Поцелуй со вкусом пепла

      — Милая, ты уверена? — мама дотронулась до чемодана, и тот уменьшился до размера спичечного коробка. Она провернула то же самое со всеми остальными сумками, оставив нетронутым только рюкзак с ноутбуком и прочими вещами первой необходимости, который я собиралась взять в салон, как ручную кладь.       От маминого вопроса я зависла. Ее слова неприятно покалывали мою и без того дырявую, словно рубашка казненного расстрелом, душу. В моей голове сразу выстроился четкий ответ, но вот произнести его казалось столь же непосильным, как выбираться из зыбучих песков. Однако, понимая, что я слишком затянула с ответом, мне пришлось лишь сымпровизировать эмоции.       — Мам, ты бы еще отправила мне e-mail с этим вопросом, когда я буду распаковывать вещи на другом конце света, — я саркастично закатила глаза и закинула черный спортивный рюкзак на одно плечо.       Мама нахмурилась, затем, сжав все мои чемоданы в кулаке, подбоченилась и выдала своё фирменное: «Вы мне дерзите, юная леди?».       Я снова закатила глаза, на этот раз запрокинув голову назад, и издала тяжёлый вздох, сопровождаемый гортанным стоном.       — Мы же уже всё обсудили, ма! Я хочу только в эту академию и никуда больше. Там один из самых сильных преподавательских составов! И уровень образования входит в «ТОП-3» лучших геройских академий в мире. Где занимает, на минуточку, первое место! — я не жалела голосовые связки, старательно пытаясь донести до матери свою позицию.       Однако она такого юношеского порыва явно не оценила. Мама свела брови ещё сильнее, а её губы сложились в тонкую полоску. Ещё чуть-чуть и произойдёт необратимое. Я настороженно замерла, ожидая детонации бомбы замедленного действия, которую сама же и завела.       — Я, конечно, готов ждать самых прекрасных девушек в мире хоть целую вечность, но! — папа как никогда вовремя объявился на пороге, подбросив ключи от машины над головой. — Но самолет вашим чарам не подвластен, вы же в курсе? — с этими словами он поймал ключи в воздухе и широко улыбнулся, смотря в нашу с мамой сторону.       Мама тяжело вздохнула и сунула мне в руку горсть уменьшенных чемоданов.       — Они станут прежними через двадцать четыре часа, — забрав их из рук, я сунула горсть в карман. — И не забудь потом вытащить, иначе как минимум разорвут одежду в клочья, — суровым родительским тоном напомнила мама.       Я шутливо отдала честь, отчеканив при этом: «Есть, сэр! То есть мэм! Так точно, мэм!».       — Не мэмкай мне тут! — начала было мама, но папа снова как нельзя кстати вмешался, напоминая, что мы и так долго возимся и рискуем опоздать на рейс.       Я побежала к двери, на ходу обувая кроссовки, и вылетела вслед за отцом. Опережая его на пути к лестнице, я преодолела три пролёта, сохраняя при этом темп марафонца.       Пока мы ехали в машине и останавливались буквально на каждом светофоре, мама не переставала зачитывать мне правила безопасности и прочие наставления, которые я обязана соблюдать, иначе она прилетит первым же рейсом, посадит меня в клетку для хомячков и привезёт обратно домой.       Я решила воздержаться от так и просящихся наружу колких комментариев, чтобы она не воплотила своё обещание в жизнь, не дав мне даже увидеть борт, на котором я должна была лететь. Сказать, что это было сложно — ничего не сказать.       Но почему-то к горлу подступал комок, стоило мне подумать, как уже завтра нас разделят десятки тысяч километров холодного, бездушного океана. Страшно было осознавать, что я буду предоставлена сама себе в абсолютно незнакомой мне стране, но куда страшнее было остаться. Нет, проще утопиться в этом чёртовом океане, чем продолжить делать вид, что всё в порядке. Продолжать наивно убеждать себя, что время лечит, а кошмары заканчиваются с рассветом.       Глупая Дреа, ты ведь не убежишь от самой себя…       Наконец двадцатиминутная поездка, которая показалась мне двадцатичасовой, подошла к концу, и чувство накатившей тоски только усилилось. Я ведь уезжаю в город, разница часовых поясов с которым четырнадцать часов, а значит, теперь я буду жить почти на день вперёд, и даже просто созвониться с родителями будет той еще задачкой.       — Итак, помни, что… — начала мама, поправляя воротник моей чёрной джинсовой куртки и разглаживая складки.       — Звонить каждые выходные, писать шесть раз в день, уведомляя о самочувствии, а также физическом и психологическом здоровье. Использовать код «ЗАБЕРИ МЕНЯ, МАМОЧКА!», если случится что-то серьёзное или я захочу вернуться незамедлительно, — я стала чеканить свод нешуточных правил, которыми меня пичкала мама на протяжении всей недели. — А также не забывать правильно питаться, не есть много острого и сладкого, перестать пить газировку и встать на медицинский учёт по страховке, как только моя нога ступит на землю за пределами аэропорта. Не ходить в местах большого скопления людей во избежание нападения террористов или злодеев, также избегать безлюдных мест по ясным на то причинам. В случае моей неудачи вступительных экзаменов, на которую я просто уверена, ты молишься, прилететь домой первым же рейсом.       Когда я наконец закончила, мама просияла, улыбаясь мне во все тридцать два зуба. Я же старательно восстанавливала дыхание и пыталась напиться собственными слюнями, так сильно пересохло в горле, что хотелось закашляться, словно больной туберкулёзом.       — И ещё! — вдруг подняв палец вверх, заявила мама, что заставило меня нахмуриться.       Я уже знала, что она хочет сказать, и специально не упомянула это сама.       — Ни в коем случае не используй свою причуду, сама знаешь как. Тебе и так достаточно того, что ты уже умеешь, и ты сама понимаешь, что может произойти, если тебе вдруг попадётся…       — Я знаю, — отрезала я, не давая ей закончить.       Моё и без того шаткое самообладание треснуло, выпуская в сознание рой сбивчивых мыслей. Руки еле заметно задрожали и я постаралась скрыть это сильнее сжав ремешки рюкзака. Да, мама сделала это не специально, но она знала, как я могу отреагировать, и всё равно решила напомнить мне. Будто я сама могла хоть на минуту забыть о своих способностях.       — Итак, девочки, — папа вдруг схватил нас, сгребая в охапку. — Давайте дружненько обнимемся на дорожку!       — Горан, ты нас сейчас задушишь! — заверещала мама и стала вырываться из крепких объятий.       — Пап! — простонала я, поддерживая мать в стремлении выбраться из хватки, похожей на петлю удава.       Отец рассмеялся и смачно чмокнул в макушку сперва меня, затем маму, после чего наконец расцепил свои смертельные объятия, возвращая нам способность дышать.       Подумать только, а ведь уже завтра я буду так далеко от папиного неугасаемого оптимизма и маминых, хоть и раздражающих частенько, но всё же таких родных ворчаний.       — Я люблю вас, — чувствуя, как мокнут глаза, я поцеловала родителей в щёки.       — И мы тебя любим, родная, — мамины глаза тоже покраснели от подступающих слез. Она в последний раз поправила мой воротник и провела ладонью по волосам, приглаживая растрепавшиеся тёмные пряди. — Покрасишь волосы в непристойный цвет, и я… — мама шмыгнула носом и пронзительно посмотрела на меня.       — Боже! — я закатила глаза и развернулась, направляясь к месту посадки, но улыбку сдержать не смогла.       — Не забывай звонить! — крикнули мне вслед, на что я обернулась, не переставая шагать уже спиной вперёд, и отдала честь, протараторив: «Есть, мэм!».       Однако стоило в голове стрельнуть осознанию, как ноги резко прекратили движение, заставляя замереть в ступоре на пару секунд. Взгляд, словно в замедленной съёмке, устремился за огромные окна аэропорта, разглядывая прошлое, что беспрерывными картинками сыпалось перед глазами. Немало усилий стоило проглотить вставший поперёк горла ком, чтобы вновь улыбнуться родителям на прощание, лишь бы не дать им увидеть гримасу ужаса на моём лице. Шагая дальше, я чувствовала, как невидимые руки следуют за мной по пятам, небрежно обхватывая горло, чтобы с силой потянуть назад. От того каждый шаг становился всё тяжелее, пока ноги наливались свинцом.       Если прошлое — это убийца, то я отчаянная жертва, что пыталась убежать от него как можно дальше.