Переступая грань.

***

Прошел час с момента, как парень удалил страницу. Он лежал, смотря в потолок и слушая, как настенные часы отбивают ритм. Он только недавно осознал, что весь его плейлист и треки, которые он мог бы послушать, чтобы немного успокоиться - остались на удаленной странице. Но, в принципе, размеренное тиканье тоже подойдет. "Тик" Я сделал правильно. "Тик" Это должно было произойти. "Тик" Другого выхода не было. "Тик" Я осознавал, на что шел, когда начал общение с ним. "Тик" Надеюсь, это чудовище сейчас спит спокойно. "Тик" Хотя, я об этом не узнаю. "Тик" Он не сможет мне больше написать. Не позовет что то смотреть. Не расскажет, как прошел его день. "Тик" Я больше не услышу его задорный смех. "Тик" Эта пустота останется со мной. Слезы все бежали маленькими струйками по щекам, опускаясь на уши и падали на подушку. Они и не собирались заканчиваться. Вспомнилась строчка из песни, которая была у него в профиле, на удаленной странице. "Это не слабость, а, наверное, натура - влюбиться в слезы, чтобы так мне стало легче." Мысленно, парень продолжил строки. "Все отпустить и разобраться на фигуры." "Тик" "Противоречить, но любить тебя, как дура." Парень сгибается в позе эмбриона, вынув подушку из под головы и начав обнимать ее. "Собрать все вещи и поставить их за двери, хоть бы их кто то взял к себе, и я бы не ушла." "Тик" "Ты бы, наверно, ржал с меня, и вряд ли бы поверил, что я заранее кого то не нашла." "Тик" "Но это точно не кино и не спектакль, где всем героям суждено в конце быть вместе." Следующая строчка сама вырывалась из глотки, отдаваясь тихим шепотом, отскакивая от стен, проносясь в висках, импульсом, бьющим прямо в грудь. — Хотя, на это мне плевать, я ведь девчонка, которая любит тебя всем сердцем. Парень вздохнул. Встал с кровати, сел за стул на колесиках, закрывая глаза и начиная крутиться и тихо напевать. — Мы едем на полной скорости, в последнем свободном каршеринге, но мы, как и он - несвободные, и он, как и мы - кем то сделаны. Нам машут помятыми ветками деревья на выезде с города, они, как и мы - очень молоды, и нам, как и им - очень холодно. Шепот переходит в нормальный голос. — мы едем на полной скорости и слушаем песни по радио, они все такие обычные. тупые. однообразные. Парень встает со стула и идет в коридор, продолжая напевать, надевая красное пальто. — ты куришь последние, мятные. Выходит в подъезд, взяв зонт. — и пьешь энергетик из трубочки. Бежит по ступенькам. — а я наблюдаю внимательно. Нажимает на кнопку, чтобы открыть подъездную дверь. — влюбилась, дурочка. Двери распахиваются и Скарлетелла выходит на улицу. Свежий воздух. На улице никого нет, ведь сейчас ночь. Фонари слабо освещают безлюдные переулки, видны вывески разных магазинов. Красиво. — когда мне грустно, я смотрю наши старые мультики.. — парень шагает по дороге, напевая себе под нос. От этого становится легче. Везде сыро, в лужах, от недавно пролившегося дождя, отражается свет мигающих фонарей. — в темноте.. — шлепает прямо по ним, от чего отражающийся от фонарей свет начинает рябить. — обнимая букет желтых лютиков. — остановился, стоя в луже. Точно. Если бы Краулинг был цветком, он был бы лютиком. Такое невинное растение, совершенно беззащитное, дарящее свою красоту окружающему миру. И его тоже хочется обнять, как в песне. Начинается дождь. Снова. Зонтик спасает от капель, что падают с неба, но ничего не может защитить лицо парня, по которому беспрерывно бегут слезы. Они скатываются на кожаное красное пальто, а некоторые из них уносятся ветром. Лютики. Такие нежные цветы. Красивые, притягательные. Но они и рядом не могут стоять с розами. Скарлетелла заворачивает в какую то подворотню и поскальзывается, падая прямо в лужу. Ручка зонтика ломается. Сил встать нет, ноги не слушаются. Да и, в принципе, парень не знает, зачем он вышел на улицу. Все равно. Уже пусто, уже ничего не осталось. Ни Краулинга, ни лютиков, обвивающих своими лепестками шипы колючей розы. Парень переворачивается на спину, смотря на звездное небо, с которого продолжает капать дождь прямо на лицо. Это все неважно, мелочно. Пусть вода и проникает прямо в одежду, пусть он уже насквозь мокрый. Все равно.

"Просто Лера - лютики."

— я лежу на заброшенной улице, в переходах раздавленный сникерс. Меня больше никто не заслуживает, даже ты, с миллионами долларов. Почему то подумалось, что это строчка хорошо описывает парня и его родителей. — разбуди меня голосом в радио, и мы встретимся в полночь на лестнице. Но опять ничего не получится. Мы расходимся. Безболезненно. В груди начинает сдавливать. Эта строчка не подходит, ведь боль, засевшая снежным комом, сковывающая цепями каждое движение, разрастается. — я сижу в твоей порванной курточке, я жгу спички, считаю минуточки. "Тик" "Тик" Шум от настенных часов до сих пор пульсировал в висках. — мне всего полчаса и - закончится. Забирай меня, пьяную дурочку. Скарлетелла не пил. Никогда. Но сейчас, нащупав в кармане промокший паспорт, он посчитал, что ему это необходимо. Прямо сейчас. Парень пытается подняться, но у него получается лишь сесть, облокотившись на кирпичную стену здания, и поджать колени к себе, продолжая петь под мелодию собственной челюсти, которая дрожала то ли от холода, то ли от пустоты в груди. — я в подъезде, приди, пообщаемся. Парень всхлипывает и кладет голову на колени. — мне так нужно к тебе прижаться. Забери меня. Срочно. Пожалуйста.

"Когда мне грустно, я смотрю наши старые мультики, в темноте. Обнимая букет желтых лютиков."

Парень больше не смог продолжать петь. Из его груди вырывались рыдания, смешанные со всхлипами. Руки зарывались в мокрые волосы, продрогшие плечи дрожали больше, чем нужно. Как же паршиво. Как можно было до такого докатиться, чтобы в любимых песнях находить тебя, чудовище? Чтобы немного придти в себя, парень решил вспомнить другую песню. Но и здесь его ждал провал. Огромный провал.

"Просто Лера - сильно."

"Прости. Но мне придется тебя любить. Скорее всего, пока ты жив. Скорее всего, пока я так хочу смотреть те фильмы, которые ты любишь."

Парень находит в себе силы встать, когда рыдания прекращаются и остается дыра. Огромная. Настолько, что ни в какой песне не опишешь и ни в каком стихе не вычитаешь. — прости, но мне придется тебя терпеть. И есть фастфуд, чтобы потолстеть. — Скарлетелла поднимает сломавшийся зонт и смотрит на кирпичную стену перед собой. — знать наизусть марки всех авто и не-на-ви-деть тебя за то, — начинает кулаком бить в стену, разбивая костяшки в кровь после каждого слога. — что я так сильно — на этот раз парень подключает онемевшие ноги, начиная ботинком ударять по мокрому зданию — люблю твой смех. Любить тебя так сильно за то, кто ты есть — скулы начинает сводить, а челюсть сжиматься, но парень не обращает на это внимания. Как и на свои костяшки, разбитые в кровь. Как и на носки своих ботинок, что начали отклеиваться. — прости, что я так сильно люблю твой смех.. — приходит новая волна успокоения и парень опирается лбом о стену. — любить тебя тактильно. За то, кто ты есть. Скарлетелла шаркает ногами, подцепляя лужи побитой обувью и волоча сломанный зонтик в руке, продолжая. — прости, но мне придется уйти, пропасть. Нарошно. Назло уйти. Доходит до ближайшего подвальчика с вывеской "24 часа". — и обязательно тебе сказать, как сильно я тебя люблю любить. "Да ни в жизнь. Ты никогда об этом не узнаешь, чудовище." Покупает бутылку коньяка, которую с опаской втюхивает ему консультант, смотря на страницы мокрого паспорта, с которого стекают капли дождя, и выходит на улицу. Снова. — прости за всё. И отпусти и не держи - соври, что тоже сильно и не можешь жить. Захотелось домой. Очень сильно. Как можно быстрее. — я все пойму, смогу тебя простить, ты только меня отпусти, прости. — голос становится шепотом, а ноги сами несут по дороге. Парень бежит. Капли дождя и ветра попадают в лицо, челка развивается на ветру, а слезы текут, не прекращая. Не унимаясь. Снова. Дыхалка через несколько минут подводит и парень останавливается, успевший добежать до подъезда. Заходит в квартиру, снимая мокрое пальто и бросая его на пол. Разувается и проходит на кухню, наливая коньяк. — гадость. Теплая жидкость разливается в груди. Невкусно. Горько. Но тепло.

Тепло.

*

Рассвет. Птицы громко поют. В бутылке из под коньяка ничего не осталось. Скарлетелла лежит на локтях, сложенных на столе. Волосы и одежда почти высохли, но остаются грязными. Спустя час после опьянения удалось заснуть, но совсем ненадолго. Учебу нахуй. Родителей нахуй. Эмму Блад нахуй. Лютики... Лютики только обнимать. Только зарываться в черные волосы, проводя кровавыми костяшками по длинным прядям. По любимым длинным прядям. Как же хочется. Хотя бы на миг. Но нельзя. Нужно учиться жить с этой пустотой. Нужно учиться жить без них. Скарлет встает, но потом снова плюхается на табуретку, хватаясь за голову и жмурясь. — ну и дерьмо.. Спустя минуту собирается с мыслями, выкидывает пустую стеклянную бутылку, прибирается в коридоре и идет в душ. Парень садится в ванной, подставляя спину к воде. Теплые струйки, кажется, обжигают. Но это всяко лучше, чем холодный дождь и слезы, беспрерывно текущие по щекам несколько часов назад. — Потом я отпущу. Станет лучше, влюбленность пройдет.

*

Проходили дни. Недели. Месяца. Парень сдал все сессии успешно, несмотря на свое личное горе. Несмотря на то, что в его жизни больше не было лютиков. После того, как приехали родители, он каждый вечер погружался в учебу, лишь бы не думать об этих нежных цветах. Он вытянул все предметы на "отлично", везде были одни пятерки и родители были, если так можно сказать, довольны. Только вот дыра в груди и не думала зарастать. Время шло быстро, переливаясь из одного дня в другой. Неминуемо приближая 1 сентября. Неминуемо приближая день, когда Скарлетелла увидит лютики. Он не забывал о них. Эти цветы могут жить и сами по себе, если их будет поливать дождь. Вот и Скарлетелла "поливал", каждую неделю, кидая по пять тысяч на карту Краули. Он не знал, догадывается парень об этом или нет. В любом случае, он не мог этого не делать, иначе беспокойство за это чудовище начало бы рыть в его груди новую дыру. Пусть он не может больше видеть эти ошарашенные глаза и жестикуляции, слышать его крик "ТЫ С ДУБА РУХНУЛА", но голос Краулинга все равно оставался в голове, отдаваясь прямо в сердце. От воспоминаний становилось теплее. Теплее, пока не наступит ночь и слезы вновь не затопят подушку под беспомощные всхлипы. Почему не становится легче? Почему все говорят, что время лечит, но прошло почти три месяца, а в сердце, по прежнему, огромная дыра. Пустота. Боль. Холод. За две недели до первого сентября парень не удержался и зашел в магазин, купил себе лютики, которые сейчас гармонично украшали его стол и радовали глаз. От них становилось хорошо. Вот сидишь себе, пишешь конспект, а тут лютики. Стоят себе в вазочке, да распускаются. Даже не вянут, ведь они всегда под присмотром и заботой. Интересно, если бы Краулинг попал в руки не Эммы Блад, а Скарлетеллы - он бы тоже расцветал?