Выбор без выбора

1122 год от О.И., 5 мая, Поместье семейства Бранте. - Браааатец! А, братец? Да стой же ты! А хочешь, прочитаю тебе стихи? Про тебя, про матушку? - на неугомонную девочку напало вдохновение. Напало подло, из-за угла, спрятав отравленный стилет Удела под плащом. Я вздохнул и остановился. Кажется, спокойно побегать-побродить вокруг дома под светом вечернего Столпа мне не дадут. - Ну, давай. Но при одном условии. - Каком? - Глория с любопытством наклонилась и взглянула мне в глаза. Все ещё выше меня, зараза. Полтора года разницы же, а все равно выше! - Ты будешь писать стихи так, как я скажу. На содержание это не повлияет. Только на способ, которым ты их будешь писать, - сохраняю спокойное выражение лица. Но подрагивающие уголки губ меня выдают. Сложно контролировать язык тела, когда ты - ребенок. - И какой же? Ну скажи, скажи! - женское любопытство, понимаю. - Только после того, как ты согласишься, - сохраняю непроницаемое выражение лица, стараясь не засмеяться. - Ну ладно. Но не говори никому, иначе нас обоих выпорят! Мы не дворяне! - выпалила девочка и покраснела. - Не буду. Это, кстати, часть условия. Читай давай, - продолжаю сохранять невозмутимую мину мне-на-все-пофиг-я-познал-дзен. - Ладно, - Глория глубоко вдохнула, сложила руки на книжке и продекламировала: - Мой второй отец судья, Первого не знаю я, Матушка твердит себе О Сияющем Столпе, Братец спорит, трам-пам-пам, Как упряменький баран, Ну а я стихи пишу, Ты об этом - ни шу-шу! - судя по запинке на слове "Братец", сначала мелкая поэтесса планировала прочитать явно другое. К тому же, я не читал в каноне слов про барана... Ух, Глория, я тебе ещё это припомню! - Ни шу-шу, я принял, понял, Такова уж моя доля, Ну а хочешь быть на воле, Слушай, Глория, закон мой, Только правду говори, Под чужими ты пиши! - на ходу сочинил ей в ответ. Рифма чутка сдохла, но плевать, пляшем дальше! Сестра сначала недоумевающе на меня посмотрела и не поняла. А потом как поняла... - Братец! Как это я могу писать не себя? Разве такое бывает? Кто написал - тот и автор, так? - нахмурилась девочка. - Так. А еще простолюдинам стихи писать нельзя. Поэтому не читай свои стихи матушке и всем, кто чтит Уделы, прячь записи, а если они вдруг попадутся кому-то на глаза, говори, что переписала их из какой-то книжки, уже не помнишь, какой. Там, мол, таких стихов много. - Александр! Разве можно врать старшим?! - негодующе воскликнула Глория. - Глория! Если хочешь писать стихи, но твой Удел это запрещает, - нужно! Только не врать, а говорить чистейшую правду! Правду, правду и ничего кроме правды! - говорю это таким недоуменным тоном, будто бы объясняю, что за столом нужно есть ложкой, а не руками. - ... - сестра не нашла, что ответить. - Все просто. Возьми листок, напиши на нем "книжка". Складывай под него свои стихи, и если тебя спросят, откуда ты их взяла, говори, что взяла их из книжки. Чтобы лучше развивать память. Спросят, какой, говори, что точно не помнишь. И ты действительно не помнишь, ведь разве ты запоминала, какого размера листочек, на котором ты написала "книжка"? - весело улыбаюсь и подмигиваю Глории. Та, раскрыв рот, уставилась на меня, будто впервые увидела. - Принцип поняла? - перестаю улыбаться, серьезно смотрю на сестру. - Кажется, да. Я не вру, я говорю правду. Но думаю о своем. А мама думает о своем, когда спрашивает, и получается, что я вру... Нет, не вру. Говорю правду, но другие думают, что я не нарушала Удел и не писала стихи. Бррр, братец, ты хитрый хитрец, вот ты кто! - девочка помотала головой и с негодующим видом посмотрела на меня. - Ага. Но ты подумай о том, что получается! А получается, что и ты стихи пишешь, и мама с папой довольны, что ты соблюдаешь Удел. Всем хорошо! Согласна? - Вроде да... - неуверенно протянула Глория, явно подозревая какой-то подвох. - Не вроде, а да! Кстати, открываю ещё одну тайну - ты можешь написать "не стихи" на обороте верхнего листочка, мелкими буквами. И когда тебя спросят, пишешь ли ты стихи, ты честно ответишь, что нет, стихи ты не пишешь. Ладно, я дальше побежал. Стихи твои... Не-стихи, кстати, хорошие, мне понравились, - и, развернувшись, я продолжил гулять вокруг дома. Мне нужно ещё многое изучить здесь. *** Глория проводила бегущего братика взглядом и задумалась. То, что он ей только что сказал, не укладывалось в голове. Как это так, врать Старшим? Маме, папе? Ведь мама это, это... Это всё! Но, с другой стороны... Писать стихи хочется. Розги не хочется. Как быть? И ведь вроде она в самом деле не врет, если сделает так, как братик посоветовал. Но есть, есть в этом всем какая-то хитрость, какая-то ложь, плохая ложь, Глория чувствовала её всем сердцем! Но понять не могла. Это злило её вдвойне, но все, что оставалось юной поэтессе - запомнить сказанное и последовать ему. *** - Глория! Что за выходка! Я тебе говорила следить за младшим братом, а не заниматься сочинительством! - донесся до меня сердитый голос матери, когда я возвращался с обеда. За ворота не пускают, через ограду не перелезть, остается только разбалтывать слуг да читать том второй учения Изатиса и втихаря делать пометки. - Мама! Я ничего не сочиняю! Это все из книги! - торопливый ответ сестры, не желающей лишней порки я слышу даже на другом конце сада. Не сказать, впрочем, что сад такой уж большой... - Какой книги? - шагаю в сторону голосов. - Не помню. Но там таких стихов много. Мама, я ничего не пишу сама, я чту Уделы! - выхожу к пруду. Картина маслом - преступление и наказание. Глорию поймали с поличным - стопка стихов, чернила... Хорошо хоть, что она вняла моему совету и пытается отмазаться. - Так ты... - не даю маме договорить, выхожу к пруду. - Мама, мама, что тут происходит? - задаю вопрос, чтобы потянуть время и придумать, как вытащить Глорию. Лидия поворачивается. Лицо нахмуренное. При виде меня слегка улыбается, но затем снова хмурится. - Александр, Глория, вероятно, поступила очень, очень плохо - она нарушила Удел и написала стихи. Сейчас она говорит, что это не её стихи. Как думаешь, она говорит правду? - Матушка! Конечно, она говорит правду. Глория чтит Удел, более того - со всем терпением стремится исполнить его. Переписать столько стихов, да ещё заставить себя их запомнить трудно. Я так не могу. Потому... - Хм. Я не припомню, чтобы я или кто-то из учителей давали тебе подобное задание, дочь... - Лидия с подозрением уставилась на Глорию. Та сделала максимально невинный вид, но я видел, как подрагивают её пальцы, а голова непроизвольно вжимается в плечи. Плохо, надо выручать. - Нам надо развивать память! Так говорил батюшка, мама. Судье нужна хорошая память, служанке судьи тоже. Ведь Глория потом будет мне помогать, когда я стану судьей, как отец! Поэтому я попросил её, чтобы она побольше запоминала. Вот она, видимо, и решила запомнить стихи. Раз сама писать не может, так хотя бы прочитает и перепишет, - говорю взволнованным, но радостным голосом. Сестра замерла на мгновение, а потом чуть-чуть расслабилась. Я встретил её взгляд и дважды моргнул, на секунду приподняв правую руку, чтобы отвлечь внимание матери. Глория знак получила и слегка кивнула. Мама же озадаченно посмотрела на меня, затем на сестру. Несколько секунд спустя она улыбнулась и ласково потрепала Глорию по волосам. - Так значит, ты хочешь помогать брату в его судейской работе, когда вырастешь, Глория? - интонация в голосе мамы была ласковой, но я уловил там ещё что-то. Что именно - не понял, но оно - было. - Да! Братику нужна помощь, сам он никак не справится с такой сложной работой! - сестра высунула язык и издала звук вроде "ууууу!". - Глория! Как тебе не стыдно сомневаться в способностях будущего дворянина мантии! - возмутилась Лидия и все-таки отвесила сестре легкий подзатыльник. Ну, видимо, судьба, что уж тут. А вот нефиг выделываться и троллить будущего дворянина мантии! То-то же! - Ничего, мне пригодится такая помощница. Так что, мама, тебе нужна какая-нибудь помощь сейчас? - внимательно смотрю на маму, отслеживая реакции. Та задумалась на миг, огладила изрядно подросший живот (будущий пророк, видимо, на подходе! если канон идет по той же дорожке), а затем кивнула. - Да, Александр, принеси пожалуйста воды, а то что-то мне пить хочется. - Я мигом, мама! - киваю и бегу. *** Проводив сына взглядом, Лидия повернулась к Глории и спросила: - Так ты действительно хочешь помогать брату и для этого запоминаешь и переписываешь книги? Только говори честно, Глория! - строго произнесла женщина. - Да, мама, - честно ответила девочка. - И ты не помнишь, что это за книга, но помнишь стихи оттуда? - это беспокоило Лидию больше всего. Как можно запоминать стихи из книги и не помнить, что это за книга?! Глория явно что-то недоговаривала! - Ну... Да, мама. Я поищу, можно? Наверное, найду, если поищу, - сердце Глории забилось быстро-быстро, но Лидия была на пятом месяце беременности, и в этот самый момент отвлеклась на шевеление малыша. - Да... Поищи, доченька. Хорошо, что ты помогаешь брату. Я пойду, наверное... Малыш ворочается. - Тебе помочь, мама? - тут же подпрыгнула девочка, забыв про листы. - Сиди, я сама. Про твои стихи позже поговорим, - махнула рукой Лидия. Глория проводила маму взглядом и задумалась. Речь была о её стихах или "её" стихах? Которые она написала сама или которые она переписала? Вот уж эти... Недоговорки! Недопонимания! Александр в самом деле хитрый хитрец, если умеет такие штуки использовать, чтобы соврать! Сама Глория врать не умела и не любила. Но розги получать она не любила ещё больше, да и стихи писать хотелось. Поэтому в дальнейшем ей еще не раз пришлось использовать этот прием, показанный братом в тот летний день 1121 года.