А мы всего лишь существа

Когда-то очень давно, когда Акинфеев в ЦСКА ещë не был капитаном и ходил всë время хвостиком за Березуцкими; в те времена, когда в сборной России бок о бок играли двое игроков высшего класса – Виктор Гончаренко и Сергей Семак – именно тогда и произошëл этот досадный конфликт, который разрушил всë хорошее, что было и могло бы быть. Вернее, так казалось Виктору в первые часы после расставания с Сергеем. Да, они с Семаком тайно встречались, встречались целых два года, однако почему-то всë пошло наперекосяк. А Виктор слишком поздно это заметил, поэтому теперь расплачивается за свои ошибки собственными чувствами. Почему? Почему Серëжа так поступил? Они ведь планировали, вместе, что у них будет самый лучший на свете клуб-интернат для гибридов. Они хотели сделать свой собственный футбольный клуб, в котором все гибриды могли бы чувствовать себя равными с людьми и могли бы выкладываться на все сто, не боясь осуждения тренеров. Но что-то пошло не так уже тогда, когда Виктор впервые озвучил эту мысль вслух. Правда, тогда он этого не заметил. А зря. – Серëж, я тут подумал... Жалко ведь котят, да? Маленьких таких, которые ничем не заслужили, чтобы их оскорбляли за одно лишь желание жить... А было бы здорово, если бы они могли играть на равных с нами, представлять клубы и даже сборную! – на международных соревнованиях... – Семак слегка дëрнулся и снял руку Гончаренко со своего плеча. Виктор в недоумении посмотрел на своего парня, а тот поспешно заговорил: – Идея классная, не спорю. Но ты представь, сколько негатива будет литься на них и, в первую очередь, на нас? А тебе разве этого хочется? Помнишь, мы ведь с тобой планировали уехать после окончания карьеры куда-нибудь далеко, где нас не найдут, чтобы быть только вдвоëм... Навсегда... – Сергей перешëл на шëпот и стал поглаживать низ живота лежащего возле него Виктора. Тот отчаянно покраснел, а Семак только хмыкнул. За полтора года Гончаренко никак не мог привыкнуть к тому, что такие движения – это нормально для человека, состоящего в отношениях. Но Сергею мало было просто погладить. Ему хотелось потрогать ещë и там. Виктор, который боится щекотки, поначалу лишь смеялся и брыкался, когда Сергей попытался протолкнуть свою руку между оголëнным животом и тугим кожаным ремнëм. Однако когда Семак одним резким движением сорвал и отбросил ремень в сторону, улыбка пропала с лица Гончаренко и тот замотал головой: – Серëж, не надо, не сейчас... Я... Ох! – Сергей не слушал, он всë так же резко и страстно сорвал с Виктора нижнюю часть одежды и хотел поступить аналогично и с верхней, но Гончаренко остановил его, закрываясь правой рукой, – Я же попросил, Серëж, ну! Семак прошипел что-то недовольное сквозь зубы, но в ту же секунду его лицо переменилось на привычно-ласковое, как у кота, и тот начал целовать живот Виктора, приговаривая: – Ну прости, прости, милый, больше не буду. Я просто подумал, что тебе неплохо было бы развеяться... Как насчëт похода в кино? Только ты, я и два пуховика, потому что в зале холодно, – Виктор по-детски рассмеялся, а Сергей продожил его целовать, шепча лживые искренние извинения... * * * Виктор проснулся в холодном поту и быстро-быстро дыша. Он медленно окинул комнату взглядом и расслабленно выдохнул, когда понял, что всë на своих местах: он – у себя дома, никакого Семака тут и подавно нет; у электрического камина всë так же разбросаны книги, которые Гончаренко не удосужится убрать обратно на полку уже вторую неделю, на тумбочке возле кровати по-прежнему лежат блокнот и ручка, под боком у Виктора по-прежнему беззаботно сопит во сне Ваня... Стоп. Что? Какой ещë Ваня? Виктор резко возвращается в реальность и во все глаза смотрит на полузащитника, уютно устроившегося у него в кровати под тëплым набивным одеялом. Гончаренко лихорадочно пытается сообразить, что Обляков делает в его постели, и, наконец, вспоминает. Виктор привëз котëнка к себе домой, потому что тому, как выяснилось, больше некуда идти, а выглядел он крайне плохо, поэтому ни в какую гостиницу Гончаренко его отпускать был не намерен. Отлежится у него, отогреется, а там посмотрим. Виктор бросил взгляд на спящего Ваню – он удобно скрутился на кресле, словно настоящий кот, и даже что-то мурлыкал во сне. Мужчине отчаянно не хотелось будить такого уставшего котëнка, но было нужно ещë хотя бы дойти до квартиры, поэтому Гончаренко аккуратно потряс Облякова за плечо и пробормотал: – Вань, просыпайся. Приехали, – получилось неожиданно так ласково и нежно, Виктор аж сам удивился. Ваня задëргал кошачьими ушками, ловя источник звука. Лениво приподнял веки, зевнул и потянулся... А потом окончательно пришëл в себя. – Ой.. Виктор Михайлович? Извините, я... – котëнок быстро стушевался и залился краской, на что Гончаренко лишь рассмеялся. – Всë в порядке, надеюсь, ты немного выспался. Сейчас ещë доспишь, вылезай из машины и пойдëм ко мне греться. – Да я не замëрз, Виктор Михайлович, у Вас кофта с подогревом, – Ванька улыбнулся во весь рот, а Виктор с опозданием заметил, что Обляков и вправду проспал всю дорогу в его кофте. Кстати, она ему очень даже идëт... Тренер тут же выбросил из головы эти мысли и поманил Ваню за собой. – Не знал, что Вы живëте как все, Виктор Михайлович, – выпалил Ванька и тут же прикусил язык, наверняка проклиная себя за сказанное – Виктор не видел котëнка у себя за спиной, но догадывался. – Я н-не это имел в виду! – Я понял, – спокойно ответил Гончаренко и улыбнулся. – Ну, тешимся тем, что имеем... А ты думал я в бриллиантовых палатах с золотыми унитазами живу что ли? – Ну почему же сразу с золотыми... То есть, тьфу ты, Виктор Михайлович, ну я честно не это имел в виду! – Ванька раскраснелся так, что Виктору казалось, ещë чуть-чуть – и из ушей мальца повалит густой белый пар. Гончаренко это позабавило. – Вот значит, как... Приютил, значит, бездомного котëнка, а он тебе "тьфу ты, Виктор Михайлович"... Я на тренировке обязательно припомню, – усмехнулся он. Ваня вспыхнул. – Издеваетесь, да?.. – А как ты догадался? – рассмеялся Гончаренко. – Ладно, милости просим в наши хоромы, – он затолкал Облякова в маленький коридор. – Разувайся и проходи в зал, это направо, – Виктор удалился на кухню, оставив котëнка осматриваться. Он думал приготовить Ване чашечку горячего кофе, как тот любит, чтобы немного согреть его – не только физически, но и духовно – чтоб он почувствовал, что не один. Виктор вдруг встрепенулся и чуть не выронил пустую чашку из рук: откуда, чëрт возьми, он знает, что любит Ваня?! Может, ему вообще не нравится кофе... И чтобы долго не париться по этому поводу, Гончаренко крикнул: – Вань, кофе будешь? Уверенное "да" тут же развеяло все сомнения Виктора, и тот бережно начал готовить им кофе на двоих. Гончаренко решил, что после разберëтся, что значат все его мысли и чувства, а пока он просто сделает кофе и позаботится о том, чтобы Ване было тепло. Тоже мне, мамочка... * * * Ваню уже клонило в сон. Виктор перестелил бельë на кровати и похлопал ладонью по одеялу: – Ложись и засыпай. Завтра выходной, там и подумаем, что с тобой дальше делать. – Виктор Михайлович... А как же Вы.. – сквозь сон осведомился Обляков. – А я... А что я? На диване как-нибудь перебьюсь. Ты главное спи. – Нет, Виктор Михайлович, – пробурчал Ваня. – Так не пойдëт. Я же тут гость, а не Вы... Давайте уж лучше я на диване. Виктор притворно-грозно сдвинул брови. – Эй, Ваня на диване, условия мне будешь ставить? Я твой тренер, и как тренер, говорю: ложись и спи на кровати! У меня всë, – Виктор устало вздохнул, как вдруг почувстовал, что за его футболку хватаются руками: – Не уходите, Виктор Михайлович... – кажется, Обляков уже спал – вот же необычный малый, спать сидя! – а потому Гончаренко сдался: он передвинул Ваню поближе к стене, положил ему под голову подушку, а сам устроился с краю, чтобы не потревожить котëнка. Виктор никогда не умел засыпать быстро, а потому ещë успел почувствовать, как его обхватывают тонкими ручонками и мягко прижимаются сбоку. А он и не против... И теперь Гончаренко невольно улыбается, наконец вспомнив все детали прошедшего дня. Шок от ночного кошмара тут же как рукой сняло – стоило лишь бросить взгляд на мирно спящего Ваню под боком. И в груди затеплилось что-то нежное и мягкое, как верба весной... Виктор поддался очарованию, погладил котëнка по волосам, завившимся в колечки, лëг рядом на подушку и провалился обратно в сон. И до утра его больше не беспокоил никакой Семак и никакие ужасы. Экий ловец снов – Обляков!.. * * * Если не считать очень натянутых отношений между Костей и Федей в последнее время, сегодня на тренировке не происходило ничего необычного. Но если послушать диалоги каждой "компашки", можно было узнать много интересного. Например, Головин включил на всю округу через колонку "Я твоя" Артик и Асти и стал прыгать и танцевать (с мячом, разумеется). Остальным сказал, что это такой вид тренировки, и позвал присоединиться. Миранчуки, которые в последнее время стали чаще отлипать от Феди, тоже стали танцевать. Черышев, только что подошедший к этой буйной компашке, пихнул Смолова в плечо: – Эт чë за туса? – Да фиг его знает,– пожал плечами Смолов. – Но им, похоже, весело. – Ребята, я с вами! – крикнул Денис и присоединился к танцующей троице. Мяч вращался в воздухе и приземлялся на ноги то к одному, то к другому футболисту. Вскоре к ребятам присоединился и Кокорин, который прыгал выше всех и громко пел: – Закроем глаза и в небо летим высоко, мы над землëй, от счастья с тобой давай закричим!.. Марио, который пришëл вслед за Денисом, тихо присел в сторонке. Он не очень любил шумные компании, но и не хотел уходить куда-либо без Дениса. В последнее время эту парочку расцепить было невозможно – что, кстати, сильно волновало Игоря, но он решил, что разберëтся с этим позже. У Акинфеева была своя головная боль – Артëм Дзюба. Почему он вообще прилип к нему? Поначалу Игорь думал, что Дзюба будет над ним насмехаться – тот выглядел как среднестатистический хулиган в глазах Акинфеева, а потому не вызывал никакого доверия. Собственно, сперва Дзюба этим и занимался – доставал Игоря по пустякам, смеялся над неудачными захватами мяча. Но потом он вдруг резко перестал это делать, и Игорь почувствовал, что ему словно стало легче дышать. Артëм даже стал отгонять от капитана назойливого Кокорина, который приставал ко всем подряд – Игорь, конечно, был за это Дзюбе благодарен, но не понимал, почему тот сам не отвяжется уже. Знал бы он, что на самом деле в голове у Дзюбы, то точно удивился бы. Хотя удивился – это слишком мягкое слово... Но об этом позже. Увидев эту танцующую компанию, Черчесов присвистнул, но разгонять не стал – ребята всë равно тренировались, да и по программе у них в это время перерыв, поэтому прерывать веселье сейчас было бы просто нетактично. К пятëрке присоединились Набабкин, Чалов, Кучаев, двое пацанят из Самарских "Крыльев" и ещë парочка ребят. Кутепов, Фернандес, Смолов и ещë некоторые остались в стороне, тихонько офигевая с происходящего. Головин только что радостно сделал какой-то сложный финт и дал пас Кокорину, как вдруг почувствовал, что сзади его обхватывают цепкие костлявые руки. И тихое-тихое: – Цыплëнок. Гибрид забрыкался, а тело словно током прошибло. Он вдруг вспомнил то самое из относительно недалëкого детства... Маленький растрëпанный котëнок. Кто-то больно дëргает за хвост. Слëзы брызжут из глаз, а позади раздаëтся насмешливое: "Цыплëнок!" "Цыплëнок, цыплëнок, цыплëнок!" Головин никому и никогда не рассказывал про то, как его дразнили в школе. Для всех остальных он сейчас был жизнерадостным и оптимистичным Сашкой, "Головой", но никак не маленьким и дрожащим общипанным "Цыплëнком". И вот кто-то со спины шепчет злосчастное "цыплëнок", и Сашку словно парализует. Он не может повернуть головы, чтобы увидеть того, кто это сказал. Он даже не слышит, как Черышев кричит: "лови!" Мяч пролетает мимо и катится куда-то вдаль. Все удивлëнно оборачиваются на Головина и вышедшего из-за его спины Ерохина. А тот склоняется над бедным гибридом, слегка приобнимая его за шею, и тихо, но чëтко проговаривает: – Давно не виделись, Цыплëнок. Но ты не бойся. Я ведь вырос. Головину хочется сбежать. Головину хочется провалиться сквозь землю. Головину хочется сделать вид, что всë это понарошку. Или что он спит. Да, точно! Сейчас он проснëтся, и... – Саш, что это всë значит? – в недоумении протягивает Черышев. А Кокорин ржëт: – Кстати, правда на цыплëнка похоже. И как я раньше не заметил? – за что ему прилетает оплеуха от Смолова. – Эй, алë, что за фигня?.. – Т-ты... – Саша наконец умудряется повернуть голову направо и сталкивается носом с носом Ерохина. В глубоких шоколадных глазах горит какой-то неведомый огонëк: сейчас перед ним был не тот Саша, которого Головин боялся и презирал в средней и старшей школе. Головин даже как-то физически почувствовал, что Ерохин вырос. И дело было даже не в росте. Тот Сашка Ерохин, которого гибрид помнил, был всегда на голову выше своего тëзки. Тот Сашка Ерохин всегда насмехался над ним и ни во что не ставил. Тот Сашка Ерохин даже не стал бы сомневаться перед тем, как сказать очередную гадость и посмеяться вместе со своими друзьями над растерянным Головиным. Наконец, тот Сашка Ерохин никогда не стал бы смотреть на Головина так. Но теперь что-то изменилось в его взгляде. Горящий в его глазах огонь не был злым и насмешливым, а был печальным и тусклым, словно костëр внутри Ерохина постепенно выгорал с того самого дня, как они выпустились из школы. А у Головина мысли скакали, словно кони – даром, что за ЦСКА играл несколько лет... "Почему я сразу его не узнал? Знал ведь его фамилию и как он выглядит, но... Он и вправду совершенно изменился, если даже я его не узнал! И что сейчас ему от меня нужно? Зачем опять зовëт Цыплëнком, когда раньше обращался нормально, по имени? Что вообще происходит, я запутался!" – Кхм-кхм, мы вам не мешаем? – уточнил Кокорин и вновь получил затрещину, на этот разу уже от Миранчуков, а потому даже две затрещины. Головин только сейчас понял, насколько нелепо они выглядят – высоченный как столб Александр, который склонился к Сашкиному лицу и чуть ли не вплотную прижался к нему – и маленький напуганный котëнокс который по старой привычке поджал под себя хвост. Головин резко отпрянул и нахмурился. – Да что ты... Чего тебе надо? Ерохин лишь задумчиво сверкнул глазами. Посыпались угольки. Черышев неуверенно поинтересовался: – А... Я так понял, вы знакомы были раньше? – Да, – пробасил Ерохин. Даже голос у него изменился! Стал таким глубоким. – Он мой бывший. Головин аж поперхнулся, а все остальные уставились на зенитовца. – Кто-кто? – Мой бывший одноклассник! – быстро выпалил Сашка, чтобы остальные не додумали чего-то лишнего. – Ладно, ребят, мне тут нужно шорты поменять, порвал случайно, видать, зацепился где-то , – затараторил Головин и мигом скрылся в раздевалке. По дороге всë же успел услышать тихое, но точно адресованное ему, и немного печально-нежное: – Цыплëнок...