Angel and wolf in sheep's clothing

Неделя пролетела словно выпущенная умелым лучником стрела. На теле Лонга не осталось никаких повреждений, за исключением множества шрамов, полосующих предплечья и икры. Они отливали блеском, уродуя светлую кожу своим тёмно-бордовым цветом. Однако, Лонг не обращал на них внимания, и Но решил, что ему тоже не стоит. Он приходил к больному каждый день, и два-три часа они разговаривали о маленьких, неважных вещах. Первое, что приходило на ум — слетало с языка. Конечно, хотелось бы спросить о чём-то более важном, но Лонг продолжал молчать, будто стараясь выскрести всё, что с ним происходило, вон из памяти. Однажды Текно поймал себя на мысли, что ему уже не так и интересно, почему несколько дней назад этот тёмный жеребец валялся почти что безжизненный в непонятном месте. Сейчас, когда он был в порядке, прошлое казалось не самым важным. — Тогда мне пришлось бежать за ними почти до самого конца, — с улыбкой рассказывал Но историю о своих нонгах, сидя рядом с больничной койкой. Лонг уже не сидел едва живой, он внимательно слушал, усевшись посреди кровати в позе лотоса, а из его глаз текла энергия. Он усмехнулся. — Забавная история, — проговорил он. Текно продолжил: — У меня ещё много таких историй, не волнуйся, ты услышишь каждую из них. Но, знаешь, я так редко слышу что-то от тебя. — Ну, у меня нет ничего особенного, поэтому... — Лонг чуть не запнулся в начале. Несмотря на то, с какой охотой он слушал истории Но, когда дело касалось его жизни — страх и неуверенность бурлили в крови. — Совсем ничего? — Текно посмотрел на собеседника умоляющим взглядом. Он редко так делал, но с Тайпом всегда работало. С Лонгом, видимо, сработало так же. Промолчал с десять секунд, он сглотнул и, глубоко вздохнув, сказал: — Думаю... Я могу рассказать, что произошло тогда, в том здании. Эти слова стоили ему немалых усилий, и они окупились: Но с нахлынувшим возбуждением посмотрел на говорящего, ожидая, словно голодный пёс. Его глаза сверкали от возродившегося любопытства. — Но сначала пообещай, что ты никому не расскажешь, — предупредил Лонг, — это очень важно. — Хорошо, я обещаю, это останется только между нами! — но приставил ладонь к груди, не задумываясь выполнив просьбу Лонга. Тот колебался. Было очень непривычно рассказывать что-то о своём прошлом, оттого казалось невообразимо сложным — заговорить. И всё же, глядя на ждущего рядом парня, который каждый день приходил к нему, невзирая на неприятное прошлое, что их связывает... Собравшись с силами, Лонг начал рассказ: — Я, пожалуй, пойду с самого начала... *** — ...И теперь я тут, — закончил Лонг. Рассказать всё от начала до конца было непросто. Временами ему требовалась минута-другая, чтобы сформулировать происходящее и выпить стакан воды. Если верить часам, то весь рассказ занял у него около получаса, но по ощущениям казалось, будто прошло больше, чем треть дня. Сил смотреть в лицо слушающему Но не хватало, и только сейчас, подняв взор, Лонг решился посмотреть на лицо знакомому... — Но...?! — Мне нужно выйти на секунду, — Текно прикрыл лицо рукой, выбегая наружу. Выйдя за палату, убедился, что рядом никого нет, и съехал вниз по стене. Живот сжимался, содержимое рвалось наружу. Неприятные, отвратительные чувства заполняли разум. То, что говорил Лонг... Даже если не представлять это детально, становилось настолько противно и жалко, что невозможно было оставаться спокойным. А если уж представить... Текно сжал рот ладонью. Представляя всё то, что пришлось испытать парню внутри палаты, он чувствовал отвратительную агонию. «Я пытался заставить его рассказать это... — думал Текно, — спасибо, чёрт возьми, что у меня хватило мозгов не настаивать! Теперь уже не удивительно, что он пытался настолько сильно отпереться от правды». Понадобилось несколько минут и приход медсестры, чтобы вернуть спокойствие. Леди в белом мигом подбежала к сидящему у стены человеку. — Извините, с вами всё хорошо? — волнительно спросила она. — Да, да всё в порядке, я просто решил отдохнуть, — соврал Текно. С трудом натянув улыбку, он вошёл обратно, оставив девушку думать, что за странная ситуация сейчас с ней произошла. — Я вернулся, — проговорил Но, стараясь казаться уверенным, но что-то в голосе выдавало волнение, и Лонг прекрасно это улавливал. Как только Текно сел обратно, больной совестливо вздохнул: — Извини. Не стоило тебе рассказывать. Но, забыв о своём состоянии, тут же возмутился: — С ума сошёл?! Конечно, стоило! Если бы я не знал этого, я бы видел тебя таким же, как раньше! Очень хорошо, что ты решился. От резкого скачка энергии Лонг подпрыгнул. Текно даже немного привстал со стула, пока вещал. Уже и не помнилось, когда в последний раз удавалось видеться с такими энергичными личностями. Лонг, на самом деле, не любил лишний шум. Он старался оставаться в тишине как можно дольше. Однако, когда рядом был Текно, отторжения не ощущалось. Даже наоборот: лёгкая тяга волновалась внутри слабого тела, и её природу Лонгу, кажется, только предстояло разгадать. — Но помни, не говори об этом ни с кем. Я не хочу, чтобы кто-то узнал. — Но почему? — Они все давно исчезли из моей жизни, — с лёгкой грустью вздохнул Лонг, — Я не хочу снова возвращаться к ним, как недолеченная язва. Пусть уж лучше я останусь для них неприятной частью прошлого. Текно, почему-то, осознал это только сейчас. Наверное, потому что для него Лонг был лишь ублюдком, обидевшим его друга. Для остальных он казался чем-то гораздо худшим... Сейчас, пожалуй, было ещё сложнее воспринимать Лонга как простого жестокого психа. Гораздо сложнее. — Но тогда что ты будешь делать? — спросил Текно, — Ну, когда тебя выпишут отсюда. — Не знаю. Увидим. Наверное, продолжу жить так же, как раньше. — Лонг... Могу я спросить ещё кое-что? — Текно был не уверен, но его собеседник дал одобрение, потому он продолжил, — Где твои родители? Ты ни разу не упомянул их Неужели они... Лонг улыбнулся, так же спокойно, как и обычно. Несколько дней назад Текно распознал тип этой улыбки. Она скрывала печаль. Лонг надевал её лишь в те моменты, когда думал или говорил о чём-то, задевающем его глубоко внутри. — Отец давно умер, а мама живёт за границей с новым мужем и ребёнком. Я давно уже съехал, — начал парень, отводя взгляд в окно, — мы не общались уже больше трёх лет. Она лишь изредка присылает немного денег. В основном я живу за счёт подработок. — Это... очень печально... — сердце Но сжалось ещё сильнее. Он не должен сочувствовать этому человеку настолько сильно, однако слушая всё больше, невозможно оставаться равнодушным. — Всё хорошо, в моей жизни всегда было много трудностей. Пока что я буду искать новое жильё. С хозяйкой старого у нас было множество разногласий, так что, наверное, меня уже выгнали. — Стой, но ты же не можешь ночевать на улице, так? — Лонг промолчал. Тишина длилась минуту. Вторую. Третью... Текно не выдержал. — Живи у меня! — вскрикнул он, кладя свою ладонь на чужую и крепко её сжимая. Это первый раз, когда они соприкоснулись за последние пару лет. От неожиданности и удивления Лонг смутился. — Что за хрень ты несёшь?! — Это не хрень! У тебя же есть подработки, так? Просто плати мне деньгами с них, и сможешь жить со мной! — сказав это, Но немного успокоился, и, почувствовав от импульсивного прикосновения стыд, отпустил чужую руку, — Конечно, не навсегда, только временно, пока не найдешь новое жильё. Не могу же я тебя на улице бросить, так? Лонг продолжал смотреть на него как на сумасшедшего, но всё же задумался о предложении. Жить на улице действительно было не самой лучшей идеей... «Соглашайся уже», — твердил ему про себя Текно, и, будто слыша его мысли, Лонг поражённо вздохнул. — Хорошо. Не хочу, чтобы тебя совесть замучила, господин «спасатель». Вот только как ты это своему другу объяснишь? — Хм? Ой, — только сейчас Но опомнился, вспоминая об огромном коме ненависти Тайпа с его муженьком к Лонгу, — Я, я не знаю... Пришлось подумать некоторое время, продумывая все возможные исходы, и, поняв, что другого выбора он не имеет, Текно заявил: — Наверное, будет лучше, если он пока не будет знать. Когда придёт время, я ему расскажу. А, может, мне даже и не понадобится это делать, и ты найдёшь себе жильё в считанные дни! Лонг усмехнулся. Кое-что о Текно он понял ещё с первого дня госпитализации, и с каждой последующей встрече всё сильнее и сильнее убеждался в этом. Мило улыбнувшись, он проговорил: — Но, ты такой упрямый!