Бензин и белье от Гуччи

      — Не, знаешь, хуевый какой-то план.       Лютик оторвался от телефона и скептически глянул на Геральта. Он даже не разозлился, вовсе нет. Что он может знать об этом? Геральт живет своими мотоциклами, ремонтами в автосервисе, иногда помогает полиции (если неплохо заплатят), а в остальное время зависает либо с ним, либо с любовью всей своей жизни.       Вообще-то у него три любви всей его жизни. Трисс, Йеннифер и его новый мотоцикл. Как они еще не ревнуют к нему? Лютику иногда казалось, что он его трахает периодически.       — И чем он хуевый? Тем, что я буду жить в роскоши и ни в чем себе не отказывая, а через десяток лет вообще буду свободным и независимым?       — Но до этого ты будешь обязан десять лет ублажать старого пердуна в постели? Лютик, ты в курсе... что у вот у этих вот с головой? — он демонстративно постучал себя кулаком по макушке. — У них-то может уже и не стоит, но это не значит, что они стали менее извращенцами. Все люди, которые слишком богаты, больные на голову. Будут трахать тебя тухлой рыбой, и к моменту его смерти ты и сам сойдешь с ума.       Лютик покосился на него, медленно моргнув.       — Геральт, тебя лечить надо. Это стереотипы. Это просто будет богатый дедушка, для которого я буду обложкой, — Лютик весело улыбнулся и пожал плечами, посмотрев на свои ногти. Идеальной формы и отполированные до того, что он мог увидеть в них свое отражение.       — Нет, Лютик, это ты слишком молод, чтобы понимать, как это работает. Большие деньги и власть калечат людей. Очень сильно.       Лютик только цыкнул и закатил глаза.       — Скажешь это мне лет через пять, и поплачу в Гуччи и вытру слезы долларами.       Геральт отложил сендвич, вытер пальцы и посмотрел с уже выученным Лютиком скептицизмом и усталостью.       — Лютик, ты будешь плакать в психических болезнях. Молчу про то, что ты потеряешь все. Всех друзей, знакомых и даже любовь к своим этим микрофонам и струнам.       — Ой, вот уж неправда. Деньги не калечат, а делают из людей то, что они есть.       — А знаешь, что мы есть без нашего социума? Больные извращенцы и животные, не знающие границ.       Лютик снова закатил глаза, оглядывая Геральта с его небрежно собранными в хвост белыми волосами и одетого в потертую кожаную куртку, и снова подумал: да что он понимает?! Он разбирается только в мотоциклах, и ни в чем, ни в чем более!       — Неправда, Геральт, и я тебе это докажу. В конце концов, уже слишком поздно. Посмотри на мой инстаграм, — он ткнул Геральту в лицо телефон, и тот поспешил смущённо отвести взгляд. Лютик ему был как сын, а смотреть на его полуголые фото… как-то же не по-отцовски, ей-Богу! Это же не Йеннифер какая, и не Трисс. Лютик цыкнул, и сам посмотрел на экран. — Посмотри на мои ноги, на мою задницу и талию! А еще знаешь, сколько я угробил на лазерную депиляцию? От меня может свет преломляться! В конце концов… Я снова познакомился кое с кем…       — А может не надо?.. — тихо протянул Геральт.       Честное слово, ему уже плохо было от всех этих его… повадок. Лютик сам был из богатой семьи, но в шестнадцать, из-за скандала, про который он никому не говорил, сбежал из дома. Из дома-то сбежал, а любовь к роскоши из него — нет.       Делать-то тот толком ничего не умел, не имел никаких талантов, кроме музыкальных, а в современном мире, а тем более в центре Америки, без спонсорства далеко не уйдёшь.       Вот бедненький и сошел с ума со своей идеей найти себе богатого старого пердуна, а потом загрести его наследство. Геральт ему иногда и говорил, что счастье совсем не в деньгах. Всегда хватает среднего заработка и людей, которых ты любишь, личного комфорта и ничего, ничего больше. Ведь что Лютик будет делать с этими миллионами? Это просто деньги, которыми он даже пользоваться не будет.       А потом Геральт забыл обо всем, когда Лютик показал ему фотографию мужчины… в возрасте.       Геральт откашлялся и уставился на Лютика во все глаза.       — Ты что, с ума сошел?       — Нет, но мы с ним уже встречались…       — Боже милостивый, я даже слушать это не хочу! Нет, Лютик, знаешь, живи как хочешь, но меня в это не посвящай!       — А кого еще? Мне нужна моральная поддержка… Мне все ещё не очень, что меня за талию обнимает какой-то пен…       — Лютик, — сказал Геральт низким голосом. — Мне абсолютно точно неприятно слушать про то, как тебя мнет какой-то дед. Предпочту думать, что этого вообще нет.       — А я мог бы тебе потом прикупить любой мотоцикл!       — Мозги себе прикупи.       Лютик возмущённо хапнул воздуха, хотел открыть рот, но его прервали.       — Геральт, еб твою мать, мы тебя ждем уже минут двадцать!       Лютик поморщился от резкого звука. Тем более они сидели на террасе, тут люди, а какое-то необразованное… — Лютик медленно приоткрыл глаза и посмотрел в сторону быстро приближающейся к ним фигуры — грубое сексуальное горячее нечто орет тут матами на полулицы.       Лютик приоткрыл рот и внимательно оглядел человека, подошедшего к Геральту и пнувшего его под столом. Геральт поморщился и что-то сказал. Лютик все еще пялился на этого человека. Он был альфой, высоким, поджарым, с щетиной, которая, видно, должна была когда-то превратиться в бороду, и ярко-зелеными глазами.       Лютик на секунду забыл даже собственное имя.       — Ладно, Лютик, я должен идти, — выдохнул Геральт, доставая карточку и подзывая официанта. Лютик кивнул, смотря на его дружка. Его он раньше не видел.       Словив на себе чужой взгляд, он резко повернулся к Лютику. Черты лица у него, может, были немного грубоваты, но что же с Лютиком сделал раскосый разрез глаз!       Он еще никогда в своей жизни так не хотел отсосать человеку.       — Это мой друг, если что, — решил прокомментировать Геральт, подавая карточку, будто бы это и так не было очевидно.       Друг шмыгнул и, протянув Лютику руку, сказал:       — Ламберт.       Лютик моргнул, протянул свою в ответ, подав ее, и сказал:       — Лютик, приятно познакомиться.       Ламберт кивнул, посмотрел на Геральта и спросил:       — Ты себе третью любовь всей своей жизни завел?       Геральт поперхнулся остатками кофе, который допивал.       — Побойся Бога, я его старше на пятнадцать лет!       — Откуда я знаю о твоих вкусах?       — Зато я, кажется, теперь узнал о твоих, и не особо желал это знать, — он снова откашлялся, вытер губы и, попрощавшись с Лютиком, ушел.       Лютик еще с несколько моментов смотрел в их спины, а потом посмотрел на свой кусок недоеденного торта. Он вспомнил о его калорийности и силой воли убрал его.       Как же его, на самом деле, уже все это заебало. Калории, спортзал, уход за кожей, уход за волосами, за ногтями, за бровями, за ресницами, чистка тела от пигментных пятен… Сумасшествие!       Хотел бы он сейчас просто не думая купить пиво, чипсов, запрыгнуть на байк позади этого ебучего Ламберта и не думать, блять, ни о чем.       Он с усталым стоном посмотрел на экран телефона. Новенький папик писал, что вызовет такси в ресторан.       Лютик подумал, что не хотел он не то что такси, он и ресторана не хотел.       Но, выдохнув, взяв себя в руки, он вспомнил, для чего этого, и выдавил очередной милый ответ.       Вечер вышел, откровенно говоря, дерьмовым. Он ведь искренне верил, что в его-то возрасте ничего не встанет даже под таблетками! А ему уже после десерта начали мять бедро и открыто намекать на продолжение. Лютика едва не вырвало на свой сорбет.       Лютик все-таки лишь скомкано улыбнулся и сказал, что пока из-за здоровья не может, но через неделю он будет в норме.       Мужчина лишь кивнул, и на миг Лютик испугался: в самом деле, ведь у него, наверное, огромный выбор, и таких, как Лютик, у него сотня. И прямо сегодня ночью, пока Лютик будет выблевывать еду из ресторана, ему кто-то отсосет и получит за это приличную сумму!       Однако пересилить он себя так и не смог.       И вечером, стоя пред унитазом с зубной щёткой, он и еду выблевывать не хотел. Он и так худой, бицепс Геральта был с его бедра, а лишние пятьсот калорий не смогут же ему набрать несколько кило!       Выругавшись, он откинул зубную щетку и ушел в спальную. На телефоне горело сообщение. Тот мужик прислал ему двести долларов за сегодняшний вечер. Потом прислал еще двести и сказал, что не против небольшого бонуса. Лютик прекрасно понял, о чем он.       С тяжелой рукой и еще более тяжелым сердцем, и максимально тяжелым рвотным позывом в глотке он отправил давно заготовленную фотографию своей задницы.       А потом почему-то разревелся.       Сейчас бы сидел где-нибудь в лофте, жрал бы пиццу и его бы гладил какой-нибудь хоть и бедный, но красавчик! Молодой и страстный. И не надо было бы Лютику тратить тысячи на эту ебучую эпиляцию, потому что всем было бы похуй на волосы.       Так ночь он и провел, пытаясь не думать, что там с фотографией его задницы сделал очередной мерзкий жирный дед.       Утром он снова встретился с Геральтом. Геральт был его подушкой безопасности, его извечным успокоительным. Он смотрел на него, видел в нем нормальную жизнь и чувствовал себя... в порядке. Однако с выбранного пути содержанца настойчиво не сходил.       Жить, побираясь, ему уже доебало. За выступления в барах много не платят, иногда можно и вовсе в минус уйти, если бы и не его друзья из группы, то он бы еще и изнасилованным мог уйти!       — Тебе зачем очки? Пасмурно же, — Геральт нахмурился, стоя напротив него.       — Траву всю ночь курил, — фыркнул недовольно Лютик и похлопал по месту рядом на скамье.       — Не ври, у тебя опять глаза отекли от того, что ты плакал.       Лютик цыкнул и резко стащил с себя очки, посмотрев на Геральта.       — Такой ты у нас умный! — возмущенно крякнул он, всплеснув руками.       — Нет, я тебя просто как облупленного знаю. Тебя опять осквернили?       — Косвенно, — буркнул он. — Не понимаю, откуда у них лишнее давление в теле для члена…       Геральт усмехнулся.       — Как там… Ламберт? — зачем-то спросил Лютик. Он обнаружил, что готов обсуждать что угодно, лишь бы не его ситуацию.       — Чудесно. Ты ему, кстати, тоже понравился, если ты про это.       — Ха! — Лютик закатил глаза. — Тоже! Он мне до жопы, ясно?! Очередной постный, воняющий пивом и бензином байкер. Вот уж, блять, идеальный мужчина!       — Он сказал, что у тебя очень красивые глаза и нежная кожа на ладонях.       Лютик невольно раскраснелся. Как давно он не слышал таких простых комплиментов! Он даже кожу на его ладонях заметил!       Лютик шмыгнул и посмотрел на землю.       — Хочешь я устрою вам встречу?       Лютик насупился. Нет, он хотел, чтобы на него упал мешок с деньгами.       — А он случайно не владелец нефтяного бизнеса? — с надеждой спросил Лютик.       — Он моложе меня на десяток лет, Лютик. Одно время он был беднее меня.       Лютик устало закатил глаза и недовольно застонал.       — Но зато у него есть нормальная работа. Он следователем работает, вообще-то. Так что оплатить тебе кофе он сможет.       — Кофе, — передразнил его Лютик, скривив голос. — Может быть даже презервативы сам сможет купить? Вау!       Геральт нахмурился.       — Ты мне скажи прямо, а не паясничай.       Лютик нахмурился, а потом подумал: а почему он должен отказаться от крепкого мужского тела и такого же крепкого члена?       — Ну… один раз с ним переспав, я себя не обрекаю на бедную жизнь… Можно и встретиться.       — Не так уж он и беден… Мы все живем нормальной жизнью, Лютик, одному тебе что-то не нравится.       — Потому что я периодически жил беднее вас вместе взятых! Я иногда неделю перед стипендией ничего не жрал. Иногда приходилось перепродавать подаренные украшения, а знаешь, как низко они перепродаются? Украшения стоят только в первоисточнике хорошо, а дальше, — Лютик фыркнул и посмотрел на кольцо на своем пальце. — Лучше бы технику дарили. И что значит нормальной?       — Ну на квартиру и развлечения денег хватает, и отложить еще можно…       — Ага, только байк тебе твой Йеннифер купила, — фыркнул он.       — Вовсе не она, а…       — Все мы знаем ту схему, Геральт. В общем, познакомь, трахнусь один раз, может отляжет.       — А как же любовь? Почему ты не хочешь попробовать с кем-нибудь по-человечески? — с надеждой спросил Геральт.       Вообще-то Ламберт это последний человек, которого бы он стал предлагать Лютику.       Он хоть и работал, но разгильдяем был редкостным. Помимо прочего, переебал полгорода, имел раньше проблемы с алкоголем и ужасно грубый. Но Геральту было чисто по-человечески интересно: рассматривает ли Лютик хоть малейшую перспективу человеческих, а не взаимовыгодных отношений?       — Любовь, Геральт, имеет свойство проходить, в итоге ты остаешься без денег и с плоской жопой, а сейчас надо искать себе клад… Ну, пока жопа не стала дряблой.       Геральт закатил глаза и покачал головой. Лютик был катастрофой, которая вбила себе какое-то эфемерное счастье, связанное с деньгами, и нещадно страдала из-за достижения этой цели.       Геральт знал, что у Лютика были какие-то проблемы — те, которые в голове — но он не знал, как их решить, как помочь себе или кого попросить о помощи, и пришел к известному всем обману, что деньги и власть сделают его счастливым.       Геральт знал, что в конце концов он просто сойдет с ума от горя.       И это выворачивало его наизнанку, но как вбить в голову Лютику, что счастье никогда не достигается через боль, отвращение и лишения, он не знал.

***

      Когда Геральт сказал, что Лютик согласен с ним встретиться, Ламберт подавился сидром. Он закашлялся, вытер подбородок, заматерился, пытаясь утереть сидр с куртки, и уставился на Геральта.       — Охуенно смешная шутка, блять, пиздатая, прямо как будто я на стендапе у Карлина побывал.       Геральт вскинул брови.       — Я серьезно.       Ламберт нахмурился, потом посмотрел на свои ботинки и двумя большими глотками допил сидр.       — Ага, то есть тот ангел с белой кожей сказал, что хочет встретиться с каким-то воняющим бензином байкером? — Ламберт скептически оглядел Геральта. — За ними мужики штабелями должны бегать и…       — Они и бегают. Блять, Ламберт, не еби голову, ты встретишься с ним или как?       — Конечно!       Геральт кивнул, посмотрел на свой шлем, потом серьезно на Ламберта.       — Пальцем его против воли тронешь, я тебе руки переломаю.       Ламберт медленно моргнул.       — Чего?       — Он мне как сын.       — А, твой этот нереализованный отцовский инстинкт, теперь понятно.       — Ничего это не инстинкт, — буркнул Геральт. — И ты это, аккуратнее… Он немного с прибабахом…       — Я тоже, так что я люблю, чтобы с прибабахом.       Геральт хотел сказать, что не о тех прибабахах он думает, но смолчал. Спугнуть Ламберта он не хотел.       Несмотря на то, что Лютик и в самом деле походил на ангела со своей белой кожей, большими голубыми глазами и тонкой фигурой, Геральту казалось, что от него любой более-менее сознательный альфа убежит с криками ужаса.       Хотя Ламберт, вроде, на такое количество пиздеца в жизни понасмотрелся, что немного психологически травмированный омега его не должен был испугать…       Геральт просто надеялся, что Ламберт как-то приведет Лютика в чувства. Тот поймет, что можно быть с альфой и не ощущать отвращения, можно быть счастливым и чувствовать себя комфортно и без миллиардов долларов.       Тяжело выдохнув, он допил свое пиво и надел шлем.

***

      Лютик сам не ожидал, но почему-то он нервничал перед встречей с Ламбертом. Он... на самом деле, его единственные отношения были в семнадцать, и это было очень жалкое подобие отношений. Спустя четыре года из альф он видел только пенсионеров с дряблой кожей и лысиной.       Во что надо одеться? Как себя вести?       Лютик обычно надевал все, как можно более в облипку и как можно дороже, чтобы показать, что он себя не на мусорке нашел, а тут что делать надо?       В итоге, постояв голым перед шкафом и даже успев отменить встречу с тем папиком, понимая, что только что профукал свой шанс, достал белье подороже и покрасивее, а сверху нацепил на себя обычные джинсы и рубашку.       Он все равно выглядел хорошо. На его фигуру можно было надеть мешок из-под картошки и подать под видом фэшн-платья, и да, его купят.       Он мог бы продавать одежду, но вместо этого он старался продать свое тело. По этому поводу его терзала куча сомнений.       Он перекинул через плечо обычный кожаный черный портфель, который носил в университет и оглядел комнату. Чувство было... будто он идет на пары, а не к мужчине. Он прислонился щекой к косяку, выдохнув.       Обычно перед встречами от него воняло духами от версаче, которым он не изменял, на лице корректор и консилер кожа была доведена до идеального белого листа. Легкий контуринг, залитые гелем брови, блеск для губ… Сейчас его лицо было идеально чистым. С этими дурацкими едва видными веснушками, родинкой под левым глазом, волосы далеко не уложенные.       Выдохнув, он снова вернулся в комнату и взял с собой пачку презервативов. Черт знает этих байкеров, пусть и работающих следователями.       На что он согласился вообще?       Едва он успел выйти из подъезда общежития, как наткнулся взглядом на вполне знакомые очертания мотоцикла и мужскую фигуру. Он замер на миг. Они договорились о другом месте встречи. Вообще-то Геральт сказал, что они встретятся, он затащит его к ним, на вечерние посиделки, где Лютик будет взглядом вылизывать чипсы и пиво, а потом он может утаскивать Ламберта в любой удобный ему угол.       Он не ожидал, что его встретит Ламберт. Он невольно сжался в плечах. Что говорить? Что вообще делать? Он не привык к таким встречам, у него всегда все по-другому было! Что говорить? Он обычно вообще ничего не говорил, только улыбался, кивал и хихикал.       Ламберт стоял в нескольких метрах, уткнувшись взглядом в телефон. Свет от него освещал кожу так, что Лютик видел шрам, пересекший веко и бровь.       Сглотнув, на негнущихся ногах он пошел вперед.       — Эээ… Привет?       Ламберт вздрогнул, едва не выронил телефон (абсолютно точно не айфон с грустью подумал Лютик) и уставился на него. Почему-то там, в кафе, он казался ему старше. Несмотря на то, что из света здесь был фонарь в метре от них, Лютик заметил, что у него не было ни одной морщины, взгляд был широко открытый, да и кожа в целом была… гладкой и белой. А ведь Лютик любит постарше! Даже Геральт начал казаться куда лучшей идеей. Хотя от этой мысли его тут же передернуло. Геральт ему как отец, Боже помилуй…       — О, да, привет. Ты задержался, и я…       — Я не задержался. Геральт назначил мне встречу в девять вечера около…       — Постой, у тебя встреча с Геральтом? — Ламберт оттолкнулся от байка и встал в полный рост. Почему-то у Лютика прошли мурашки по коже. Ламберт был выше его на голову, был крепким, с широкими плечами, и когда Лютик уперся взглядом в шею, он подумал только о том, что адски сильно хотел ее укусить. — Он сказал мне, что ты передал, что будешь свободен в восемь и будешь возле Сохо. Но он сказал, что ты любишь опаздывать, поэтому сказал... Где ты живешь.       — О, да? Я здесь не живу. Это же общежитие, — фыркнул Лютик, закатив глаза. На самом деле, да, конечно он жил в общежитии, где еще жить студенту, который хоть и старался найти себе папика, но провести с ним больше, чем один вечер в ресторане бы не смог из-за внутреннего отвращения? Но знать это всяким следакам вовсе не обязательно! — Я был у друга, помогал ему кое с чем…       — А откуда Геральту это было знать? — не понял Ламберт, нахмурившись.       — Он все это знает. И вообще, ты меня позвал пообсуждать, где я живу или?..       — Или, — сказал он, потянувшись ко второму шлему.       — Тебе сколько? — спросил Лютик, надеясь, что хотя бы больше двадцати.       — Двадцать пять, — он протянул тому шлем, и Лютик уставился на него. Правая сторона была обклеена стикерами. Он скептически вскинул бровь, глядя на анимешных полуголых девушек. Разочарование. — Тебе?       — Двадцать один, — фыркнул Лютик. Да, это определенно отличалось от всех тех встреч, что он проводил последние четыре года.       — Я думал, тебе восемнадцать…       — Что ты врешь? Я не похож на ребенка.       Ламберт повел бровью, а потом нахмурился. Он стал понимать, о каких прибабахах говорил Геральт.       — Это просто был комплимент, что ты выглядишь моложе. Слушай, если я тебя не нравлюсь, то не надо себя насиловать. Могу довезти тебе до Гера…       — Нет! — воспротивился Лютик. — Ты мне нравишься, иначе я бы не пришел сюда!       — Так в чем проблема? Ты выглядишь так, будто я старый дед, который пытается полапать тебя за жопу. Нет, ну, может, за жопу я и могу потрогать, но уж точно я не выгляжу мерзко, как старый дед.       Лютик захлопал глазами.       Да, точно. Все-таки, Ламберт это альфа, мужчина, и он ему понравился… наверное, надо вести себя так же, как и со всеми ними. Кивать и хихикать? Так будет правильно?       Лютик не знал.       — Нет ни в чем проблемы.       — Ты все это время выглядишь недовольно. Знаешь, я так себя неловко чувствовал лет пять назад, у меня обычно нет с этим проблем.       Лютик фыркнул.       — Так может это я тебе не нравлюсь?       — Какие глупости, — закатил глаза Ламберт. — Садись, надеюсь, разговоримся с тобой, товарищ, — он усмехнулся, и Лютик видел, что он и вправду старался их расслабить, но проблема была, наверное, в том, что Ламберт ратовал не за ту атмосферу, к которой Лютик привык. Он просто был как дружок, и Лютик в упор не видел в нем желания потрахаться. Хотя Геральт сказал, что у Ламберта есть два инстинкта: спать и трахаться.       — Ладно, а куда мы едем?       — Не знаю. Я люблю за город кататься, там спокойнее вечерами…       — Можем поехать в клуб, нет? Там веселее.       Ламберт нахмурился и внимательно посмотрел на него.       — Я хотел как бы… С тобой поближе познакомиться… Поговорить там.       — А я хочу апероль. Поехали в Метро, или там... не знаю, где ты любишь тусоваться, — Лютик пожал плечами и, надев шлем и застегнув его, ловко перекинул ногу через заднее сиденье, усаживаясь, а потом кивнул Ламберту.       Тот выглядел растерянно. Лютика едва не смешило, что стоит перед ним такой брутальный… парень, не мужик. Ламберт парень. И собирался его вести на романтическую встречу! Лютик хочет просто трахаться, и ничего более! Ламберт не в его вкусе, ему даже тридцати нет! Что за глупости!       В итоге Ламберт пожал плечами и, застегнув на себе шлем, сел спереди. Лютик тут же обнял его за талию, прижимаясь к его спине, и уткнулся подбородком в его плечо, незатейливо поглаживая его по напряженному животу. Под застиранной майкой Ламберт, судя по всему, был твердым, напряженным и горячим.       Взревел мотор, и Лютик прикрыл глаза. Как надо себя вести, все-таки?       Ему казалось что они преследовали разные цели… Лютик не удивится, если узнает, что Геральт им сказал абсолютно разное. Наверняка Геральт наплел Ламберту, что Лютик ищет долгие отношения и крепкую спину. Может и ищет, но точно не в каком-то инфантильном двадцатипятилетнем пиздюке, который едва зарабатывает больше его, раз у него обычный побитый жизнью самсунг и одежда, которую, кажется, он не менял с двадцати лет.       Лютик надеялся, что хотя бы он сможет оплатить ему то количество коктейлей, чтобы забыть об этих несуразных фактах.       А через пять минут Лютик перестал об этом думать и без коктейлей. Ламберт был теплым, с крепким телом, и пах так крепко и вкусно. Лютику просто стало хорошо и уютно. На миг в самом деле захотелось ехать-ехать-ехать. Уехать за город, потом продолжить обнимать Ламберта, наслаждаясь тем, какой сильный он был, что тело у него крепкое, кожа упругая и гладкая.       Но он одернул себя и судорожно отстранился. Только сейчас он заметил, что уткнулся носом в шею, шумно вдыхая его запах.              Все альфы за шестьдесят уже пахли... ничем. Деньгами, духами и старостью.              Ламберт пах страстью, жизнью и немного потом.       У Лютика едва кровь не вспенивалась от этого запаха.       Где-то глубоко внутри Лютик надеялся, что Ламберт все-таки ослушается его и поедет за город. Лютик подумал о сексе под открытом небом, но когда они резко остановились, Лютик посмотрел на вывеску незнакомого ему ранее клуба и грустно выдохнул.       Ламберт слез с байка и даже подал Лютику руку. Он ощущал несколько противоречивые чувства от происходящего. Почему Ламберт вообще вел себя так? Он представлял это все по-другому.              Сняв шлем, Лютик первым делом спросил:       — А как вы познакомились с Геральтом? Насколько я помню, в его компании всем за тридцать.       — Я с ним с детства знаком… В одном приюте выросли, — усмехнулся он. — Идем, раз так тебе хочется в клуб.       Лютик кивнул, хотя никакого клуба он уже не хотел.       Там было душно, потно и пахло куревом. Запах Ламберта совсем потом затерялся в толпе. От коктейлей легче не становилось, от бесконечных танцев и трений о него нескольких незнакомых альф тоже. Ламберт пытался с ним говорить, но это было бесполезно, так что он опустился до простых шуточек.       С шутками было легче, тем более Лютик был уже пьян и, в общем, стало легче.       — Может тебе хватит? — спросил у него Ламберт, оплачивая очередную стопку текилы.       — А что, премия заканчивается? — усмехнулся он, и Ламберт как-то изменился в лице.       — Нет, — сказал он, пожав плечами. — Просто я не знаю, что мне делать с вусмерть пьяным омегой.       — А что ты делаешь с ними обычно? — спросил он, осушая стопку одним глотком и закусывая лимоном.       — Ничего. Это ж насилие, а я следак, мне нельзя.       Лютик рассмеялся и, подмигнув ему, тяня за руку на танцпол, сказал:       — Не волнуйся, я никому не расскажу.       В целом, напившись и натанцевавшись, Лютику даже стало легче. Если до этого он ощущал какую-то неловкость рядом с Ламбертом, будто натянутость. Будто бы… Ламберт хотел от него чего-то другого, а Лютик вел себя не так и хотел другого, то теперь ему в принципе было… нормально.       В лаунж зоне он потянулся и выпил воды. Ламберт был трезв.       — А ты чего не пьешь?       — Мне за руль.       — А, точно, — кивнул Лютик, фыркнув. — Несчастный.       — Да нет, я завязал с выпивкой. К двадцати пяти и закодироваться успел.       — И как тебе живется без выпивки?       Ламберт искренне поразился такому вопросу. Такое мог спросить кто-то с проблемами с алкоголем, но никак не молодой омега.       — Ну... нормально?.. Я тоже думал, что жить не смогу без алкоголя, но нет, знаешь, мне даже так лучше, нет похмелья, из-за которого день просто пропадает.              Лютик поерзал, а потом резко взял его руку и уложил на свою ляжку. Ламберт уставился на это во все глаза.       — Что? Мне для истории, — фыркнул Лютик и достал телефон, фотографируя.       Ламберт моргнул.       — Но... зачем? Я ж тебе… Ну, никто?..       — И что?       — Зачем показывать, как тебя какой-то посторонний мужик лапает? — искренне не понял Ламберт. Он и сам любил переспать с кем-то на одну ночь, не брезговал совсем мимолетными связями, но он старался это не афишировать. Впрочем, как и свои проблемы с алкоголем, у него были недостатки, но не кричать же о них! А тем более на всю свою аудиторию.       — А кто знает, посторонний ты или нет? Ты в инсте есть, кстати?       Ламберт моргнул.       — Нет.       — Правда, что ли?       — Аккаунт есть, но я ничего не пощу. Подписан на нескольких людей всего. В органах не приветствуется все вот это вот.       Лютик фыркнул.       — Скука.       — С чего бы? Инстаграм просто площадка для фотографий, если ты там не зарабатываешь. Зачем мне там сидеть? Хвастаться своей якобы крутой жизнью? Так я могу ей наслаждаться и со своими знакомыми… Зачем мне постить фотографии бутылок водки, которые я выпью этой ночью?       Лютик на секунду замер, глядя в экран телефона, глядя на фотографию. На секунду он замер, закрыл историю и открыл свой аккаунт, пролистывая фотографии.       А и вправду: кому он что доказывал этими историями? Свою востребованность? Востребованность как чего? Как мягкой ляжки?       Ламберт заглянул ему в телефон и удивленно вскинул брови.       — Не нравится? — усмехнулся он.       — Хотел сохранить интригу округлости твоей задницы до другого момента… — пожал он плечами. — А такое зачем выкладывать? Ты на этом деньги зарабатываешь, что ли?       — Боже, какой же ты занудный, — Лютик закатил глаза. — А Геральт говорил, что ты сорви голова.       — Как сорви голова связана с голой жопой? — удивился Ламберт. — У меня много чего в жизни было, мне просто непонятны мотивы… этого. Ты так самоутверждаешься или что?       Лютик моргнул. Это странно, но впервые чьи-то слова о бесполезности всего этого заставили его задуматься. Прямолинейность Ламберта казалась простым занудством, но вместе с тем Лютик подумал: зачем?       Ведь он уже четыре года таскается с этими старыми пердунами, но дальше зайти не может. Все эти фото и видео, все то, как он показывает тысячам подписчикам, что он красив, молод и богат, а сам живет в общаге, а все фото в ресторане оплачены мерзкими папиками, а Ламберт первый мужик, который имеет красивые руки, которые не противно сфоткать и показать, что он вовсе не спит со старыми дедами.       Весь его инстаграм — попытка самоутверждения.       Лютику стало противно. И почему-то захотелось реветь.       — Эй, ты чего? — Ламберт щелкнул перед ним пальцами.       — Ничего, мне надо еще выпить, — сказал Лютик и резко встал, но Ламберт взял его за руку и усадил обратно.       — Хватит тебе.       — Тебе денег что ли жалко?!       Ламберт пораженно моргнул.       — При чем тут деньги вообще? У тебя весь мир, что ли, крутится на деньгах? Я просто вижу, что ты пьяный, тебе хватит.       — Ты… ты вообще не такой! — внезапно крикнул раздраженно Лютик. Хотя злился он вовсе не на него, скорее на себя за собственную слабость и непонимание, зачем все это происходит.       — Да в смысле?!       — Я думал ты типа… дерзкий, наглый, все такое. Сделаешь что-нибудь безбашенное, начнешь ко мне приставать! Я вот так хотел!       — Как мне приставать к омеге, который всем своим видом показывает, что он желания больше испытывает к фонарному столбу, чем ко мне?! И что безбашенного мне надо сделать в клубе?! На столе станцевать?! Я мог бы тебя довезти до пляжа во Флориде этой ночью, но ты захотел в клуб! Ты сам загнал меня сюда, а теперь возмущаешься! Что ты хочешь?!       Лютик опешил на секунду и понял, что да, он в самом деле сам испортил этот вечер. Он совсем не выглядел как омега, которого можно схватить за жопу и не получить за это по лицу. Он вообще-то вовсе не хотел, чтоб его кто-то хватал за жопу. Разве что Ламберт…       Он выругался себе под нос.       — Поехали к тебе, — в итоге сказал он, понимая, что вечер безнадежно испорчен.       Он старался не думать о том, что к раннему утру они могли бы приехать к Флориде и заняться сексом на песке, и Ламберт был бы в самом деле страстным и наглым, если бы Лютик показал свое желание к нему, а не презрительно фыркал на его потертые ботинки и обычный одеколон.       Почему его вообще волнуют ботинки Ламберта? Он что, с ними трахаться собрался?       Да и... Зачем он думал о его одеколоне, когда куда больше его привлек его собственный запах?       Ему начало казаться, что последние четыре года он жил как-то совсем, абсолютно неправильно.       Наверное, это все алкоголь. Наверное… И вообще, это Ламберт виноват, мог быть более настойчивым! И как все те мужики за пятьдесят начать без спроса лапать его за ляжку, не обращая внимание на ерзания Лютика на стуле, в желании отдалиться.       Нет, Лютик не злился на Ламберта.       Он злился на себя.       Во всяком случае Лютик успокаивал себя тем, что уже в постели все точно пойдет как по маслу. Лютик прекрасно знал, как хорош он может быть в постели, как хорошо выглядит его тело и насколько он красив.       Он знал, как свести с ума альфу, и Ламберт тут же забудет об этом… недоразумении. Огромное недоразумение, которое растянулось на весь вечер.       Еще пока они ехали, Лютик все оглаживал его тело, сам нестерпимо кайфуя с того, как хорош он был. А уж когда он немного неуверенно, будто не до конца решился, забрался рукой под футболку, то едва глаза не закатил. Кожа у Ламберта была горячей, тело напряженным и твердым.       Он провел ладонью чуть вверх, по прессу, нащупывая дорожку волос, и аккуратно поерзал, закусив губу.       Внезапно Ламберт перехватил его руку и сжал в своей.       Лютик замер и раскраснелся. Ламберт просто… взял его за руку. Это было неожиданно и... приятно. Лютика, казалось, никогда за руки не брали, и он смущённо уткнулся лбом в сильное плечо.       Уже в лифте Ламберт накинулся на Лютика, сжимая в руках и целуя. Лютик застонал в его рот и схватился за его одежду, притягивая к себе ближе, тая в его руках.       Он был пьяный и уже готовый для всего, не был напряжен, и тело его было расслабленным и мягким. Он знал, что Ламберту нравилось.       Квартира у того, конечно, не впечатлила ни размерами, ни обстановкой. Обычная двухкомнатная квартирка, стандартная.       Однако на квартиру Лютик уже не смотрел, когда Ламберт прижал его себе, продолжая целовать. Он задохнулся в этом поцелуе, прикрывая глаза и зарываясь пальцами в короткие черные волосы.       Лютик растекался в его руках, как медленно тающая карамель, ощущая себя как никогда пластичным и доступным, мягким и послушным.       Он впервые ощутил, что это не он что-то делал с альфой. Это с ним делали что-то невероятное. Ламберт заставлял его ощущать себя одним оголенным нервом, самим понятием возбуждением, желанным и сексуальным, мягким.       Ламберт резко взял его за бедра, подкинув его и усадив на свою талию, сам вжимаясь своими бедрами меж разведенных ног.       Лютик вжался в него еще сильнее и немного отстранился, пытаясь восстановись дыхание, пока они целовались, он забыл, что можно дышать. Можно, но не нужно.       Ламберт смотрел на него мутными зелеными глазами. Лютик подумал о болоте. Болото, в которое его затянуло.       Обычно затягивал он, а в этот раз все вышло совсем наоборот.       Ламберт внезапно зарычал и резко стащил с него рубашку так, что одна пуговица отлетела и покатилась по полу. Лютик вздрогнул, не успевая даже толком мысли сформировать.       — Эй, по-осторожнее, не порви ничего, на мне белье дороже твоего мотоцикла!       Ламберт зарычал. Не так, как он делал это раньше. Не как голодный зверь.       Будто был чертовски раздражен.       Он резко подался вперед, влажно целуя.       — Ты намного сексуальнее, когда молчишь, детка.       Лютик нахмурился, а потом забыл обо всем, когда Ламберт, обняв его за поясницу, выпрямился, аккуратно развернувшись и идя в другую комнату. Лютик сильнее обнял его ногами за поясницу, обнимая и отвечая на поцелуй.       Ламберт грубо бросил его на кровать, и Лютик пораженно выдохнул. Как давно он не ощущал этой страсти… Да и вообще сильных рук, упругой кожи.       Лютик оперся на локти и посмотрел на Ламберта мутным взглядом, глядя, как тот оперся о кровать коленом и стащил с себя футболку, отбросив ее на пол, и оперся на кровать, медленно подбираясь к нему.       Лютик ощущал себе оголенным нервом. Ждал с трепетом, когда же его просто разорвут на части.       Ламберт склонился и зубами расстегнул сначала пуговицы на штанах, а потом, взяв за язычок, и ширинку.       Лютик едва не заскулил от ожидания и приподнял бедра, позволяя Ламберту сорвать с него штаны.       Внезапно Ламберт нахмурился, оглядывая его. Он хмыкнул.       — Трусы как трусы.       — Это Гуччи.       — Хуючи. У меня с Асоса, ничем, блять, не отличаются.       — Ага, как же.       — Хочешь секрет? — Ламберт аккуратно поддел резинку белья и спустил его вниз. — Никакого нормального альфу не интересует качество и стоимость твоего белья. Оно существует только для одного: чтоб заставить нас фантазировать о том, что ждет нас под ним, понимаешь?       Лютик медленно, почти растерянно моргнул, и заторможенно кивнул. Ламберт стащил с него белье и погладил по бедрам.       — Худенький ты совсем… Быстрый обмен веществ?              Лютик пораженно вскинул брови.       — Нет, я просто… худею. А что, тебе не нравится? — Лютик усмехнулся, погладив себя по бедру.       — Да не, нормально.       — Нормально?! — возмущенно крякнул Лютик. — В смысле нормально?! С таким телом модели ходят по подиуму!       — Ну круто.       — А ты кого, позволь узнать, хотел увидеть под одеждой? ДжиДжи Хадид?       — Кто это?       Лютик закатил глаза и фыркнул.       — Мне просто… ну, чисто по моему вкусу, но я люблю, когда жира побольше, что ли. Чтобы бедра и животик помягче. И бока чтоб были.       — Тебе жирные нравятся, что ли?       — В смысле жирные? Я не говорю про сто лишних килограмм. Просто, чтобы помягче было, чтобы пощупать было где. Все.       — Я тебе не нравлюсь? — спросил он почти обиженно. На самом деле, да, он был обижен. Он искренне считал, что у него идеальное тело, которое нравится всем, а тут!..       На самом деле, нет, он обиделся даже не на это, а на то, что есть альфы, которым… нравятся обычные тела. Самые обычные. Что Ламберту понравилось бы тело Лютика и три года назад, и со складкой на животе, и мягкими бедрами. Что встреть он Ламберта, то ему бы не пришлось изводить себя диетами и отказываться от еды.       — Нравишься, — фыркнул Ламберт и, взяв его за руку, уложил ладонь на свой член. — Чувствуешь, как ты мне нравишься? — сказал он более низко и хрипло.       Лютик судорожно выдохнул. Он был твердый. Невозможно, сука, твердым.       — Тобой гвозди можно забивать, — едва не дрожал Лютик, изнывая от возбуждения, и резко и дергано начал расстегивать потертый кожаный ремень.       Он приспустил с него резко штаны с бельем, и жадным взглядом уставился на член. Прекрасной длины и достаточной толщины, с таким заманчиво выпирающим у самого основания узлом.              Лютик заерзал и сам не заметил, как захныкал, изнывая от искушения.       — Какая голодная кошечка, а, — протянул Ламберт, подавшись вперед и трясь членом о его руку. — Хочешь меня? Мой член?       — Да-да, пожалуйста. Боже, он охуенный.       Ламберт довольно улыбнулся, закусив губу, тихо радуясь, что нужное настроение возвращалось.       Он резко взял Лютика под колени и развел его ноги в стороны, жадно оглядывая его меж ног. Он был идеально-гладким и таким заманчиво-влажным меж ягодиц. Ламберт облизнулся и посмотрел Лютику в глаза:       — Тебя нужно подготавливать?       — Я… Я… Ну… Не знаю?.. Наверное…       — В смысле? Как тебе обычно во время секса: больно, если без подготовки?       — Я… Давно не занимался сексом. Тогда нормально было, а сейчас…       — Понял, — кивнул Ламберт и уткнулся носом в его шею, поглаживая его меж ног. — Сейчас начал чувствовать, что у тебя нижние подноты — клубника. Хочется выжрать тебя всего. Вылизать. Наверное, этим я сейчас и займусь…       — Стой. Возьми заранее презервативы, чтобы потом не…       — Да я бесплодный. За болезни могу справку показать, недавно мед осмотр проходил…       — Ламберт, возьми блядские презервативы. Знаем мы вашу бесплодность, аборт ты мне потом оплачивать будешь?       Ламберт отстранился и посмотрел в глаза. Ему казалось, что если Лютик снова что-то скажет вот этим вот тоном, то у него там упадет все, что встало.       — Тебя волнуют деньги за аборт? Не его последствия? И даже не венерические болезни?       — Да, за их лечение тоже платить надо.       — Слушай, а ты у меня по окончанию секса деньги не попросишь?       — Ты... Ты что, думаешь, что я… проституткой работаю? — взвился Лютик и аж подскочил под ним, подобравшись к подушкам и сведя ноги.       Ламберт внимательно на него посмотрел.       — Четно говоря, да. Какой-нибудь элитной, не знаю…       — Ты что… с ума сошел?       — Тогда почему у тебя везде все про деньги? Ты меня весь вечер доебывал, что я, видите ли, не дорого одет! Квартиру оглядел с презрением, хотя я тебя в это время целовал, и я не понимаю, какое тебе вообще могло быть дело до квартиры! Ты за десять минут ласк успел три раза о деньгах заикнуться! Я, блять, собираюсь трахать кредитную карту, или что?       Лютик возмущённо хапнул воздуха.       — Да что ты понимаешь вообще?! Я просто беспокоюсь о финансовой стороне вопроса! Знаешь ли, когда-то я был очень бед...       — Я тоже, и что? Иногда неделю нечего было жрать, было такое, что пару дней вообще на улице жил, и нормально, знаешь ли. Я вообще нормально возбудиться не могу с тобой! Я будто на мед осмотре у уролога, блять, а не с омегой!       — А почему ты думаешь, что проблема во мне? Нормального мужчину с деньгами бы ничего из моих вопросов бы не смутило.       — Меня бы они тоже не смутили в другое время, Лютик, понимаешь, в другое? А ты мне весь вечер на мозги этим капал! Весь! И, сука, едва в постель улечься успел, снова: это дорогое, и это, а ты вот за меня заплатишь, если что?! Да я тебе заплачу за то, чтобы ты съебал отсюда и мозги мне не ебал!       Лютик посмотрел на него с неясным ужасом, сжался весь и затравленным показался. Однако, слова совсем не были одинаковы с его видом:       — Да пошел ты на хуй, тоже мне! — он вскочил с кровати, хватая свое белье и штаны. — Перед тобой буквально конфетка лежит! С идеальной фигурой, кожей, волосами, идеально-гладкий, а тебе еще что-то не нравиться умудряется!       — Ты конфетка? Ты лишь копия тех конфет, что я пробовал. Сексуальность, Лютик, это не дорогое белье, — зарычал недовольно он, натягивая на себя белье со штанами, — это внутренняя энергетика, желание и раскрепощенность. А в тебе, блять, нихуя нет! Только мысли о деньгах и зажатость! Все мозги мне выебал, и думает, что я его хотеть должен был!       — Не очень-то и надо! — только и крикнул Лютик, яростно натягивая на себя джинсы.       Ламберт расслышал в его голосе дрожь, и настороженно на него посмотрел, но тот уже быстро ушел в коридор, поднимая свою рубашку, надевая через голову и застегивая на пуговицы.       Ламберт услышал всхлип, и в ужасе замер.       Он встал с кровати, хотел… извиниться, что ли, но дверь захлопнулась, а Ламберт остался стоять.       Почему-то он ощутил себя паршиво, правда, он быстро отдернул себя.       В самом деле: Лютик просто зазнавшийся омега, который думает, что раз у него есть пресс, то значит его все должны вылизывать с ног до головы. Мнит из себя черт пойми что, выебал ему все мозги, еще и разревелся!       Наверное, это его и смутило.       Такие омеги, как Лютик, после того, как им что-то такое предъявляют, умудряются ответить еще что-то более обидное и уйти с гордо поднятой головой и мыслями, что это их не достойны.       А Лютик... заплакал?.. Ничего не сказал толком, не стал оправдываться, говорить, как он хорош. Просто убежал в слезах.       Ламберт ощутил себя последним мудаком, стоящий с какой-то пустотой в груди.       Он сжал зубы и отдернул себя.       Лютик забежал в свою комнату, захлопнул дверь, сел на кровать и выдохнул, уставившись взглядом в пол.       Посидел, успокоился, подумал: с чего же у него такая реакция? От обиды, что для кого-то он не самый желанный омега? Но это он и так знал.       Он проморгался — глаза сушило от уже выплаканных слез.       Медленно встав, он открыл окно, прогулялся по комнате, снова судорожно вдохнул. Где-то глубоко внутри его трясло, но он все не мог понять: что же возымело на него такой эффект?       Ламберт, будем честны, не был для него самым прекрасным альфой… Или был?       Но как же так, ведь Лютику нравятся богатые и в возрасте? Или вовсе они ему не нравятся? Неужели Лютик так утомителен, неужели он, на самом деле, и может привлечь только старых пердунов, потому что им важно тело, а на все остальное им насрать?       Лютик нерешительно посмотрел в зеркало, не веря, что он мог быть надоедливым, что его… — только вдуматься! — его прогнали.       Неужели он совсем пустой, неинтересный, надоедливый, утомительный? Но ведь он… он с идеальным телом, без лишнего волоска!       Он снова присел на край кровати, закрыл лицо руками и надсадно выдохнул. Нет, это все глупости. Просто глупости. Ламберт какой-то бедный мужик, видимо, еще и с большим самомнением, вот и… Лютик выругался. Нет, проблема была не в Ламберте. Ламберт вроде и пытался все по-человечески делать, а Лютик, выходит, все желание у него отбивал, как только можно.       От отчаяния хотелось завыть в голос.       Он хотел Ламберта. Не просто его член. Он хотел снова его обнять и чтобы тот взял его за руку.       Почувствовать то, что уже давно забыл. Вспомнить этот трепет от простых жестов.       Правда, под утро, после очередной ночи в соплях и слезах, Лютик пришел к выводу, что чувствует он себя абсолютно нормально, а это просто гормоны. Вон, у него течка через пару недель, вот и влияет на него это так. Ничего более.       А, да… Течка. Очередная одиноко проведенная течка. Два дня промучается, а потом на подавители… а потом к врачу на осмотр и анализы сдать. Да, точно. Течка.       После завтрака он списался с одним из своих спонсоров, назначил встречу, давя из себя эту любезную интонацию, снова убеждая себя, что он этого хочет.       А потом уставился в окно с одной лишь мыслью в голове: а в самом деле он так этого хочет, если для него ночь в слезах это очередная ночь? Нормально ли это? И вина ли это гормонов?       Внезапно Лютик ощутил себя совсем каким-то одиноким. И, что еще более страшно, одиноким по своей вине.

***

      — Говорю заранее, Геральт, — Ламберт положил шлем на скамейку и уставился на немного растерянного таким многообещающим началом Геральта, — да, он ушел от меня в слезах, но я его там не насиловал и ничего такого. Знаешь ли, чтоб его изнасиловать надо очень постараться, и я не знаю, сколько мне должны заплатить, чтобы я вот это вот… сам... добровольно! Он мне все мозги выебал!       Ламберт выжидающе уставился на Геральта. Он ожидал тирады и того, что его все-таки отчитают. Ведь Геральт заранее его предупредил, что Лютик немного необычный, чтобы он был с ним аккуратнее, но… Геральт только грустно выдохнул и допил энергетик.       — Ясно, — сказал он без всякого интереса и осуждения.       — А мне вот нихуя неясно. Кто у него отец? Рокфеллер?       — Он обычный студент.       — В трусах от Гуччи.       — Избавь меня от этих подробностей.       — Только если ты меня обременишь подробностями, Геральт, — рыкнул Ламберт, рухнув рядом с ним на скамейку, сложив руки на груди.       Он был раздражен, он злился, но не мог сказать, что на Лютика.       Скорее на ситуацию… в целом. Она закончилась на недосказанности, криках Ламберта и слезах Лютика. Какая разница, что было до этого, если из его квартиры омега убежал в слезах? Ламберту от этого было погано.       Каким бы мудаком он не был, но не припомнит, чтобы хоть раз довел омегу до слез, а у него случаев было много и разных. А Лютик не был похож на сверх чувствительного мальчишку, которого довести может изображение с брошенным котенком.       В итоге Ламберт полночи думал о том, как он теперь должен себя чувствовать (паршиво ему, конечно, было и без мыслей о своем перспективном самочувствии) и догадок о том, насколько он задел Лютика. Чем? Почему?       Проблема в Лютике или в нем? Или в них двоих?       В конце концов, — думал Ламберт уже засыпая, — почему он вообще так плотно мне в мозг въелся?              Ламберт не знал.       — Нет никаких подробностей. Он себе папика ищет, а я ему пытаюсь объяснить, что это не его.       Ламберт поморщился. От представления, что это белое юное тело растлевает какой-то старик, его едва не стошнило.       Но Геральт поспешил его утешить:       — Он с ними ни разу не спал, что интересно. Ему самому не нравится, отвращает. Он… тьфу, — Геральт встал, смял жестяную банку и выкинул в урну. И остался вот так стоять, глядя на мусорку. — Что мне с ним делать, Ламберт? Он же страдает, я вижу, а как помочь не знаю.       — Может ему надо помочь только в том, чтоб ему все-таки помогли перебороть отвращение перед дряхлым членом?       — Ламберт, я ж тебя и ударить за такие слова могу…       — Вот что мне нравится в тебе, Геральт: ты всегда так учтиво предупреждаешь о своей агрессии, что мне каждый раз аж неловко становится.       Геральт только грустно выдохнул и пожал плечами.       Так или иначе, он действительно выглядел так, будто вся эта ситуация его огорчала.       — Так я не понимаю: что он забыл у папика престарелого? Ему срочно нужны деньги? Операция какая? Что-то со здоровьем? — Ламберт искреннее верил, что иметь такое рвение можно только при экстренных случаях.       — Ага, со здоровьем… С головой. Родители у него богатыми были, у него видимо травма какая… я не знаю. Ламберт, что мне делать с ним?       — Геральт, ты спрашиваешь это у человека, который осматривает трупы и копается в притонах в поисках доказательств. Подумай об абсурдности этого вопроса. Я не психолог.       — Но ты же должен знать все эти штуки!       — С хуя ли?       — Ну у вас же там эта… Всякие психологические тактики с подозреваемыми и потерпевшими… Ты же должен по-особому обращаться с жертвами насилия, все такое…       — Должен, — кивнул он. — Но я по убойному отделу, Геральт. Мои жертвы насилия мне ничего не говорят. Потому что они мертвы.       Геральт снова грустно выдохнул.       Ламберт бы и рад был помочь — зацепило его что-то в Лютике, что-то, что он в себе запрятал или не до конца задушил — но что сделать он не знал.       Ему казалось, что Лютик потерян для социума в этом плане.       — Своди его к психологу, — кинул Ламберт равнодушно.       — Ага, разбежался он, — Геральт устало присел снова на скамью и потер лицо руками. — А чего… чего он плакал-то?       — Потому что я его прогнал на эмоциях.       — И он аж заплакал? Странно, не похоже на него. Он бы скорее тебя сам на хуй послал и привел бы сто аргументов, почему ты морально опущенный человек.       — Я тоже так думал. Наверное, рассчитывал на это, а он шмотки забрал и убежал. Вот мне и... до сих пор паршиво.              Геральт покачал головой, а Ламберт невольно сжался в плечах, будто ожидал удара.              Легче ему не стало и ответов никаких четких ему не дали. Геральт, судя по всему, сам в Лютике ногу сломал, пытаясь его понять. Если там было что понимать.

***

      Лютик понимал: его вырвет. Вырвет ебаной пастой на колени этого пердуна. Что он тут вообще делает?       Он посмотрел на бархатную коробочку. Ах, да, зато у него новое колечко… Новое сраное колечко, которое и не перепродашь…       Последняя мысль ему самому, наконец, начала казаться абсурдной. Как и вся атмосфера в ресторане. И представляя их со стороны ему хотелось засмеяться в истерике.       Но ему было не до смеха: он пытался представлять, что рука, гладящая его по коленке, принадлежит Ламберту. Главное смотреть в свою тарелку. Только не на него.       — Почему ты такой грустный весь вечер? Не понравилось кольцо?       — Нет, оно красивое, — ответил он со слабой улыбкой. — Я поссорился со своим другом.       — Пф, — он издал какой-то непонятный звук и покачал головой.       — Что смешного?       — Если хочешь быть успешным, Лютик, то ты должен запомнить: друзей у тебя нет. Есть только коллеги, и никто, никто больше.       — И любовники… — сипло продолжил Лютик.       И любить его тут никто не будет. Целовать по утрам. Да и не хочет он, чтобы его старый дед утром целовал. А сколько ждать до его смерти? Лет двадцать? А где гарантия, что он себе новую пассию не найдет? Вдруг Лютик надоест не дай Боже?       Он снова в ужасе уставился на кольцо.       Для чего он вообще это делает?       Это же заранее безнадежно.       Он хотел бы выбрать кого-то помоложе и побогаче, но проблема таких людей в том, что у них еще хватает сил и средств собственной внешности, чтоб позволить себе абсолютно равного во всех сферах партнера. Образованного, обеспеченного, желательно из одного круга… А сам Лютик был далеко не из этого круга.       До Лютика как-то внезапно дошло, что он в самом деле... все делает зря.       Это тупо.       Просто тупо и бессмысленно.       Ну придется ему работать всю жизнь, и что дальше? Зато у него будет крепкая нервная система и хорошее здоровье!             — Да, и они тоже… Хочешь что-то еще?       — От десерта я, пожалуй, откажусь…       — Блюдешь талию? — усмехнулся он.       — Нет, знаешь, мне сейчас и на талию насрать стало.       — Что? — он нахмурился.       — Нет, ничего, тебе послышалось… Вызовешь мне такси?       — Какое еще такси и, главное, куда?       — Я не говорил? У меня через пару дней операция. Ну, я же тебе говорил, что мне сексом пока нельзя заниматься? Но через пять дней я тебе гарантирую, — он улыбнулся. И впервые улыбнулся он искренне и легко. Потому что знал, что не будет никаких пяти дней. Он больше его никогда не увидит.       Как и любого другого старого пердуна.       В конце концов он оказался в баре. Один.       Он просто бездумно пил, пытаясь забыть все эти лица, которые наблюдал за эти четыре года. И стоны эти мерзкие и кряхтение во время оргазма, пока он им отсасывал…       Лютик проблевался около двух раз за весь вечер. Не то от излишнего количества алкоголя, не то от мыслей и воспоминаний.       Четыре года… Четыре года потратить на дорогие подарки и полностью убивать в себе… омегу.       Он уже и не представлял, как надо себя вести, чтобы теперь самому не вызвать отвращения у здоровых и молодых альф. Что значит сексуальность? Как ее показать?       И как бы вернуть ему четыре сломанных зуба после всех его диет. Правда, импланты тоже были вполне удобны, по крайней мере они никогда больше не заболят.       Было мерзко, будто все то, что он закрывал в себе и копил, теперь застряло у него в глотке рвотным позывом.       Он пытался дозвониться Геральту, но он был недоступен. Наверное с Йеннифер.       Через полчаса Геральт ему позвонил, но на этот раз трубку не взял Лютик.       Нет, Геральт и так столько сил на него тратил, поддерживал, как мог… а он теперь придет к нему в слюнях и соплях и разноется?       Да и вообще мысль о том, чтобы ныть, была глупой.       За все это время он вытренировал в себе навык молчать. Молчать и не ныть. Страдать, но делать.       Но он так хотел… чтобы его обняли.              Кто-то, чьи касания не оттолкнут.       В мутном пьяном сознании появилась лишь одна ассоциация. Ассоциация с красивыми руками и горячим телом.       Трезвым он бы в жизни на это не решился, вспоминая прошлый опыт. Ему бы было стыдно, он был слишком горд, но ведь сейчас… Он был просто пьян.       Пьян и так сильно одинок.       Когда он стоял и трезвонил в дверь, ему не открывали, он даже и мысли не допустил о том, чтобы уйти.       Он шмыгнул носом, вытер глаза уже с двести раз потекшей подводкой и тушью, и медленно присел на пол, допивая вино из бутылки. Шмыгнул носом, понимая, насколько жалко он выглядел.       Сидел такой весь худой, в дорогой облегающей одежде, в рубашке с мега охуенным дизайном, которая просвечивала едва не полностью. Сидел, красивый и дорогой. Зареванный, в соплях и с дешевым пойлом.       Зато на пальце кольцо за херову тучу денег, которое никто и не перекупит даже в полцены.       Он не знал, сколько так сидел. Успел заново пореветь, написать Геральту, что его не насилуют, он в порядке, и отморозить себе всю задницу.       А потом двери лифта открылись и голос смачно ударил ему по затылку:       — Лютик?       Лютик вскинул голову и уставился зареванными глазами с огроменными черными неясными пятнами, на Ламберта.       — Ты… Ты что тут… Ты почему тут?!       Лютик не ответил.       Придерживаясь за стену, он медленно встал, допил вино из бутылки и поставил ее на пол. Покосился и пошел вперед, а потом впился в Ламберта своими объятьями будто клещ, вжался в него и весь замер. Ламберт готов был поклясться, что когда он только коснулся его, то дрожал. Но сейчас успокоился.       Ламберт растерялся, понятия не имея, что обычно делают с зареванными омегами, лезущими обнимать без, видимо, всякого сексуального подтекста.       Он моргнул. От него пахло хлороформом и гипсом. Он только что закончил разбираться с доказательствами. А Лютик стоял и обнимал его. И почему-то успокаивался.       — Тшш, ты чего? — он погладил его по худой спине, ткань на рубашке была приятной, а кожа под ней — теплой. — Эй, Лютик, как ты? Кто тебя обидел?       Лютик не ответил. Ламберт тяжело выдохнул, и понял, что ощутил… облегчение. Пусть Лютик и был весь в слезах, но Ламберт был уверен, что он не страдает, больно ему не было.       Это не были слезы агонии.       Это были слезы от облегчения.       Почему-то Ламберту казалось именно так.       И, в конце концов, Ламберт просто был рад его увидеть, убрать ту недосказанность, объяснить, услышать объяснения и Лютика. Так что нет, прогнать его было бы для Ламберта безумием.       С чувством невероятного наслаждения и успокоения он мягко подхватил его под бедра, усадив на свою талию, и двинулся к двери. Зашел в коридор, стащив с себя обувь, и буквально силой усадил Лютика на комод, чтобы снять обувь с него.       Лютик хоть и расцепил хватку от его шеи, но ухватился пальцами за его руку. Так что туфли с него Ламберту пришлось снимать одной рукой. Он встал, и Лютик как по команде встал за ним, снова прижавшись и послушно тянясь за ним, куда бы Ламберт не пошел.       Сначала он выпил воды, снял с себя кожанку, отложил дипломат, а потом спросил:       — В туалет тоже со мной пойдешь?       Лютик шмыгнул носом и отступил на шаг.       Ламберт кивнул. Сходив в туалет, помыл руки и лицо. Едва открыл дверь из ванной, как снова в него вцепился Лютик.       Ламберту казалось, что если бы кто-то так себя вел, то его бы взбесила эта навязчивость, он бы начал злиться, но с Лютиком… Это было так верно, так мило и в этом... была нужда, реальная нужда Лютика его обнимать, а не каприз.       То чувство, когда тебе необходимо, чтобы тебя обняли.       И Ламберт был польщен, что несмотря на ту ситуацию, Лютик пришел к нему. Увидел именно в его руках спокойствие и уют, спасение и нежность.       Может, сыграло то, что Ламберт был ему мало знаком.       Ведь самую сильную боль, которая нарывала в тебе годами, можно раскрыть и показать только едва знакомому. Можно найти спасение только в руках, которые ранее тебя и не касались толком.              Ламберт это знал.       Ламберт заказал две пиццы, достал для себя баночку пива, а для Лютика поставил рядом бутылку воды. Потом присел на диван, удобнее устроив Лютика на своих коленях, и достал ноутбук, продолжая Лютика обнимать одной рукой.              Лютик сидел на нем, запуганный зверек, но крепко обнимал, уткнувшись носом в его волосы.       Они молчали. Ламберт знал, что Лютик пока не готов о чем-то говорить, что-то рассказывать. Он хотел молчать, просто молчать, и чувствовать немую поддержку.       Поэтому Ламберт просто был здесь.       — Хочешь Бруклин? Вообще я недавно Королев Крика начал смотреть из-за Эммы… Могу включить с первой серии. Сериал середнячок, конечно, но сатира неплохая, если честно. Или… О, я знаю, давай Американскую историю ужасов тебе включу.       Лютик шмыгнул носом и чуть повернул голову, смотря на экран.       Ламберт включил сериал с первой серии, чтобы Лютику не пришлось гадать, и обнял его обеими руками.       Лютик внезапно слез с его колен и присел рядом, к нему под бок. Он уложил голову на его плечо и обнял за талию.       Ламберт улыбнулся, заключая его в кольцо своих рук, легонько поглаживая.       От Лютика несло алкоголем, немного куревом и остатками духов.       А еще его настоящим запахом. Гребаной малиной с поднотами клубники. Просто целый фруктовый сад.       Такой детский наивный запах снова не клеился с тем, как сейчас выглядел Лютик, но Ламберту думалось, что к утру он его отмоет и тот более-менее придет в себя, и он, с чистой кожей и немного растрепанный, будет очень даже гармоничен… Только бы рубашку с него эту блядовато-роскошную снять, накинуть на худые плечи свою собственную, обычную, белую…       Ламберт медленно выдохнул, представляя эту картину, но не смея предполагать о ее реальности.       Лютик же другого поля ягода, и на ужин у Ламберта обычная пицца, а не какие-то там омары.       И виски у него хорошего нет, и вина, только пиво. И даже не крафтовое.       Ламберт чмокнул Лютика в макушку и тот внезапно вскинул голову вверх, смотря на него. Голубые глаза на фоне черных размазанных пятен от косметики казались еще ярче и светлее. И тоже — абсолютно не сочетались с его образом.       Глаза у него были ребенка, а лицо — старого человека не на своем месте.       Ламберт улыбнулся ему и снова поцеловал, на этот раз в лоб. Лютик прикрыл глаза и прижался к его шее, потираясь носом.       И ласка же в нем есть, и нежность… все в нем вполне человеческое. Очень даже узнаваемое и родное.       — А пицца без перца?       — Без.       — Хорошо, — Лютик кивнул и снова уткнулся ему в шею, как слепой котенок.       Из Ламберта невольно вырвался звук умиления, и Лютик расплылся в улыбке.       Пиццу они уже ели молча, смотря сериал. Лютик сидел к Ламберту так близко, будто бы мог умереть, если бы не предпринял свои попытки влезть к нему под кожу. Лютик был теплый, вусмерть пьяный и такой до ужаса ласковый, что этой ласки Ламберт едва бояться не начал.       Потом он неуверенно встал, и Ламберт уставился на него диким взглядом, будто он совершил какое-то неправомерное действие.       Лютик пошатнулся, с трудом выпрямился и принюхался к себе.       — Можешь воспользоваться ванной… — протянул Ламберт. — И... если хочешь переодеться, могу предоставить тебе свою рубашку и шорты…       — Шорты… — Лютик посмотрел на Ламберта, на его бедра, — шнурочком мне их подвязать, что ли? Рубашки хватит…       Ламберт кивнул, а потом резко опомнился и, встав, притащил в ванную свежие полотенца и даже отыскал новую зубную щетку.       Лютик благодарно кивнул, а Ламберт после остался сидеть один, смотря на пиццу и жуя внутреннюю сторону щеки.       Сериал стоял на паузе, хотя Ламберту казалось, что они оба давно потеряли нить действия.       Лютик пребывал где-то в своем мире, а Ламберт думал о теплоте его тела. Это было странно, но мир будто бы терялся вместе с тем, как четче и сильнее он начинал распознавать в запахе Лютика, собственно, его запах.       Когда дверь открылась и послышались шаги, Ламберт напрягся и повернул голову к Лютику. Он стоял такой… такой неловкий и совсем ребенок. С чистым лицом, без этой вопиюще-вызывающей одежды. Стоял, вкусно пахнущий, в большой для него рубашке, сползающей с одного плеча, и смотрел на него.       — Прохладно…       — Сейчас носки принесу, — кивнул Ламберт. — И плед… Могу… Кофе… чай? Что-нибудь? У меня даже… даже есть какао. Я даже умею его готовить.       Лютик внимательно на него посмотрел, а потом мягко улыбнулся. Ламберт совсем растерялся, потому что впервые за весь этот вечер он проявил хоть какую-то эмоцию, и она была... нежной и мягкой, такой нужной ему, Ламберту, чтобы понять, что он делает все правильно.       — Да, можно какао. Спасибо.       Ламберт ощутил желание орать от переполнивших его чувств.       А Лютик видел эту реакцию, он ее чувствовал, и находил в себе намного больше смелости, чтобы говорить. Чтобы просто быть.       До этого, несмотря на его тактильную наглость, разговаривать казалось безумием. Ему было неловко и стыдно, он казался себе мерзким и таким неуместным. А сейчас, отмывшись и снова проревешись под душем — но уже так, как контрольный выстрел — ему стало совсем легко и просто.       Ламберт надел на него носки, укрыл пледом и в самом деле сделал какао. В нем даже не было комочков.       Лютик смотрел на свои ноги в больших шерстяных носках, и чувствовал, что каким-то образом они грели ему душу.       Ламберт снова его обнял, и Лютик внезапно спросил, пока Ламберт не успел убрать сериал с паузы:       — Почему… почему ты меня не прогнал?       — Не знаю ни одного нормального альфу, который бы прогнал омегу в слезах. Мне за прошлый раз было неловко, а ты говоришь.       — В прошлый раз… Прости, это моя вина.       — Наша, — он выдохнул и посмотрел на него. — Что у тебя случилось?       Лютик сделал большой глоток, смотря в глаза, и пожал плечами.       — Ничего интересного…       — Тебя кто-то обидел?       — Нет, просто… Я понял, что сделал много неправильных вещей, и я понял, что хочу тебя увидеть. И… Много вообще произошло за все время. Я не знаю, почему столько плакал… Может, из-за гормонов… Ну, зато легко косметика смылась, если бы не слезы, то я бы водой и мылом смывал это часа три, — Лютик поморщился. Да, мыло было не самым лучшим вариантом для его кожи, но лучше так, чем ходить с этим боевым раскрасом.       — Сейчас ты хорошо себя чувствуешь?       Лютик кивнул, снова делая глоток.       Ему подумалось, что у него… впервые такой вечер с мужчиной. Что кто-то о нем заботится без корысти, кто-то с ним просто рядом и не лезет в трусы, не сует член в лицо. Так странно… И, вместе с тем, Лютику казалось, что он ждал этого момента больше всего в мире.       Он посмотрел вправо, на свое плечо, которое Ламберт аккуратно поглаживал кончиками пальцев, ненавязчиво и легко, и шмыгнул, закусив губу.       Простые движения, самые обычные жесты, способные его утешить. Внутри стало так хорошо и так тепло…       — Твоя рубашка вкусно пахнет…       Ламберт рассмеялся.       — Она пахнет мной и порошком.       — Вкусно… — протянул Лютик и быстро чмокнул в костяшки, а после посмотрел на Ламберта, улыбаясь. — Спасибо.       — Ничего, — пожал он плечами. — Я не считаю, что делаю что-то особенное.       — Я так считаю, — протянул он и медленно потянулся к нему, к его губам, аккуратно отставляя чашку на столик.       Это было так странно, на Лютике была только рубашка да шерстяные носки, но никогда еще он не ощущал себя настолько сексуальным.       Видимо, Ламберт был прав.       Сексуальность это не внешний вид.       Это то, что у тебя внутри.       — Лютик, тебе… — он мягко отстранился от его губ, чувствуя, что поцелуй начал набирать обороты, — не надо меня… так благодарить.       — Но я не благодарю, — Лютик медленно моргнул. — Я просто… хочу этого. Но... ничего страшного, если ты снова не хочешь, — Лютик улыбнулся и отстранился, ощущая, как моментально раскрепощение и сексуальность сменил странный страх, что он просто… не нравится.       — Нет, я хочу! — запротестовал он, и сделал это так резко, будто от этого зависела его жизнь. — Ты просто… пьян, и ты плакал… Я не уверен, что твое состояние…       — Я прекрасно себя осознаю, — пожал он плечами. — Я скажу, если что-то пойдет не так… Просто… Не подумай, ты мне просто очень сильно нравишься, поэтому я это сделал… Ничего, я пойму, если вдруг что…       Ламберт внимательно на него посмотрел, чуть прищурился, а потом отставил ноутбук на стол с дивана, и Лютик смотрел за этим с замиранием сердца.       — Иди ко мне, — Ламберт мягко взял его за руку и едва не засмеялся от того, как загорелись глаза у Лютика.       Тот быстро скинул с себя плед и снова бросился на него, обняв за шею и усаживаясь на его бедра. Ламберт довольно выдохнул в поцелуй и погладил по бедрам, а потом отстранился:       — Ты что… Даже белья не надел?..       — Нет. Зачем?       — А как же великие трусы от Гуччи?       Лютик цыкнул и закатил глаза.       — Хочешь трахнуть их?..       — Нет, но я определенно имею фетиш на секс в одежде.       — Я запомню, — он кивнул и подался вперед, валя Ламберта на диван и нависая сверху, продолжая целовать.       Руки у Лютика не слушались, они тряслись, пока он расстегивал на нем рубашку, и он даже испуганно замер, когда Ламберт убрал свои ладони с его бедер, и мягко перехватил его запястья.              — Это странно, но я хочу сделать это нежно, — усмехнулся он в его губы, — сто лет нежным сексом не занимался… Не знаю, наверное, совесть не позволяет быть диким с омегой, который мне плечо в слезах измазал.              Лютик чуть отдалился и медленно моргнул, а потом только кивнул.       Ламберт улыбнулся ему, и Лютик только первую секунду думал о том, что у него какие-то подозрительные белые и ровные зубы, а потом он уже думал только о том, что эта улыбка такая милая, а еще сексуальная, и она такая желанная.       Ламберт и вправду был с ним нежен.       И Лютику казалось, что он просто растает прямо под ним. Ламберт целовал, вылизывал и гладил. И Лютик только охал про себя, удивляясь тому, что чужой язык в самом деле может не вызывать отвращения. Особенно, когда Ламберт изучал языком каждый сантиметр его тела и смог бы теперь слепить по нему идеально точную статую.       Ламберт мягко коснулся его губ и так и застыл на несколько секунд, прижавшись вставшим членом к внутренней стороне бедра. Лютику хотелось орать от ожидания. Он лежал под ним, растерзанный, зацелованный и возбужденный, и думал, что взорвется. Растечется, а потом взорвется.       — Так… На сегодняшний день ничего не изменилось?       — Что? — Лютик медленно моргнул, проходясь пальцем по дорожке волос от груди до пупка. Только сейчас он обнаружил, как его чертовски возбуждают волосы на груди.       — У тебя по-прежнему долго никого не было?       — А… Да. Ну... вообще-то... у меня есть пальцы и крутой фаллоимитатор.       Ламберт рассмеялся.       — Потом обязательно покажешь мне их, — он закусил нижнюю губу и уточнил, — в процессе работы, — и медленно вставил два пальца. Лютик вздрогнул и закусил губу. Чужие пальцы это определенно не свои собственные.       — Почему вам так нравится смотреть на… ох, — он прервался и откинул голову назад, а потом глубоко вдохнул, — на то, как омега себя удовлетворяет?       — А ты бы отказался посмотреть на то, как это обычно делаю с собой я?       Лютик ощутил, что покраснел еще сильнее, и, посмотрев мутным взглядом на Ламберта, кое-как прошептал:       — Не отказался…       — А еще, открою тебе секрет, так можно узнать, как больше всего нравится твоему партнеру, Лютик. Петтинг и фингеринг тоже важная часть сексуальных отношений.       — Я что, с сексологом сексом занимаюсь?       — Нет, но, не хочу скромничать, со мной тебе определенно повезло.       Лютик улыбнулся. Об этом он узнал еще часа три назад.       Он поерзал и шире развел ноги, отзываясь на касания и на ласки. Ламберт был нежен, был терпелив.       А уж когда Ламберт поцеловал его, медленно толкаясь, Лютику хотелось орать от чувств, что он испытывал.       Он понимал, что такое секс, и как это делают люди. Но то, что с ним делал Ламберт было чем-то абсолютно другим (по крайней мере Лютика никто так долго не ласкал языком, как Ламберт).       Лютик слышал скрип дивана, тяжелое дыхание Ламберта и свои тихие стоны. Слышал хлюпанье и шлепки, и эти звуки возбуждали его еще больше.       А потом он не слышал, потому что Ламберт подобрал какой-то невероятный темп, и удовольствие было таким нестерпимым, что Лютик буквально скулил и хныкал.       Он пытался зажимать рот, пытался сдерживать себя, потому что звуки, как он думал, были совсем несексуальным.       Даже стонать не выходило, это был скулеж и хныканье, и Лютик в жизни бы не подумал, что именно так он реагирует на такое удовольствие.       Он зажал рот ладонью, зажмурившись и откинув голову назад. Глаза слезились.       — Тс, детка, — Ламберт мягко оторвал его руку ото рта и, заломив его руки над головой, переплел их пальцы. Лютик снова высоко заскулил и изогнулся в спине, ерзая, желая хоть немного сбавить интенсивность. — Мне нравятся все те звуки, что ты издаешь.       Ламберт не менял темпа, сжимая его руки, а Лютику казалось, что он, когда кончит, потеряет сознание.       Но нет, когда он кончил, то всего лишь уткнулся лбом в плечо Ламберта и заплакал, ощущая, как тело едва не свело в послергазменной судороге.       Ламберт плавно вышел, кончая на живот, и поцеловал Лютика в висок.       — Боже, это же ты что... ты что со мной делал вообще?.. — пролепетал Лютик задушенно, откинувшись на диван и уставившись мутным, ничего не соображающим взглядом в потолок. Ноги дрожали, и он накрепко сжал Ламберта меж своих бедер.       — Мм… Ну, не знаю. Любил тебя?       — Ты меня… долюбил чуть ли не до встречи с Господом Богом… О Боже. Это было… Ебать, Ламберт, ты… Нет... ты Бог. Это был лучшее, что я мог вообще почувствовать…       Ламберт рассмеялся и чмокнул его в кончик носа, медленно вставая. Лютик шумно вдохнул, резко сжав ноги и поерзав. Ему казалось, что если его что-то снова коснется меж ног, то он просто потеряет сознание.       Ламберт вернулся и вытер его живот от спермы, а потом полез обтирать меж ног.       — Я потеряю сознание! — запротестовал Лютик, крепче сжимая колени.       Ламберт рассмеялся.       — Если для тебя даже касания влажной салфетки кажутся возбуждающими, то, не знаю, Лютик, — он силой развел его ноги в стороны, — тогда ты нимфоман.       Вопреки ожиданиям, Лютик не вырубился и даже не скулил, пока Ламберт его обтирал.       — Все, солдат, отдыхай, — сказал Ламберт, шлепнув его по бедру и снова вставая.       Лютик фыркнул и, пошарив рукой по полу, достал рубашку, снова на себя натягивая. Ламберт вернулся с куском пиццы в зубах и, резко и совершенно легко подхватил Лютика на руки, будто он ничего для него весил.       Кровать у Ламберта была мягкой, и еще вся и полностью пахла им, так что Лютик буквально за миг нырнул под одеяло, заворачиваясь в него. Ламберт рассмеялся и, доев пиццу, подлез к нему, чмокнув за ухом. Времени уже было почти четыре утра.       Ламберт приметил то, как жадно Лютик завернулся в одеяло, спросил:       — Ты живешь совсем один?       — Да, — он кивнул, натягивая одеяло до носа.       — Ясно.       — Что ясно?       Ламберт только улыбнулся и снова чмокнул в лоб.       — Можешь сделать гнездо, если тебе будет комфортно с моим запахом.       Лютик, казалось, покраснел буквально за несколько секунд.       — Я… я… У меня была рубашка и свитер Геральта… Вот.       — Где рубашка, а где одеяло. Ложись, как тебе удобно.       — Я… нет, не стоит, я хорошо себя сейчас чувствую. Уже все выплакал… Ложись рядом, ближе ко мне.       — Может поэтому тебя так и прорвало? — Ламберт подлез к нему ближе, прижимая к себе. — Не давал своим нервам отдохнуть, вот и вышло…       — Это… Не только поэтому… В моей жизни... Было много неправильных решений, а я думал, думал, что это правильно. Это… Тебе будет смешно про это слушать как альфе.       — Не будет. Можешь рассказать мне.       Лютик посмотрел на него широко раскрытыми глазами, такими доверчивыми и наивными, и прижался еще ближе.       Ламберт рассчитывал, что сейчас Лютик расскажет ему то же, что и Геральт, но…       Лютик рассказал все.       О том, как поссорился с родителями из-за своей профессии, что он не хотел быть никаким юристом, он хотел быть музыкантом. Как выгнали его с позором, что он ничего не добьется, а через год Лютику все равно пришлось поступить, потому что на музыке много заработать у него не получалось. И тоже, на юриста, но далеко не в Гарварде. Как ему есть нечего было, и как его грызло понимание, что родители были правы. Как он начал вон из кожи лезть, лишь бы заиметь побольше денег. Только понимал, что сам не заработает, поэтому пошел… таким путем.       Рассказал о бесконечном похудении и спортзалах, о рвоте до внутреннего кровотечения, лишь бы достать из себя два куска пирожного… И о престарелых альфах, о вечном напряжении, страхе, стыде, позоре, ненависти к себе и к миру. Нервных срывах, истериках, упаковках с транквилизаторами и антидепрессантами. Вечные походы к стоматологу из-за ломающихся зубов, и регулярные походы к врачу раз в месяц — сбитый цикл, боли перед течкой, само отсутствие возбуждения во время течки, потеря сознания… Убитый гормональный фон.       А в конце Лютик, уже не рыдая, но на срывающемся голосе закончил это тем, что «и самое ужасное, что в этом всем виноват я».       Ламберт смотрел на него в ужасе.       В груди стало по-странному тяжело от того, что ребенку просто не предложили компромисс (неужели сложно сказать, что ты поступаешь на юриста, а мы спонсируем тебе выступления на каких-то там площадках, или купим тебе рекламу?), и Лютик теперь… такой.       Лежало пред ним покалеченное тело и психика, зато оболочка у него была вылизанная.       — Лютик, я не… я не осуждаю тебя, и я не считаю, что это твоя вина. Тебе было пятнадцать, когда это началось, конечно твоя психика стала… такой.       — Меня Геральт часто отговаривал, а я не слушал.       — В любом случае, какая разница, что было тогда. Сейчас же ты… одумался, так?       — Не знаю. Наверное. Сейчас я знаю, что не хочу вылезать из этой кровати… Но… я знаю, что будет утром. Я ужаснусь от количества съеденной еды, пойду блевать… Буду искать нового спонсора, буду…       — Не будешь. Завтра суббота, я буду дома.       — И что?       — Ничего. Трудно блевать так, чтобы этого не заметили. Я буду рядом и просто… можешь говорить мне, если тебе станет стыдно за эту сраную пиццу и чашку какао. А потом… запишешься к психотерапевту. Сдашь анализы на гормоны. Придется много чего пить, но зато ты сможешь восстановиться.       — Я… я не понимаю, а зачем ты… зачем ты стараешься для меня? Я ведь… я ведь тебе никто. Тот грубый жадный омега, который даже возбудить тебя не мог.       Ламберт только хмыкнул и наклонился к нему, чмокнув в щеку.       — Не понимаю, о ком ты.       — Ламберт…       — Это мое решение. Для меня ты омега, который боялся меня отпустить и рыдал на моем плече. Травмированный человек, который хочет начать нормальную жизнь. Почему бы мне не помочь?       — Но ты ведь... ты не тот человек, который помогает каждому встречному.       — Не тот.       — Тогда почему?..       Лютик позволил себе чуть вылезти из-под одеяла, во время своего рассказа он буквально завернулся в него, а теперь снова чуть расслабился.       — Потому что ты мне понравился, очевидно. Зацепил.       — И это повод тратить на меня свои силы и деньги?.. Ламберт, ты не понимаешь, я… у меня все запущено.       — Я знаю.       — И на меня будет снова давить, что я не получаю деньги хоть в виде трусов. И не могу зарабатывать деньги на творчестве…       — Но ты можешь попытаться. Блогеры нынче неплохо зарабатывают, будешь записывать всякие каверы, и какой-нибудь еще формат, чтобы побольше людей пришло… Рекламу я тебе оплачу, будет тебе такой вот подарок за то, что тебе хватило сил хотя бы признаться себе в том, что тебе нужна помощь.       Лютик уставился на Ламберта, как на сумасшедшего.       — Ты… ты правда считаешь, что я могу… Я могу попытаться, и… что-то выйдет?       — Почему нет? Тебе надо отвлечься сейчас, это неплохой вариант.       — И ты… Готов даже платить, что ли?       — Лютик. Я плачу не за трусы от Гуччи, а за твое психологическое состояние. Это разное. Если в конце ты будешь здоров, бодр и полон жизни, почему нет?       Лютик медленно моргнул, раскрыв рот, а потом покачал головой.       — Нет… Нет, ты шутишь. Издеваешься. Ты знаешь меня несколько часов, ты бы не стал... Нет, ты меня не знаешь. Вдруг я тебя обманываю? Вдруг я уйду от тебя?       — Вдруг, — кивнул он и поцеловал его в голое плечо. — И вдруг меня собьет завтра машина?       — Ты… нет, ты не можешь… вот так… омега… незнакомый.       — Омега. Который запал мне в сердце. Этого хватает. Так что просто останься завтра у меня, и мы поговорим обо всем, что ты хочешь обсудить. Включая мое поведение.       Ламберт смотрел ему в глаза и понимал, что даже взгляда отвести не может.       Лютик был так красив, так доверчив и… невинен. Была в нем какая-то невинность. Не тела. Его души, будто бы он был сродни ребенку: наивный и добрый. С покалеченными телом и психикой, что-то в нем оставалось кристально-чистым. Таким же, как и его глаза.       И Ламберт так чертовски хотел его. И как омегу, и как человека. Хотелось помочь, и спасти хотел… Хотел видеть эти глаза каждое сраное утро.       Один момент. Одно мгновение.       Он чувствовал, что это нечто большее.       — В любом случае… Есть более насущный вопрос.       — Какой?       — Ты бы не мог... Ну, у меня течка скоро, и…       — Когда?       — Откуда я знаю? Должна быть через две недели, но зная свой цикл, то…       — Мне заявление надо на работе же написать заранее… Сколько она длится хоть?       — Не знаю… Иногда три дня, иногда четыре, когда-то вообще дня два была.       Ламберт устало простонал и перевернулся на спину, потерев переносицу.       — Видишь, я заноза в заднице.       — Знаешь, главное, что не член в заднице, а с остальным разберемся… Объяснюсь начальнику, как-нибудь уж выкручусь…       — Только не говори про меня!       — А что мне говорить? Врать я не буду, иначе за свой счет отпуск всунут, а так за счет работодателя.       Лютик недовольно зафыркал и, поерзав, подлез к нему под бок, уткнувшись носом в теплую шею.       — Успокойся, мы с ним как друзья, просто скажу, что у моего партнера сейчас проблемы со здоровьем. У него муж двоих родил уже, думаю, он знает, что такое гормональные сбои у омег и как это влияет…       — Какой кошмар… Не успел начать нормальную жизнь, а о моем состоянии уже будет знать какой-то там прокурор… Ужас!       Ламберт рассмеялся и погладил его по плечу.       — Это я еще не придумал, что я буду делать, если ты продолжишь блевать… Не знаю, будешь ходить со мной на работу… Будешь понятым.       — А что вы там делаете?       — Не уверен, что это для твоих нервов. На место убийств ходим, допрашиваем, ну и все такое.       — Ой, прикольненько! Так ты по убойному делу? А я тоже юрист! У меня практика через месяц… Возьмешь к себе?       — Если блевать не перестанешь, то практика у тебя начнется примерно с понедельника.       Лютик издал неясный довольный звук и уткнулся носом в его шею, крепко обнимая за ребра, а после закинув ногу на его талию.       Лютик, блять, понятия не имел, за что ему такой подарок с небес, но он… просто был рад и наслаждался всем происходящим.       Он не знал, не передумает ли Ламберт спустя пару недель лютиковых истерик и криков, закидонов и недовольства, но… По крайней мере он внезапно поверил в свои силы.

***

      Лютик думал, что лучше бы сил ему не хватило.       — Но это нечестно! Почему ты на завтрак пьешь один сраный кофе, а я должен кашу еще и жрать! Не хочу я есть!       Лютик недовольно уставился в овсяную кашу. Ламберт, вообще-то, для него старался. Варил на молоке, добавляя орехи и ягоды, поливал медом и корицей. Не каша, блять, а произведение искусства. Но Лютик думал о ее калорийности, и ему плохо становилось. Он ощущал вполне реальную тошноту.       — Потому что это не у меня расстройство пищевого поведения, Лютик, — Ламберт сидел напротив него, попивая обычный кофе со сливками. — Что тебе врач сказал? Начать есть минимум три раза в день при чувстве голода, желудок у тебя урчал, я слышал. А теперь ешь.       — Но… но… Тут много калорий!       — Когда я варил тебе на воде, ты не ел, потому что невкусно. Так что ешь.       — Ламберт!       — Не съешь хотя бы половину, и мы спим раздельно. А я еще могу Геральту позвонить, он с тобой тягаться не будет…       Лютик шмыгнул носом. Когда в прошлый раз пришел Геральт, Лютик еще неделю боялся не есть, считая, что на него через стены смотрит Геральт, который придет ему рассказывать, почему он должен стараться, через что он прошел и что его ждет, если стараться он не будет.       — Не корчи рожу, давай.       Лютик насупился и открыл рот, когда Ламберт сам взял ложку, буквально кормя его с нее.       Жевал Лютик живописно, медленно и с недовольным лицом.       — Могу начать варить просто на молоке…       — И банан только добавляй.       — Добавлю, а теперь. — Ламберт тяжело выдохнул, — ложечку за здоровую психику.       Лютик улыбнулся и на этот раз сам подался вперед, раскрыв рот.       — Если уж на то пошло, то белка нет здесь, а он должен быть.       — Ты белок проглотил двадцать минут назад.       Лютик насупился и недовольно фыркнул. Ламберт улыбнулся и чмокнул его в лоб, когда Лютик сам взял ложку. Ламберт допил кофе, смотря на Лютика, сидевшего в большой для него рубашке и в одном сползшем носке.       — А ты меня вправду не расхочешь, когда у меня живот появится от этого вот?       — Буду хотеть в разы сильнее. Гарантирую.       Лютик глянул на него с подозрением, а потом кивнул, делая глоток кофе. Грех жаловаться было, каша все-таки была вкусной.       Он посмотрел на Ламберта и улыбнулся ему.       Не носки грели ему тогда душу, не носки.       Ламберт.