Три шага в бездну

Еду приносили два раза в день, утром и вечером. Впрочем если это считалось счастьем, то недолгим. Варево, которое лишь отдаленно напоминало еду, было невозможно проглотить. Что-то давно протухшее, вонючее, размешанное в воде, в ничтожном количестве. Но тем не менее, страдающие от нехватки пищи узники, и такому питанию были искренне рады. Они давно позабыли о понятии вкуса. Сириус решил эту гадость даже в рот не брать. Зачем? Лучше умрёт от голода. Но умереть, тем более добровольно, никогда не бывает так легко. И если в первые два дня Блэк пролежал тихо ревя от отчаяния, то на третий голод и жажда заставили его позабыть о любых обещаниях и выдержке, и проглотить всё без остатка. Сириус думал что встать с койки и броситься к этой проклятой похлёбке будет просто, беря во внимание с какой силой его двигал голод. Но он едва смог сдвинуться с места. Неужели силы так быстро покинули его? А ведь всего третий день как он здесь сидит… Господи! Почему время так медленно течёт? Но это уже не важно, у него целая вечность впереди, чего ждать? Встать не удалось, Блэк свалился на пол и пополз в сторону двери, где стояла миска. Это действительно было невозможно проглотить, ещё хуже чем в прошлый раз. Или это он так привык к вкусной еде? Но желудок думал совсем иначе, и ему было мало даже после того, как Анимаг вылизал чашку до блеска. Сил заметно прибавилось, и теперь хоть и с небольшим трудом но он уже мог стоять и ходить. Но стоять, тем более ходить он не хотел, хотел снова завалится и отдаться душевным страданиям, дрожать от того что в любой момент, может настать и очередь Дементоров завтракать. Но нет, он ещё полчаса если не больше, просидел возле дурно пахнущей дыры в углу, пытаясь сдержать рвотные позывы. «Жаль не поел ничего нормального до ареста, одним Дошираком питался пока за пожирателем гонялся», пронеслось у него в голове прежде чем, треклятая рвота всё-таки вырвалась. Почему он такой невыносливый? Можно представить что с ним будет через пару недель или месяц. Нужно покончить с этим прежде чем он потеряет способность мыслить нормально. Обычно вечером, надсмотрщики приносили еду в том случае, если у них было настроение. И сегодня, у дежурного надсмотрщика и вправду было настроение. Но когда он подошёл к камере самого дальнего заключённого, чтобы просунуть через щель между полом и дверью порцию похлёбки, увидел что узник сидит на полу, а все руки у него были в крови. Он кусал левое запястье пытаясь прокусить вены. Сириус напрасно думал что на его смерть всем будет наплевать. Ему не дали покончить с собой. Можно подумать, как остановить человека, который так неистово хочет спустить себе всю кровь? Так думал и Блэк. Но и этому охранники поспешили препятствовать. С искусанными руками не сильно провозились, Сириус не успел так сильно себе навредить. Обилие крови казалось из-за того, что пытаясь сорвать с себя мясо и добраться до вен, он размазал по рукам всю красную житкость. Руки обвязали тряпками, и сверху на запястья нацепили кандалы, только без цепей. Чтобы Анимаг не попытался снова себя убить. — Чёрт, зачем мы вообще это делаем? Не проще ли дать ему сдохнуть нахер? — Лучше не стоит. Откуда мы знаем что нам не попадет за это? Мы обязаны содержать их в тюремном режиме, а не магазине самоубийств. — Скажем что не знали, как всегда. — Ты скажешь, как всегда. Я доселе не знал, что заключённые дохнут у тебя на глазах. И повторяю, лучше не стоит этого допускать. Ты не знаешь как сильно нам за это влетит. Не зря его вместо казни на пожизненный посадили. Тащи его обратно. — Сам тащи ты дежурный. — А ты надсмотрщик хренов. Сириус после этого долго сидел и тихо выл себе под нос от отчаяния. Умереть от потери крови он уже не сможет. Можно привязать лоскуток к этому ошейнику и повеситься. Но в камере не было ни единого крючка, ни единого выступа откуда можно было зацепиться. Окошко было слишком высоко а прутья слишком гнилые. Слишком, слишком… Всего плохого всегда слишком много, а хорошего так мало. Помнится дядя Альфард как-то сказал ему, после детских речей ребёнка о том как он будет жить когда вырастет: «Ты не успеешь. Таким хорошим людям как ты никогда не дают исполнять свои мечты». Тогда он не поверил, но только сейчас понимает насколько покойный дядюшка был прав. Он не успел начать жить, ему не позволили. И ему оставалось лишь жалко существовать надеясь, что смерть все-таки сжалится над ним и придёт. …Смерть дама капризная, она никогда не приходит по приглашениям, она любит являться незваным гостем… Прошёл год, возможно два, о может и всего несколько месяцев. Он давно потерял счёт времени, здесь всегда стоял либо серый полумрак, либо кромешная тьма. Здесь никогда, не мерцала хоть маленькая искра тёплого света. Дни тянулись медленно, затягивались в одну однообразную и бесконечную линию времени, которое казалось здесь совершенно отсутствует. Единственными ориентирами, являлись утренние переклички соседей по камерам доходящих до него оглушенным и далёким гулом, и появления охраны для некой проверки и раздачи еды по камерам. Южное крыло почти не видело солнца, его сторона треугольной башни не видела света ни вечером, ни обедом. Лишь утром, лучи холодного светила ненадолго скользили по блестящим от влаги моря стенам. Но всего через час, льющийся вдоль стен свет пропадал, снова погружая коридоры в серую темноту. От недостатка пищи и света, зрение становилось всё хуже. Пока отдалённые предметы не стали казаться размытыми призраками. Но видеть Сириусу и не нужно было. Единственное что он делал, это ел, и с трудом ходил в вонючую дыру на полу. Температура здесь колебалась, от холодно — до невыносимо холодно. От постоянной сырости и низкой температуры, он начал сильно кашлять, а лёгкие раздирали спазмы. Потом он стал откашливать кровью, а горло казалось секли плёткой изнутри. Он не мог спать по ночам, иногда доходило до того что он горел в агонии, задыхаясь без возможности вдохнуть. Но иногда бывали периоды, когда кашель отступал и можно было спокойно дышать. Сириус молился, чтобы они совпадали с днями когда их отправляли в душевую. В противном случае Анимаг и доползти туда не мог. Всё время хотелось есть, волчий голод никогда не отступал, и сопровождался постоянной болью в ослабшем желудке. Он ел, ел всю ту испорченную гадость что ему подсовывали, и если потом это удавалось удержать в желудке и не вырвать — то можно было считать день удачным. Организм так ослаб, что двигаться было неимоверно сложно и больно, не было никаких моральных сил подтверждать себя. Другим было легче, хоть и пожирателям тоже было нечего ждать, и другим заключённым. Но они были все вместе, и их держала на плаву ненависть к тем, кто заточил их здесь. Хуже всего были приходы Дементоров, самое ужасное что может представить себе разумный человек. Сириус уже не мог представить. Холодная и без того клетка становилась ледяной, в глазах темнело, воздух становился густым и будто не пролезал к лёгким. Дементор словно страшный призрак из фильмов ужасов, проходил сквозь решётки наслаждаясь страхом и предстоящему пиршеству, подлетал к Анимагу который в панике забился в углу. Дементора бояться все, боль и страх слишком сильны, здесь не поможет никакое Гриффиндорское бесстрашие. Огромные сгнившие когтистые руки хватали обессиленное костлявое тело фиксируя его. А уродливая голова скрытая капюшоном с дырой вместо рта, склонялась к бледному обтянутому тонкой белой кожей, перекошеному в муках лицу. Жертве оставалось лишь бессильно хвататься тонкими руками за воздух, шаркать ногами словно пытаясь пройти сквозь стену, отползти от этой твари, и истошно кричать. В его рот из тусклых красных от слёз глаз летела тоненькая нить. Все радостные воспоминания и чувства Блэка которые он отчаянно пытался сохранить, превращались в жуткие картины из самых страшных кошмаров. Все воспоминания, места и люди которых он так любил, вставали перед ним и один за другим, бились в конвульсиях и сгорали, пепел становился черной жижой в которой он тонул. А детское, невинное личико Гарри обливалось кровью, зелёные стеклянные и потускневшие глаза смотрели в пустоту. Сириус с криками пытался доплыть до изорванного тела крестника безвольно висящего над чёрным, густым морем, затопившем весь его мир… …— Сириус Орион Блэк третий. Вы обвиняетесь в использовании запретной магии, и сатанизме. Вы обвиняетесь в похищении душ, Эмильды МакТрелони, Еммелины Вэнс, и покушении на Гарри Поттера… …Глаза Джеймса, глаза Лили, глаза Гарри, все стеклянные и безжизненные… А он навечно обречён страдать, умереть ненавистным и забытым… Затем он просыпается с жутким кашлем, сопровождающимся судя по вытекшей из-зо рта жидкости кровью. Лежит в том самом углу, с мокрым от слёз и пота лицом. Сил уже совсем нет, он остаётся лежать на холодном камне, впадая в забытьё. Сегодня он останется голодным, впрочем он всегда голоден, но сегодня спазмы в животе будут сильнее. Он не сумеет доползти до миски, а тухлую похлёбку съедят крысы. Но знал бы он, как бы не казалось что хуже не бывает, дальше будет только хуже. **** Сегодня поход в душевую. Мыться им позволяли раз в несколько месяцев, если Сириус правильно понимает время. Душевая была большая, предназначалась для нескольких человек сразу, а надсмотрщики хотели с этим быстро заканчивать, вот и загоняли всех в общую душевую. Сириусу это никогда не нравилось, вода была очень холодная, и после стойки под ледяным напором, ему становилось безумно плохо. Кашель становился невыносимым, в лёгкие будто заливали воду. Болезненные спазмы в груди и животе заставляли молиться о смерти. В без того постоянно болящие, распухшие суставы словно били молотком, все части тела были настолько обморожены что кроме раздирающей боли он ничего не чувствовал. Сириус лежал на койке сгорая от жара, пока не впадал в забытьё или сон без сновидений. Ошейник и своеобразные браслеты не снимали никогда, кожа на внутренней стороне давно стёрлась и заржавевшее железо натирало шею, покров кожи буквально стирался, Сириус чувствовал что появлялись раны. С руками то же самое, бинты давно порвались и слетели, а руки начали покрываться ранами и язвами. Поднимаясь по мокрой лестнице, он раз десять чуть не упал от грубых подталкиваний и неумолимой боли в ногах. И ещё раз десять ему выворачивали руки грубо поднимая и матерясь. — Чтобы через пол часа все были одеты! Ни то головы пообрубаю! — железная дверь позади громко закрылась. — Ой, посмотрите кто к нам пришёл. Собачка пожаловала. Ты так и не ответил. Ошейник не жмёт? Ахахаххааааа! Сириус никогда не отвечал, он и слышать всего этого перестал. Имени того коротышки он не знал, но когда-то мысленно называл его вороной. И правда, похож на ободранную ворону. В раздевалке было немного теплее, потому что не было окон и ветер не продувал, но из-за этого стоял затхлый запах пота и сырости. Здесь было то — скамейка у стены и полуразваленный ящик, где лежали порванные полотенца и мыло. Тонкие как ветви пальцы резко контрастирующие с распухшими кистями, с трудом развязали завязки на грязной порванной там и тут робе и штанах. Обувь, если таковую так можно назвать, он снял с ещё большим трудом. Взору предстали опухшие, белые с резко выделяющимися синими венами, с обломанными ногтями ноги. Выглядели они намного хуже чем руки. Одежду пришлось оставить на мокром полу, место куда ее можно сложить на скамейке ему не досталось. Это место нужно было занять в начале или отвоевать, из-за чего возникали небольшие перепалки, где преимущественно побеждали такие, как например Рабастан. Сириус попросту был не способен постоять за себя. Потому что если он попытается подраться, у него едва ли будет шанс. В разбитый кусок зеркала пригвождённый к стене он никогда не смотрел, боялся того что увидит, наверное потому что знал кто там отразится. Несмотря ни на что, холодная вода всё же снимала с него груз грязи и испарины. Даже немного отрезвляла от вечной апатии, но недостаточно чтобы он мог делать что-то кроме как стоять на дрожащих ногах и смотреть в некуда. Напрасно он считал что всем здесь будет на него наплевать. — Ей Блэк! — кто это был? Рудольфус, Рабастан, ещё кто-то? — Ей я с тобой разговариваю! Грубая рука схватила его за плечо и резко развернула к себе лицом прижав к стене. Это был Рабастан, кто же ещё? Он был выносливее остальных, и всегда начинал всё первым. Но Блэк не реагировал, он не понимал что вокруг него творится. Лишь стоял слегка нагнувшись от слабости и смотрел в некуда. Но удар в живот быстро отрезвил его. Воздух выбили из лёгких, а внутри будто кто-то разбил колбу с жидкостью. От боли он сложился вдвое и осел на пол. Уже более осознанный взгляд устремился на нависшего сверху мужчину с довольной улыбкой на лице. — Ну что псина, узнаешь меня? — Позади Лестрейнджа уже собирались желающее посмотреть на представление а за одно и принять в нем участие — Не ты ли меня сюда упек? Ммм? Скольких ещё наших ты переловил. Лестрейндж демонстративно провёл рукой по воздуху указывая на публику. Что они собираются сделать? Раньше ведь и не замечали его. Сириус ничего не понимал, но животный страх уже закрался в сердце. — Ей Август! Погляди как он дрожит, как лысая собачка, — на фоне всё громче слышался смех. А перед Блэком уже склонился Руквуд. — Так это не ты ли из тех сукиных детей что нас ещё в министерстве посадили? Ну? Анимаг и не попытался обратить на него внимания. Картина вокруг была размыта настолько что он даже не понимал кто перед ним стоит. Это сильно разозлило Пожирателя. — Отвечай псина несчастная! Не притворяйся что не слышишь! — Руквуд схватил его за горло и поднял на уровень глаз. Для человека несколько лет пробывшего в этой тюрьме он был силён, или это Сириус был настолько невесомым, что его легко можно было держать на весу прижимая к стене. Дрожащие пальцы слабым сопротивлением хватались за душащие его руки. Воздуха стало катастрофически не хватать, а глухая боль сильно давила горло. — Отпусти его, всю игру испортишь, — немного игриво произнес Рабастан. — Какую игру? — Руквуд слегка недоумевал, но Блэка отпустил, и тот раздираясь в кашле скрутился на полу. — А ты не видишь? Он хочет добавки. Руди, тащи его а то ребятам не видно. Лежащего под холодной струёй воды Блэка схватили за ошейник и потащил в центр душевой. По ушам бил рокочущий смех «Вороны», и искажающееся страшные голоса. Сириус попытался встать, и у него почти получилось, но его сильно толкнули и он упал больно ударившись плечом. — Куда ты собрался, убежать захотел? Мы ведь только начали. Тащите вёдро с водой, посмотрим как долго он может задержать дыхание. Спутавшиеся длинные волосы намотали на кулак и потянули вверх заставляя приподняться. Рудольфус подсунул Сириусу под голову вёдро и его окунули в ледяную воду. От непонимания происходящего и страха он резко вдохнул и подавился водой. Лёгкие пытались избавиться от чужеродной жидкости а мозг кричал в панике об опасности. Блэк извивался под держащими его руками пытаясь высвободиться, но безуспешно. Он уже начал проваливаться в спасительную темноту, как его потянули наверх и отпустили. Скрутившись в судорогах на твердом камне, он отхаркивал воду корчась от болезненных спазмов в груди. А все только смеялись, радовались его мукам, начиная новые пытки. Потом его били, кричали что-то, смеялись. Таскали за ошейник, до крови сдирая кожу на спине. Кожу на лице несколько раз обожгло сильной болью. Кажется пинали ногами, пока в дверь не стучали и не кричали что если не соберутся через три минуты то проведут следующие два дня без еды. И так продолжалось каждый раз, и Сириус молился всеми молитвами что остались в издохшем разуме о скорейшем прекращении мучений, о смерти. …Смерть дама капризная, она никогда не приходит по приглашениям, она любит являться незваным гостем… Следующие два или несколько месяцев, тянулись бесконечным чёрным размытым водоворотом боли и холода. Днём из камеры доносились крики и стоны, а ночью сильный кашель и угасающий обессиленный хрип. Часы и минуты беспрерывно сопровождались лихорадкой, головной болью. Боль во всём теле уже переставала его так беспокоить, он с каждым днём постепенно все меньше чувствовал свои конечности, и едва мог ими двигать, особенно ногами. Он угасал, похоже…конец не за горами… Мучительный день наступил словно и не кончался, их снова по нескольким вытравляли из камер. Желание поскорее закончить с этим, и прогнать прострацию хотя бы ненадолго под ледяным напором, всё же заставило подняться и трупом шаркать по полу. Но не без помощи взбесившегося охранника он добрался до душевой. Он даже не мылся, стоял, уже не в стороне от холодного потока, а под ним. Замерев с опущенной головой словно кролик в ожидании пока его палачи снова захотят повеселиться. Но сегодня «веселье» будет намного хуже. На этот раз тяжелая рука с меткой змеи на запястье, просто опустилась ему на плечо, не толкая и не прижимая к стене. Стало как то противно, и страшно подозрительно, хотелось отбросить ладонь с плеча, но он боялся. — Ну что ты дрожишь? Хм, как девка, оттрахать бы тебя до визга. Не хочешь мне немного удовольствия подарить? А за это тебя сегодня не побьем, сучечка. Не успел он поднять испуганный взгляд, как сильные руки поставили на четвереньки, а потом одна рука Рабастана схватила за загривок и прогнула его под себя, Блэк успел только вскрикнуть и пытаться не слушать этот холодный приторный голос. — Чего испугался? Ну ничего скоро станет хорошо. Ей Руди, закрой дверь хорошенько, и тебе дам заценить. … Скорей бы смерть, скорей конец, Скорей бы смерть в объятия заключила. Приснился бы последний сон, где в дивном поле все ушедшие встречают, и шелестит травка в которой солнце так души не чает. Где последняя улыбка засияет, а с глаз уйдёт столетняя тоска. Только остаться бы в чьем то сердце доброй памятью, Чтоб не угасло воспоминание живых когда то глаз, Чтоб чистым и невинным мотыльком, отправиться в дальний путь…