Мы были птицами...

      Стрелков в этом городе всего ничего, а уже чувствует себя, так словно целая вечность прошла пока он тут. Чёртовы Питерцы! Больные психопаты. Ещё и культурной столицей себя считают! Если бы начальство не отправило его на это дело, он бы не приехал. По собственной воле он никогда и ни за что не отправился бы в Питер. В столице тоже своих больных и шизиков хватало, но не настолько же! Глаза уже покраснели, за всю ночь и утро, что он сидел за новым убийством, которое даже не факт, что напрямую связанно с делом Чумного. Ладно поджоги, ладно убийства во время грабежа, да даже маньяки ладно! Но убивать кого-то вот так… Это уже за гранью его понимания. Не часто встретишь такое сумасшествие на месте преступления. обычно всё просто: лужи крови, мозги на стенке или кишки на полу. Обыденность. К такому он привык ещё на службе в полиции, а как перешёл в ФСБ, работа стала «чистой» изредка подкидывая ему расправы над людьми. Он начал больше следить за своим внешним видом и был этому несказанно рад. А теперь этот клювастый чёрт ответственен за то, что Стрелков снова взялся за эту грязную работу. Евгений ни за что и никому не признался бы в том, что от вида расправы над Исмаиловым ему подурнело. Он не подал вида, но голова слегка закружилась. После того, как он получил отчёт по этому делу стало ещё хуже, стало душно. Евгений Стрелков никогда не считал себя эмпатичным и сострадающим человеком, особенно касательно тех, кого убивали за дурные поступки, но чисто по-человечески он ужаснулся участи Исмаилова. Знал бы тот какое «наказание» понёс бы за всё то что сделал, точно бы не совершал такой глупой ошибки в целях наживы. В предоставленном для его команды кабинете, сейчас было просто отвратительно находиться. Словно в одной из клеток КПЗ. Он вышел из участка на свежий воздух, но на улице стояла Гром. Прислонившись к стене спиной она задумчиво курила. По специфичным приметам на сигаретах он понял, что в урне уже покоятся несколько выкуренных ей. Вероятно подряд, так как лицо имело уже слегка неестественный зеленоватый оттенок. Возможно и ноги уже её еле держали, раз ровно не стоит. Вместо приветствия она кивнула. — И вы тут, Гром. — Констатировал он устало. — Ну, если вы ещё не уснули — Ингрид обвела лицо Стрелкова. — или солями не закинулись, значит я действительно тут. — Евгений фыркнул. — Забавно. — По лицу ФСБ-шника было понятно, что это совершенно точно не так. — Сами не лучше выглядите. Что до видений, мне и вживую вас достаточно, не хватало чтобы ещё и мерещились. — Ладно, не обращайте внимание. Это я так. По рефлексу. Слышала, вам досталось это новое убийство. — Гром затянулась дымом посильнее. — А вам-то с этого что? — Стрелков сложил руки на груди. — Есть какие-то догадки? — Устало спросил он, а Ингрид пожимает плечами. — Что-то знакомое прослеживается? — Нет. — Она выпускает кольца дыма изо рта. Евгений замечает, что Инга нервозно перекручивает на большом пальце серебряный перстень с драконом. — Разве что, надпись… Имеет какой-то смысл. Ей надо уделить пристальное внимание… — Мы уже всё что могли об этом узнать, узнали. Тупик. И что же вы не собираетесь совать свой нос в это дело? — Гром отрицательно покачала головой. Стрелков потёр усталые глаза. Вздохнул и сказал. — Так бы вы мне и признались, ага… — Он помолчал и всё же рискнул обратиться к ней снова. — Если на что-то наткнётесь… Передайте мне информацию. — Я смотрю, вы достаточно отчаялись, чтобы засунуть свою гордость поглубже. — Заключила Ингрид ухмыляясь. — У меня и своих дел полно, но если услышу что, в процессе своих поисков, поделюсь, так уж и быть. — Гром затушила окурок в урну. — Бывайте, Евгений Борисович. — Она махнула рукой и скрылась за дверями управления нетвёрдой походкой. — Арлеккинша. — Стрелков был уверен, что она соврала ему и шутки эти её дурацкие раздражали. Но вместе со злобой на неё спало и какое-то постороннее раздражение.

***

Сергей изучал всю доступную информацию по поводу убийства Исмаилова. Официальной информации было немного, но нарушив пару тройку законов, он с помощью своих навыков хакерства раздобыл подробности. Ужасная участь. Уж лучше сгореть заживо, чем так. В социальной сети под постом выпуска новостей снова разразились словесные войны. Кто-то поддерживал, кто-то боялся, кто-то негодовал. Некоторые люди решили массово покинуть Санкт-Петербург, возможно на время, возможно навсегда.             Чэд^Right: Так этому Исмаилову и надо! У меня вся семья и родственники из-за него больны!                   Маришка_Тиш: Это что же получается? Совсем на улицу опасно высовываться? Мало ли кому в голову взбредёт тебя за что-то наказать…       Solomon's_Keys: А я не понял. У нас в городе теперь каждый месяц новый мститель объявляться будет? Не слишком ли много больных, у которых в заднице справедливость заиграла? Котан_Романов: Никто из богачей, кроме Разумовского не помогает, может если бы и те стали исправляться… Но это маловероятно. Разумовский молодец. На него можно положиться. Светка_с_того_света: Не знаю, это всё очень страшно. Пожалуй переедем пока всей семьёй к родственникам, может как всё утихнет вернёмся…       Сергею нужно было что-то предпринять. Договориться по поводу помощи городу с местными олигархами, возможно это успокоит нового линчевателя. «Олег опять куда-то пропал. И как он до сих пор работу свою выполняет? Хорошо, что Марго его подстраховывает, будь она настоящим сотрудником, поднял бы ей зарплату.» — Сергей. — Как-будто Марго почувствовала, что о ней подумали и обратилась в ответ. — Слушаю тебя. — Сергей вскидывает голову на стену, где высвечивается аватар Марго. — Вам поступило приглашение на церемонию открытия казино «Золотой Дракон», спрашивают, вам прислать пригласительный на одного человека или на двух? — Д-двух? — В голосе Сергея была слышна неуверенность, а в мыслях на мгновенье объявилась Гром. Но вряд-ли она согласилась бы составить ему компанию. Олег тоже не вариант. — А я и не хочу. — Послышалось где-то сбоку. Удивлённый взгляд Сергея говорил сам за себя. — Бери на одного. — Он махнул головой в сторону виртуального помощника. — Ну, или пригласи кого-то. — Волков многозначительно смотрел Сергею в глаза. — Она вряд-ли согласится. — Стушевался Разумовский смотря себе под нос. Он больше почувствовал, чем услышал, как Олег очутился за спиной. В волосы на затылке погрузились чужая длань. — Бестолочь. — Пальцы ворошили пряди, натягивали кожу головы слегка грубым жестом, но это расслабляло. — Если ты не спросишь, она точно не пойдёт. За спрос, не бьют в нос. — Улыбается брюнет, а потом припоминает. — Хотя, эта может. Но не страшно. Я тебя прикрою. — Сергей поднял своё лицо выше, Олег потянул его за волосы на макушке притягивая к себе. Разумовский запрокинул голову, смотря своими бездонно голубыми глазами на Волкова. «И как такое чудо можно отвергнуть?» Думал он. — А что если?.. — Напугано начал рыжий, Олег натянул пряди сильнее. — Ау! — Никаких «Если», Серёж. Телефон, а лучше ноги в руки и вперёд. — Олег отпустил пряди приглаживая волосы обратно, бережными движениями. — Хорошо. Я позвоню, но позже, надо сначала с работой закончить. — Олег закатил глаза. — Работа не убежит. — Волков передаёт ему смартфон. — Давай набирай. — Сергей находит контакт Ингрид, единственный в «Избранном», и начинает вызов. Гудки идут несколько минут пока звонок не сбрасывают. Парни переглянулись. — Тогда пиши. — Сергей набирает смс. Ответа нет. — В-возможно она занята. — Сергей пытался успокоить себя, но тем не менее переживал. «Что если она опять загремела в больницу?» — А почему ты не хочешь? — Решил сменить тему Разумовский. Волков отошёл от стола к панорамному окну. — Я ненавижу всех этих снобов. Почти каждый, кто там соберётся, причинял тебе вред. Делал тебе больно. Если я пойду, все они покойники… — «Я убью всех тех, кто посмел тебе навредить. Как в детстве, юношестве, молодости. Как всегда.» Думал мужчина. — Ты же не серьёзно? — Олег развернулся к Сергею и по выражению его лица стало понятно, что это не шутки и не преувеличение. Разумовский прочистил горло. — Понятно… — Сергей, вы определились? — Вопросила Марго терпеливо ожидая финала их диалога. — Пускай будет «+1» — Нервно ответил он. — Позже повторю попытку достучаться до неё. — Добавил он смотря на Олега. — Поняла. Пригласительный на двух персон. Это поможет привлечь внимание к социальной сети… — Начала перечислять Марго, но Сергей перебил. — Сеть и так сейчас «прорекламирована» на всю катушку. Я лучше воспользуюсь этой вечеринкой в пользу фонда. Там соберутся почти все…       Сергей продолжил рабочую рутину, но всё время отвлекался, поглядывая на телефон и проверяя пришёл ли ему долгожданный ответ на сообщение. Олег пытался взять работу на себя, как он делал всё последнее время, чтобы Разумовский отдыхал хоть ментально, но оторвать его от дел в этот раз не получалось.

***

      Весь день в участке, Гром разбирала завалы по работе и обновляла информацию в документах. Вводила данные, которые раздобыла сидя в квартире. С Дубиным предпочитала не общаться, только один раз спросила, как там дело с холодильниками. — Есть подвижки. — Дима передаёт ей досье и Гром быстро пробегается по нему глазами. Задумчиво хмыкает и возвращает папку обратно. — Хорошо, ты роешь в правильном направлении. Так держать.       Дальше день пролетел незаметно. Гром пришла в себя только когда открывала дверь в квартиру. Она уже даже не удивлялась этому. Взяла с полки крепкий алкоголь и налила его в стакан. Села на диван и стала разглядывать янтарную жидкость. — Как бы в привычку не вошло. — Тихо озвучил общие мысли Игорь. — Не войдёт. — Утвердительно заявила она.       Гром взяла телефон в руки и набрала номер Игната. Несколько гудков спустя, трубку подняли. — Дарова, Ингрид. Что-то срочное? — Тебе тоже не хворать. Слушай, Бустер. У меня назрел вопрос. В тот день, когда я приходила, после поединка… Напомни мне что произошло. Я что-то забегалась, не помню… — С той стороны последовало молчание. — Пожалуйста. — Не знаю, почему ты любопытствуешь, но ты переоделась и заглянула ко мне в тренерскую. Я как раз в этот момент в новости втыкал. Ты уставилась на них и стояла, как варенная. Потом что-то пробормотала неразборчиво и вылетела прочь из комнаты. — Это всё? — Гром отпила алкоголь. — Насколько я помню, да. — Хорошо, спасибо. Как там продвигается подготовка? — Решила она уточнить ещё что-то раз позвонила. — Всё пучком. Осталось только приглос достать. Всё остальное у меня есть, даже с этой как её там… Рожи что размалёвывает… — Бустер щёлкает пальцами в попытке вспомнить. — Визажист. — Напомнила она как называется искомая профессия. — Ага! Визажистка! Приятная такая подружаня. — Понравилась? Позови её потом куда-нибудь погулять. Мама твоя хоть порадуется. — Со смешком в голосе предложила Инга и серьёзнее добавила: — Только аккуратней с ней будь, чтобы она не влипла потом. — Свахой заделалась? — С хитрецой в голосе спросил Бустер. — Не. Просто подбадриваю. Дальше сам как знаешь. Ну, ладно, свидимся. — Гром услышала ответное прощание и повесила трубку. — И чего ты этим добилась? — Ингрид повела плечами на вопрос Игоря, допила стакан залпом и откинулась на спинку дивана. — Чёрт-те что происходит в голове… — Протёрла ладонями лицо и устало выдохнула. — Надо же как-то выяснять, что произошло после того боя.       Дальше они молчали, Инга начала дремать. Перед глазами заиграли образы. Почему-то всплыло первое появление Чумного Доктора у дома Гречкина. Только она словно видела гораздо больше, чем на самом деле. Как-будто она была там задолго до того, как Чумной Доктор применил огнемёты на автомобиль, но не стала в это вмешиваться. Может это просто фантазия, но выглядела она крайне реалистично.       А потом она глубже заснула и ей вспомнился день, когда она играла своим мечом, а мама на фоне слушала песню Аллы Пугачёвой — Арлекино. Одна из её любимых. Гром бегала, размахивая цветным пластиком и выкрикивала пафосные фразы про правосудие, карающую длань и воздаяние за грехи. Это было так весело, а потом она разбила горшок. Мамины фиалки разбились, но она простила дочь. Анастасия Васильевна Гром любила эти цветы, так как они олицетворяли самое ценное в её жизни. Она ухаживала за ними каждый день, трепетно и нежно.       «Фиалки — олицетворение невинности и чистоты усопшего. Фиалка — цветок неоднозначный, он считается символом скорби и печали… На могилы детей и умерших в молодом возрасте приносят цветы белых и кремовых оттенков.       Но у Игоря нет могилы, есть только память о нём и напоминание в глазах дочери. Пусть хоть эти цветы будут в его честь…»       Вычитала Ингрид позже в мамином дневнике. Символизм этих маленьких цветочков имел большую важность и ценность, для мамы.       На остаток того дня Ингрид затихла и наблюдала как мама с отсутствующим лицом ходит по квартире, словно мечущийся в клетке зверь. Она попыталась пересадить цветы, но с каждым днём пересаженный цветок увядал всё сильнее и сильнее и мама вместе с ним. Как бы она не ухаживала ничего не помогало. Инга старалась приободрить мать, но та всё чаще погружалась в себя и игнорировала дочь причитая вслух: «Игорь мёртв. Игорёк мёртв. Теперь точно, теперь окончательно…» Игорь науськивал рассказать маме, что он жив, что он с ними, но Ингрид знала, что от этого матери станет только хуже. Она им не поверит.       А потом одним вечером что-то пошло не так, дневной сон Инги прервался каким-то внутренним порывом. Игорь старался её разбудить, он тоже чувствовал неладное. Они вскочили с постели и побежали к маминой комнате. Та не открывалась. Но маленькая Ингрид не сдавалась истошно выкрикивая «Ма-ма!» раз за разом, и пытаясь вышибить дверь плечом. Видела как это делали в фильмах в телевизоре, которые любил смотреть отец. Игорь тоже прикладывал все усилия, которые мог и они каким-то чудом справились. Но было уже поздно. Мама покинула этот бренный мир. Зато на её лице осталось такое безмятежное выражение. Гром не помнила, чтобы прежде видела такое спокойствие на лице матери. Затем она опустила взгляд. Маме было бы больно видеть разноцветные глаза Инги. Под ногами рядом с заваленным набок табуретом, стоял горшок с окончательно завявшими цветами.       Гром села на пол и долго думала смотря: то на цветок, то на мамины ноги. Это была её вина. Она разбила горшок. Из-за неё умерли цветы. Она причиняла маме боль изо дня в день, просто смотря на неё. Вот мама и не выдержала.       Отец пришёл вечером, чуть раньше обычного, соседи позвонили и пожаловались на крик, но он не ожидал, застать дома такую картину. Увидел это всё, вызвал скорую, позвонил Фёдору и передал свою дочь чете Прокопенко на время. Ингрид сорвала голос, оттого молчала несколько недель, плечо и вся левая сторона её тельца была покрыта, чуть ли не сплошным синяком. Смотреться в зеркало отказывалась, серо-голубой глаз постоянно скрывала, то чёлкой, то рукой, чтобы не видеть себя монстром в мелькавших иногда отражениях. И чтобы не общаться с Игорем. Спустя время она поняла, что и Игорёк не горел желанием являться ей и она немного расслабилась.       Потом спустя года она потеряла и отца. Переехала к Прокопенко и обнаружила дневник в процессе сбора личных вещей. В тот день она не рискнула его читать. Решилась только спустя месяц, когда чета Прокопенко собралась в гости к родственникам тёти Лены. Она отказалась составлять им компанию, ссылаясь на домашнюю работу и подготовку к очередным экзаменам. Оставшись дома одна, Ингрид открыла мамин дневник. Она жадно поглощала глазами каждую строчку. Боль внутри разгоралась с новой силой, так Ингрид и дочитала до самого конца. И тут её сердце окончательно раскрошилось.       «Согласно поверьям, фиалки могут приносить одиночество. Я не думала, что в собственной семье я испробую это чувство сильнее, чем когда-либо. Костя вечно на работе. Мне он никогда не уделяет внимания. Не знала бы я его, подумала бы, что он завёл себе любовницу. Но Костя женат на своей работе больше, чем на мне. А я остаюсь здесь с дочерью и вижу сына там, где его нет…»       «Сегодня, цветы в его память умерли окончательно… Мой Игорёк умер в утробе. Дочь поглотила его, как самая настоящая оглаедка. Забрала его жизнь и напоминанием этому, служит её взгляд, от которого пробирает мою душу, всякий раз когда она смотрит на меня. Я не могу больше этого вынести. Костя, ты не слушал меня. Не понимал. Не видел, как мне плохо. А я не смогла тебе передать всей этой боли. Мне жаль, что я покидаю вас. Но я не могу иначе. Передай Инге, что несмотря на всё, я люблю её. И тебя я тоже люблю, поэтому надеюсь, ты поймёшь почему я приняла такое решение и примешь его. Не забрасывай и не игнорируй нашу дочь. Не делай ей ещё больнее… Простите меня, мои родные. Я должна уйти и воссоединиться со своим сыном. Прощайте.»       После последней страницы размытой каплями маминых слёз, на Ингу накатило всё и сразу: Потеря матери, отца, любимого человека. Она старалась успокоится. Ходила по комнате кругами, потом включила музыку на радио и легла на постель. Постепенно песни успокаивали её пока не заиграла, та самая любимая песня матери. «Я шут, я Арлекин, я просто смех Без имени и, в общем, без судьбы Какое, право, дело вам до тех Над кем пришли повеселиться вы? Ах, Арлекино, Арлекино! Нужно быть смешным для всех Арлекино, Арлекино Есть одна награда — смех!.. …Всё, кажется, вот маску я сниму И этот мир изменится со мной Но слёз моих не видно никому Ну что ж, Арлекин я, видно, неплохой! (Ха-ха-ха) Ах, Арлекино, Арлекино! Нужно быть смешным для всех Арлекино, Арлекино Есть одна награда — смерть!»       Ингрид начала слышать подтекст, которого не было. Безумный смех Аллы давил на виски. Уныние и отчаяние растеклись по нутру губительной силой. Инга пошла набирать ванну. Телефон и часы положила на тумбу рядом с ванной. Достала отцовский шаветт. Залезла в воду в одежде. Ухмыльнулась и порезала запястье левой руки. Не успела она завершить начатое, как шаветт невидимым ударом выбило из рук. Игорь из отражения в воде смотрел на неё испуганными глазами. — Дура! Ты что делаешь?! — Игорь паниковал, а кровь вытекала из раны. — Я. Устала. Я. Не. Могу. — Ингрид обречённо призналась в слабости уподобляясь своей матери. — Вылазь, давай! Ты нас обоих погубишь! — Кричал не унимаясь брат. — Ты не живой. Как и я. — Призналась в своих чувствах Гром, пока кровь заполняла ванну всё сильнее крася прозрачную жидкость в красный. — А о Прокопенках ты подумала? Что с ними будет? Как они переживут очередное горе?! — Не успокаивался Игорь. — Могла хотя бы в другом месте это сделать!       Его слова имели смысл. Дядя Фёдор и тётя Лена не заслужили, такой жестокости с её стороны. — Да! Да! Это эгоизм чистой воды! — Зацепился Игорь за промелькнувшее сожаление на лице Инги. Гром тем временем посмотрела на воду. — Не такой уж и чистой. — Она усмехнулась своей шутке. Брат этого терпеть не стал. Перехватил за запястье кровоточащую руку и прижал вену. Кровь приостановилась, только слегка продолжая течь. — Звони Фёдору! Живо! — Он потянул её за правую руку и положил её на мобильный. Инга взяла его. Сил становилось всё меньше. Под пристальным взглядом брата она набрала номер. Несколько гудков спустя дядя взял трубку. — Дядя Федя… — Обессиленно начала она. — Да, Ингуш? Что-то случилось? Ты как-то устало звучишь… — На фоне был шум веселящихся голосов. — В-вы можете приехать? — Спросила Гром. — Т-только без тёти Лены.       Возня с той стороны связи говорила о том, что дядя отошёл от других людей. Обеспокоенным голосом он спросил: — Почему? — Я не хочу её волновать. Приезжайте быс-быстрее. Мне п-плохо… — Осипшим голосом призналась она. — Понял. Выезжаю! — Он засобирался, на фоне послышался тихий голос тёти и ответы Фёдора в трубку. — Да так, срочный вызов. Ты наверное здесь оставайся, на улице неспокойно сама знаешь… Это ненадолго. Я потом сразу к нам поеду, так что Инга одна не останется. Да, я уверен. Отдыхай, дорогая. — Гром положила трубку на тумбу попутно роняя и телефон и отцовские часы на пол. Она потеряла сознание.       В себя пришла только услышав возню ключей в коридоре и возглас Фёдора Ивановича. — Инга, ты где?! — Я… Здесь! — Хрипло из последних сил выкрикнула Гром.       Дядя Фёдор ввалился в ванную комнату и увидел в каком плачевном состоянии находится Ингрид. Спустя лишь секунду промедлений он бросился к ней. По хрусту стекла, Инга поняла, что дядя наступил на отцовские часы. Он достал её из воды, завернул в полотенце и посадил на тумбу. — Подержи кисть! Я за аптечкой! — Гром так и поступила, хотя Игорь справлялся куда лучше неё, но надо было сделать вид, что руку зажимает именно она.       Фёдор в срочном порядке залатал рану, благо подобный опыт у него был, когда в армейке один парень чуть не покончил жизнь самоубийством. Скорую он решил не вызывать, иначе это осталось бы клеймом в её документах на всю оставшуюся жизнь. Убедившись, что всё хорошо Фёдор Иванович позвонил лишь своему товарищу медику, которому доверял и которого поставил в известность о сложившейся ситуации. Медик осмотрел Гром и убедился что всё не критично, дал рекомендации по питанию и обращению к психологу. Тётю Лену они убедили погостить у семьи несколько дней, за которые Инге стало значительно лучше. После этого Гром никогда не открывала свою левую кисть на всеобщее обозрение, скрывая шрам ремешком отцовских часов. Трещина на стекле символизировала раскол в её душе, который привёл её к безрассудному поступку. Это было её бременем. Напоминанием дурного поступка, что тяготил ей душу и по сей день. Только сочувственные взгляды дяди Фёдора иногда выдавали, что он об этой истории всё ещё помнит и вряд-ли когда-нибудь её забудет.       Поток мрачных воспоминаний прервал какой-то шум. Ингрид возвращалась в реальность. Кажется её разбудил стук в дверь. Шум снова повторился. Неужели опять Дубина ветром принесло? В такое позднее время, ко всему прочему. Если часы не врут. Раздражённо рыкнув из-за разыгравшейся мигрени на почве шума, она поднялась на ноги и подбежала к двери начиная выражать недовольство и распахивая её. «Ох, Дима!..» — …Ещё раз постучишь, полетишь кубарем!.. — Ингрид уставилась на неожиданного гостя. — … с лестницы вниз… — Шёпотом закончила она так как не смогла прервать оформившуюся мысль. На неё напугано уставилась пара глаз, робко приветствуя. — З-здравств-вуйте, Ингрид…