты сюрприз, — Хартман слегка нахмурился и фыркнул, небрежно повесил пальто на вешалку и прошёл мимо него в гостиную, а оттуда в спальню. Вальтер театрально вздохнул с насмешкой и пошёл за ним. Я устало простонал и потёр лицо ладонью, потом осторожно выглянул в их сторону, но идти не решался — по любому сейчас они устроят разборки. Вот и поговорите, слава богу. Я пока не буду вмешиваться.       Я вернулся на кухню доделывать ужин, прислушиваясь к голосам из гостиной:       — Знаешь ли, ты мог бы предупредить хотя бы, что приедешь.       — А ты мог бы рассказать, что не один живёшь.       — Так и надо было сделать, чтоб ты не вваливался без предупреждения.       — И когда ты планировал родителям рассказать?       — Как-то вообще пока не планировал. Имею право решить что, когда и рассказывать ли вообще им. Какая разница? Я и так знаю, что они не поддержат и сами не особо захотят общаться после такого. Так пусть хоть им спится спокойней.       — Что ж, в твоих словах есть доля логики… И давно ты вообще по мужчинам пойти решил?       — Он один у меня. Это первый и единственный человек, с которым я хочу построить семью. Что бы вы там ни думали, мне вообще побоку. И я бы сделал это намного раньше, если бы не слушал установки, навязанные родителями.       — Ты что, серьёзно? Ну в смысле у вас прям серьёзно?       — Ты издеваешься? Мы съехались недавно. Наверное просто так, по приколу.       — Нет, ну я просто не знаю как там у вас заведено.       — У кого «у нас»? Ты думаешь это что-то другое?       — Другое. Ну правда, родители хотят внуков, все дела. Мы с тобой не молодеем, а они тем более. Они беспокоятся о наследстве. Между нами-то они его разделят, а дальше оно пойдёт нашим детям. А ты кому его отдавать собираешься?       — Будто бы у меня теперь не может быть детей. Да и наследство мне их не горит, я проживу без него. Пусть разделят его между вами с Рей.       — Ты решил совсем отречься от семьи?       — Я не отрекаюсь, но если я не смогу найти хоть каплю поддержки от вас, я лучше предпочту как можно меньше маячить на виду у родителей. И выслушивать о том, какое я разочарование для них тоже не собираюсь.       — Они ведь желают тебе только добра, посмотри на это с их стороны.       — Да я большую часть жизни на неё смотрю с их стороны. Только бы честь такой семьи не опозорить. Когда они вообще спрашивали, чего хочу действительно я, а не вся семья разом? А я теперь действительно счастлив. У меня есть всё, что мне нужно в этой жизни. И никто не даёт мне комментарии в противовес каждому моему шагу.       — Ну ты, конечно, даёшь… Вообще не ожидал такого.       — Мне всё равно, кто что там от меня ожидал. Если ты решил остаться здесь на неделю, то тебе придётся считаться с моим выбором, засунуть своё мнение в задницу и идти делать свои дела. Если родителям так нужны внуки, устрой сначала свою жизнь, а потом учи жизни меня. Я правда рад тебя видеть, но хотелось бы этой встречи в другой атмосфере. И Стефана беспокоить вообще не смей.       — Ой, он у тебя такой хозяйственный вообще. Напоил меня кофе и ужин делать пошёл.       — Прекрасно. А ещё он заведующий реанимацией у нас в больнице, настоящий мастер своего дела и просто хороший человек. Хотелось бы, чтоб вы сперва на это обращали внимание, а потом на половую принадлежность.       Я за это время успел доделать ужин, разложил его по тарелкам на троих. Подумал, что раз про меня вспомнили, то можно показаться им. Я выглянул в дверной проём, они стояли друг напротив друга у входа в спальню, скрестив руки. Я махнул рукой:       — Вы закончили? Ваша хозяюшка поесть приготовила, остынет всё.       Они обернулись ко мне, у Хартмана взгляд мне показался слегка виноватым, он кивнул и первым пошёл на кухню, а за ним Вальтер. Мы втроём поужинали в полной тишине. Такой странной атмосферы я не ощущал давно. Потом Хартман сам взялся мыть посуду, я оставил их вдвоём и ушёл в спальню, а они ещё какое-то время сидели на кухне и о чём-то негромко разговаривали, я уже не слушал. Пусть пообщаются, им наверняка есть ещё что обсудить. Потом Хартман устроит брата в гостиной и всё равно придёт ко мне.       Его не было, наверное, около часа. Я уже лежал под одеялом и читал книгу, когда Хартман, тихо открыв дверь, скользнул в комнату. Взгляд у него был уставшим, он вздохнул и сел на край кровати. Я отложил книгу и слегка приподнялся посмотрев на него.       — Ну как ты? — осторожно спросил я, потому что Хартман был явно не весел, и мне не составляло труда понять, почему.       — Вот почему нельзя предупреждать о приезде?.. Тем более он знает, как я к этому отношусь, — он сжал кулаки, но тут же расслабился, обернувшись на меня. — Тебе-то он не наплёл херни какой-нибудь, пока меня не было? Я тебя даже обнять толком не успел ещё…       — Ну и чего ты тогда сидишь там? — поинтересовался я с усмешкой, выставив ему навстречу руки. Он приполз ко мне на четвереньках и привалился сверху, оказавшись у меня в руках. Выглядел он как обиженный ребёнок. Я посмеялся и погладил его по голове. — Так, он интересовался у меня некоторыми моментами… Я не на многое мог найти ответ, поэтому решил такие вопросы оставлять до тебя. А вы о чём с ним говорили сейчас?       — Да так… — Хартман тихо посопел мне в плечо. — Рассказал как живёт, про командировку свою, да и про тебя тоже расспрашивал. Отправил его спать побыстрее, сказал, что вставать завтра рано, я и так задержался.       — Интересный конечно опыт знакомства с твоими родными, — тихо фыркнул я.       — Вальтер хороший, правда, — Хартман шмыгнул носом, пытаясь неуклюже в какой-то степени оправдать брата. — Хороший старший брат. Другое дело что он всю жизнь гордость семьи, а я, якобы, всё время на шаг назад и надо брать с него пример. Вот и надоело мне это. Он тоже иногда заноза в заднице. Но я с ним общаюсь как-то лучше, чем с родителями… Он хотя бы не считает меня хуже себя. А жизни всё равно учить любит. Я даже не знаю что он теперь будет делать с этой информацией… Как он сейчас будет ко мне относиться…       Повисла тишина. Я даже не знал, что мне на это ответить. Мы с Хартманом оба эту кашу заварили, в любом случае нужно что-то решать. Хартман полежал так ещё немного, а потом встал, направившись к шкафу, чтобы переодеться. Потому что он до сих пор был в рубашке, при всём параде начальника. Мне это нравилось, только рубашка к концу дня, если её вовремя не снять, моментально становилась мятой. А гладить Хартман терпеть не может.       Я проследил за ним взглядом и взял с тумбочки телефон, чтоб завести будильник.       — Да, и я надеюсь, ты не думаешь, что я тебя держу на больничном ради дел по дому?.. — Хартман, расслабив галстук, обернулся на меня, я в ответ оторвал взгляд от экрана.       — С чего я должен так думать?       — Я так понимаю, Вальтер что-то наболтал тебе из этого разряда… — глаза у него снова стали виноватыми.       — Я и не думал об этом, — я пожал плечами. — Я занимаюсь делами по дому, потому что на больничном мне почти нечем заняться больше. Да и что, я тебя не встречу с ужином, если есть такая возможность? На моём месте ты бы так же делал.       — Да, ты прав, — Хартман вдруг довольно улыбнулся. Похоже что я его успокоил.       — Но я завтра пойду на работу, учти, — добавил я серьёзным тоном. — Я не собираюсь нянчиться с ним.       — Да, я, в принципе, так и думал, что ты выйдешь на работу… — Хартман снял рубашку и, превозмогая нахлынувшую лень и усталость, всё-таки повесил её на плечики вместо того, чтобы кинуть на стул. Я с лёгкой ухмылкой посмотрел ему в спину.       — А что с Вальтером дальше делать? — поинтересовался я. — Ну, в смысле как с ним лучше общаться… Я просто его не знаю совсем.       — Общайся как обычно. Ну, только без мата, — он посмеялся, надевая футболку. — И не ведись на его провокации. Если от него пойдут странные вопросы или поймёшь, что он явно провоцирует, переводи тему, уходи от ответа. Ну, ты знаешь что в таких случаях делать. Не бойся его, самое главное. Он зубы заговаривать умеет, но ничего плохого не делает.       — Я уж заметил. Ему стоит пару раз возразить, как он замолчит и уйдёт в другую комнату. Но всё-таки наедине надолго я с ним оставаться не хочу.       — Если хочешь, после работы будем подольше гулять. В магазин, в кафе, куда захочешь… — Хартман, переодевшись, забрался под одеяло рядом со мной.       — Да он сам гулять будет, он же девушку тут нашёл, — я усмехнулся и выключил свет прикроватной лампочки, после повернувшись к нему. — Пойдём спать. Завтра мне ещё смотреть, что в отделении натворили, пока меня не было.       А на работе действительно спокойствие тоже могло только сниться. Не успел я переступить порог реанимации, как при мне там же скончался молодой мужчина. Я пришёл, когда уже всё закончилось, из палаты вышла медсестра и заметила меня, стоящего рядом в замешательстве. Не самая радушная встреча с отделением.       — Здравствуйте, доктор Кёлер, — поздоровалась она со мной.       — Вам помочь чем-нибудь? — осторожно уточнил я.       — Нет, не беспокойтесь. Загляните лучше в приёмное, оттуда, кажется, вас спрашивали.       Я послушался её, уже чувствуя какой-то подвох, и спустился в приёмку. Там опять что-то происходило. Опять какая-то суета. Уходил на больничный — было так. Возвращаюсь — ничего не поменялось. Работа у меня такая, что поделать.       Опять Нелли на посту. Она вообще почти не берёт выходных. Хотя у самой муж и двое сыновей.       — Что случилось? — спрашиваю я, заглядывая к ней на пост.       — Доктор Кёлер, здравствуйте, — здоровается та, подняв голову. — ДТП на Рудоер штрассе. Вы в пробку не попали там?       — Не, я на метро езжу. Сколько пострадавших?       — Десять у нас, четверо лёгких в Сент-Мариен.       Я кивнул и пошёл дальше выяснять обстановку. Я знаю далеко не всё, что происходило за время моего отсутствия и как приёмное восстанавливалось после той ночной стычки. В толпе суетящихся коллег я издалека увидел курсирующую по приёмке знакомую голубую хирургичку и чёрную макушку: Йохан плавно маневрировал сквозь людей (толкая их плечами), повернулся вокруг себя на триста шестьдесят градусов, оглядываясь, и потом заметил меня, взяв вполне осознанный курс. Я двинулся ему навстречу.       — Кёлер, на кого ты опять нас покинул? — сказал он мне, только мы оказались на таком расстоянии, чтоб между нами не хотелось кому-либо протиснуться. — Тут всё время безостановочно происшествия за происшествиями, а управляют этим максимально некомпетентные люди.       — Я тоже соскучился по тебе, — ехидно усмехнулся я, скрестив руки на груди. — Приятно, что ты считаешь меня компетентным.       — Прекрати паясничать, я серьёзно, — между тем проворчал Роттендорф, не поведясь на мои шутки. — Без тебя всё время тут какая-то херня происходит.       — Да и при мне тут херня случается, это ж Нойкёльн, детка. Проклятый район.       — Я тебя не узнаю. Мне кажется ты переборщил отдыхать и головой поехал.       — На самом деле я правда устал дома сидеть. Как вообще дела тут?       — Сам посмотри, — Йохан обвёл взглядом приёмку, зеркально мне скрестив руки и странно ухмыльнувшись. — И так день через день. Но справляемся, вроде как.       — Понятно, — в ответ я покачал головой и посмотрел на него, — А ты чего не оперируешь?       — Вот как раз искал тебя, узнал, что ты вышел на работу. Если ты не занят сейчас, позволь я тебя украду с собой. Просто я на этой неделе со всеми дежурными сегодня анестезиологами успел поругаться.       Я усмехнулся.       — Бедолага. Хирурги никак не запомнят, что с нами лучше не ругаться. Ладно, что оперируем?       Я слегка пихнул его плечом и двинулся в сторону оперблока.       — Инородное тело в брюшной полости.       После операции я в приподнятом настроении вернулся в приёмное. У меня ещё хватало других дел: найти Маркуса, Куаныша и Хеннинга, документация, обход во второй половине дня и пара консультаций. Я вышел на перекур во двор и обратил внимание на то, что самодельный мемориал был на своём месте до сих пор. Я на какое-то время погрузился в свои мысли, вспоминая ту ночь и тех людей. Вдруг вспомнил про Штакельберга. Я на время больничного совсем выпустил из головы то, что он заикнулся про увольнение. А сейчас я об этом вспомнил. Но, судя по тому, что об этом никто не говорил, особенно Хартман, то всё пока нормально. Верно?..       Я вернулся, минут десять пил кофе в ординаторской, думал о том, что Хеннинга, который обычно из приёмного почти не вылезает, как-то не видно. Я спрашивал у других ординаторов, они тоже его видели только один раз утром. «Наверное на операцию его кто-нибудь забрал», — подумал я и улыбнулся: он уже большой мальчик. Не верилось, что ещё каких-то три месяца — и он из ординатора станет нашим штатным сотрудником.       Только я допил кофе, как мне позвонили.       — Док, это срочно.       Я побежал в приёмное к Нелли.       — Что случилось?       — Везут мальчика шестнадцати лет, передозировка лекарственным препаратом.       Сперва я ничего не понял, и вопросов у меня была масса. Я решил выяснять по порядку, но успел задать только один вопрос:       — Далеко они?       Нелли хотела было ответить, как вдруг кивнула мне за спину. Я обернулся. Двери приёмки распахнулись, и внутрь на невиданной скорости каталку вкатили парамедики и мой пропавший ординатор.       — Док! — крикнул мне Хеннинг, и я ринулся к ним. Дальше то, что я увидел, сначала что-то с грохотом опрокинуло во мне ниже плинтуса, а потом я захотел громко выругаться. На каталке был Эрни.       Следующий час прошёл в суматохе, с рембригадой мы тащили Эрни с того света, два раза пришлось его реанимировать, после чего старались стабилизировать его состояние. Стабилизировать получилось. Мы оставили его в реанимации, в палате остались только я и Хеннинг. Мы многозначительно переглянулись и посмотрели на Эрни — он был без сознания, но, как мы надеялись, прямо сейчас его жизнь не была под угрозой. Но за его сердце мы переживали. Нужно было позвать его кардиолога и Хартмана на консультацию. А ещё, пожалуй, найти и поговорить с Вернер, причём очень серьёзно. Я даже не хотел думать о том, что это было попыткой покончить с собой. Только не Эрни.       Я наказал Хеннингу остаться пока у него, а сам ушёл в приёмку. И там тут же ко мне подлетел обеспокоенный отец.       — Доктор Кёлер! — он мягко схватил меня за локти и посмотрел в глаза, ожидая от меня ответа. Его же глаза были полны отчаяния. Бедный герр Кох. Сколько же он натерпелся. Сколько же ему ещё придётся натерпеться.       — Он в реанимации, — ответил я, ободряюще похлопав его по плечам. — Без сознания, но под нашим присмотром. Он выкарабкался.       — О господи, спасибо вам, — прохрипел герр Кох, готовый разрыдаться, и крепко обнял меня. От неожиданности я охнул, он сжимал меня очень крепко, и тем не менее я не вырывался.       — Как это произошло? — спросил я.       — Я не знаю, я по чистой случайности нашёл его так быстро, — голос герра Коха дрожал, он отпустил меня и нервно потёр шею. — Он наглотался таблеток. Которых-то… У него их много, я не посмотрел, какой пузырёк у него был. Он их сам всегда принимал, не пропускал, точно по дозировке. А тут что-то на него нашло, он в ванной выпил почти все, которые у него остались в банке. Ничего не говорил, всегда улыбался, говорил что всё хорошо. А тут… Бедный мой мальчик…       Он закрыл лицо ладонями и заплакал. Я тяжело вздохнул, снова похлопав его по плечу.       — Я пока не могу пустить вас в реанимацию, — осторожно сказал я. — Вы можете перекусить в кафетерии, как минимум выпить воды. А потом поезжайте домой.       — Я не могу остаться здесь? — он убрал ладони от лица и шумно втянул воздух носом.       — Вам нужно отдохнуть. Здесь вам негде отдыхать. И вы сейчас сыну ничем не поможете. Когда он придёт в себя, мы вам позвоним.       — Да, что ж… Я буду ждать. Спасибо ещё раз, доктор Кёлер, — герр Кох дрожащей рукой сжал мою ладонь и после удалился из приёмного. Я снова вздохнул.       Час я где-то ещё пробегал по приёмке в делах, пока не вспомнил, что оставил Хеннинга у Эрни. Надо бы их проверить.       Первый раз я не заметил этого, но потом обратил внимание, что мы Эрни положили в ту же палату, что и Луку зимой. Символично. Но я не стал на этом зацикливаться, отогнав от себя этот факт. Хеннинг сидел в кресле в палате, уперев подбородок на сложенные руки. Он даже не заметил, как я вошёл.       — Хенк? — позвал я его. — Как дела?       Он поднял голову и я заметил, что у него заплаканные глаза.       — Стабильно, без изменений, — ответил он.       — Ты плачешь?       — А, это… Извините, — он, спохватившись, поспешно вытер лицо запястьями. Я подошёл к нему, положив руку на плечо.       — Всё хорошо. Что случилось?       — Это так… — начал отговариваться он, но потом он посмотрел мне в глаза и понял, что уходить от ответа бесполезно. — Ох… Если вы не против, я вам расскажу. Но расскажу то, что никому не рассказывал.       Я сел на соседнее кресло и слегка улыбнулся, посмотрев на него и положив руку на его предплечье.       — Тресков, мне кажется мы уже много друг другу своих секретов рассказали. Ещё один хуже не сделает. Я весь во внимании.       Хеннинг кивнул, выдохнув, и начал:       — Я просто не понимаю, почему он так с собой… Точнее понимаю, но…       — Мы все очень привязались к Эрни. Он всегда был ко всем доброжелателен и весел, но он потерял близкого человека. Боюсь представить, какой ценой ему давалось столько улыбаться.       — Конечно он был разбит, — согласился Хеннинг. — Мне просто больно от того, что так происходит. Я о себе не так много рассказывал, правда? Мы с ним похожи.       Я удивлённо взглянул на него, но ничего не сказал, внимательно слушая, что он имеет в виду.       — Я вырос в деревне, вдали от больших городов, там буквально даже магазина не было. Не то что каких-то даже простых больниц. Медпункт только был, и один фельдшер на всю округу. Это мой отец. Всё хозяйство своё, что вырастишь — то и ешь. В крайнем случае у соседей что-то купишь или обменяешь. Мама зоотехником была, много скота держали. Не голодали, в общем. Но детей тоже много было, семеро. В деревне все прямо в домах рожали, хоть фельдшер был, и то хорошо. Отец постоянно бегал роды принимать у женщин, а мать — у коров. В общем, мать мы рано потеряли. Мне пятнадцать было, так я старший в семье. Первому брату тогда было двенадцать, второму — семь, третьему — пять, а сестрёнке — три. Она умерла, когда рожала моих брата и сестру. Отец и все её роды принимал, но те были тяжёлые, двойня, она не выдержала. Он тогда долго убивался, думал, что он виноват. Фельдшер ведь, а спасти не мог, потерял жену прям у себя на руках. Ну и остались мы вдвоём с отцом и гурьбой маленьких детей, двое из которых вообще груднички. Чем таких малых кормить — мы даже не знали. А ещё нужно было хозяйство содержать, к тому же я ещё в школу ходил. Поэтому нянчиться с младшими мы оставляли двух братьев постарше, а сами с отцом работали. В общем, тяжело без матери было. Но всех младших на ноги поставили. А потом я уехал, я единственный, кто вырвался в столицу. Нечасто мне теперь получается ездить к отцу, но по возможности стараюсь. Я решил, что стану врачом, а потом уеду к себе в деревню, чтобы мои земляки не умирали от чего попало, просто от отсутствия качественной медицинской помощи, и мы бы с отцом помогали своим. Вообще сначала хотел стать акушером. Но я застрял тут в городе, заинтересовался анестезиологией, пошёл в ординатуру и до сих пор не уехал. Мне хорошо в этой больнице, но и по дому я скучаю, и не могу выбрать. В общем, я не совсем об этом… Я ужился в городе, хоть раньше из деревни носу не показывал, но пока я учился… мне даже хотелось покончить с собой.       Заслушавшись его размеренным рассказом, я не сразу осознал, что он сказал. А потом вытаращил глаза.       — Что?       — Да… В общем, я тоже винил во всех бедах в мире себя. Что меня не было рядом с матерью, когда она умерла. Я увёл младших из дома в шалаш из сена, чтобы они не пугались. Ругался на себя за то, что уехал в город учиться и стал редко приезжать и помогать отцу и своим младшим. Единственное, что меня утешало, — мысль, что я выучусь и вернусь к ним. А потом у меня на втором курсе появилась девушка. Моя первая и последняя любовь. Она бросила меня, когда узнала, что я хочу вернуться в деревню. А через месяц после этого её насмерть сбила машина. Я всё ещё любил её, мой жизненный кризис достиг своего пика, и я чуть не наглотался анальгина. Меня спас сосед по комнате из общаги, случайно оказался в нужное время в нужном месте. Мы подрались, но таблетки он у меня забрал. В общем, привёл он меня в чувства, больше я таким не занимался. Жизнь, конечно, проще не стала, и я до сих пор не знаю, что делать, да ещё и Фабиан этот…       — Ты до сих пор не разобрался с ним?       — Да нет конечно, я с ним почти не общаюсь. У меня и так не особо много друзей было. Зато я хотя бы сейчас знаю своё место… Во многом благодаря вам, — он повернул голову ко мне и слегка улыбнулся. Я ответил тем же. — Знаете, я вас даже, кажется, помню ещё студентом. Когда я поступил, вы были на курсе пятом, наверное. Видел вас пару раз в универе.       — Вот как? — я усмехнулся. — А я тебя, к сожалению, не помню совсем.       — Это ничего, я рад, что мы всё равно встретились и работаем вместе. Если бы не вы, я бы вряд ли надолго остался здесь.       — Хенк, это твой последний год в ординатуре, через пару месяцев ты будешь готовым специалистом. Я всегда знал, что ты будешь первоклассным анестезиологом и думал, что ты бы мог стать отличным преемником мне. Но я не знал, что ты хочешь уехать. Сейчас, когда ты рассказал, я понимаю твою мотивацию, и если ты всё-таки соберёшься, я тебя поддержу. Не переживай.       — Спасибо, — Тресков сдержанно, но искренне улыбнулся. — Но я и здесь хочу остаться. Поэтому я не знаю что делать.       — Мы что-нибудь придумаем, — заверил я его, похлопав по запястью. — Ты отличный врач. Очень искренне относишься к своим пациентам. Что бы ты ни выбрал, это будет правильным решением. В любом месте ты принесёшь пользу. Я буду гордиться, что ты был моим ординатором.       — Спасибо, док. Вы мне очень дороги, правда.       Я посмотрел ему в глаза и усмехнулся.       — Да, вы с Эрни похожи. И мы с тобой похожи, — я слегка хлопнул его тыльной стороной ладони в грудь и поднялся с кресла. — Пойдём, у нас с тобой ещё есть работа. Мы с тобой поднимем Эрни на ноги. Обязательно.       Хеннинг улыбнулся и пошёл за мной следом.       Я сказал это достаточно спокойно — чтобы успокоить его, но сам своему спокойствию не завидовал, мне было страшно за Эрни. Мы ничего не понимали, и тем хуже. Радовало то, что мы его стабилизировали, но это только половина дела. Нужно было, чтобы он пришёл в себя. А если не придёт?       В общем, я старался об этом не думать.       Позднее я получил его анализы крови, откуда я и узнал, что он наглотался аспирина. У него дома такой большой арсенал из таблеток, а он выбрал чуть ли не самую распространённую, чтобы ею… отравиться. Назовём это так. Салициловая кислота в плазме едва-едва не касалась критического показателя, но рисковать и играть с его трансплантатом, который два раза чуть не подвёл сегодня, я не хотел, поэтому, позвав к себе Йохана посоветоваться, я назначил диализ.       Потом освободился Хартман, я попросил его подойти, как будет время. Не стал заранее говорить, что здесь происходит. А потом, когда он зашёл в палату, сам схватился за сердце — этого ещё не хватало. Я всё объяснил ему, он схватился уже за голову, тяжело вздыхая. И, честно говоря, я его понимаю. Он посмотрел его последние анализы, задумчиво нахмурившись.       — Это довольно старые. Через полчаса снова возьмём кровь на анализ, — сказал я ему тихо, особо стараясь не отрывать его от серьёзной умственной работы над листком анализов.       — Пристально следите за сердцем, — в конце концов он оторвался от него и протянул мне обратно. — Позовите его кардиолога на консультацию.       — Звали, занят пока. В конце дня подойдёт, — сказал я со вздохом, покачав головой. — У Эрни два раза была желудочковая фибрилляция.       Хартман тоже вздохнул, посмотрев на мои руки, занятые нервным перебором листка анализов.       — Когда последний раз ему делали биопсию миокарда?       — Не помню, зимой ещё где-то.       — …Сделайте ещё раз.       Я молча кивнул и наконец убрал этот несчастный лист в карту. Хартман так же молча проследил за моими действиями и, кажется, немного пришёл в себя. Он перехватил мои руки, снова остановив меня. Подошёл почти вплотную, уткнувшись носом в волосы.       — Ты наверное снова не ел ничего, — прошептал он, чуть помолчав.       — Да уж как-то не до этого было…       — Пойдём перекусим, если сейчас не занят. Силы же где-то надо брать.       Честно говоря, пока он дышал мне в макушку, словно сдул весь шум в голове, и от тишины даже зазвенело в ушах. Или это так отзывались звуки реанимации. Неважно. Дел у меня полно, вечные дела, просто через край. Дела я себе всегда нахожу. А поесть надо. И побыть в компании Хартмана, пока мы опять целый день где-то порознь, не в операционной, тоже надо.       Собственно мы и пошли перекусить, но решили не в кафетерии, а подальше от лишних глаз в моём кабинете. У меня, конечно, особо расположиться негде, но хоть стол есть, и если с него убрать пару стопок с бумагами, можно и пообедать. Мы набрали с собой бутербродов с кофе и уселись поесть. У нас на это было где-то полчаса. Мы продолжительное время молча жевали, похоже что вместе с перекусом переваривая всё происходящее.       — Ты подумай, что хочешь на ужин. Я закажу, забей на эту готовку, — первым заговорил Хартман, привлекая моё внимание лёгким прикосновением к руке. — День сегодня тяжёлый.       — Ага… Ты знаешь, я наверное сегодня останусь, — с задумчивой неуверенностью произнёс я, хотя был уверен в своём решении, и тут же добавил, поймав на себе удивлённый взгляд: — Это не из-за Вальтера. Я хочу остаться с Эрни.       Хартман понимающе кивнул.       — Я с тобой, — твёрдо ответил он.       — О, нет-нет, а с Вальтером кто будет?       Хартман в ответ тяжело вздохнул.       — Вот чёрт…       — Ты не переживай. Я думаю, вам есть что ещё обсудить с глазу на глаз, а тут мы как-нибудь управимся, — я поднялся со своего кресла, обняв Хартмана за плечи, и успокоительно поцеловал его в лоб. — Если вдруг новости будут, я позвоню.       Хартман смиренно вздохнул, прикрыв глаза, и едва покивал, после посмотрев на меня снизу вверх. Поймав продолжительный контакт со мной, он скользнул взглядом ниже. Я понял, что он хочет, и наклонился, поцеловав его. Он настолько довольно разулыбался после этого, что я едва не засмеялся с его выражения лица.       — А помнишь как мы тогда вечером нашли для него сердце?       — Вот уж нифига не весело, — я фыркнул и слегка отстранился. — Найти ему сердце от его друга.       — Да я же не об этом, — Хартман поспешил вернуть меня к себе поближе и немного подумал, что-то высматривая на моём недовольном лице. — Почему ты меня не поцеловал тогда?       — Ха-ха, — я сдавленно усмехнулся. — За что это я должен был?       — Ты же собирался, — непоколебимо ответил он с этой его слегка охреневшей улыбкой, прижимая меня к себе за талию. — Я помню.       — Меня в травму вызвали, — пробубнил я, стиснув зубы и слегка отвернув голову. — Там уже пострадавших от петард свозили.       Мне до сих пор иногда неловко за ту сцену на крыше и глупый несостоявшийся поцелуй, а он меня теперь решил этим помучить.       — Очень жаль, знаешь как красиво было бы поцеловаться первый раз на фоне салютов…       — Аллесберг, романтик хренов, — фыркнул я с усмешкой и хлопнул его по плечу, слегка сопротивляясь его хватке, хоть это и было бесполезно и я не особо-то и пытался.       — Ну а как иначе?       — И это, попрошу, не первый раз.       — Считай, что в этом случае как первый. Обещай, что в следующий Новый год мы точно так сделаем.       — Вот же прицепился, а, — совершенно беззлобно посмеялся я, а он не переставал улыбаться. Я не мог перед этим устоять.       — Ну Стеф, пожалуйста.       Я с ухмылкой снова наклонился и поцеловал его, специально слегка задержавшись. А перед этим уже не мог устоять он.       — Обещаю, — прошептал я, почти не отодвинувшись, погладил его по плечам и на этот раз отстранился совсем, выскользнув из его объятий. А он расслабленно обмяк на стуле. — Всё, побегу я. Запри кабинет, пожалуйста, как пойдёшь.       Я оставил ключ перед ним на столе, собрал нужные мне бумаги в охапку и вышел из кабинета, ловя на себе всё тот же расслабленный провожающий взгляд. Нужно было первым делом проверить, взяли ли кровь на анализ у Эрни, потом всё-таки доделать оставшиеся дела: найти Маркуса и Куаныша, провести обход и сходить на консультацию. Документацию позаполняю ночью, если не захочется спать.       Куаныша я не нашёл. Потом, как оказалось, он весь день продрейфовал в операционных и недавно ушёл домой, мы так с ним и не пересеклись. Зато я нашёл Маркуса, он меня немного посвятил в курс дел приёмного, пока меня не было. В принципе ничего сверхъестественного не произошло — всё как обычно. Тут и без меня всё хорошо варилось. Перед обходом я сбегал в общую хирургию, там провёл две консультации, а потом пошёл на обход вместе с Йоханом. В последнюю очередь я снова вернулся к Эрни и там столкнулся с Хеннингом — он протянул мне свежий анализ крови.       — Пока без изменений, — доложил он мне.       — Ага, — ответил я, рассматривая анализы и задумчиво почёсывая затылок. — Ну, эта ночь покажет, что дальше. Я сегодня подежурю, послежу.       — Я с вами, герр.       — Ещё один, — едва слышно прошипел я. — Хенк, нет. Поезжай домой лучше. Отдохни.       — Но как же…       — Ты слышал меня? Всё, — я строго пригрозил ему пальцем, убирая анализы в историю болезни. — У тебя это внеочередное дежурство, соблюдай режим труда и отдыха. А то мне потом прилетать будет за то, что у меня ординаторы перерабатывают.       — От кого? От доктора Аллесберга? — с недоверчивой насмешкой спросил Тресков, скрестив руки на груди.       — Он, вообще-то, не самое высшее звено в цепи, — фыркнул я. — Сейчас ты примешь кардиолога на консультацию и домой пойдёшь, договор?       — Ладно, ладно, — посмеялся Хеннинг, я вручил ему историю болезни и, оборачиваясь на него, ушёл из палаты.       Через пару часов домой уехал и Хартман, я проводил его, а он отдал мне ключ, потом очередной раз я проверил Эрни, его последние анализы и записи кардиолога в истории. Показатели совсем не на много, но поползли вниз, и нужно было просто ждать дальше. Вечер я где-то прокрутился в водовороте приёмки, умудрился попасть на пулевое в операционную, после этого опять, как заговорённый, побежал к Эрни. Замерев в дверях палаты с судорожно трясущимися от нервов руками, я принялся успокаивать себя, сам себе растирая плечи. Здесь всё было стабильно и без изменений, а мне хотелось бежать сюда каждые пятнадцать минут — не важно в какую сторону будут изменения, я не имею права это пропустить. ИВЛ качал воздух, работал аппарат для гемодиализа, всё вокруг пищало, я даже мог бы уснуть под эти звуки. Но только не в этой палате.       «Успокойся, тебе позвонят, если что-то случится», — приговаривал я себе, крепко зажмурив глаза. Наконец я не выдержал и подошёл к койке, осторожно касаясь руки Эрни.       — Просыпайся, а? — говорил я словно не своими словами, тихо и сдавленно, с комом поперёк горла. — Проснись. Ты нужен здесь. Ты нужен папе. Ты нужен нам. И маме с Лукой ты тоже нужен. Живым, вообще-то.       С каждым произнесённым словом я ощущал себя всё больше и больше глупо. Он вряд ли слышал. Эрни лежал с закрытыми глазами, словно спал, и если бы не трубка ИВЛ и море проводов вокруг него, я бы даже в это поверил. Тем не менее, я почему-то продолжал, потому что это было единственным способом достучаться до него:       — Лука отдал своё сердце не для того, чтоб ты так поступал с ним. Давай просыпайся. У нас с тобой ещё разговор впереди, — строго наказал я ему, тихо сглотнул и быстро отвернулся, чувствуя себя очень странно и болезненно. В прочем, кто знает, что там люди в коме видят.       Вечер уже был достаточно поздний, дел особо не осталось и я вернулся в ординаторскую поработать с документами. Там, раскинувшись в кресле, спал Йохан. Я решил присесть неподалёку на диван, не буду его пока будить, это его нормальное состояние. Но только я упал на диван вместе с бумагами, как подо мной что-то громко прошуршало и хрустнуло.       — Блять, — выругался я, раздвигая у себя за спиной подушки на диване. Йохан лениво приоткрыл глаза. — Опять твои припасы по всей ординаторской.       — О, нашлись, — сонно промямлил он и, словно кот, от души потянулся. — Швырни-ка их сюда.       — Надо было посидеть на всех креслах, чтобы их найти, — я вытащил уже немного погрустневшую пачку чипсов и положил их перед собой на журнальный столик. — Тебе бы только жрать и спать. Я не буду их кидать, сам возьми. А то разлетятся во все стороны.       Роттендорф тяжело вздохнул, но всё-таки послушно встал, прибирая чипсы себе. Он вернулся в кресло и стал копаться в этом пакете, вылавливая мало уцелевшие крошки былых чипсов. Я покачал головой под его шуршание, между тем шурша своими бумагами в поисках среди них нужного. Ручку я, правда, где-то посеял в приёмке. Похлопал себя по карманам, огляделся по сторонам. Все ручки из ординаторской, как назло, тоже пропали.       — У тебя, случаем, заначек ручки в диване нет? — в шутку спросил я, Йохан посмотрел на меня исподлобья и, продолжив трапезу, ответил:       — В шкафу, где кофе, посмотри.       Я недоверчиво глянул на него — отродясь ручек там не было. Но всё-таки решил проверить, поставил стул, чтоб добраться до верху, и обнаружил на полке с кофе, чаем, сахаром, заставленную тремя пачками разного печенья и горкой конфет кружку с глупым принтом, чью-то из хирургов, видимо, из которой торчали ручки.       — Это ещё что за прикол? — я вытащил одну и закрыл шкафчик, обернувшись на Йохана.       — У нас ручки повадились воровать из ординаторской, — пояснил тот, попутно хрустя своими чипсами. — Да не только ручки. Не ординаторская, а проходной двор. Все идут мимо и то чай стрельнут, то воды, то стаканчиков, то бумаги дайте, пожалуйста, у нас кончилась. То у нас краска в принтере кончилась, дайте, пожалуйста, напечатать. А ручки у вас, случаем, не найдётся? Спасибо большое, сейчас я ещё кое-что схожу подпишу и верну. Ага. Иногда просто приходят, ручку видят, хватают и уходят. И вот такие, как ты, ручку потеряют и потом из ординаторской уносят.       — Но-но, я не все. Если ты что-то не подпишешь вовремя, сильно страшного ничего не случится. А если я не подпишу, то может и случится.       — Аккуратней. Люстру нашу дизайнерскую короной не сшиби.       Я сначала фыркнул, а потом поднял голову наверх — там висел странной формы громоздкий светильник, напоминающий, скорее, обломки веток. Когда я на больничный уходил, тут висела обычная лампа над столом, и я даже не сразу обратил внимание на её исчезновение.       — Это ещё что?       — Это? Это Линда ремонт дома делает. Свой старый светильник на работу припёрла.       — Отлично, давайте весь хлам из наших домов в ординаторскую перевезём. Работа — второй дом!       — Забей, просто Куаныш разбил старый плафон. Головой потолок скребёт и не видит нихрена. Решили заменить.       — …Ну, так даже лучше, наверное, — я недоверчиво посмотрел на эту странную ненадёжную конструкцию, подвешенную за провод к потолку, и примирительно покачал головой.       — Что там с вашим парнем-то? — Йохан перевёл тему, высыпая оставшиеся крошки в пакете себе в рот. — Лучше или так же?       — Да так же пока, — я отмахнулся, садясь обратно на диван и надеясь больше не найти там сюрпризов. — Диализ должен помочь, но это не быстро.       — Да уж… А родители что?       — Ничего, отец сам не в курсе, как так вышло. Отправил его домой, а то у него уже седина возрасту нехарактерная пошла.       Я не особо хотел об этом говорить, и как по заказу нас прерывает щелчок двери. В ординаторскую вдруг заглядывает никто иной, как Штакельберг. Опять он вылетел у меня из головы, и я очень удивился, увидев его здесь.       — Господа, у вас ручки не будет? — он перевёл взгляд с Йохана на меня и обратно.       — Вот, о чём я говорил, — едва слышно произнёс Йохан, глянув на меня, и потом обернулся на него: — Нет, кончились.       — Да ладно, — Август хмурится и, увидев ручку у меня в руках, заходит внутрь, подходя ко мне. — Кёлер, дай я быстро заполню карту в пятой палате и верну.       — Да что, ручек во всей больнице не найти? — ворчал Йохан у него за спиной с кресла.       — Оставил свою в кабинете. До вас ближе идти.       Я со вздохом всё-таки отдал ему ручку.       — Я думал, что ты уволился.       — Что, дождаться не можешь? — хмыкнул Штакельберг. — Да какое там. Пока я себе на замену не найду, мне не дадут уволиться.       — А как же твой протеже? Энгель, — усмехнувшись, спросил я.       — Совет не даёт мне выдвигать его кандидатуру, — буркнул тот. — А больше некого. Одним скоро на пенсию, другие выпустились из ординатуры только в прошлом году. Ищу из других больниц.       — Ясно, — я ухмыльнулся, скрестив руки. Не так уж ему просто будет уволиться. — Ну удачи.       Он неоднозначно кивнул и исчез из ординаторской.       — Ну и зачем ты ему ручку отдал? — фыркнул Роттендорф, как только дверь за Штакельбергом захлопнулась. — Он же не вернёт её. Хоть на верёвочку к ножке стола привязывай, блин.       — Ладно, куплю я на всё отделение три коробки ручек, хоть стены ими разрисовывайте, — я вздохнул и опять полез в верхний ящик со стулом. Я туда редко лажу, свою банку кофе я вообще храню среди запасной посуды в дальнем шкафу.       Я часа полтора писал документацию с чашкой кофе, Йохан тем временем опять уснул в кресле. Пущай спит. Был бы нужен, уже бы разбудили его из приёмного или ремки. Я допил одну кружку, захотелось за второй. Налил ещё. Ночь обещает быть бессонной. Штакельберг с ручкой так и не вернулся. Я разобрал документы и ушёл к себе в кабинет разобрать то, что не унёс в ординаторскую. Время шло уже за десять вечера. Меня никто не тревожил, даже в приёмном сегодня случилось затишье. Я позависал немного с документами, почёсывая ручкой голову, потом посмотрел время — можно сходить проверить Эрни. Вряд ли что-то существенно поменялось, если оттуда не звонят, но скорее всего снова пришли свежие анализы. Я наказал брать у него кровь каждые два часа.       Когда я пришёл в палату, то застал замечательнейшую картину: Хеннинг сидел на стуле, который приставил к койке и сложил на её край руки, и спал, сложив на них голову. Я сначала хотел разбудить его и заворчать, но тут же передумал. Я, пожалуй, не имел сейчас права на него ругаться. Было в этом что-то трогательное. Я не ошибся в нём. Ворчать уже не хотелось — я улыбнулся и тихо, чтобы не будить его, заглянул в карту, которая была не на месте, а лежала у Эрни на ногах. Анализы всё-таки стали получше. Эта ночь будет решающей, и если диализ поможет, то, очень надеюсь, скоро мы с ним встретимся.       Я убрал карту и вышел из палаты. Ночь прошла тихо и без происшествий. Я даже смог поспать часа четыре в дежурке.       Утром анализы Эрни существенно улучшились по сравнению даже с последними ночными, у меня немного отлегло. Дела пошли в гору. Восстановилось спонтанное дыхание, ИВЛ я перевёл в другой режим, вечером можно попробовать отлучить его от аппарата. Хеннинга до этого я поймал у входа в палату.       — Доброе утро, — я почти подкрался сзади, Тресков слегка вздрогнул и обернулся. — Ты почему не послушался?       — Извините, док, — он держал в руках историю болезни Эрни и виновато её захлопнул. — Чувство долга не дало уйти. Если что, по документации меня здесь не было.       — Я уж понял, — я покачал головой и положил руку ему на плечо. — Ладно, не переживай. Не сдам я тебя. Иди хоть отметься в журнале, что на работу пришёл. И посмотри расписание на сегодня.       Хеннинг кивнул и поспешно исчез в стенах реанимации.       Хартман приехал на работу на час раньше и тут же уехал на скорой на другой конец города за трансплантатом. Мы с ним быстро увиделись у входа в приёмку, выпили кофе, он узнавал как дела у Эрни. Сказал, что вернётся часа через четыре, попросил быть готовым, что заберёт меня на операцию.       Потом мне звонил герр Кох. Я успокоил его, что Эрни стало лучше после диализа, и пошёл работать в приёмку в компании медсестёр Хлои и Ненси (кроме меня, их двоих и Нелли на посту в приёмке опять никого не было. Говорят, что все на операциях), Хлоя сегодня заменяла Нелли на посту вечером и ночью, наконец-то она хоть побывала дома, а то мне правда начинает казаться, что она с поста не вылезает. Ненси мы приняли на работу относительно недавно, в начале зимы, но у них быстро сколотился настоящий сестринский коллектив экстренного приёмного отделения. По крайней мере он получше, чем змеиное гнездо плановой приёмки. Нам привезли подростка, который упал с велосипеда. Пока Хлоя зашивала ему рану на голове, а Ненси осматривала нашего пострадавшего, я общался с ним. Упал, говорит, в велопарке с горки. Потерял сознание. Очнулся быстро, но в итоге у него однозначный перелом руки, перелом ноги под вопросом и лёгкая черепно-мозговая. Вызвали Маркуса и Штакельберга. Они по очереди его осмотрели и увезли на рентген. Потом поступило ещё несколько нетяжёлых травм, мы их всех перенаправили на диагностику и сильно не напрягались. Позже меня в приёмном подменил вышедший из операционной Куаныш, и я пошёл проверить Эрни. Ничего нового, только свежие анализы. В скором времени уже вернулся Хартман, и на несколько часов мы пропали в операционной на трансплантации почки.       Под вечер мы сидели с Хартманом в кафетерии, пили кофе со свежими круассанами, которые завезли час назад.       — Ты же дежуришь сегодня? — спросил я, побалтывая кофе в стакане. Хартман кивнул, — Наверное я с тобой останусь.       — Вторую ночь подряд? — он вскинул брови.       — Ну а куда? С Вальтером, что ли, вместе сидеть? Как-то мне неуютно с ним наедине быть.       — Ну… Вообще, я могу с Эрихом поменяться, — подумав, сказал Хартман. — Ещё не поздно.       — Давай так, — я глотнул кофе. — Видно будет. Если Эрни лучше не станет до конца рабочего дня, я останусь.       — А как там вообще перспектива?       — Сложно сказать… Диализ работает. Но после сегодняшней ночи можно уже сказать, что он выкарабкался.       — Ну и славно, — Хартман облегчённо выдохнул. — Тогда я на всякий предупрежу Эриха, думаю он не откажет.       — Хорошо. Но если что, я останусь, — предупредил я, Хартман согласно кивнул. Мы допили кофе и разошлись: Хартман наверх к себе, а я в приёмку. По пути в холле меня окликнула Иванова с сестринского поста:       — Кёлер, подойди сюда.       Я подошёл на пост, сложив на стол локти.       — Что?       — Ты не в хирургическое, случаем, идёшь? — я хотел было возразить, как Иванова развернулась и хлопнула перед моим носом стопкой бумаг. — Вот, это надо заведующему отнести.       — А при чём тут я? — я посмотрел эту стопку и потом поднял взгляд на медсестру, приподняв бровь.       — Ну не знаю, как заведующий заведующему, — она пожала плечами, скрестив руки. — Тем более ты же нынче у Аллесберга на побегушках.       — Я — что? У Аллесберга? — фыркнул я. — Ты как ребёнок, честное слово. Сходи и отнеси сама.       Кроме неё на посту у неё за спиной стоял Фабиан, занятый чем-то своим (но только не работой). С Ивановой у меня личная неприязнь, а с тем — по идеологическим причинам. Потому что из-за него мой ординатор потерял всякий покой.       — Точно, ты же неприкосновенный. А я не могу, я сегодня раньше ухожу. Еле отпросилась. Это нечестно вообще. Кто-то старается, осваивается в чужой стране, начинает жизнь с чистого листа, добивается расположения начальства, а кто-то покрутил хвостом перед главврачом, стал заведующим и теперь делает что хочет у него под крылом.       — Кто же это, интересно, — я театрально почесал затылок. — Как же однобоко ты мыслишь, Люд. Скажи, ты-то перед Аллесбергом хвостом крутила только для повышения или реально влюбилась?       — Да я…!       — Можешь не отвечать. И можешь не задерживаться, если спешишь. А меня зазря задержала, у тебя, вон, подчинённые прохлаждаются, их бы заняла, — я кивнул в сторону Фабиана. — А ты, — обратился я уже к нему, он даже вздрогнул от неожиданности, посмотрев на меня. Я хотел было что-то сказать сгоряча, но вовремя остановил себя, — сходи и отнеси это в хирургию.       Я развернулся и быстрым шагом продолжил пусть в приёмку, чтобы кто-нибудь ещё меня ненароком не поймал.       Но ушёл я не особо далеко. У меня в кармане завибрировал телефон. Это был Хеннинг.       — Да?       — Док, быстрее, в реанимацию.       И он сбросил звонок. У меня внутри что-то ухнуло и оборвалось вниз, я рванул туда, к палате Эрни, совсем похоже позабыв про дыхание. У входа в палату я резко остановился, и каково было моё удивление, что там Тресков вместе с медсестрой вдвоём освобождали Эрни от аппарата ИВЛ. Сначала я впал в ступор, не сразу поняв, что происходит, а потом поймал на себе мутный взгляд серых глаз, который украдкой искал меня в дверях. Я забрался руками в волосы и крепко сжал их в кулаках, посмотрев в потолок.       — О господи… Тресков, мать твою, зачем так пугать…       — Извините, — виновато бросил он, сделав шаг назад от койки и пустив меня ближе. Я встретился с Эрни взглядом, который хоть был туманным и словно спутанным, но всё-таки следовал за мной. Он сделал первый глубокий вдох после ИВЛ и открыл рот в попытке что-то сказать, но получился только сиплый хрип. Я показал ему рукой, чтобы не пытался сейчас.       — Ну привет, — говорю я ему, кивнув. Тогда он попытался улыбнуться. — Не смешно, Эрни.       Медсестра надела ему на лицо кислородную маску, он поморщился. Я мельком взглянул на Хеннинга, он был каким-то взволнованным.       — Отдыхай, приходи в себя. Завтра поговорим, — строго, но всё-таки с теплотой в голосе от радости сказал я. — Я скажу твоему папе, что ты в сознании. Завтра я приглашу его с тобой повидаться.       Я оставил Эрни в палате с медсестрой, а Хеннинга позвал с собой.       — Ну вот, — выдохнул я. — Он справился.       — Док, я тут подумал… — негромко произнёс Хеннинг, следуя за мной. — Мы не знаем что у него в голове. Нужно что-то сделать, чтобы… это не повторялось.       Я остановился, обернувшись на ординатора, окинул его задумчивым взглядом.       — Мысль умная. Но у него для этого был психолог. Видимо психолог не справился, — я покачал головой и продолжил идти.       — Позвольте я с ним поговорю, — отозвался Хеннинг.       — Ты ведь не психолог, Хенк.       — Не психолог, да… Но всё-таки кое-что понимаю. Я вам рассказывал…       Я понял о чём он говорит, посмотрел на него через плечо и кивнул.       — Тогда завтра, либо ещё позднее. И сегодня ты поедешь домой, как понял?       — Понял, герр. Поеду домой.       Мы расстались с ним у выхода из реанимации, и я пошёл искать Хартмана, чтобы сообщить о том, что сегодня можем идти домой. Здесь всё должно быть хорошо.       Хартман договорился со своим коллегой подмениться, тот препираться не стал. Хартман и так дежурил как-то раз за него. Новости о том, что Эрни пришёл в себя, он неимоверно обрадовался, сказал, что назначит ему биопсию на послезавтра, если состояние Эрни будет позволять. Отец Эрни по телефонному разговору поблагодарил раз двести за минуту и порывался приехать сейчас. Кое-как я уговорил его подождать до завтра. В конце концов он понял меня, ещё раз поблагодарил и попрощался до завтра. С Хартманом мы встретились в приёмном, он забрал меня и предложил куда-нибудь сходить в честь хороших новостей. Сказал, что я более чем заслужил это со своими испытаниями за прошедшие сутки.       — Ну хорошо, а куда сходим? — всё-таки согласился я, под порывами холодного ветра кутаясь в пальто и прижимаясь к боку Хартмана. Мы шли с ним по парковке в сторону станции метро, он обнимал меня за плечо и не переставая чего-то улыбался.       — Куда захочешь, — ответил Хартман. — Ты сегодня выбираешь. Что угодно.       — Ну ты загнул, — тихо фыркнул я. — Это слишком сложно.       В итоге я утащил его в ресторан с морепродуктами, после чего мы немного погуляли в местах, в которых никогда не были, и поехали домой только ближе к десяти вечера.       Однако дома нас ждал очередной сюрприз. Открыв дверь, мы застали Вальтера в выглаженном пиджаке, застывшим в коридоре с двумя бокалами вина в руках. Он вытаращился на нас, а мы — на него.       — Это что? — спросил Хартман, указав на вино.       — Это? Э-э… — Вальтер попытался найти оправдание, но из гостиной послышался на удивление знакомый женский голос с слышимым акцентом:       — Вальтер, ну что там?       — Это кто?! — воскликнул уже я и мы с Хартманом практически одновременно подорвались в гостиную, не дав туда проскочить Вальтеру. На диване сидела Иванова перед накрытым журнальным столиком. Она вздрогнула, ахнув, когда увидела нас, застывших в проходе в полном недоумении.       — Доктор… Аллесберг… Кёлер… здравствуйте, — тихо поздоровалась она, оцепенев.       Хартман пристально посмотрел на неё, после этого обернувшись на брата:       — Какого хрена?       — Ты просто сказал, что у тебя сегодня дежурство… — тихо ответил тот. Хартман схватил его за локоть и уволок обратно в коридор, тот только крепче схватился за бокалы, чтобы не расплескать вино на свой пиджак.       — Хорошо, но это не значит, что нужно сразу таскать своих женщин в мой дом, — прошипел он ему, даже в этой ситуации избегая публичного скандала. — Как видишь, я поменялся сегодня сменами, чтобы забрать Стефана домой отдыхать, потому что он на работе был больше суток, выхаживал тяжёлого мальчика в реанимации, и остался бы ещё на сутки, если бы он не пришёл в себя.       — Потрясающе… — Вальтер покачал головой, будто бы пропустив мимо ушей слова Хартмана. — А ты что, знаешь эту женщину?       — Это медсестра из моей больницы. Ты не в курсе?       — О-о… Что медсестра, знаю. А что из твоей больницы — нет, — Вальтер скалисто улыбнулся. — Она хороша, правда?       — Рот свой закрой.       — Да ладно. Ты тоже нашей семье сюрприз сделал. Привёл мужика.       — Вальтер, — голос Хартмана стал строже. Я стоял, привалившись спиной к стене между коридором и гостиной, и слушал, Люда не шевелясь сидела на диване. — Я привёл его в этот дом, а не к вам. Это и его дом тоже.       — Если бы не родители, ты о такой квартире до сих пор только бы мечтал.       — Я им благодарен за это, действительно, но это было почти восемнадцать лет назад. И у нас не было уговора, что я должен приводить сюда только тех, кого они захотят.       — Ну серьёзно, братец, ты теперь вообще на женщин не смотришь что ли?       — Пошёл нахер. Ещё слово об этом, и я тебя выставлю отсюда.       Больше он ему не дал ничего сказать, резко развернулся и пролетел мимо на кухню, а оттуда на балкон. Я выглянул из-за стены, зыркнув на Вальтера, и поспешил за ним.       Хартман, навалившись спиной на перила, нервно закурил. Но когда я выглянул на балкон, он смягчился. Я подошёл и осторожно обнял его, прижавшись щекой к груди. Он выдохнул и немного расслабился. Потом он дал прикуриться и мне, я навалился на перила рядом с ним.       — Ты не слушай никого. Послало небо семейку, — тихо сказал он, видимо немного остыв. — У меня уже своя семья, и она на первом месте.       — Я понимаю, — согласно кивнул я, выдыхая дым. — А с этими двумя что теперь делать?       — Ой не знаю… — Хартман покачал головой, затянувшись. — Сейчас разберёмся.       — Это хорошо мы вернулись вовремя.       — Даже думать не хочу о том, что было бы, если бы мы вернулись позднее.       Когда мы докурили и вышли с балкона, застали в коридоре Люду, она поправила лямку на платье и стала быстро одеваться.       — Я, пожалуй, пойду, — смущённо сказала она.       — Да подожди, куда ты пойдёшь, — остановил её Хартман. — Поздно уже.       — Да я на такси уеду…       — Ты это такси час ждать будешь отсюда, если дождёшься вообще. Вальтер, — крикнул он в гостиную, где затихарился его брат, — устрой даму-то свою, раз пригласил.       — А у тебя диван раскладывается? — тот высунулся из гостиной.       — А тебе зачем диван? Ты на раскладушке поспишь, — Хартман пожал плечами. — Людмила, ты пока можешь чаю выпить. Ну или вина, там тебе Вальтер, кажется, так и не донёс его.       Следующие минут пятнадцать Вальтер перезастилал диван, пока Люда сидела на кухне с бокалом вина. Хартман выдал ему раскладушку, которая стояла где-то в углу в спальне, завешанная и заставленная вещами. Я даже ничего сказать не мог — просто наблюдал за этим с многозначительным взглядом, расхаживая туда сюда по квартире и, видимо, этим самым раздражая Вальтера. Но он ничего не говорил при Хартмане. Не осмеливался. Только для Ивановой был готов диван, она всё бросила, в ванной переоделась в свою спецовку с работы и легла спать, замотавшись в одеяло. Вальтер остался на кухне допивать вино. Хартман заглянул к нему, проверил, и мы ушли спать, не дожидаясь его.       — Да уж, я мог ожидать всё что угодно, но такого правда не ожидал, — Хартман скинул с себя рубаху, на этот раз даже не повесив её, и со вздохом лёг на живот, устало распластавшись на кровати и положив руки под голову. — Надо было ему сказать, что домой едем. Я не думал, что он в наше отсутствие придумает свиданки закатывать.       — Ну кто же знал, — я сел рядом с ним, положив ладонь меж его обнажённых лопаток. Он расслабленно выдохнул.       — Иванова в младшем Аллесберге разочаровалась, что он по мужчинам пошёл, решила на старшего переключиться, — пробубнил он, уткнувшись носом в локоть. — У тебя рука тёплая… Удивительно.       — Так лучше? — спросил я, погладив его вдоль позвоночника.       — Да мне, вообще-то, и с холодными руками хорошо… Ты знаешь, я, пожалуй, самый богатый человек в мире.       — Правда что ли? — я ласково усмехнулся, подыграв ему. — И ты не рассказывал мне о своём состоянии?       Хартман тихо не то усмехнулся, не то фыркнул из локтя и искоса посмотрел на меня снизу, притом, готов поклясться, его глаза по-настоящему блестели. Я продолжал разглаживать ладонью его лопатки, вопросительно мотнув головой.       — Да. Даже если у меня за душой вдруг ничего не останется, я буду знать, что у меня всё равно есть бесценный самородок. Потому я ещё и самый счастливый.       — Пф, скажешь тоже, — теперь уже я смущённо фыркнул, едва улыбнувшись, и отвернул голову. Хартман перевернулся на спину и потянул меня в свои объятия. Я осторожно умостился у него на груди, сложив руки, и посмотрел ему в глаза. Он лежал, откинув голову на подушку, взгляд у него был спокойный и расслабленный, лицо затронула лёгкая улыбка.       — Чёрт, Стеф, — тихо выдохнул он. — Ну я не могу быть не прав.       Я улыбнулся ему в ответ и легонько поцеловал. Он плавился от этого каждый раз, и я, честно, наблюдал бы за этим вечно. Я давно знал, что он хороший, но сейчас он хороший совершенно по-другому.       — И я соскучился. Я тебя толком не видел больше суток, — пожаловался он, крепко прижав меня к себе и не давая отстраниться. Хотя я и не собирался. Я погладил его по волосам, после спустившись на его скулы, щёки, морщинки у глаз, изящный прямой нос, шершавый подбородок и впадинки в уголках губ, ощупывая кончиками пальцев каждый изгиб его лица и внимательно проходясь взглядом следом. У него очень красивое лицо. Меня иногда охватывала гордость, что именно я могу так легко и без зазрения совести касаться его. Он лежал, не шевелясь, только грудь вздымалась подо мной с каждым его вдохом. Потом я испытующе посмотрел ему в глаза, поджав губы.       — А хочешь мы сбежим, — прошептал я ему почти в губы. — Разок, на ту квартиру завтра.       — С тобой хоть на край света, — выдохнул в ответ Хартман и широко улыбнулся. — То есть ты предлагаешь на вечер нам вдвоём свинтить в полупустую квартиру, чтобы отдохнуть и побыть наедине, и оставить Вальтера одного?       — Ну да, — я слегка пожал плечами. — А может и на ночь.       — Это так заманчиво звучит, — промурлыкал он. — Если я и дальше буду об этом думать, то захочу так и сделать прямо сейчас.       — Так, — на выдохе произнёс я с усмешкой и тут же отпрянул назад, встав с кровати и принявшись в шкафу искать домашнюю одежду. — Спать надо. И пока здесь Вальтер со своей пассией в виде Ивановой, я и шагу из дома не сделаю.       — Опять всякие нежданные гости мешают нам, — Хартман тяжело вздохнул и с особой неохотой поднялся с кровати следом и стал искать футболку в вещах на стуле. Я видел, что он раздосадовался, учитывая ещё и то, что встреча с братом прошла совершенно не так, как хотелось бы. Я поспешил его утешить, подошёл к нему сзади и обнял его обнажённый торс.       — Ну Хартман, — ласково зову я и легонько целую его меж лопаток. Он замирает на месте — это работает. — Гости — это ненадолго. А я с тобой на всю жизнь. К тому же, если тебе завтра удастся выкрасть меня из реанимации, на весь вечер я полностью твой.       — Ох… — Хартман тихо и протяжно выдохнул, пока я гладил руками его подрагивающий живот. — Ты умеешь убеждать, Стеф. Я просто хочу спокойно побыть с тобой.       — Обещаю, так и будет, — шепнул я в ответ и наощупь стащил из его рук футболку, — А это отдай лучше мне.       И удалился с ней, скинул с себя свитер и брюки и залез в неё, довольно устроившись на кровати. Хартман, оставшийся без футболки, озадаченно посмотрел на меня, потом надел только свои любимые домашние штаны и забрался ко мне в кровать. Я одобрительно кивнул и потянулся выключить прикроватную лампочку, как он напал на меня сзади и прижался со спины. Я тихо посмеялся, и мы так и легли спать.       — Спокойной ночи, Стефуш, — он тихонько целует меня в загривок, крепче обнимает, уткнувшись носом в плечо.       — Спокойной ночи, — отвечаю я, сжимая его руку, и моментально проваливаюсь в сон, что раньше было крайней редкостью.       Проснулся я немного позднее Хартмана. Утро было солнечное, дома, что я видел из окна, купались в его лучах, отражая яркий свет стёклами. Вальтер всё ещё спал на раскладушке под подоконником, а со стороны кухни доносились приглушённые голоса. Я осторожно выглянул туда — Хартман с Людой курили на балконе. Я скользнул к чайнику, достал две кружки, прислушался к их голосам. Они, скорее всего, даже не видели меня за задёрнутой полупрозрачной занавеской.       — …И давно ты познакомилась с ним?       — Да пару месяцев назад в интернете. Я знала, что это ваш брат. Ему только не говорила. Но я же не знала, что это ваша квартира. Я думала он снимает или что-то вроде того.       — Тут слишком много вещей для съёмной, — за этим последовала усмешка. — Хитрый способ попасть сюда.       — Герр, я правда не знала!       — Не кричи, я верю. Ну и как, что планируешь дальше?       — Не знаю. Я к вашей семейке дикой больше не приближусь. Честно, никогда не понимала, что со мной не так. Может потому что я неместная или что-то ещё…       — О чём ты?       — Да о вас. Вы были ко мне добры, когда я пришла сюда, но так подступиться и не дали. Вы теперь вообще по мужчинам…       — Да ладно, Людмила, не думай о себе плохо. Ты хорошая женщина, я знаю. Просто связываешься не с теми мужчинами.       — Да уж… Не то слово.       — Ты действительно теперь порвёшь с Вальтером?       — Да ну его к чёрту. Наплёл мне херни, привёл сюда. Я может и хотела здесь оказаться, но явно не при таких обстоятельствах.       — Ладно, перестань.       Я вздохнул и включил чайник. Они, видимо, это услышали и зашевелились к выходу. Иванова, как я понял, особо больше ни на что не надеется, поэтому так открыто говорит это всё Хартману. Только зачем?       Они вдвоём вышли с балкона: первая Люда, бросила усталый взгляд на меня и прошла мимо, а за ней сразу Хартман, благо уже одетый, а не как я уложил его спать, он подошёл ко мне со спины и, наклонившись, поцеловал в щёку.       — Доброе утро, — прощебетал он, оставив у меня на щеке ещё несколько поцелуев.       — Доброе, — ответил я, прикрыв глаза. У меня было слегка ворчливое настроение после их разговора, но я понимал, что переживать мне совершенно не о чем. Хартман будто это почувствовал и как-то без слов пытался извиниться (возможно он всё-таки заметил моё появление на кухне).       — Беги в ванную, пока Вальтер не встал, — он приобнял меня за плечи, отобрав у меня банку с кофе. — Я сделаю тебе завтрак.       — А остальные есть не будут? — скептично поинтересовался я.       — А свою даму Вальтер пусть кормит сам, — с усмешкой тихо сказал Хартман у моего уха, крепче стиснув плечи. — Шучу, на самом деле Иванова сама уже позавтракала.       Я хмыкнул и вполоборота посмотрел на Хартмана, немного помолчав.       — А что приготовишь? — спросил я, слегка ухмыльнувшись.       — А что хочешь? — он сделал то же в ответ, заметив изменение в настроении.       — У нас помидоры есть?       — Должны быть.       — Яичницу с помидорами хочу.       — С хлебушком?       — Ага.       — Беги, сейчас приготовлю, — он ещё раз поцеловал меня и отправил в сторону ванной. Я, хохотнув в ответ, едва успел проскочить перед Людой, которая свой курс наметила туда же.       Через пятнадцать минут, умывшись, я вернулся на кухню, Хартман уже накрыл для меня поляну на завтрак, выгоняя подальше уже проснувшегося и сонно дрейфующего вокруг кухни Вальтера. Потом мы втроём с Людой уехали на работу, она сразу убежала к себе на пост, мы с Хартманом сперва поднялись к нему, а потом я ушёл в реанимацию.       Как раз медсестра только-только разбудила Эрни, обтирала ему лицо салфеткой.       — Док, — хрипло выдохнул Эрни, увидев меня. Мы с медсестрой переглянулись, она кивнула и оставила нас. Я подошёл к нему ближе и присел на край кровати.       — Привет, снова, — говорю я, положив руку ему на плечо. Его лицо осунулось, но как обычно он держался бодро.       — Я знаю, что вы хотите спросить, — опережая, сказал он и слегка качнул головой. — Я не хотел себя убить.       — Я, конечно, рад это слышать. Но мы тебя еле вытащили.       — Простите… Я вам доставил хлопот, — Эрни закрыл глаза и виновато вздохнул.       — Твоя передозировка осложняется тем, что ты после трансплантации, — я говорил хоть и серьёзно, но мягко и слегка взволнованно. — Дружище, ты всех нас очень напугал. Мы не хотим тебя потерять. Почему ты это сделал?       — Я… скучаю. По Луке. Очень скучаю. Наверное хотел понять, каково ему было, — Эрни снова вздохнул и посмотрел на меня. — Каково умирать.       — Эрни… Не надо даже пытаться понять. Ничем хорошим это не заканчивается. Ты у папы один единственный, ты ему нужен живым.       — Да… Мне перед папой стыдно. Я не хотел умирать… — он закрыл лицо предплечьем. — Это страшно.       Я вздохнул и слегка похлопал его по плечу.       — Папа сегодня приедет. Он по тебе скучал.       Эрни выглянул из-за руки и кивнул. А потом слегка улыбнулся.       — А у вас, док, как дела? — вдруг спросил он, переведя тему.       — Всё хорошо, — я улыбнулся ему в ответ.       — А у доктора Аллесберга?       — У нас всё хорошо, — я тихо усмехнулся, поняв, к чему он клонит.       — А вы мне снились, — Эрни улыбнулся шире. — Вы мне хотели назначить биопсию и после этого собирались перекусить.       Тут я уже удивился. Он это заметил, но, наверное, не понял.       — И что тебе ещё снилось?       — Как вы разговариваете с тем ординатором симпатичным. Кстати позовите его потом. Я хотел с ним поговорить.       — Кого? Трескова? — я снова удивился. — Ладно… Я думаю он сам придёт. Он с тобой тоже хотел поговорить. Я пока позвоню папе, пусть приезжает.       Эрни согласно кивнул. Я вышел из реанимации и спустился в приёмку. Как оказалось, звонить мне никуда не пришлось — герр Кох с самого утра пас меня внизу. Я проводил его до палаты сына и оставил их наедине. А мне ещё нужно было сходить кое с кем поговорить.       Для этого мне пришлось идти до другого корпуса. Кое-как я нашёл нужный мне кабинет, три раза постучался и вошёл.       Я оказался в просторном, уютном, но весьма строго обставленном кабинете, с кожаным диваном, креслами, огромным шкафом книг и столом у большого окна. Вернер сидела на столе, похожая чем-то на кошку, и внимательно что-то читала. Я застыл на пороге, а она повернула ко мне голову и улыбнулась, тут же встав на ноги и подойдя ко мне.       — Стефан, это ты? — она положила руки в побрякушках мне на плечи. — Неожиданно. Что тебя ко мне привело?       — Разговор есть, — я повёл плечами и прошёл внутрь, сев в кресло. — Как часто ты с Эрни Кохом работаешь?       — Э-э… Ну, он приходит ко мне пару раз в неделю, — Вернер развернулась ко мне, немного озадачившись.       — А последний раз когда был?       — Вот неделю с небольшим назад.       — Мгм… А как успехи у вас в работе?       — А вот этого я тебе говорить не буду, — словно почуяв что-то неладное, Вернер хмыкнула и села напротив меня на валик дивана. — Это врачебная тайна.       — Да какая к чёрту врачебная тайна! — воскликнул я. — Его несколько дней назад привезли к нам с передозировкой аспирином, еле откачали. Ты уже почти два месяца работаешь с ним, так какого хрена он покончить с собой пытается?!       Глаза Вернер округлились, она словно напугалась и не могла поверить моим словам. Я продолжал сверлить её взглядом, и она в конце концов вздохнула, опустив голову.       — На самом деле он очень трудный мальчик, я с таким ещё не сталкивалась, — созналась она, нервно поправив топорщившиеся волосы. — Мы действительно прорабатываем кризис, я всяко уже с ним разговаривала. Он при мне ни разу так и не заплакал. И ни разу не показывал таких наклонностей. Я не знаю, Стефан, я правда делаю всё, в чём компетентна. Боюсь тут без медикаментозной поддержки не обойтись. Я поговорю с коллегами-психиатрами.       — Да у него и так уже целый арсенал этих таблеток, — пробубнил я. — Ладно, делай, что считаешь нужным, — я махнул со вздохом рукой и встал с кресла. — Мы в реанимации и так тоже на полставки для него психологами работаем. Он нам уже родным стал.       — Понимаю. Хороший парень.       — Звони, если решите что-то. И заглядывай к нему хоть, пока он тут.       — Хорошо, — тихо произнесла Вернер, прежде чем я оставил её кабинет.       Я вернулся к себе отделение и взялся за свою обычную работу, причём даже сегодня не ходил на операции. А день пролетел незаметно. И где-то вечером я пересёкся с Людой, она снова, пока я шёл мимо её поста, позвала меня к себе.       — Ладно, я сдаюсь, — неожиданно сказала она, когда я подошёл к ней. — Я предлагаю тебе перемирие.       — Ого, а мы что, ругались с тобой? — удивлённо уточнил я.       — Не то что бы… Но неприязнь у нас есть, это точно, — Иванова покачала головой. — Ты мне почему-то не понравился сразу. А потом я ещё узнала, что ты у Аллесберга лучший друг. И что он много тебе внимания уделяет. А в итоге вон как вообще.       — Теперь ты меня не будешь ненавидеть? — спросил я.       — Не знаю. Я просто не буду к тебе никак относиться. Разочаровалась я в твоих Аллесбергах. Один теперь по мужчинам, второй даже не из Берлина, приволок в квартиру к брату и даже ни слова не сказал об этом. Знала бы, лучше к себе бы его позвала. Да ну вас нахрен.       — Понятно, — я усмехнулся и скрестил руки на груди. — Ладно, если ты от Хартмана отстанешь, я от тебя тоже отстану.       — Да пожалуйста. Я тоже перестану доёбываться до тебя. По рукам? — она протянула мне ладонь.       — По рукам, — я пожал ей руку.       — И Вальтеру передай, чтоб не звонил больше.       Я уже потихоньку собирался и ждал Хартмана — мы, как и планировали, хотели сбежать на мою квартиру, — как он мне позвонил и сказал, что задержится на пару часов — поехал в другую больницу на консультацию или что-то вроде того. Деловой какой. Я предложил отложить этот побег — что-то меня тревожило и тянуло домой, он согласился. Я сперва хотел тоже остаться и дождаться Хартмана, но потом эта же тревога всё-таки отправила меня домой, там ведь Вальтер сидит один, вдруг что. Он чужой человек, по крайней мере для меня, и эта мысль приносила мне дискомфорт.       Я приехал домой на метро, тихо зашёл в квартиру в надежде, что, может быть, Вальтера нет дома.       Но нет.       — Хартман, у тебя телевизор что-то не работает. Кстати, иди сюда, поговорить хотел. Ты один?       Я заглянул в гостиную, Вальтер лежал на диване и даже не смотрел на меня.       — Один, — ответил я, навалившись плечом на угол. — О чём ты хотел с ним поговорить?       — Опа, — не узнав голос, Вальтер высунулся из-а спинки дивана. — А, это ты… Слушай, разувайся, проходи. К тебе тоже есть вопрос.       Я скинул с себя пальто и ботинки и зашёл внутрь.       — А ко мне какой вопрос?       — Садись-садись, пообщаемся. Расскажи про свою семью. Есть у тебя дед?       — А чего тебя моя семья интересует? — я сел на другой конец дивана от него, у стены, и усмехнулся.       — Да так, смотрю на тебя, внешность необычная, у тебя все в семье такие? И дед тоже?       — Я тебя понял… — я вздохнул. — Ты с чувством юмора. Оригинально решил пошутить. Так о чём ты поговорить хотел?       — Да вот просто интересно, что ты всё ходишь сюда, как к себе домой. Своего дома нет? — язвительно поинтересовался он, деловито скрестив руки, и я понял, что спокойного диалога у нас точно не выйдет. При Хартмане он рот на меня не осмеливался открывать, но один на один — ещё как.       — Ну, знаешь, пока что из нас двоих без дома только ты, — я решил говорить с ним на его же языке. Это, возможно, вызовет непоправимые последствия, но терпеть это я не хочу.       — Вот как заговорил? А ничего, что это квартира моего брата? Купленная, вообще-то, нашими родителями. Мы семья, а ты здесь никто, — уверенно произнёс Вальтер.       — Да и ладно, я как-то не расстроюсь. Но раз это квартира Хартмана, он сам будет решать, кто сюда может приходить, а кто нет.       — Надо же, ты действительно думаешь, что Хартман меня может выставить? Где он вообще? Почему ты без него сюда приходишь?       — Где Хартман сейчас тебя не должно волновать. Он, в отличие от некоторых, работает.       — А ты что же не работаешь?       — Хотел остаться, если честно, дождаться его на работе. Запереживал только, что ты ещё какой-нибудь сюрприз нам устроишь.       — Да ладно, всё гораздо проще. Ты у нас кто, заведующий какой-то реанимацией? Охомутал моего брата ради повышения да квартиры хорошей. Ты вон рыжий, они, раньше говорили, любого могут соблазнить, а ты и на девчонку с какой-то стороны похож. Повёлся он на тебя, как дурак, а мог бы жить по-человечески, как все, завести нормальную семью, детей. А нашёл тебя, чудо в перьях.       Это было точной невозврата. Ради Хартмана я по-прежнему старался не ругаться с Вальтером, но это всё было уже слишком. Я ещё и любезничал с ним, кофе делал.       — Ты ничего о нас с ним не знаешь, — я слегка улыбнулся, чувствуя, как внутри копится гнев, и со стороны, я надеюсь, это выглядело весьма нагло. — И потому говорить ничего не можешь. А ты кого в своей жизни охомутал? Пока я знаю только как от тебя женщины бегут, как от огня.       — Кто бежит от меня? — искренне непонимающе фыркнул Вальтер.       — Жена твоя бывшая да Люда, больше не знаю, кто там у тебя был, но тоже явно не очень удачно.       — Не ври, с Людой у нас всё хорошо, она обещала перезвонить.       — Конечно перезвонит, — я усмехнулся. — В твоих грёзах ночных. Я тут пообщался сегодня с ней, она просила передать, чтобы ты не звонил ей больше. Можешь обратно в Бремен собираться.       — Что?! — тут Вальтер уже не выдержал и подорвался с места в мою сторону, что я вздрогнул. Однако ближе, чем на метр, он всё-таки не приблизился ко мне. Его глаза, мне показалось, налились кровью. — Да ты врёшь, засранец рыжий. И я вообще-то по работе сюда приехал и к брату, а ты никто мне, чтобы гнать меня отсюда.       — За всё время, что ты тут был, я так и не понял, что у тебя за работа, — я сохранял ровный тон голоса, пока Вальтер уже был готов начать кричать. Интересно, в кого Хартман такой спокойный? — Понял только, что ты девчонок поёбывать приехал, и те кинули тебя уже давно.       — Слушай, это тебе может отсюда свалить? Не твоё дело, зачем я приехал, и тебя тут вообще быть не должно.       — А кто должен быть, по-твоему? Бабы всякие, не важно кто, лишь бы бабы? Ты бы у Хартмана хоть спросил, кого он тут хочет видеть. А не приезжал без спросу и не водил без спросу в чужую квартиру своих баб. О любых гостях принято предупреждать.       — Слушай, как там тебя… Стефан, — Вальтер тяжело задышал, устав искать аргументы. — Ты, честно говоря, подзаебал меня. Свалил бы отсюда по-хорошему.       — А то что? — я ухмыльнулся, скрестив руки на груди. Если честно, такое поведение было мне знакомо и начинало пугать меня, но я не подавал виду. Сейчас не так уж страшно. Теперь даже если он что-то и сделает мне, ему это с рук не сойдёт. — Мы и так хотели уйти от тебя на мою квартиру. Только вот тебя тут попробуй одного оставь, ты квартиру в притон превратишь. А люди, между прочим, работают и хотят после трудного дня спать лечь в тишине, а не твои психи выслушивать.       — Ладно… — он развернулся в другую сторону от меня, что позволило мне немного расслабиться и отлипнуть от стены, в которую был вынужден вжаться. — Я тебе докажу, что любая по первому же моему зову приедет, потому что я нормальный мужик в отличие от некоторых…       Он нашёл телефон и снова сел на диване в напряжённой позе, сосредоточенно ища нужный контакт. А я едва сдержал смешок.       — Ладно-ладно, звони Люде, прям при мне. Давай если прав окажешься, то я тут же соберусь и уеду к себе, даже Хартману не скажу, — я же встал с дивана и обогнул его, вымеряя шагами гостиную.       — О-о, ставки-то растут, ну давай, — Вальтер самодовольно усмехнулся, обернувшись на меня.       — Давай звони. И на громкую включи, — я встал у него за спиной, скрестив руки.       Пошли первые гудки. Длились они долго, и ответа в итоге не последовало. Уверенность Вальтера заметно пошатнулась, а я ухмылялся, победно возвышаясь над ним, чего он даже не видел.       — Не услышала, наверное. Работает или в метро, — в качестве отговорки придумал он. Но меня-то не переубедишь — я в своей правоте был уверен на все сто, сам сегодня слышал.       — Ну позвони ещё раз.       И на второй раз ответа не последовало.       — Да что ж такое…       — Странно, я думал она все дела бросит ради тебя и прибежит, — я пожал плечами и махнул рукой. — Давай, третья попытка у тебя. Я пойду чемодан, что ли, поищу пока.       Ожидаемо, на третий раз тоже ответа не последовало — более того, она даже скинула трубку. Вальтер нервно напрягся.       — Я же говорил тебе, — я обогнул его и навалился спиной на дверь спальни, чтобы видеть его лицо в этот момент. — А ты не слушал.       — Да иди ты, — злобно проворчал Вальтер, кидая телефон в сторону на диван. — Просто она занята, значит. Работает. Потом обязательно перезвонит.       — Ну-ну, вместе с тобой буду с нетерпением ждать, — я засмеялся и решил оставить его побеждённым одного и пойти приготовить для Хартмана ужин. — Как только перезвонит, сразу соберусь и свалю.       Пока я возился с ужином, Вальтера не было ни видно, ни слышно. Притих, сросся с диваном, я к нему не ходил. Хартман наверняка приедет голодный, я сделал пасту, которая ему больше всего нравится. По ощущениям его не было довольно долго. Точно так же долго Вальтер не вылезал из своей берлоги. Наконец я услышал, как гремят ключи в замочной скважине, отставил кружку кофе, которую смаковал уже минут пятнадцать за столом, и не успел выйти в коридор, как услышал очень разгневанное:       — Вальтер, сука!       Я выглянул в дверной проём с недоумением и лёгким испугом. Хартман был, мягко говоря, не в духе. В таком настроении я его давно не видел, да и чтобы так его разозлить, надо постараться. Он зашвырнул сумку куда-то под полку, и пока искал её взглядом, я подоспел к нему, помогая снять куртку.       — Что случилось, родной? — тихо спросил я, Хартман обернулся на голос, когда я коснулся его плеч, и в его взгляде появился мягкий, более спокойный просвет.       — Ох… — он вздохнул, протянув ко мне руку, зарылся пальцами в волосы на затылке и притянул меня к себе, поцеловав в лоб. — Не переживай сильно. Я сейчас разберусь кое с кем… — он покосился в сторону гостиной, — и расскажу тебе всё, хорошо?       Он ещё раз кратко поцеловал меня в лоб, скинул ботинки и умчался в гостиную, я осторожно выглянул за ним.       — Я с тобой разговариваю, что разлёгся? — Хартман хлопнул по спинке дивана, и Вальтер тут же подскочил. Видимо, задремал.       — Что ты орёшь-то? — недовольно спросил он.       — Да ничего, не догадался? Язык длинный, а ум не очень?       — Ты чего только приехал, наезжать сразу? Что случилось-то?       — Ты чего там матери напел, а?       Тут я стал догадываться, что случилось.       — А что такое? — Вальтер тоже, кажется, понял, о чём речь, и нагло усмехнулся. — Я с ней разговаривал, а не с тобой, а тебя суть наших разговоров не должна касаться.       — Вот именно что не должна! — громко произнёс Хартман, сделав шаг ему навстречу. Несмотря на то, что Вальтер старше, я сейчас обратил внимание, что он несколько ниже Хартмана. — Мне мама сейчас позвонила, всю дорогу до дома мозг выносила, рассказывай давай что ты ей напел?! И что ты этим добивался?       — Ну уж извини, что у меня есть привычка звонить домой чаще, чем раз в никогда, — Вальтер напротив него скрестил руки и без единого зазрения совести снисходительно смотрел на него. — Ты же номер родителей забыл сразу, как сюда переехал, сынок неблагодарный. Вот через меня теперь и интересуются, как дела у тебя.       — И ты сразу решил сдать всех с потрохами?       — А что я сказал такого? Или правда глаза режет? — Вальтер ухмыльнулся. — Сказал как есть. Что женщины у тебя так и не появилось, вместо этого ты мужика какого-то привёл в дом. Не такого будущего мы тебе хотели, братец. Мама же внуков хочет, давно пора.       В голосе Вальтера звучало разочарование, и я боюсь представить, что было в том телефонном разговоре. Какая ноша сейчас свалилась на Хартмана, когда вся семья разом ополчилась против него.       — Внуков, значит? А на тебя, я смотрю, никакой надежды с этим? — тем не менее, он держался стойко. — В отличие от тебя, я хотя бы могу любить и знать, что это взаимно. А у тебя действительно не клеится с женщинами, даже при всём твоём желании.       — И ты туда же… — Вальтер вздохнул, закатывая глаза. — А что ты на меня стрелки переводишь? Я здесь женщину себе нашёл.       — Да как же. Общался я с женщиной твоей, она тебя бросила и видеть не хочет.       — Вы сговорились, что ли? Я уже сказал дружку твоему и тебе теперь говорю, что никто меня не бросал. Мы с ней прекрасно общались и общаемся. Просто трубку не брала! По твоей милости, между прочим, что ты её работой загрузил.       — Ах по моей милости? Был бы ты человеком, люди бы не лезли от тебя на стенку.       — Да я, сука, человек почеловечнее тебя. Я живу как нормальный человек, а ты тут со своими наклонностями позоришь семью. Естественно маме стыдно будет за тебя, а матушка у нас молчать не будет. Молись просто, чтобы отец не узнал.       — Да отец вместе с матушкой в два горла рассказывали мне, какой позор на них свалился. Про это ты рассказал, а про Людмилу рассказать ты не удосужился. Что такое?       — А ты почему сам про дружка своего не удосужился рассказать?! — не выдержал Вальтер, повысив голос. — Самому стыдно перед семьёй, да? Матери не звонишь из-за какого-то хрена рыжего, который сам ничего из себя не представляет, а только и может тобой прикрываться, захотел квартиру хорошую и карьерный рост, а ты и повёлся.       Я уже всякое слышал в своей жизни, и на такую фигню мне злиться не было смысла. Единственное, что для Вальтера это всё равно было фатальной ошибкой.       — …Чего? Я надеюсь мне просто сейчас послышалось? — негромко произнёс Хартман и, такого я ещё не видел, нервно сжал кулаки, точно еле сдерживался, чтобы не съездить брату по лицу. Я был бы даже не против, честно, у самого такое желание было. Единственное, не хотелось бы, чтобы Хартман повредил руку. Это всё-таки его главный рабочий инструмент.       — Я понял, точно, ты его сейчас защищать будешь. Но ты-то куда смотришь, Хартман? — Вальтер слегка сдал назад, видимо испугавшись его смены настроения. — Свалился такой сынок маме на голову. Я хотя бы смогу нормальную семью завести.       — Ну ты сначала заведи, а потом что-то говори, — Хартман заметно выдохнул и скрестил руки.       — Достали оба, — рыкнул Вальтер и принялся снова искать телефон где-то в подушках на диване. — Сейчас напишу Люде и уеду к ней, а вы тут что хотите делайте.       — Она уже заждалась тебя, адрес больницы подсказать? Она на ночном сегодня, гений.       — Вот прямо сейчас и напишу и… — Вальтер выпрямился, уставившись в экран телефона, и неожиданно замолк.       — Что такое? — Хартман заглянул ему через плечо в телефон, и тот тут же его спрятал. — Она заблокировала тебя?       Я едва сдержал смешок, издав при этом непонятный звук, что Вальтер поднял голову и заметил меня. Я тут же исчез за стеной в коридоре.       — Да иди ты нахер, — послышалось от него. — Если бы не вы двое, всё бы у нас было нормально!       — Интересно. Ну извини, что пришли к себе домой, пока у тебя тут свидания.       — Закрой рот, Хартман, — прошипел Вальтер, и я снова осторожно выглянул из-за стены. Братца окончательно понесло: — Не смыслишь ничего в этом, так и не учи! Ты вообще посмотри на себя, как ты живёшь? Я приехал, думал с братом увидимся, пиво выпьем вместе, поговорим, а в итоге встречаю на пороге какую-то рыжую красавицу. Ты вообще в курсе, что подкаблучником стал? Тебя мужиком растили, мужиком, Хартман, он сидит на шее у тебя, а ты ходишь чуть ли не в жопу его целуешь, а кого главное! Другого мужика! Красавице твоей только каблуков и не хватает. Бедный ты несчастный, братец, ты посмотри на себя в зеркало! — тут Вальтер схватил его за плечи и встряхнул, Хартман вцепился в его запястья, в любой момент готовый скинуть его руки, но тот схватил его мёртвой хваткой, смотрел ему в глаза, и его голос гремел на всю квартиру: — Я тебя не узнаю! Что с тобой стало, ты на кого стал похож?! И даже не вздумай мне про какие-то высокие чувства говорить. Ты больной! Где тебя так продуло?! Каким ветром тебе надуло мысль, что заебись жить с мужиком? Как мужик с бабой, только мужик с мужиком, как пара! Что вы можете дать этому миру?! Нас же всегда другому учили, тебе где это вдолбили? Ты если бы вырос нормальным человеком, то тебе не стыдно было бы и матери позвонить, и она бы не узнавала всё от меня. А ты посмотри на себя — от семьи отвернулся, брата не признаёшь, стал с мужиками спать, променял всю семью на это своё недоразумение рыжее. Другие люди живут нормально, а у нас такое клеймо на семье появилось. И при этом всём ты что-то мне про женщин затираешь. Мне, если честно, стыдно, что ты мой брат.       Вальтер замолчал, шумно раздувая ноздри. Они уставились друг на друга убийственными взглядами и совершенно не шевелились, иначе кто-то из них уже получил бы. Похоже, стоит вмешаться?       — Ты сейчас заткнёшься, — тихо чеканя слова, начал Хартман, прожигая его взглядом исподлобья. — Или я врежу тебе, если ты хоть ещё слово скажешь про Стефана. Я тебе сказал, про меня говори, что тебе вздумается, но его не смей трогать, учти, иначе врежу и даже не посмотрю кто ты мне.       — Да уж, сильно же тебе мозги промыли, что ты готов руку на брата родного поднять, только ради чего? — бросил в ответ Вальтер.       Возможно Хартман в самом деле собирался дать ему по лицу, но в тот момент я подоспел к ним.       — А ну разошлись, не хватало ещё подраться сейчас, — я расцепил их на метр друг от друга и встал между ними — прислонившись плечом к Хартману.       — Да в твоей жизни никто столько не сделал, сколько он сделал для меня, — я почувствовал, как разгневанный Хартман расслабляется и приходит в норму, стоило мне появиться. Он только фыркнул, слегка ухмыльнувшись, и, не стесняясь, приобнял меня за плечо. Вальтер молча окинул нас взглядом — и в этом взгляде не было ничего, кроме какого-то отвращения. Но, на самом деле, было совсем всё равно.       — Да побежишь сейчас своему хахалю жаловаться, он тебя по головушке погладит и ты разревёшься у него на ручках, — небрежно произнёс он с презрением. — Потому что не мужик ты, сука, хуже бабы. А этот и рад.       — А ты вещи свои сейчас соберёшь и уйдёшь в другое место ночевать. На вокзал, в гостиницу, на улицу, мне без разницы, — ровным голосом ответил Хартман. — Если не заткнёшься, я не шучу, вылетят вещи твои вперёд тебя, а ты вдогонку.       — Тфу, — Вальтер сделал ещё шаг назад, тяжело выдохнув. — Идите оба нахер. Вот так и рассчитывай на брата, гад, попросишь у меня ещё что-нибудь…       — Да ничего мне от тебя не надо, — вдогонку сказал Хартман, когда я уже стал подталкивать его в сторону кухни. — Я, благо, отходчивый, но постарайся, чтобы я тебя не видел и не слышал сегодня больше.       Я вытащил Хартмана из гостиной и усадил за стол на кухне. Он какое-то время сидел молча, облокотившись о стол и уткнувшись в ладони, пока я накладывал ужин. Затем, немного отойдя, тихо спросил:       — Что у нас на ужин, Стеф?       — Пасту сделал твою любимую, — я поставил перед ним тарелку. Только я подошёл, Хартман тут же устало откинулся затылком на меня с тихим вздохом. Я обвил его плечи руками, он осторожно накрыл мои ладони, размеренно разглаживая их пальцами.       — Я такой голодный… Спасибо, — почти шёпотом произнёс он. — Ну и денёк сегодня.       Голос его был уставшим, и весь он размяк после длительного напряжения. Я на каком-то ментальном уровне ощущал его усталость.       — Боюсь даже представить, каково тебе после такого бешеного дня, — так же тихо ответил я.       — Что он говорил тебе, пока меня не было? — Хартман вдруг развернулся ко мне вполоборота, посмотрев в лицо. — Донимал тебя, да?       — Ш-ш, — мягко прошипел я, заставив его обратно откинуться на меня, и прогладил ладонью его волосы. — Поужинай сперва, ладно? Потом пойдём отдыхать и ты мне всё расскажешь.       Хартман вздохнул и согласно кивнул, склонившись над тарелкой. Я принёс ещё тарелку и присоединился к нему.       — Очень вкусно, спасибо, — Хартман, до этого довольно бледный и уставше понурый, снова порозовел и повеселел, как только принялся есть благо не успевшую остыть пасту.       — Ешь на здоровье, — усмехнулся я, протянув руку и вытерев соус с уголка его губ.       Ужин его действительно приободрил, в итоге он даже вызвался мыть посуду, и после этого поспешно уволок меня в спальню поболтать, не глядя даже в сторону дивана, где спал, или по крайней мере делал вид, Вальтер.       Какое-то время мы молчали, по крайней мере переодевались мы в полной тишине. Я понял, что Хартману это надо — хоть ненадолго послушать тишину. Потом я устроился в подушках, а Хартман привалился сверху спиной, попав ко мне в объятия. Он откинулся затылком мне на плечо и расслабленно выдохнул. Пусть пожалуется, если ему нужно. Вальтер не прав: Хартман один из самых сильных людей, что я знаю, и его желание поплакаться у меня на руках я не считаю какой-то слабостью. И он останется таким же сильным, как и прежде, а об остальном будем знать только мы двое. Когда-то первый раз он пьяный плакал в этой же спальне у меня на коленях. Мы тогда были ещё студентами. Хартман, словно прочитав мои мысли, вдруг тихо спрашивает:       — Ты ведь не считаешь меня размазнёй? Или подкаблучником там…       — Никогда в жизни не считал и не буду, — ответил я.       — Я знаю, что на тебя всегда можно положиться, поэтому я не стесняюсь рассказывать тебе всё, что меня волнует, — говорит он, его грудь размерено вздымается, а я слушаю его и глажу по плечам. — И то, что я отдаюсь человеку на сто процентов, зная, что для меня сделают то же самое, не делает меня подкаблучником. Да даже не так. Понятие «подкаблучник» придумали те, кто не хочет «унизиться», что-то делая для любимой женщины. Вроде Вальтера. Неудивительно, что от него жена ушла. Он же считает себя центром вселенной, его так растили. Любимый ребёнок в семье. А я так, в довесок шёл. Он считает, что это за ним должны ухлёстывать, а не он за кем-то. Конечно эта история с Людмилой пошатнула его эго, он обиделся и ищет виноватых. Не хочет быть тем самым подкаблучником, потому что ему в семье все должны, а он — никому ничего не должен. Не знаю, как я с этой семейкой научился совершенно другому. Может это приходит, когда начинаешь любить по-настоящему, — он попытался заглянуть мне в лицо, слегка повернув голову. Я кивнул и положил руку ему на лоб, чтобы лежал спокойно и расслаблялся. — Не важно, женщина там, мужчина — если уж любишь кого-то, то не надо бояться унижаться. Я не считаю свои старания для тебя унижением.       — Ты очень сильный человек, Хартман, — полушёпотом произношу я у его уха. — Честный и искренний. Не боишься отстоять то, что тебе дорого. Слабые люди не могут поступать так, как ты. Я рад, что ты услышал себя, а не то, что тебе навязывали. Иначе бы мы не сидели сейчас с тобой так.       — Я сильный для тебя и благодаря тебе, — шепчет Хартман в ответ. Я обнимаю его крепче. Он сильный, я с ним как за каменной стеной, но и я защищу его, если нужно. Я всегда есть у него.       — Расскажи мне, что всё-таки случилось, пока ты домой ехал, — попросил я. — Что они тебе говорили?       — А, это… — он вздохнул. — В принципе ничего нового. Что это клеймо, позор и всё тому прилагающееся. Честно, я не особо и слушаю. Увы, мне действительно приходится выбирать между ними и своим счастьем, если они не хотят слушать и принимать меня. Выбор я свой давно сделал, теперь они могут и дальше со мной не общаться, если хотят пусть лишают наследства. Мне всё равно, я хочу остаться с тобой, — он перевернулся и прижался щекой ко мне. — Он тоже донимал тебя, да? Убью гада.       — Да ничего, он заткнулся, когда я заставил его звонить Люде, а та не взяла трубку, — я усмехнулся. — В следующий раз, если будет рот открывать, я просто пропишу ему Геймлиха.       — Ты прости за этот дурдом. Они всегда были такие упрямые, считают себя самыми правыми. Я от них только одну идею перенял — что принципы дороже родни. Только каждый из нас по-своему это понял.       — Родню не выбирают, я понимаю.       — Да ты стал роднее мне, чем они все вместе взятые, — пробубнил Хартман, уткнувшись носом мне в грудь. — Если б я только мог словами описать то, как благодарен тебе за всё, что ты сделал для меня. Они и представить не могут, как их сын стал счастлив вдали от них и рядом с тобой. Ты показал мне, что значит по-настоящему счастливая семья. И мама у тебя крутая. Там, в Альсфельде, я чувствовал себя своим, словно всю жизнь с вами жил. Так что я ни разу не жалею о своём выборе.       На утро мы обнаружили, что Вальтер, на удивление, встал раньше нас и был одет. Он встретил нас на кухне, навалившись на кухонную тумбу, и пил кофе.       — Утро доброе, — произнёс он, смерив нас взглядом, после чего отставил кружку и, подойдя к Хартману, положил руку ему на плечо: — Слушай, Хартман, я тут думал и понял, что дальнейшее моё нахождение здесь может… усугубить наш с тобой конфликт, поэтому я решил, что оставлю тебя на остаток командировки.       Это заявление, конечно, ошарашило нас обоих. Я изумлённо уставился на Вальтера, Хартман же непоколебимо стоял рядом с ним, скрестив руки.       — Да? А чего так решил? — поинтересовался он.       — Да чтобы не видеть вас тут постоянно, — отмахнулся тот. — Честно, я пытался прижиться с этой мыслью ради тебя, но… уж нет. Я вернусь домой, поговорю с родителями… А там видно будет.       — И что вы будете решать? — натянуто усмехнулся Хартман. — Как с концами избавиться от никудышного сына, опозорившего всю семью?       — Будем думать, как тебя в чувства привести, — Вальтер в ответ покачал головой, не убирая руки с его плеча. — Я всё ещё верю в тебя, братец, что ты способен одуматься.       Вальтер бросил небрежный взгляд в мою сторону, словно меня давно здесь не должно быть. Хартман на это лишь пожал плечами, приподняв уголок губ.       — И не надейся.       Рука Вальтера скользнула и упала вниз с плеча Хартмана, как плеть. Он вздохнул и направился в коридор, надел пальто, взял сумку и уже взялся за ручку двери.       — Ну ладно, бывай.       — Куда ты пойдёшь? — спросил вдогонку Хартман.       — Об этом уж не беспокойся, без крыши над головой не останусь. Не пропадай, я всё ещё надеюсь, что ты тот самый мой брат.       И Вальтер ушёл. Хартман несколько секунд ещё смотрел на закрывшуюся дверь, я подошёл к нему и осторожно коснулся рукой тыльной стороны его ладони.       — Всё хорошо? — спросил я, когда наши взгляды встретились.       — Ага, — он кивнул, выдохнув, и поцеловал меня в висок. — Пусть и не надеется, я не пошутил.       — Знаю, — вздохнул я и мельком окинул его лицо взглядом, пока он направлялся к чайнику. — Вы с Вальтером не похожи совсем. Встреть я его где-нибудь на улице, никогда в жизни бы не подумал, что вы братья.       — Да, — согласился Хартман, слегка улыбнувшись. Я подошёл к нему ближе и прижался щекой к его плечу. — Он больше на маму похож, а Рей похожа на отца. А я ни на ту, ни на того. Я стал на деда похож. По маминой линии.       — А есть фотография деда? — поинтересовался и облокотился на столешницу, заглянув ему в лицо, пока он сосредоточенно замешивал нам кофе.       — У меня нет. У родителей дома, наверное, всё есть, — Хартман покачал головой.       — У нас тоже генетика пошла по линии маминого отца, — я усмехнулся и легонько пихнул его локтем. — Я хоть и похож чем-то на отца, но с дедом почти на одно лицо, только он усы носил ещё.       — Не могу поверить, что в мире мог быть ещё такой человек, как ты. Ты же уникальный, до тебя я никогда не встречал такую красоту.       — Да ладно, — я отмахнулся с усмешкой и заглянул в холодильник. — У нас целая семья таких. Ты сам видел.       — Ты всё-таки тоже отличаешься от них, — возразил Хартман. — Пока я деда твоего не увижу — не поверю.       — Договорились! — посмеялся я. Хартман сделал кофе, я наделал нам бутербродов и мы после завтрака стали поспешно собираться на работу, потому что как обычно поздно выходили из дома и опаздывали.       — Мне нужна твоя помощь сегодня, — сказал я, когда мы уже спустились в метро.       — Что угодно, Стеф. А что нужно? — уточнил Хартман.       — Сегодня примерно в девять будет доставка до приёмки. Там три коробки, надо нам их на второй этаж в ординаторскую поднять.       — Принято, сделаем. А что привезут?       — Канцтовары.       Я, как и обещал, заказал на всё отделение три коробки ручек. Одну коробку взял сам, вторую взял Хартман, а третью я всучил сонному Хеннингу, который слонялся по приёмке со стаканом кофе, не находя себе занятия. Втроём мы подняли их до ординаторской, там как обычно сидел Йохан, что-то поспешно уплетал, сидя за столом, и вздрогнул, когда мы вошли. Я поставил коробку у него перед носом на стол.       — Держи, распоряжайся, — наказал я ему. — Назначаю тебя ответственным за ручки в отделении.       — А чего я? — с набитым ртом промямлил он, подняв на меня взгляд. Хартман и Хеннинг молча поставили коробки на пол и встали у меня за спиной, ожидая моих дальнейших команд. Ну Хеннинг точно, а Хартман… за компанию.       — А кто у нас за порядком в ординаторской следить взялся? — я хмыкнул.       Йохан встал из-за стола, утопив в контейнере с заваренной лапшой вилку, и заглянул в коробку, присвистнув.       — И что мне с ними делать сейчас?       — Раздай в добрые руки, — я запустил руку в коробку и вытащил оттуда охапку ручек. — А это мои проценты.       — А мои где? — изумился Роттендорф.       — Я же сказал, делай с ними что хочешь. И бери сколько хочешь. Тут не то что на отделение — тут ещё на два сверху хватит. Моё дело принести, а твоё — разобраться с этим. Так что удачи, о Великий Хранитель Ординаторской, — я посмеялся, хлопнув Йохана по плечу, и, развернувшись, вышел из ординаторской. Хартман и Хеннинг покорно пошли следом. Это даже повеселило меня.       — Тебе бы самому в главврачи, — усмехнулся Хартман.       — Да ладно тебе, — отмахнулся я. — Спасибо за помощь. Вам обоим, — я кивнул и Хеннингу.       — А это, за помощь, — Хартман ткнул пальцем себя в щёку, выпрашивая от меня поцелуй.       — Хартман, — я одёрнул его. — Не здесь же.       — А где?       — Да ладно, всё равно все знают, — напомнил о себе притихший за моей спиной ординатор. — Я и не такое видел.       — Тресков! — возмущённо воскликнул я, обернувшись.       — Понял, ухожу, — Хеннинг поднял руки, сделав несколько шагов спиной вперёд.       — Вы, кстати, помните, что у Эрни пункция сегодня? — напомнил нам Хартман.       — Да, точно, — согласился я и снова посмотрел на ординатора: — Хеннинг, ты сопроводишь его?       — Как прикажете, герр, — тот шутливо откланялся, сложив руку на сердце.       — Хватит паясничать.       — Всё, меня нет, — Тресков усмехнулся и покорно удалился, исчезнув в первом же повороте.       — Пошли, — я подхватил Хартмана под руку и уволок его в свой кабинет.       Охапку ручек я кинул на свой стол, они раскатились по нему в разные стороны. Потом соберу.       Хартман подпирал спиной дверь и с лёгкой ухмылкой следил за мной взглядом.       — Так где всё-таки? — переспросил он, так и не убрав этой ухмылки и снова ткнув себя в щёку. Я вдруг вспомнил тот день перед операцией Эрни, когда он пришёл ко мне в кабинет. Как между нами висело то напряжение после моих сцен на крыше. И вот во что оно вылилось в итоге: он стоит и нахально — и умоляюще — выпрашивает у меня поцелуй. Будто от этого зависит весь его день и вся его жизнь.       Я подошёл к нему, взглянув на него из-под очков.       — Тогда помолчи, — почти промурлыкал я, привстав на носках, взял его лицо в свои ладони и поцеловал. Подольше, чтобы хватило на весь день, если мы долго не увидимся. А дома он всё равно зацелует чуть ли не до смерти, потому что ему всё время мало. И мне тоже.       Дальше всё стандартно: планёрка на пять минуток в реанимации, обход, консультации. Во время обхода я заглянул к Эрни напоследок, вдруг я задержусь у него. Но на пороге меня встретил его отец с коробкой конфет, преградив путь и тут же всучив мне её. Я ещё не успел ничего понять и удивлённо замер.       — Доктор Кёлер, — герр Кох крепко взял меня за руку, слегка встряхнув её. — Вы просто не представляете, как я вам благодарен за сына. Вы всю жизнь спасаете его, я уже не знаю даже, как вас отблагодарить как следует.       — Да ладно, — всё ещё удивляясь, ответил я. — Это ведь наша работа. Мы должны их спасать.       — Да если бы не вы! — воскликнул тот и тут же спохватился и продолжил полушёпотом: — Эрни спит. Это… Давайте, когда Эрни выпишут, я приглашу вас к нам на ужин? Давайте? Я неплохо готовлю, Эрни мне поможет. Приходите с доктором Аллесбергом?       — Ну… — смущённо протянул я, задумавшись. — Мы поговорим, подумаем.       — Хорошо, — герр Кох явно порадовался и такому ответу. — Мой номер вы знаете.       — А вы что, со вчера и не уходили? — спросил я.       — Уходил, я просто сегодня снова приехал пораньше.       — Понятно. Я загляну в историю болезни и пойду, — сказал я, спрятав коробку конфет под мышку, и прошёл в палату, взяв в руки карточку. — У него сегодня биопсия миокарда, знаете?       — Знаю.       — Доктор Тресков придёт за ним примерно через час, — я пробежался взглядом по последним выпискам с анализами, и меня они более-менее устроили. Я закрыл историю болезни и так же неслышно вышел из палаты, сказав напоследок герру Коху: — Давайте мы сперва его выпишем, а там видно будет.       День был спокойный, нечасто так бывает. В приёмке было всего несколько лёгких травм, у меня было две коротких операции. Мы даже смогли с Хартманом выбраться на обед, и даже осталось время прогуляться. Погода радовала: светило солнце, на улице было тепло, асфальт местами уже сухой. Мы навернули круг вокруг больницы и потом снова разбежались по своим делам. Эрни вернулся с пункции, всё прошло хорошо, и он улыбался как обычно. В конце рабочего дня меня вызвали на консультацию в перинатальный центр. Там на постоянной основе работают несколько моих анестезиологов, и хоть у них есть непосредственное руководство в том корпусе, числятся они всё равно за моим отделением. Вижу я их редко, но знаю всех, и одна из них позвала меня проконсультироваться. Я закончил быстро, и по пути назад через неонатологию я случайно обнаружил там Хеннинга. Едва не прошёл мимо, сначала не найдя в этом ничего странного, а потом всё-таки удосужился вернуться и заглянул в палату.       Тресков сидел там в кресле в полудрёме у одного из боксов. Я слегка удивился.       — Хенк, — тихо позвал я его. Он поднял голову на голос и увидел меня, чему тоже удивился. — Ты чего тут?       — Док… — он сонно проморгался и встал, слегка переминаясь с ноги на ногу. — Да я тут так… Ребёнка навещаю.       Я заглянул в бокс. Там спала девочка, маленькая, недоношенная, в гнезде из проводов. Потом я перевёл взгляд на ординатора:       — Это… та девочка?       — Это София, — сказал он. — Её тут так назвали. Она, похоже, отказник, отец так и не пришёл. Но она набирает вес, за две недели она прилично подросла.       — И часто ты её навещаешь? — поинтересовался я.       — Стараюсь каждый день, — ординатор потёр лицо ладонью. — Я не знаю, мне так жаль её. Она успела только прийти в этот мир, а уже всех потеряла. Мать, сестру. Её сестра умерла у меня на руках, это пиздец… Извините. Даже этот горе-отец оставил её. Не хочу, чтобы она была одна…       Он снова протёр лицо, глаза, и я заметил, что они у него намокли. Я подошёл к нему ближе и дотронулся до его плеча в попытке приободрить. Он продолжил:       — Та ночь меня как-то изменила. Вы наверное никогда не видели меня таким сентиментальным. И столько откровений не слушали. И как я плачу над детьми тоже не видели.       — Ты просто эмпат, Тресков. Это очень человечное качество. Далеко не каждый коллега им обладает. Более того, я бы сказал, что вообще редко встречал таких людей, как ты. Про тебя точно можно сказать, что это твоё призвание, а не профессия.       — Спасибо… — смущённо произнёс Хеннинг, опустив взгляд на спящую девочку. — Вы знаете… Она пока тут, под присмотром, а потом… В общем, я думаю о том, чтобы… забрать её.       Этому я удивился не меньше, даже слегка раскрыв рот в изумлении.       — Ты ведь знаешь, что это серьёзный шаг и должно быть взвешенным решением? — уточнил я.       — Конечно знаю, док. Мне надо хорошо подумать, надо пообщаться с соответствующими людьми о том, готов ли я к этому. Это небыстрый процесс, но… Я вырос в многодетной семье, вырастил всех своих братьев и сестёр… А это уже, считайте, свой ребёнок. И тут я пугаюсь немного. Так ли много я смыслю в детях… В смысле, как их воспитать. Как отец, а не как старший брат. Я люблю детей и хотел бы быть отцом… — ординатор почесал затылок. — Но у меня с этим как-то не срослось. А тут София… И я, сам не зная как, привязался к ней.       — Ты меня конечно удивил, Хенк, — я улыбнулся ему. — Но если ты в самом деле решишь… Поможем, чем сможем. Хоть всем отделением.       — Спасибо… — тихо ответил тот. — С Эрни я, кстати, тоже поговорил перед пункцией.       — Вот как? И как всё прошло?       — Да так, знаете… Мы с ним тоже разоткровенничались. В общем, хорошо всё прошло. Он кое-что просил передать вам… — Хеннинг загадочно улыбнулся и вдруг неловко подался вперёд, обняв меня. Я слегка опешил, замерев с поднятыми в воздухе руками.       — Э… Это точно Эрни передал? — с усмешкой уточнил я и осторожно положил ладони ему на лопатки.       — Точно… — пробубнил Хеннинг. — Но ладно, всё-таки немного от меня…       Я посмеялся.       — Эх, Тресков… — я похлопал его по спине. Он шмыгнул носом. И тут за моей спиной послышался чужой голос:       — Извините, не отвлекаем?       Мы тут же расцепились и обернулись на голос. В палату вошла медсестра, а за ней мужчина. Она указала на бокс, где была София, мужчина медленно подошёл к нему, опустившись в кресло, где до этого сидел Хеннинг, и сжал глаза от подступивших слёз. Я понял — отец всё-таки вернулся.       — Мы дали ей имя София, — тихо сказала ему медсестра. — Если вы не против.       — Красивое имя… — прохрипел тот сквозь слёзы. — Это был один из наших с женой вариантов.       Мы стояли с Хеннингом в стороне, смотрели на это. Потом я украдкой посмотрел в лицо ординатора, едва распознав его эмоцию — он еле заметно улыбался, но глаза выражали глубокое разочарование.       — Мы думали, вы не вернётесь, — между тем говорила медсестра.       — Не мог не вернуться… — сипло ответил тот. — На меня свалились двойные похороны, я не знал что делать, что я буду делать один… Но она всё-таки моя дочь…       — Пойдём, Хенк, мы тут больше не нужны, — полушёпотом сказал я ординатору, он едва слышно вздохнул и кивнул.       Мы бесшумно вышли из палаты и остановились в коридоре. Он задумчиво смотрел себе под ноги, засунув руки в карманы штанов.       — Ну ты как?.. Что думаешь? — спросил я.       — Не знаю… — неуверенно ответил тот. — Не подумайте, я рад, что вернулся её отец. Теперь она не будет одна. Но… Я не знаю.       Я грустно улыбнулся Хеннингу и положил руку ему на плечо.       — Ты молодец, — сказал я. — Пойдём, пора по домам.       Тресков беззвучно кивнул и мы пошли обратно к себе в приёмку. Хартман, наверное, уже закончил и заждался меня. Наверняка ещё и голодный. Поедем домой и, наконец-то, побудем наедине.