Любовь – это обещание

Каролина подняла голову к небу, отметив, что еще нет и полудня, а затем опустила ее и забралась в седло. В столь ранний час, когда на улицах города еще очень много людей, женщина верхом на лошади привлекала больше внимания, чем хотелось бы Каролине, и все же, она не стала переносить встречу. Возможно, это была очередная проверка, и девушка призналась, что с годами ее все меньше беспокоит реакция общественности на необычные манеры, а может, дело было в том, что она не планировала задерживаться в Константинополе. Это была несколько высокомерная мысль с учетом того, что их с Клаусом партия пока не особо продвигала хоть одного из них к победе. Они испытывали границы друг друга, и пока Каролина вынуждена была чаще отступать, чем ее муж. К сожалению, это означало также, что ее возвращение к нему неделю спустя и тот факт, что она отпустила Ребекку, свели на нет брошенную ею ранее угрозу. Если изначально от того, чтобы заколоть супругу клинком, Клауса удерживало знание, что ее вернут члены семьи, то сейчас, когда Элайджа был выведен из игры, Бекка якобы злилась на нее, а Коула потенциально можно было склонить на свою сторону, у Клауса могла возникнуть опасная мысль вернуть Каролину в небытие. Девушка думала об этом, шагом двигаясь за слугой, который приехал сопроводить ее. Ей нужно было что-то, что заставит мужа дать обещание никогда не использовать против нее клинок. Она уже рассуждала об этом ранее, но на расстоянии представлять такое обещание проще, чем столкнувшись с реальностью его бесчувственности. Ей нужен был рычаг давления. Будучи полностью поглощенной собственными мыслями, Каролина все же отметила, что они проехали мимо ворот, через которые можно было покинуть город, и направились к морю по центральной улице. Внутри Константинополя была еще одна защитная стена, изначально являвшаяся внешней. По мере того, как город рос, он вышел за пределы тех стен, что предусмотрел Константин Великий, и ему потребовались новые защитные сооружения. Нынешняя внешняя стена была построена при василевсе Феодосии II. Внутренняя же разделяла город почти пополам, став лишь дополнительным препятствием для противника, пожелавшего бы проникнуть к императорскому дворцу. Слуга уверенно проехал ворота внутренней стены, и Каролина последовала за ним, отметив, что едва ли стоило ожидать, что Исаак Комнин будет жить далеко от дворца. Они двигались еще некоторое время, преодолевая квартал за кварталом перамы, пока не добрались до самой границы статегиона. Здесь Каролина спустилась на землю, передавая поводья слуге, который с почтительным поклоном указал на дверь, а сам направился к конюшням. Девушка с сомнением взглянула на вход в домус. Поблизости не видно было ни одного человека, желавшего пригласить ее внутрь. Каролина осторожно постучала и прислушалась. Раздались шаркающие шаги, и кроме них не слышно было ни единого звука. Дверь распахнулась, и полуслепой старик с сильно согнутой спиной невнятно пробормотал: — Проходите. Невидимая завеса перед домусом тут же исчезла, и девушка смогла зайти внутрь. Было тихо. Неестественно тихо. Слуга медленно полз через атриум и, остановившись, указал на пространство, где друг напротив друга стояли две софы под сводами крыши вдалеке от имплювия. На столе уже расположились кувшины с вином и разнообразные фрукты, но не было ни следа хозяйки. Старик молчаливо удалился, и Каролина, не без опасения, села на мягкую поверхность, спиной к стене. Она хотела бы чувствовать себя достаточно уверенной, чтобы сидеть спиной к любому вошедшему, но подобная безбашенная самоуверенность, граничащая с наглостью, скорее подходила Клаусу или Коулу. Особенно в случае встречи с ведьмой. Взгляд пробежался по помещению, отмечая отсутствие некоторой индивидуальности, как правило принадлежащей домам знатных родов. Здесь не были выставлены трофеи или оружие, не висело ни единого герба, ни одного лишнего предмета не стояло на окружающей мебели. Возникло ощущение, словно домус был необитаемым и использовался лишь для тайных встреч. Вначале девушка услышала шаги, затем из-за угла появилась незнакомка. Сложно было определить возраст этой женщины. Ее каштановые волосы, отливающие рыжиной в свете, падающем через солнечный колодец, были убраны назад в пучок и обтянуты золотой лентой, трижды охватывавшей голову. Поверх длинной белой туники висела палла нежно-розового оттенка, наброшенная на плечо и обернутая вокруг талии по старой моде. В момент, когда незнакомка появилась в поле зрения Каролины, та почувствовала, как начало нагреваться кольцо на указательном пальце правой руки. Черный сапфир становился все горячее по мере того, как женщины смотрели друг другу в глаза. Спустя несколько секунд ведьма опустила взгляд к руке девушки, всмотрелась в кольцо и прекратила колдовать. Каролина почувствовала почти физическое облегчение от осознания, что ее защитный артефакт сработал. Кольцо еще никогда не нагревалось так сильно, что говорило о могуществе стоявшей перед ней женщины. — Вы всех гостей так встречаете? — приподняв бровь и стараясь выдержать ровный, твердый тон, спросила девушка. Ведьма усмехнулась. — Только опасных. Ее походка была плавной и грациозной. Бедра покачивались из стороны в сторону, а палла едва заметно колыхалась, пока женщина двигалась к противоположной софе. — Примите мои извинения, — спокойно произнесла незнакомка, — я бы пожалела, если бы не попыталась. Каролина не была уверена, как следует реагировать на столь откровенную честность, поэтому просто кивнула, понимая, что, если бы кто-то угрожал ее мужу, она тоже попыталась бы сделать все возможное, чтобы задавить противника. Ведьма, как и многие до нее, пыталась использовать против Каролины боль, вынуждая лопаться один за другим сосуды в голове, пока девушка не скорчится на полу в агонии, после чего ее легко можно было бы заколоть или же напоить вербеной. К сожалению или к счастью, Каролине слишком часто приходилось проходить через этот ад, поэтому однажды она вынудила одну из тех ведьм, что попались под горячую руку, создать защитный артефакт на основе ее кольца. Именно на это кольцо с черным сапфиром теперь с нескрываемым интересом уставилась жена Исаака Комнина. — Великолепная магия, — задумчиво прошептала женщина, не отрывая зачарованного взгляда от руки гостьи. — В нее вложено так много гнева, боли и отчаяния. Словно кто-то колдовал под сильным давлением, сравнимым с угрозой не столько жизни, сколько разрушения души. От такого магия становится только сильнее, вы знали? На последних словах женщина вскинула голову, и ее абсолютно черные глаза впились в голубые глаза собеседницы. — Нет, — честно призналась Каролина. Ведьма моргнула и качнула головой, словно очнувшись. Ее взгляд изменился, став менее одержимым и более осмысленным. Про себя девушка отметила, что, хотя цвет глаз собеседницы мог быть натуральным, зачастую такое влияние на радужку оказывала черная магия, позволяя выявить среди ведьм тех, кто активно ее использует. — Я знаю, что вас зовут Каролина, и вы являетесь женой Никлауса Майклсона, — тем временем заговорила незнакомка, — мое имя Романа, и я замужем за известным вам Исааком Комниным. — Римлянка? Романа мягко, печально улыбнулась, и в ее глазах снова возникло то потерянное выражение, как будто женщина смотрела не на собеседника или предметы между ними, а в глубь собственной памяти. — Оно позволяет мне не забыть собственное происхождение. — Так это не данное при рождении имя? Женщина отрицательно покачала головой. — А ваше? Кому оно принадлежит? — Норманнам, — ответила девушка, и сама не зная зачем, добавила: — его значение — «мужественная». — Интересный выбор женского имени. Возникла неловкая пауза. Романа выглядела спокойной и расслабленной, продолжая просто наблюдать за собеседницей, от чего у Каролины возникло желание как можно скорее продолжить диалог. Казалось ведьма испытывает ее, и липкое чувство беспомощности начало расползаться по венам девушки. — Не могу не заметить, что домус пуст. — Это так. Его прежние жильцы любезно одолжили дом Исааку. Он любит проводить здесь свои тайные встречи. Я же подумала, что вы оцените… его местоположение. Каролина постаралась не выглядеть слишком задумчивой, потому что она не придала никакого значения району, в котором оказалась. Теперь же девушке пришлось невероятно быстро соображать, в попытке понять, к чему вела Романа. Перама была районом, принадлежавшем гэнуэзской колонии, основанной всего четырнадцать лет назад. Только в этом году Мануил I заключил с Генуей договор, разрешающий ее купцам заходить в любые порты Черного моря. Ходили слухи, что Генуя обратилась к Романии за союзом, чтобы насолить выступавшей против нее Венеции, руководствуясь принципом: враг моего врага — мой друг, и, похоже, именно в нем Каролине стоило искать ответ на заданную ведьмой задачу. — Вы так задумались, что мне стало неловко, — неожиданно, широко улыбнулась Романа. Девушка прищурилась. — Мы слишком мало знакомы, чтобы я смогла сделать достоверный вывод из ваших намеков. Ведьма рассмеялась. Звонко и вполне искренне. Предлагала ли она объединиться против другой фракции? Или же предупреждала, что обе фракции могут откинуть свои разногласия ради того, чтобы выступить против Майклсонов? Или она говорила и вовсе не о политике бессмертных, а о чем-то более личном, связанном с ведьмами и их с Каролиной взаимной ненавистью? Девушка вдруг почувствовала себя пойманной в какую-то хитрую словесную ловушку. Подобная роль была ей непривычна, так как обычно именно Каролина заставляла собеседника теряться в догадках. Несмотря на мягкий тон и нежную улыбку Романы, за ее речами чувствовался богатый опыт ведения диалога, а за ее мягким взглядом скрывался сильный разум и доступ к могущественной магии. Впервые за вечер Каролина по-настоящему напряглась, и тут же, то ли заметив это, то ли предсказав, ведьма заговорила: — Позвольте, я прерву ваши размышления и скажу кое-что, что позволит нам сдвинуть этот диалог с мертвой точки. Я позвала вас сюда не для того, чтобы угрожатьили выдвигать какие-либо предупреждения. Мною двигало лишь желание узнать вас получше, а потому я хотела бы предложить нам воспринимать друг друга не как жен бессмертных лидеров, что находятся в конфронтации, а лишь как двух женщин, встретившихся впервые. — Несмотря на всю заманчивость ваших слов, они все еще скрывают истинный мотив. Черные глаза сверкнули от удовольствия. Романа закинула руку на спинку софы и буквально растеклась по мягкой поверхности, принимая положение более вольное, чем принято в высшем свете. — В самом деле. Вы умны. Это невероятно приятно — общаться с умным собеседником. Мужчины не позволяют мне участвовать в их беседах, и я вынуждена прозябать среди слуг и глупых жен патрициев. Каролина невольно приподняла уголки губ, ощущая, как близкие к ее собственным представления начали растапливать лед между ними. Однако голубые глаза оставались холодными и серьезными. — Вы снова уходите от темы. — А вы начали расслабляться, значит, мои рассуждения не прошли даром. Моей главной целью действительно было познакомиться с вами. Я хотела взглянуть в глаза женщине, что вырезала десятки ведьм, и узнать, почему она это сделала. Каролина снова напряглась, уже не скрывая скованного движения в плечах и шее. — Раз я столь известная убийца ведьм, то чем считать ваше приглашение: безрассудством или храбростью? — Любопытством и только, — совершенно спокойно ответила Романа. — Прошу, ответьте мне. На некоторое время наступила тишина. — Я убивала тех ведьм, что пытались убить меня или навредить моей семье. Последний ковен, который я истребила, решил использовать меня, дабы удовлетворить собственные нужды, путем лишения меня возможности помочь мужу, который безмерно в этом нуждался. — Любовь и отчаяние, — едва слышно пробормотала Романа, и между ними снова повисло задумчивое молчание. Вопрос уже вертелся в голове Каролины, когда женщина, неожиданно сказала: — Спросите. Это было почти жутко. То, как точно она угадывала мысли девушки с долей равнодушия и снисходительности. Так сама Каролина говорила с теми, кто был младше нее, и от неожиданной догадки сердце девушки пропустило удар. — Вы не испытываете ко мне ненависти. Могла ли эта женщина быть старше нее? — Это не вопрос. Ведьмы обладали способностью к продлению жизни, и это, в основном, была магия черная или же приближенная к ней. — Он предполагается. Однако Каролина никогда не встречала ведьму, продлившую жизнь на более, чем сотню лет, а потому предполагала, что это просто невозможно. К тому же, в отличие от тел бессмертных, что буквально были живыми мертвецами, ведьмы всего лишь продлевали свой естественный срок. Ей не могло быть больше сотни. — Что ж… Признаться, я не испытываю особой любви к ведьмам и для меня ваших причин достаточно. То, как она сказала это, заставило девушку внутренне содрогнуться. — Говорите так, словно не являетесь одной из них. Лицо Романы выразило настолько сложный комплекс эмоций, что Каролина потерялась среди них. Она бы даже не взялась перечислить все эти чувства, к тому же, женщина довольно быстро заговорила, не позволяя собеседнице и на мгновение перехватить инициативу в их диалоге. — Позвольте, я воспользуюсь примером. Вы с Исааком относитесь к одному виду, но вас нельзя поставить на одну ступень, не так ли? Мои отношения с ведьмами… схожи. На самом деле, большинство таких как я истребили вовсе не люди и не бессмертные, а другие ведьмы. — Почему? Каролина нахмурилась. Несмотря на желание Романы общаться без оглядки на мужей, а также ее неприязнь к ведьмам, которая позволяла им сблизиться, девушка не могла избавиться от паранойи. Ведьмы никогда не вели себя с ней доброжелательно просто чтобы подружиться, за этим всегда стоял какой-то расчет, но, как бы отчаянно Каролина не напрягала разум, пока не могла понять, какой выгоды ищет собеседница. — По той же причине, по которой последователи Христа убивают староверов, а последователи Аллаха убивают последователей Христа. Искренняя вера в то, что твой путь является единственно верным. Раньше направлений в колдовстве было больше, чем звезд на небе, а сейчас… как много вы встречали ведьм, что предпочитают практики отличные от природной магии? Как они сейчас называют это? Традиционной магией? Романа фыркнула и покачала головой. — Лицемеры и предатели собственного вида, вот кто они такие. Пройдет век, затем другой, и вскоре никто и не вспомнит, что было в мире что-то еще. Прежде в Риме все знали о существовании ведьм, и мы могли продавать свои услуги не скрываясь. Сейчас же, что ведьмы, что бессмертные — лишь сказки, которыми пугают детей. Так же будет и со всей магией, что не считается «светлой». — Я встречалась с ведьмой, что практиковала экспрессию и магию проклятий. Каролина не знала, почему решила рассказать это, но она вдруг почувствовала странное желание хоть как-то уменьшить горе этой совершенно незнакомой ей женщины, и, заметив, как изменилось выражение лица собеседницы, почувствовала облегчение. Раздражение и гнев Романы почти полностью растворились под наплывом искреннего интереса и чего-то похожего на горечь. — Всего одна ведьма. Проклятья — это огромная область магии. Очень могущественная в правильных руках, так же, как и экспрессия, хотя последняя требует сильного, крепкого и холодного разума. Ведьма, практикующая экспрессию, должна отказаться от желаний, если надеется сохранить жизнь. Я не встречала в жизни тех, кто способен был бы полностью овладеть этой силой. Что стало с той ведьмой? В горле девушки встал ком. — Я убила ее. Однако, к удивлению Каролины, женщина лишь вскинула бровь с равнодушным выражением лица. — Тоже ради защиты семьи? — Тогда я так думала, да… хотя, как оказалось, это было обманом… — девушка неожиданно замолчала, осознав, что все, что с ней произошло, очень похоже на то, что только что рассказала Романа. — Другие ведьмы… — она усмехнулась, — практикующие традиционную магию, фальсифицировали события так, чтобы я убила ее. Картина, мучившая Каролину так долго, стала яснее. Они не могли добраться до Гразиеллы из-за ее настороженного отношения к другим ведьмам и паранойи, но человек извне, имеющий свои цели, вполне мог получить расположение старой ведьмы. Они отправили Каролину к Гразиелле с точной целью и, вероятно, все то же самое могло произойти уже после первого жертвоприношения, но в тот раз девушка сразу же уехала в Агд, и преследовать ее оказалось сложно. — Видите, — пробормотала Романа, — так же было и с такими, как я. — Могу ли я спросить, какую магию вы практикуете? Взгляд женщины снова изменился. Темнота в ее глазах будто стала глубже, и Романа немного наклонила голову влево, внимательно рассматривая собеседницу. Каролине все больше казалось, что ведьма либо читает ее мысли, либо же видит что-то, неподвластное взгляду человека или бессмертного. — Ту же, что создала вас, — шепотом выдохнула Романа и подалась немноговперед с пугающим возбуждением в зрачках, — вас опутывает так много магических нитей, но самые прочные те, что удерживают ваше существование в мире. Это магия мертвых. Возможно, вы слышали такой термин, как некромантия. Та ведьма или колдун, что создали первоначальное заклинание, явно имели сильную предрасположенность к этому виду магии. Она сильна настолько, что позволяет вам самим без применения колдовства, воскрешать мертвых. Я увидела эти нити, окутывающие господ Коула и Никлауса, их же я вижу и на вас. — Так вы на самом деле верите, что мы прародители всех бессмертных, включая и Исаака? Огонь в глазах Романы погас, и она, очнувшись, откинулась обратно на спинку софы. — Да. Для меня это более, чем очевидно. Каролина нахмурилась. Из объяснений Коула и Клауса она поняла, что Исаак и его политический оппонент — оба отказываются принять господство ее семьи по причине того, что отрицают родственную связь с ними. Но если как минимум Исаак точно знает, что является кровным потомком кого-то из Майклсонов, а, судя по взаимоотношениям Исаака и Алексея, мужчина относится к этому серьезно, то почему он настроен враждебно по отношению к Клаусу? Девушка закрыла глаза. Морщины прорезали ее переносицу, и понемногу начала болеть голова. Каролина на самом деле не хотела лезть в местную политику, но, похоже, ей все же придется разобраться с мотивами всех участников конфликта. Если есть возможность притормозить, а то и вовсе остановить его эскалацию, то ей будет выгодно сделать это, чтобы не беспокоиться хотя бы о нападении со стороны. Девушка снова взглянула на Роману и отметила, что та терпеливо ждала и, похоже, не собиралась комментировать то, как Каролина снова увела тему к отношениям их мужей. Нужно было переключить внимание, и девушка решила зацепиться за последнюю мысль, которая возникла в ее голове по мере продолжения диалога. — Могу я задать еще один вопрос, касающийся вашей магии? Романа махнула рукой предоставляя разрешение. — Вы все время говорите о «нитях» магии. Ведьмы, которых я знала, говорили о магии, как об ощущении — тактильном или эмоциональном. Это тоже какой-то особый вид колдовства? — Не совсем, — женщина поправила паллу, создавая естественную паузу, позволявшую подумать. — Это не колдовство, как таковое, не заклинание и не зачарованный предмет, а урожденная сила, заложенная в глазах. Некогда был целый род, обладавший этой силой. Их глаза имели насыщенный оттенок цвета неба на рассвете. Ходили даже легенды, что они сияли в темноте. К сожалению, — Романа поднесла пальцы к щеке и коснулась века под глазом, — он полностью исчез, подавленный силой моей магии. Речь женщины звучала последовательно и в то же время не совсем логично, впрочем, Каролина уже начала привыкать к тому, что собеседница почти каждой своей репликой оставляла только больше загадок. — Так вы потомок этого рода? Романа резко отвела руку от лица и вскинула голову, словно в очередной раз вынырнула из океана мыслей. — Нет. Род прервался более, чем полтысячелетия назад. Последняя его ведьма умерла у меня на руках, и я решила… не пропадать же добру. Каролина не была уверена, что именно ввело ее в ступор: тот факт, что женщина напротив заявила, что ей больше пятисот лет или то, что она каким-то образом забрала чужие глаза. — Вы… — Конечно, мне пришлось вырезать и собственные. Такой опыт ни за что не захочешь повторить. Да и зрение восстанавливалось куда дольше, чем я ожидала, так что первые месяцы после пересадки были невероятно тяжелыми. К моменту, когда я смогла увидеть собственное отражение, голубизна почти полностью исчезла. Ведьма грустно улыбнулась и, опустив взгляд к столу, потянулась и налила вино в одну из пустых чаш. Девушка чувствовала себя странно. Женщина перед ней проявляла только интерес и доброжелательность, имея за плечами опыт, если, конечно, верить ее словам, в разы больший, чем имела сама Каролина. Она была ведьмой, состоявшей в браке с бессмертным и презиравшей традиционную магию. Такой друг во времена, когда девушка боролась с проклятьем мужа, стал бы бесценным, но сейчас Каролина даже не была уверена, может ли позволить себе дружбу как таковую. Борьба с Клаусом отнимала много сил, и любой человек, вставший на ее сторону, неизбежно будет втянут в это противостояние. Конечно, если Романа действительно так стара и могущественна, как она заявляет, то едва ли Клаус способен причинить ей вред. — Так, как давно вы ходите по свету? Вопрос вырвался непроизвольно. Чувство неправильности происходящего усиливало также осознание, что Каролина была приглашенным гостем, однако именно она задавала большинство вопросов. Было ли это сделано намеренно, чтобы развеять настороженность девушки по отношению к ведьме? Каролина готова была признать, что такая тактика работала, потому что по мере продолжения диалога она чувствовала все большую уверенность и интерес. — Вы поверите, если я скажу, что жила при Ромуле Августе? — Ромул Август? Император Ромул Август? Последний император западной части Римской империи? Улыбка женщины стала кривой и дрогнула, когда та подняла взгляд от чаши. Она выглядела настолько искренней, что Каролина, не удержавшись, все же потянулась к кувшину и налила себе вина. Воспринять эту истину на трезвую голову, как бы она ни готовилась к ней, было слишком сложно. Новость оказалась настолько оглушающей, что требовала пересмотра всего диалога и, пожалуй, даже самого приглашения. — Если свитки, которые мы изучали, не лгут, то его убили в четыреста семьдесят шестом году. Тогда же закончила существование западная часть Римской империи. Романа дернула плечом. — Не лгут. По крайней мере, насчет века, — она как-то горько усмехнулась, — точную дату я не вспомню, как и многие другие вещи, что стерлись из памяти за последующие столетия. Ей было семьсот лет. Ведьма напротив была в три раза старше Каролины, и девушка вдруг ощутила себя так же, как когда она сидела на ступенях полуразрушенного амфитеатра, — ребенком, ничего не знающим о жизни. Романа. Римлянка. Последняя женщина в мире, которая действительно жила в Римской империи. — Разве магия способна на такое? — Магия создала вас, — усмехнувшись, ведьма отсалютовала чашей, — есть ли хоть что-то, чего она не может? Сама по себе магия не ограничена. Ограничены лишь слабые умы ведьм, что живут слишком короткую жизнь, чтобы полностью раскрыть собственный потенциал. — Значит, вы похожи на нас? — Отчасти. И вы, и я живем за счет других. Я продлеваю свой срок сокращая чужой. В этом мы похожи. Однако, если вы перестанете пить кровь, то не умрете, а лишь усохнете. Я же, если перестану забирать жизненную энергию людей, скоропостижно начну стареть и в итоге умру намного быстрее, чем должна была бы естественным путем. — Поэтому вы вышли за Исаака. — Да. Пусть нашему браку не достает глубины чувств, он оказался неожиданно полезен нам обоим. Исаак получал доступ к магии и, в потенциале, к сообществу ведьм, а Романа — избавление от одиночества и неприятия, и союзника равного ей по уму и сроку жизни. — С вами было не так же? Каролина напряглась всего на мгновение. В ее голове промелькнуло множество мыслей о том, как ведьма может использовать эти сведения, и, в конце концов, девушка не смогла быть полностью откровенной, решив рассказать только часть правды. Если в дальнейшем она услышит какие-то намеки от Исаака или Алексея, то это покажет неискренность Романы. — Нет. Хотя наш союз был скорее вынужденным, чем желанным. Мы с Никлаусом поженились, еще будучи людьми. Тогда никто из нас не мог даже и представить, что такое вечность. — Как же вы стали бессмертными? Девушка отвела взгляд. Рука с чашей опустилась на колено и застыла. — Мы жили в месте, где обитало много волков. Людей, что превращаются в волков. То, что с нами сделали, было попыткой… защитить нас. В горле встал тяжелый ком. Каролине никогда не приходилось говорить это вслух и, прозвучав впервые за полторы сотни лет, признание оказалось неожиданно тяжелым. Несмотря на всю боль, что они испытали, на потерю их с Клаусом ребенка, на утрату Элайджей Татии, Коулом — магии, а Ребеккой и Финном — возможности завести обычную семью и детей, она все же не могла отрицать, что Майкл и Эстер действовали лишь в интересах защиты семьи. Они были людьми, ограниченнымиопределенными представлениями и возможностями. Легко судить о чем-то, когда у тебя в запасе есть вечность на принятие решения, но у них ее не было. Как бы Майкл ни относился к Клаусу, его он тоже защитил. И ее — всего лишь незнакомку, ставшую частью семьи. — Значит, с тех пор вы всегда были все вместе? Всей семьей? — Да. Вначале Каролине показалось, что из нее снова пытаются осторожно вытащить хоть какую-то информацию о семье, но затем напряжение развеялось, стоило девушке взглянуть в лицо собеседницы. Романа выглядела грустной. — А вы? Исааку чуть больше ста лет, что было с вами до встречи с ним? Ведьма перевела взгляд в сторону и задумалась. Она действительно старалась вспомнить, что доказывала пролегшая между провей складка, однако в конце концов взгляд женщины не изменился, оставшись таким же рассеянным. — Должно быть, были люди, которых я знала, но все, что я помню — это одиночество. Иногда я благодарна Богам за то, что память людей так несовершенна. Большая часть всей моей боли почти полностью стерлась из сознания. Порой я испытываю ощущение, словно потеряла что-то. Забыла что-то важное. Думаю, вы понимаете, Исаак говорил, что у него тоже так бывает. Каролина покачала головой. — К сожалению, наша память не позволяет забывать. Человеческая жизнь расплылась в сознании, но все то, что произошло после обращения, я помню так, словно это было только вчера. Романа нахмурилась. — Примите мое сочувствие. Девушка криво улыбнулась, испытывая неловкость. Оказалось до странного приятно, поговорить с кем-то, кто понимал, какой груз несли за собой века жизни. — Не стоит. В конце концов, пусть в моей жизни и было достаточно яда, мне все же не приходилось испытывать настоящего одиночества. — Тогда вам тем более стоит его принять. Потому что настанет день, когда вы осознаете, что рядом не осталось ни одного близкого человека. Это будет очень больно и очень тяжело. И когда это случится, помните, что никто не спасет вас, кроме вас самой. Слова ведьмы пугающим образом звучали подобно предсказанию. В них ощущалась горькая безысходность и боль личного опыта. Каролина молчала, немного напуганная уверенностью в словах Романы, но в большей степенииз-за того, что диалог сам собой сошел на нет. Женщина тоже молчала и только меняла положение головы, наклоняя ее то вправо, то влево, рассматривая собеседницу. Запоздало девушка поняла, что ведьма скорее всего изучает магию примененных на ней заклинаний. Что конкретно она видела? Понимала ли она детали каждого произведенного ритуала или только общую суть? Были ли ее особенные глаза той причиной, по которой с ней так хотел встретиться Клаус? Ведь если она могла видеть магию, то, возможно, могла рассказать ему, как снять последнее наложенное Эстер проклятье и освободить его волчью половину. — Что вы видите? Романа усмехнулась. — Магию. Она сплетается вокруг вас, как корни причудливого дерева. Заклинания перетекают друг в друга, более новые, наложенные последними и старые, древние, как сам мир, — речь женщины становилась все более возбужденной, так же как уКоула, когда он начинал рассказывать о магии. — Знаете, что делает колдовство более сильным? — неожиданно спросила Романа и, не дождавшись ответа, тут же продолжила: — эмоции. Не только эмоции заклинателя, но и тех, на кого магия накладывается. Я вижу ту яростную ненависть, что вы испытывали в момент смерти. Чем дольше я всматриваюсь в эту нить, тем больше мне кажется, что стоит протянуть к ней руку, и я обожгусь. Те гнев и отчаяние, что вы испытывали, должны были многократно усилить магию, особенно темную. Каролина нахмурилась. — И что это значит? — Что вы чем-то отличаетесь от других членов семьи. Этого я видеть не способна, но, быть может, вы уже знаете ответ. Может, вы сильнее или же быстрее, или лучше контролируете жажду крови? То, что было основополагающей чертой вашего характера, что-то, в чем вы безмерно нуждались в момент смерти, должно было стать фундаментом вашей силы. Девушка задумалась. С момента, как ее жизнь пошла под откос, тем, в чем отчаянно нуждалась Каролина, был контроль. Она ощущала это не раз и не два, а потому нисколько не сомневалась в ответе. Отец учил девушку, что сила не всегда способна решить проблему, в отличие от холодного и твердого разума. И, если подумать в этом направлении, то разум был тем, что хорошо давалось Каролине. Точнее, контроль надним. Она первая освоила внушение, первая научилась создавать сновидения, проникать в них и манипулировать ими. Она первая освоила тактильную передачу воспоминаний и, как знать, сколько еще сил, связанных с разумом, было заложено в их необыкновенных телах. Также Каролине с самого начала лучше других давался контроль эмоций и контроль жажды крови. Она первая обнаружила черту, за которую можно было переступить, отбросив чувства или их часть, и теперь девушка задумалась о том, было бы ей проще, чем другим, вернуться с той стороны черты? Все это время Каролина считала, что это была случайность. Что жизнь ставила ее в те условия, когда девушка вынуждена была проявить особые способности, но что, если это не только защитный механизм, срабатывающий при необходимости? Что, если силы можноразвить и усилить? Если она способна обмануть чужой разум во сне, когда тот наиболее уязвим, может ли она обмануть его в реальности? Заставить человека видеть или чувствовать то, чего на самом деле нет? Может ли она сделать это сразу с несколькими людьми? Мысли Каролины метались от одной возможности к другой и, чем дольше думала девушка, тем больше росло ее эмоциональное возбуждение. Прошло не меньше нескольких минут полной тишины, прежде чем Каролина очнулась и вспомнила, где находится. Ее округлившиеся глаза с расширившимися зрачками встретили мягкий, полностью черный взгляд. — Спасибо, — искреннее произнесла девушка. Романа доброжелательно улыбнулась и отпила из чаши. — Считайте это моим вкладом в нашу дружбу. Надо же с чего-то начинать. Острая и тонкая игла пронзила сердце Каролины, когда та вдруг вспомнила, какую опасность несут за собой любые новые отношения, которые она могла бы построить. Если она примет протянутую руку Романы, то та непременно станет фигурой в их с Клаусом шахматной партии и, Каролина вдруг осознала, что не хочет втягивать эту женщину в их кровавую борьбу. — Не уверена, что могу позволить себе эту дружбу, — едва слышно прошептала девушка. Улыбка ведьмы погасла. — Нам не обязательно быть частью их конфликта, — отвернувшись, заговорила Романа. По-видимому, она решила, что отказ Каролины связан с отношениями Никлауса и Исаака, и прежде, чем девушка успела опровергнуть это, нос ведьмы скривился в гримасе отвращения. — Я ненавижу конфликты. Знаете, что я вижу в этом глупом противостоянии наших мужей? Бурю в ковше воды. — Марк Туллий Цицерон. Романа резко повернула голову, и на ее лице отчетливо виднелся интерес. — Именно, — взгляд женщины опустился к рукам, сжимавшим кубок. — Это противостояние не имеет смысла. После всех столетий моей жизни, я считаю, что нет ненависти более грязной и омерзительной, чем та, что испытывают друг к другу представители одного вида или же пола, — она подняла глаза и встретилась взглядом с Каролиной. Зрачки ведьмы полностью сливались с радужкой и поглощали внимание девушки, как два бездонных колодца. — Так наши мужья должны быть союзниками потому, что принадлежат к одному виду, а мы — потому что мы женщины? — Идиллия, я знаю, — Романа горько усмехнулась. — И все же женщины более, чем другие, обязаны быть союзниками, иначе мир и дальше будет принадлежать мужчинам. — Боже спаси души тех мужчин, что свято верят в то, что мир принадлежит им. — Amen! Они одновременно рассмеялись. Негромко и с ноткой грусти, но все же, это был первый раз, когда обе собеседницы полностью расслабились, и для обеих это означало намного больше, чем они решились бы признать. — Возможно, я прошу многого, но надеюсь, вы все же подумаете над моим предложением. Каролина осторожно кивнула, и на этом их странная встреча подошла к концу. Возвращаясь домой, девушка все продолжала прокручивать в голове каждую фразу и каждую эмоцию, что мелькала на лице Романы. До последнего оставаясь параноиком, она думала о том, успела ли выдать какие-то сведения, которые можно было бы использовать против них с Клаусом. Хотя их диалог почти не затрагивал конфликт их мужей, Каролину несколько напрягал тот факт, что она не знала наверняка, что видела Романа в окружавших ее нитях магии. Для девушки было важно, чтобы муж не узнал о заклинанииперерождения, ведь в противном случае оно потеряет свою силу, и Каролина несколько раз прикусила язык, пока думала о том, стоило ли попросить ведьму молчать о том, что она увидела, или же не выдавать столь важный секрет? Ситуация оставалась неоднозначной. В конце концов, девушка приняла решение обязательно еще раз встретиться с Романой. Если она позволит себе хоть немного укрепить их отношения, то сможет контролировать те сведения, которые будут поступать от ведьмы к Исааку. Более того, необходимо было убедиться, что тайна о возможном перерождении останется только между ними. С этими мыслями Каролина отдала лошадь слуге и открыла дверь домуса. Стоило шагнуть за порог, как все звуки города слово отрезало, и наступила тишина. Вдалеке слышался слабый шум с кухни. Слуги перемещались беззвучно, как тени. Девушка прошла в перистиль, пытаясь определить по звуку или по запаху, где находится ее муж, но, как оказалось, в этом не было необходимости. Клаус стоял на коленях рядом с расположенными друг напротив друга клине, справа от фонтана в центре перистиля. Это было место, куда особенно хорошо падал свет в это время дня, и выбрано оно было неслучайно. Вокруг мужчины на всех поверхностях, включая клине, небольшой стол и каменные плиты пола, стояло множество мисок с красками. Рядом стоял кувшин с водой, и лежали аккуратно обернутые тканью кисти. Также по полу валялись тряпки, измазанные краской. Напротив Клауса стояла полностью обнаженная женщина. Ее кожа была покрыта цветными узорами. Тонкие линии синей краски, начинавшейся на лодыжках, становились шире по мере движения вверх, превращаясь в распускающиеся на бедрах цветы. Грудь покрывала золотая краска, и возникало ощущение, что золото стекало на живот, не доползая дальше пупка. С интересом к цветам и полным равнодушием к тому, на чем он рисует, Клаус водил кистью по ребрам незнакомки, стоявшей с раскинутыми в сторону руками. В ее глазах Каролина не видела пустоты, свойственной жертвам внушения, как не видела и смущения, что ее застали в подобном виде. Ее светлые волосы были убраны в высокий, небрежный пучок, который мог рассыпаться от малейшего движения. Девушка пересеклась взглядом с незнакомкой и отметила, что у той синие глаза. Каролине очень хотелось знать, во что играл ее муж. Пытался ли он ее как-то спровоцировать или просто развлекался, изнывая от скуки? Девушка сделала еще шаг вперед, когда раздался голос Клауса: — Ты жива. — Одной ведьмы недостаточно, чтобы справиться со мной. — Разве это не от ведьмы зависит? Мужчина обернулся через плечо и смерил Каролину внимательным взглядом. Он умудрялся выглядеть высокомерным даже смотряснизу-вверх, но девушка решила воспринять это как знак заботы, даже если он таковым не был. Клаус вернулся к работе, и Каролина подошла ближе, продолжая взглядом сверлить незнакомку. В какой-то момент ей показалось, что в синих глазах мелькнуло лукавство. — Что это? — Что? — мужчина снова обернулся, вынужденный откинуть голову назад, потому что жена оказалась ближе, чем он думал. Заметив взгляд девушки, не отрывавшийся от его необычного холста, Клаус усмехнулся. — Искусство. Каролина скрестила руки на груди. В противном случае она не была уверена, что воздержится от рукоприкладства. — Ты ее трогал? — Дорогуша, твоя ревность выходит за границы разумного, — промурчал мужчина, подавшись так близко к животу незнакомки, что его лоб чуть не уткнулся вее сосок. Каролина сжала рукава туники на плечах и силой заставила себя успокоиться. С момента, как она заколола Элайджу, у них не было близости, и видеть лицо мужа так близко к телу другой женщины, еще и в ее непосредственном присутствии, было невыносимо. — Никлаус. Не оборачиваясь, он отвел руку в сторону, привлекая к ней внимание. — Только кистью. В тот момент девушка была даже рада, что муж не смотрит вее сторону, потому что накрывшее ее облегчение оказалось настолько сильным, что отразилось на лице. Незнакомка выдавила что-то похожее на извиняющуюся улыбку, и Каролина закатила глаза. Должно быть, она выглядела жалкой ревнивой женой в глазах этой шлюхи. Осмотревшись, девушка освободила одно из клине, поставив все находящиеся на нем сосуды на пол. — Я хочу, чтобы она ушла, — заявила Каролина и упала на мягкую поверхность. Послышался звук ударившихся о каменные плиты пола сандалий. Клаус поднял взгляд к лицу незнакомки и тихо пробормотал: — Не опускай пока руки. Когда она кивнула, мужчина отодвинулся и полностью повернулся к жене. Все его лицо, руки и грудь в разрезе туники были измазаны краской, отчего возникло ощущение, что он не только разукрашивал женщину, но еще и обтирался об нее. Каролина поймала себя на мысли, что пытается прочертить линии краски на коже мужа, определяя, каким именно образом они туда попали. Клаус, конечно же, заметил это и усмехнулся. — Не злись так сильно, ведь это подарок. Каролина вскинула бровь, и мужчина придвинулся ближе. — Для меня? — Здесь есть кто-то еще? Клаус приподнялся и сел на клине в ногах растянувшейся во весь рост жены. Она лежала на спине, приподнявшись на локтях, и внимательно следила за каждым движением мужчины. — Чьими, интересно, стараниями? Какое-то чувство мелькнуло в серой глубине глаз и исчезло так быстро, что девушка не успела за него зацепиться. — Мне казалось, мы выяснили это в амфитеатре. Ты не можешь свалить ответственность за произошедшее только на меня. Он подтянул ее ступни и положил себе на колени, начав мягкими круговыми движениями поглаживать тыльную сторону ближайшей стопы. Туника Каролины задралась почти до колен, но девушка не спешила ее поправлять. — Вообще-то, могу, ведь мне присутствие Элайджи и Бекки никак не мешало. Клаус хмыкнул и сжал пальцы сильнее, углубляя массажные движения. Его руки перешли на подошву стопы и пятку. Это было так приятно, что Каролина невольно начала млеть и, в конце концов, опустилась на спину, положив ладони на живот. — Это не совсем честно, дорогуша, — прошептал мужчина, — с ними ты бы продолжила играть роль хорошей жены, сестры и невестки, а рядом со мной тебе не нужно притворяться. Можно просто быть собой. И снова этот искушающий тон. Как в день их встречи. С легким сожалением девушка отметила, что он уже не действовал на нее так же, как прежде. И все же Каролина расслаблялась, до того момента даже не осознавая, насколько была напряжена из-за встречи с Романой. Странным образом их с Клаусом война ощущалась какой-то родной и понятной на фоне неизвестности в отношениях с другими бессмертными, а теперь и поразительно древней ведьмой. По крайней мере, девушка могла предсказать действия и реакции мужа, пусть и не всегда точно. И хотя в искренности Романы она пока сомневалась, почему-то, когда мужчина спросил: — Так что собой представляет жена Исаака? Каролине не захотелось отвечать. Он надавил на свод ступни, и девушка закрыла глаза, думая о том, какой простой когда-то была жизнь. Она могла лежать вот так же, наслаждаться прикосновениями мужа и не беспокоиться о том, что она может рассказать ему, а что нет. Романа утверждала, что не хотела быть втянутой в конфликт между Клаусом и Исааком, и до тех пор, пока не будет доказано иное, Каролина решила верить ей, пусть решение и далось девушке с трудом. Теперь предстояло понять, как вести диалог с мужем. — Она темная ведьма по имени Романа. — Римлянка? Девушка невольно улыбнулась. — Ну, мы же в Романии. — И зачем она тебя пригласила? — Чтобы попытаться похитить и после шантажировать тебя, конечно же. — Но не вышло. — Нет. — И что вы делали остальные два часа? — Дорога заняла удивительно много времени. Клаус особенно сильно сжал кожу Каролины, вынуждая ее открыть глаза и встретиться с ним взглядом. Краем глаза девушка уловила движение и только тогда вспомнила, что они не одни, но в тот момент она не могла позволить себе посмотреть в сторону. Мужчина изучал ее с той же внимательностью, с которой выводил линии на теле незнакомки. Каролина уже не в первый раз замечала, что он, как будто, не мог до конца ей поверить. Конечно, в отсутствие эмпатии Клаус должен был рано или поздно засомневаться. Для того и нужен был концерт с мужем Ребекки, пусть даже он закончился не так, как ожидала девушка. Однако, почему-то мужчина все еще испытывал потребность в проверке. Каролине это не понравилось. Возникло ощущение, что все ее старания обесценили всего лишь одним взглядом. Настроение резко упало, и девушка на время даже перестала воспринимать движения рук мужа. В глубине души вспыхнула искра недовольства. — Я не намерена делиться с тобой подробностями этой встречи, Никлаус. Может ты забыл, но я все еще зла на тебя. — Несколько дней назад ты заявила, что предпочла бы не видеть меня еще месяц, а сейчас мы разговариваем. — Ну, — Каролина дернула плечами, словно пыталась сбросить с них тяжелые эмоции, и повернула голову влево, — ты ведь сделал мне подарок. Ее взгляд встретился с синими глазами, обладательница которых пыталась скрыть любопытство и замешательство, но не смогла. Каролина лениво подумала о том, что теперь придется поработать над ее памятью. Конечно, слухи, которые распустит шлюха, едва ли повлияют на них с мужем, однако не хотелось бы привлекать излишнее внимание. С другой стороны, если Клаус привел сюда эту женщину, вероятность ее выживаниябыла незавидно низкой. Подумать только, что когда-то подобное обеспокоило бы Каролину. Она надеялась, что хотя бы эта мысль заставит что-то дернуться внутри. Быть может, совесть или сострадание, но в грудной клетке разливалось только холодное безразличие. Она не могла спасти всех и начала привыкать к этой мысли. Женщина была по-своему красива. Широкие бедра переходили в аккуратную талию, полная грудь была подтянутой и идеально симметричной. Девушка даже начала сомневаться, не использовал ли Клаус в качестве игрушки представительницу какого-нибудь знатного рода, — она выглядела слишком хорошо по сравнению с теми голодающими низами общества, к которым привыкла Каролина в борделях. Мог ли ее муж быть настолько безрассудным? Определенно. Девушка почувствовала шершавую от мозолей руку, скользнувшую с тыльной стороны ее ступни на лодыжку, продолжая думать о том, что именно понимала и не понимала ихгостья. Клаус мог внушить ей спокойствие и послушание, а мог вообще ничего не внушать, но для той, кто действует по своей воле, женщина слишком хорошо выполняла приказ держать руки в стороны, — несмотря на очевидное напряжение, она продолжала стоять ровно. — Если бы я знал, что все будет так просто, то привел бы ее тебе раньше. Взгляд Каролины плавно перетек к лицу мужа. Его рука двинулась по ее ноге выше, от лодыжки к колену. Туника и стола задрались и бесшумно скользнули по бедру, полностью оголяя кожу. Взгляд серых глаз потемнел, и в момент, когда Клаус наклонился ближе к девушке, она уперлась пяткой в его плечо, вынуждая мужчину замереть. — Просто? — тонкая светлая бровь высокомерно взлетела вверх. — Разве я не сказала, что все еще зла? В глазах мужчины появилось знакомое ей лукавое выражение. Он приподнял уголки губ в едва заметной улыбке и повернул голову влево, к ее ноге. — Так мне уйти? — губы коснулись щиколотки, и у Каролины сбилось дыхание, — на целый месяц? Она почувствовала влажное движение языка по коже лодыжки, поднимавшееся к колену, как прежде — его руки. Кровь прилила к голове, и девушка откинулась обратно на клине. Глаза закрылись сами собой, обостряя тактильные ощущения. — Или мы сократим этот срок как-то еще? Туника и стола сбились на поясе, открывая взору Клауса оголенные ягодицы. Каролина на мгновение приподняла веки и встретилась с его потемневшим от желания взглядом. Также, как и ее муж, она не носила нижнее белье, которое было в ходу у римлян. Впервые столкнувшись с этим предметом гардероба, девушка почти сразу же отказалась от него из-за неудобства и духоты. И в такие моменты она была особенно рада этому обстоятельству. Поцелуи поднялись до колена, и Каролина позволила ему согнуться под весом мужа. Рука Клауса ползла по другой ноге, все еще лежавшей ступней на его бедрах, дразня шершавыми прикосновениями. Кожа девушки горела. Сердце едва заметно ускорилось, и Каролина всего несколько секунд думала над тем, готова ли она сдаться так просто. Но, в конце концов, они не были вместе уже несколько недель. Ее гнев растворился как соль под дождем после письма Ребекки. Было глупо отказывать себе в удовольствии. — Я сокращу его на неделю, — выдохнула девушка в момент, когда язык Клауса прошелся по внутренней стороне ее бедра. Она буквально почувствовала усмешку, искривившую его губы. Ее пятка проскользнула с его ключицы на плечо. — На две, — прошептал мужчина, и его горячее дыхание, опалившее пространство между бедер, заставило Каролину с силой сжать поверхность клине. Девушка зашипела и вцепилась свободной рукой в волосы мужа, одновременно с этим двинувшись тазом вперед, вжимаясь в его лицо. Удовольствие от этого простого действия окатило ее от макушки до кончиков пальцев, и Каролина на мгновение потеряла связь с реальностью, когда почувствовала уверенное движение языка Клауса. — Неделя, — прохрипела она со стоном, — не вздумай торговаться. Возникло ощущение, что кровь закипела. Ей стало так жарко, что приходилось дышать через рот, и неконтролируемый поток стонов заполнил пространство перистиля. Каролина не хотела открывать глаза. Она плыла в обжигающей неге удовольствия. Запахи желания, ее и Клауса, наполняли легкие. Сильные, точные движения его языка заставляли ее чувствовать себя тетивой, что умелый лучник медленно натягивает перед выстрелом. Десны началотянуть. С трудом разлепив веки, девушка повернула голову и свободной рукой дернула к себе стоявшую рядом незнакомку. Та вскрикнула. Клаус от неожиданности дернулся, и Каролина снова прижала к себе его лицо, вцепившись в кожу головы, как утопающий в доску. Взгляд голубых глаз на мгновение стал сосредоточенным. — Не кричи, — прохрипела девушка и, заметив, что приказ сработал, вцепилась острыми клыками в предплечье женщины. Та вздрогнула всем телом и рухнула на колени рядом. Краска размазалась по губам и щекам Каролины. Ей нужно было больше. Она хотела позволить ему больше. Нависнуть над ней, прижать к клине, сжать кожу с болезненной силой и вбиваться с жестокостью, от которой звезды померкнут в глазах. Собственные фантазии только распаляли желание, и Каролина почувствовала, как по коже начал стекать пот. Но уступить сейчас — означало передать Клаусу преимущество, которым она пользовалась на протяжение целого года. Незнакомка слабела, и девушка с усилием заставила себя оторваться от ее руки. Каким-то чудом она успела даже резануть клыком язык и зализать рану, чтобы женщина не скончалась от потери крови. Макушка Каролины уткнулась в клине, когда она выгнула спину и напрягла мышцы. Оставалось совсем немного. Это был тот момент, когда девушка была почти уверена, что Клаус вот-вот остановится. Чтобы подразнить, чтобы вынудить признаться, что она нуждается в нем. Заставить ее сказать что-то, что он хотел бы услышать. Неожиданно Каролина почувствовала, как язык сменили пальцы, а в следующую секунду внутреннюю сторону ее бедра пронзила пульсирующая боль от вонзившихся под кожу клыков. Она закричала. Оргазм вспыхнул мгновенно и сильно, высвободив скопившееся напряжение, и уже через несколько секунд стал затухать, а девушка, как могла, сжимала мышцы тазового дна, пытаясь продлить приятные ощущения. Клаус продолжал пить, и Каролине показалось, что через звон в ушах она слышала звук, с которым муж глотал ее кровь. Ее взгляд медленно начал фокусироваться. Предметы становились все более четкими и только тогда, повернув голову влево, девушка заметила испуганную, бесшумно рыдающую женщину, сжавшуюся в комок рядом с соседним клине. Она держала на весу руку, в которую вцепилась Каролина, так, словно та все еще была ранена, и всхлипывала очень-очень тихо. Слабый укол в сердце напомнил, что оно еще бьется. Что она еще способна испытывать вину и стыд. Девушка зажмурилась и отвернулась. Накрывшие ее недавно раздражение и болезненная ревность исчезли, а вместе с ними словно ушла и земля из-под ног. Она почувствовала, как Клаус выпрямился на клине, как кровь стекла по бедру, прежде чем рана закрылась. — Сдержи нашу договоренность на три недели, — пробормотала Каролина, не открывая глаз. Хотя она уже не испытывала того гнева, который двигал ею сразу после побега Ребекки, девушка понимала, что пока еще имеет преимущество. Впервые с начала партии она смогла заставить Клауса отступить, а потому намеревалась как следует отыграть свою роль и не позволить ему рассчитывать на быстрое прощение. В тот же день мужчина покинул домус. Сидя на кровати в спальне на втором этаже, Каролина слышала, как начало затихать и в итоге полностью оборвалось сердцебиение незнакомки. Когда позже вечером она спустилась в перистиль, тела уже не было. Следующие несколько дней девушка посвятила себе. Она старалась не задерживаться у комнаты Элайджи, но каждый раз проходя мимо, едва заметно сбавляла шаг. Каролине приходилось отказываться от бесед с деверем, как в те дни, когда она сидела у постели лежащего без чувств Финна, потому что девушка помнила о шпионах, которые могли быть среди слуг в домусе. Ей не хватало Элайджи, Ребекки, Коула. Спустя три дня Каролина поймала себя на мысли, что сходит с ума без возможности поговорить с кем-то, кто мог ее понять. Клаус выполнил пожелание и исчез из ее поля зрения полностью. Она ни разу не слышала даже его шагов вблизи домуса. Не представляя, где находится муж, девушка в конце концов решилась написать Романе с просьбой о свидании. Они встретились в том же домусе, что и в первый раз. Каролина положила на столик обернутые в кожу пергаментные листы. — То, что вы рассказали мне при нашем знакомстве, вы назвали вкладом в нашу дружбу. Пусть это будет моим вкладом. Романа наклонилась и осторожно откинула кожаную обложку. Пальцы женщины с интересом пробежались по рисунку растения, под которым было выведено несколько строк. Похожим образом были заполнены все листы. Где-то было больше рисунков, а где-то текста. — Я писала по памяти еще в первый год после обращения. Не эту, конкретную версию — это копия. Будучи человеком, я была ученицей ведьмы. Она не могла научить меня своему ремеслу, но обучала особенностям врачевания с помощью трав и корней. После обращения, хотя мы больше не нуждались в целительстве, я записала все, что узнала от нее, чтобы не забыть. Как оказалось, не зря, — Каролина грустно улыбнулась. — Возможно, среди этих записей вы не обнаружите чего-то нового или неизвестного вам, однако я подумала, что вам может быть интересно, как те же растения назывались у меня на родине и каким образом использовались. Еще один лист отделился от общей стопки и лег на кожаную обложку, пока Романа перелистывала страницы. — Священная трава Тора, — задумчиво пробормотала женщина, обводя ногтями тонко выполненный рисунок вербены. Затем она подняла глаза и улыбнулась. — Это прекрасный подарок. Спасибо. — Она осторожно собрала листы и закрыла папку. — Так вы решили принять мое предложение о дружбе? — Мне хотелось поговорить с вами еще раз, отблагодарить за те знания, которые вы мне подарили. Однако, я чувствую необходимость еще раз предостеречь вас от дружбы со мной. Я нахожусь в том положении, когда любые союзы… заканчиваются печально. — Полагаю, спешный отъезд ваших родственников как-то связан с этим? Каролина резко вскинула голову, чувствуя опасность. Взгляд Романы оставался мягким, а выражение лица — дружелюбным. Девушка напомнила себе, что доверие требует времени, для них обеих. Поэтому она кивнула. — Не переживайте, Каролина. Я способна постоять за себя. — Вред может быть разным. — Судя по тому, как отчаянно вы предупреждаете меня, я могу быть уверена, что у вас нет намерения, причинить мне боль. Любого рода. А потому, что бы ни случилось, я буду знать, что это не было вашим желанием. Это было странно. Испытывать такое чувство родства и понимания. Быть может, Каролина слишком привыкла общаться с теми, кто младше и неразумнее, и спокойная уверенность Романы ощущалась, как настоящее чудо. Станет ли она такой же через пять сотен лет? Каролине хотелось в это верить. — Тогда я буду надеяться, что нам хватит взаимопонимания, чтобы не разрушить столь молодую дружбу. — Мы могли бы начать с того, чтобы отбросить формальности? — легко предложила Романа. — Что скажешь, Каролина? Девушка неуверенно кивнула и потянулась к кувшину с вином. Их первая встреча прошла спокойно и легко, за обсуждением трав и их применения. Несмотря на отвращение Романы к традиционным ведьмам, женщина очень многое знала о том, как они живут и колдуют. Она прекрасно разбиралась во всех видах растений и рассказала о различных зельях, которые готовила в прежние времена. Время пролетело незаметно. За первой встречей последовала вторая, а за ней третья и, спустя несколько недель, Каролина с удивлением осознала, что получает настоящее удовольствие от диалогов со старой ведьмой. Несмотря на груз веков, который та несла, женщина не вела себя, как старуха. Казалось, ее лицо и манера речи намеренно обманывали девушку, создавая некий образ, с которым было проще взаимодействовать. Однажды Каролина спросила: — Тебе не кажется, что мы не стареем? Они прогуливались вдоль крепостной стены со стороны Мраморного моря. Романа повернула голову и вскинула бровь, всем своим видом показывая, как веселит ее подобное заявление, но, прежде чем женщина успела заговорить, Каролина продолжила: — Я имею в виду не внешность, а образ мышления, эмоциональность, само наше восприятие мира. Мы все еще увлекаемся чем-то, влюбляемся, надеемся, учимся. Словно наш разум не стареет. Даже если у тебя стираются какие-то воспоминания, токакты думаешь, больше подходит молодой женщине, чем пожилой. Лицо Романы расслабилось, и в ее глазах девушка заметила глубокую задумчивость. Несколько шагов они преодолели в молчании. — Полагаю, ты права. Мы не слабеем, не болеем, наши семьи не пополняются детьми. У нас нет необходимости перестраивать свой быт, и в то же время есть силы и время для любых увлечений, которые мы бы захотели изучить. Занятно, что я ни разу не рассматривала бессмертие с этой точки зрения. Каролина улыбнулась. Иногда они говорили о литературе, а иногда об искусстве во всех его проявлениях. Романа рассказывала все, что помнила о старом Риме, тогда как Каролина делилась памятью о своих путешествиях по Европе, ведь ее собеседница, несмотря на свою долгую жизнь, никогда не покидала пределов Римской империи. Куда реже речь заходила о магии. Хотя Романа не скрываясь отвечала на все вопросы, порой у нее появлялось странное, замкнутое выражение лица, вызывавшее у Каролины желание извиниться. Словно своими словами она вызывала у женщины неожиданные и болезненные воспоминания. — Ты знала, что некромантия возникла, как направление ясновидения? Девушка отрицательно покачала головой. В тот вечер они снова встретились в домусе, в квартале перамы и теперь сидели в атриуме, смакуя гранатовое вино. — Настоящие провидцы редко встречались даже в мое время, а спрос на них всегда был велик, поэтому ведьмы научились другому способу ясновидения: они решили обратиться не к будущему, а к прошлому. Они стали призывать духов умерших предков, чтобы те могли поделиться советом и, со временем, накопленные знания и мудрость поколений возвысили Римскую империю. Колдовство было важной частью жизни людей. Существовали законы, которые регулировали действия ведьм, и все было таким открытым и… честным. Романа растянулась на софе, как на клине, опершись на согнутую влокте руку. У нее снова было задумчиво-печальное настроение, которое чаще всего провоцировали разговоры о прошлом и о магии. В такие моменты у Каролины возникало желание как-то поддержать женщину, но что она могла предложить ей, кроме принятия и понимания? — Иногда я думаю, было ли гонение на ведьм одной из тех многочисленных ошибок, что привели к падению Рима? Какой была бы наша жизнь сейчас, если бы все те знания, что уничтожили варвары, сохранились? Романа небрежно дернула плечами и отпила из чаши, всматриваясь в столик между ними. — Я даже не помню тех времен. Все, что я знаю — это факты, записанные в моих свитках. Например, я знаю, чтопервое столетие отчаянно боялась забыть, кто я. Я писала, что постоянно повторяла собственное имя и имена тех, кто был мне дорог. Я повторяла их и ни разу не записала, а может, те записи потерялись или сгорели, или чернила на них смыло очередным дождем… Повисла короткая, тяжелая пауза. — Я не помню, как выглядит мой брат, — тихо призналась Каролина. — Мой родной брат. Он умер, когда я еще была человеком. Знаю, что мы были похожи внешне, но когда я пытаюсь представить его, то каждый раз вижу лицо Коула. — Ты бы хотела поговорить с ним? — С Коулом? — С родным братом. Это звучало, как безобидный вопрос, но почему-то не казалось таковым. На фоне того, что только что рассказывала Романа о призыве духов предков, у Каролины возникло ощущение, что женщина скорее предлагает, чем спрашивает. Странная дрожь прошлась под ребрами, и девушка не сразу осознала, что напугана. — Нет, — прохрипела Каролина и смочила горло кислым сухим вином. — Его сестра умерла вместе с ним, а то, что стало со мной после… Порой мне кажется, что все вокруг — это посмертие — Хельхейм, Чистилище или Тартар, называй, как хочешь. Да, я была счастлива, и очень долгое время, но в те моменты, когда жизнь поглощает тень, я начинаю задаваться вопросом: неужели мир вокруг меня реален? Все то, что я вижу здесь — это настоящее или загробная жизнь? Как узнать правду? Каролина пересеклась взглядом с черными глазами ведьмы и поразилась глубине понимания и сочувствия в них. Казалось, они думают ободном, чувствуют одно и то же. Это было так непривычно и необычно для девушки, — сблизиться и достичь согласия с кем-то вне семьи, что Каролина вдруг почувствовала себя предательницей. Особенно по отношению к Элайдже, который все еще был заперт в сундуке. — Мне знакомы твои сомнения. Они были и у меня. Каждый раз, когда они возникают, я заглядываю за завесу, чтобы убедиться, что все еще нахожусь на стороне живых. Поэтому, ты можешь использовать мои знания о мире мертвых, как якорь. Мы живы, Каролина. Она не заметила, как несколько тонких соленых дорожек прочертили линии щек и упали в чашу с вином.

***

Клаус сидел на клине в гостиной огромной виллы за пределами Константинополя. Вилла стояла на землях, примыкавших к Черному морю, и днем, когда шум на ней стихал, можно было услышать плеск воды на берегу. Сейчас же, все, что он слышал — это стоны, тихие переговоры и тяжелое дыхание со стороны перистиля. В гостиной больше никого не было, и на маленьком столике перед мужчиной стояла шахматная доска. Это место было очень похоже на то, где они с Исааком недавно сыграли свою последнюю партию. Он передвинул фигуру. Конь на E7. Его первое отступление. Это было похоже на сумасшествие. На несколько секунд Клаус полностью потерял контроль. В то мгновение, когда он поверил, что переступил черту, и Каролина готова оставить его, мощная волна эмоций ударила по стене, что сдерживала их. Ведомый отдачей этого удара, мужчина сделал свой ход прежде, чем успел осознать, что отступает. Прогибается под ее требования. Он знал, что любые действия, связанные с семьей, будут самыми сильными ходами. Как он мог уязвить и ударить Каролину ее любовью к родным, так и она могла использовать ее, чтобы охладить его самодовольство. Однако Клаус не ожидал собственной предательской реакции. Не ожидал, что его запертая человечность окажется настолько сильной и рвущейся на свободу ради Каролины. Это был позорный просчет, но мужчина уже учел его. Следующий ход был за ней, и если поначалу Клаус считал, что знает стратегию жены, точем дольше они играли, тем чаще возникало ощущение, что Каролина и вовсе действует без нее. Как будто ходит вслепую. Ее мотивы были ясны: заставить его проявить эмоции достаточно мощные, чтобы пробить ту стену, что отделяла его человечность от него самого. Раньше Клаус считал, что ее надежды глупы и не оправданы. Всего один ход сбил с него спесь. Следовало быть осторожнее. Вот только та единственная пешка, что удерживала его здравомыслие и спокойствие, находилась под прямой атакой ее коня, и, более того, мужчина уже самонадеянно заявил, что эта пешка не имеет веса. С одной стороны, Клаусу было безмерно интересно, как она разыграет этот ход, с другой — это мог быть первый ход к его уничтожению. — Ты жалок, мальчишка, — произнес строгий низкий голос, и мужчина приложил все силы, чтобы не вздрогнуть от неожиданности. Голос шел слева, и Клаус отчаянно отказывался поворачиваться в ту сторону. — Проигрываешь женщине. Все так же слаб и труслив. Голос Майкла буквально выплюнул последние слова, и Клаус зажмурился, ожидая, когда видение исчезнет. — Тебя здесь нет, — одними губами прошептал мужчина. Ответа не последовало. Он открыл глаза и неуверенно, медленно повернул голову. В гостиной было пусто. — Он прав, — прозвучало с другой стороны стола, и Клаус резко дернул головой обратно вправо. На противоположном клине вытянувшись и опираясь на локоть, лежала на боку Каролина. — Ни-кла-ус, — насмешливо протянула она, — когда я в последний раз звала тебя Ником? Он стиснул зубы, не желая реагировать на провокацию. Это была не Каролина. Он бы услышал ее шаги, ее запах. От этой женщины ничем не пахло. Она была только в его голове, и, словно в подтверждение мыслями, видение усмехнулось с откровенной жестокостью в глазах. — Продолжай повторять себе это. Ты вообще уверен, что проклятие спало? Он был уверен. Потому что, как часто они бы к нему ни приходили, как бы ни издевались, это было ничем, по сравнению с их попытками подтолкнуть его к самоубийству ранее. Клаус упрямо смотрел на жестокое видение, и, стоило ему в очередной раз моргнуть, оно исчезло. Фигуры на доске стояли в том же порядке. Было душно, и скопившееся раздражение молотом стучало изнутри по черепу. Клаус потянулся было к сумке, которую привез с собой, но в этот момент дверь открылась, позволяя шуму внешнего мира проникнуть в гостиную. Чей-то резкий, визгливый стон отдался в голове мужчины болезненным эхом, и он скривился. Дверь закрылась. — Почему вы не сообщили мне о приезде? — с порога возмутился вошедший. — Я бы и за всю ночь не узнал, что вы здесь, если бы не Анисья. Клаус закатил глаза, собрался, насколько мог, и повернулся к собеседнику. Этот, хотя бы, не был плодом его воображения. Мужчина средних лет уверенно подошел к столу. Его тронутые сединой каштановые волосы достигали мочек ушей и вились на концах. Лицо скрывали аккуратно подстриженные густая борода и усы. Область вокруг каре-зелёных глаз избороздили морщины. — Вы оставили без ответа все мои письма! — продолжал возмущаться мужчина. — С тех пор, как ваша жена приехала в Константинополь, вы ни на палец не продвинулись в выполнении нашего плана! — Евсевий, — лениво протянул Клаус, надеясь снизить тон беседы. Раздражение накапливалось и все сильнее колотило в голове, а терпение, и без того очень слабое, стремительно приближалось к нулю. Мужчина мысленно продолжал тянуться к содержимому сумки, однако он не мог полностью проигнорировать союзника, даже если не воспринимал его истерику всерьез. — Это неприемлемо, господин Никлаус! Я согласился покинуть Константинополь только при условии, что в мое отсутствие вы подточите авторитет и власть Комнина! Я здесь просиживаю тунику вдали от всех важных политических интриг и вдруг слышу, что вашу жену в последнее время постоянно видят в компании ведьмы Комнина, а вас — на его вечерах, и отнюдь не как неприятеля! Я могу понять несколько месяцев, но прошло уже больше года! Вы не имеете права так… Евсевий не договорил. Клаус превратился в тень и за доли секунды сжал его горло, подняв мужчину на несколько сантиметров над полом. — Помни. С кем. Говоришь. Голос Клауса звучал жестко и был таким же холодным, как глаза его жены в их последнюю встречу. Барабанный бой в голове никак не унимался, и в целом, мужчине было уже почти все равно, каким образом он успокоит его: опиумом или насилием. Все разумные мысли отошли на второй план. Клаус продолжал сжимать пальцы, пока Евсевий бился и пытался оторвать руку мужчины от своего горла. Он с безжалостным равнодушием наблюдал, как тот сопел и не мог сделать вдоха. Как в его глазах появилось умоляющее, испуганное выражение. В тот момент мужчина подумал: как это глупо, когда бессмертный боится смерти. В конце концов, боль пройдет, а дыхание вернется. И все же, Евсевий был напуган. Его лицо начало синеть, а глаза выкатываться. Его сердцебиение почти оборвалось, когда Клаус резко разжал пальцы. Мужчина упал и закашлялся, жадно втягивая воздух. — Говорят, с возрастом приходит здравомыслие, но вас, похоже, оно обошло, — вернувшись к спокойному, ровному тону, заговорил Клаус. Он отвернулся от хрипевшего собеседника, а взгляд тут же упал на сумку. — Кажется, за год, что мы не виделись, вы начали забывать разницу в наших силах. Я мог бы внушить вам вспороть себе живот и жевать собственные кишки до тех пор, пока мне не надоест. В конце концов — вы то будете восстанавливаться. Но я не стану этого делать, ведь мы союзники. — Тогда почему бы вам не заставить Комнина сделать это?! — выплюнул, харкнув на пол, Евсевий. Клаус закрыл глаза и сделал глубокий вдох, напоминая себе, что он не просто так выбрал сторону именно этого идиота. — Потому что на его стороне стоит ведьма и, насколько я слышал, невероятно могущественная. — Как будто вам не справиться с одной ведьмой! Ваша жена имеет особенно яркую репутацию на этот счет! Я думал, когда она приедет… Клаус резко развернулся, впиваясь строгим, холодным взглядом в глаза собеседника, и тот, то ли от неожиданности, то ли от страха, оборвал речь на полуслове. — Несомненно, моя жена способна справиться с одной ведьмой, но прежде, чем мы сделаем это, есть кое-что, что я хочу получить. Вас не должно удивлять, что свои интересы я поставлю на первое место, — мужчина сделал шаг назад и опустился на клине, небрежно откинувшись на руки. — Тем не менее, наша сделка в силе. Все развернется в ближайшее время. Через месяц, быть может, два. Клаус лег и, растянувшись во весь рост, закинул руки за голову, нащупывая ремень сумки. Уязвимость его позы не обманула Евсевия, который, успев обдумать все, что произошло, начал осознавать, какую ошибку он чуть не совершил. Клаус был главной фигурой его плана с момента, как появился в Константинополе. Без него пришлось бы возвращаться к прежним, ранее бесполезным идеям и предаваться мечтам. Мужчина медленно поднялся с пола и поклонился. Клаус заметил движение, но не обратил на него особого внимания, вытаскивая из сумки трубку и небольшой мешочек. — Я прошу прощения за вспыльчивость, господин Никлаус. Я был очень взволнован и… Неправ. Клаус нетерпеливо махнул рукой. — Вы прощены, а теперь оставьте меня. — Вы задержитесь? — На несколько недель. Перед уходом Евсевий поставил на стол рядом с шахматной доской свечу, чем заслужил одобрительный взгляд Клауса, и бесшумно покинул помещение. Дверь за ним еще не успела закрыться, а мужчина уже вытряхивал в трубку содержимое мешочка. Его руки слегка дрожали. Тени ползли по стенам гостиной, и в любой момент одна из них могла превратиться в очередного его демона. Клаус не хотел никого из них видеть. Трубка начала нагреваться, и мужчина улегся на спину, выжидая. Каждое мгновение вызывало только большее напряжение и раздражение. Звуки со стороны перистиля становились то тише, то громче, как будто Клаус не справлялся с контролем собственного слуха. Боль в голове ничуть не утихла за время диалога и продолжала молотом обивать череп изнутри. Какого дьявола Каролине понадобилось от ведьмы Комнина? При всей ненависти его жены к их виду, Клаус был уверен, что встреча закончилась в лучшем случае нейтрально. Он, конечно же, не знал, что Каролина снова виделась с ведьмой. Ложь легко соскользнула с языка, а теперь, когда в ней не было нужды, мужчина ломал голову над истинными мотивами жены. Может, она сделала это для него? На вилле Дука он сказал, что хочет получить знания местных ведьм. Это было вполне похоже на Каролину. Или же она готовит очередную фигуру для их противостояния. Так или иначе, это не то, что может сыграть против него. Мужчина закрыл глаза и, повернув голову, поднес ко рту длинную глиняную трубку, которую держал над свечой. Спустя несколько секунд его окружило облако густого белого дыма. В нос проник сладкий запах, и Клаус почувствовал, как все, что его беспокоило, растворяется в воздухе вместе с дымом. Чужие голоса отдалялись и испарялись, пока полностью не исчезли, оставив его одного, в тишине и полумраке. Удовольствие, похожее на то, что он испытывал от крови, распространилось по телу, расслабляя мышцы. Боль в голове постепенно стихала, пока не исчезла без следа и воспоминания. Сладостное забвение начало превращать его разум в вату, искажая мысли и опустошая сознание. Мир вокруг расплывался. Пламя свечи горело не ровно, а изгибалось, танцуя, и в его отблесках Клаус видел женщину, покрытую золотой краской. Он протянул свободную руку и обвел пальцами ее образ в воздухе. Еще несколько затяжек и его жизнь стала не только терпимой, но и восхитительной. Мужчина улыбнулся и закрыл глаза, упиваясь мгновениями полного блаженства.

***

Каролина поставила палимпсест на полку и задумчиво постучала ногтем по корешку. До встречи с мужем оставалось меньше недели, а она так увлеклась новой дружбой, что совершенно не продумала свои дальнейшие действия. Было бы хорошо знать наверняка, что хотел показать ей Клаус, чтобы подготовиться и сыграть на опережение, но девушке не к кому было обратиться. Ее следующий ход должен быть достаточно масштабным, чтобы заставить мужа отбросить маску спокойствия и равнодушия. Определенно, она обязана вынудить его дать ей еще одно обещание, –никогда больше не использовать на ней клинок. Это пошатнет позицию Клауса и даст ей преимущество. Однако, после придется снова отступить. Погасить его настороженность. Снова сделать уверенным в себе и опрометчивым. Девушка отступила от полки, не замечая ничего вокруг себя, и присела в ближайшее кресло. Клаус сам даст ей повод. Он захочет отыграться за потерянную фигуру и отступление. Нужно всего лишь поддаться. Что бы он от нее ни захотел. Куда больше Каролину волновало, какпри этом ей следует вести себя. Сложно было найти баланс между подчинением и неприязнью. Даже если она притворится, что находится на его стороне, муж слишком хорошо знает ее, чтобы поверить в эту ложь. Но и одной вынужденной терпимостью партию не выиграть. Каролина осознала, что хотела бы получить совет новой подруги. Романа удивительным образом умела указывать на очевидные решения, которые девушка, по тем или иным причинам, не видела перед собственными глазами. С этими мыслями Каролина отправилась на поиски слуги, чтобы передать ведьме приглашение на встречу. Несмотря на то, что девушка до сих пор не знала, где именно жила Романа, у них был способ связи через тот домус, в котором они чаще всего встречались. Когда мальчишка-посыльный убежал, Каролина вернулась в перистиль. Не считая тихих перемещений слуг, в домусе не было слышно ни единого лишнего звука. Только шумел фонтан. Этот, поначалу приятный и расслабляющий звук, в последнее время девушка даже не замечала. Присев на парапет, она осмотрела внутренний двор. Солнце уже зашло, но в перистиле было темно, потому что Каролина приказала не зажигать ночью факелы. Заметив осторожно перемещавшуюся вдоль колоннады служанку, девушка вдруг почувствовала ненавязчивую тянущую боль в деснах. С болью в теле она уже примирилась, вспоминая те времена, когда училась ограничивать себя. Контроль над жаждой крови вернулся удивительно просто, лишний раз утверждая Каролину в ее догадке о том, что ненависть к Майклу усилила ее власть над собственным разумом после обращения. Тем не менее, длительная голодовка и собственное ослабление не входило в планы девушки. Нужно было лишь правильно разыграть сцену перед потенциальными шпионами их с мужем врагов. Каролина тенью бросилась к служанке, и та вскрикнула, когда девушка возникла перед ней, как по волшебству. — Молчи, — прошептала Каролина, схватив незнакомку за плечи и вложив в слова приказ. Глаза служанки расширились от испуга, но из горла не вырвалось ни звука. Непрошенное возбуждение от запаха страха заставило девушку испытать легкое отвращение к себе, но лишь на мгновение. — Я не причиню тебе вреда, — зашептала Каролина и потянулась к кошельку на поясе. — Вот, — она вынула золотую монету. — Я дам ее тебе, если пойдешь со мной. Девушка наклонилась и осторожно коснулась губами щеки служанки, показывая намерение. Та все еще выглядела испуганной, но Каролина буквально видела, как зашевелились мысли в голове юной девушки. Она знала, что мужа Каролины не было в домусе, как и других знатных мужчин. Это означало, что Каролина хотела купить ее благосклонность для себя. Это было странно и противоестественно, но, как и в большинстве случаев, золото перевесило мораль. Служанка застенчиво сложила руки перед собой и кивнула. Каролина мягко улыбнулась и, взяв девушку за руку, повела ее на второй этаж. Она уже создала достаточно порочное впечатление у Исаака и его союзников, флиртуя с Бэзилом, Элайджей и мужем чуть ли не в один вечер, так что, кто бы не решил за ней проследить, он легко поверит, что она решила соблазнить служанку. Вместе они зашли в спальню, и Каролина тут же отдала девушке монету. — Тебе не будет больно, — приказала она и, склонившись к руке незнакомки, тихо добавила: — закрой глаза. Укус был осторожным. Девушка успела сделать большой глоток прежде, чем ее горло перехватило от острой боли. Каролина резко оторвалась от руки служанки и закашлялась. Кровь сгустками вылетела из ее рта. Молодая девушка стояла с закрытыми глазами, не ощущая боли, в то время как кровь из ее вены заливала пол. Каролина никак не могла откашляться. Горло рвало от боли, а неожиданная слабость подкосила колени, и девушка рухнула на пол. Туника и стола пропитались кровью. Мысли расползались. Паника накрыла огромной волной, и сердце Каролины забилось с бешеной скоростью. Она знала это чувство. Вербена. Она не могла обнаружить ее запах в крови, так что это был идеальный способ отравления. Кому понадобилось травить ее? Мысли стали тяжелыми и неповоротливыми. Прошло несколько секунд, и Каролина вдруг осознала, что лежит на полу. Тонкая шелковая палла отцепилась от обруча на ее волосах и пропиталась кровью, как и отросшие светлые волосы девушки. Где Клаус? Это было единственным, о чем могла думать Каролина, теряя зрение. Она не знала, где Клаус и как его найти. Ей показалось, что прозвучал какой-то звук. Быть может, шаги. Сквозь мутную пелену в глазах девушка увидела лицо служанки с расширившимися от страха глазами. Она тоже лежала. Рядом. Все еще истекая кровью. Она не должна была чувствовать боль, но, должно быть, испугалась вида крови. Каролина не могла даже зажать ее руку или исцелить. Все силы девушки уходили на то, чтобы оставаться в сознании. Вербены было много. Слишком много, чтобы счесть это способом защиты слуг. Нет. Это было преднамеренное нападение. Снова этот звук. Шаги? Или ей показалось? Ужас затмевалпоследние разумные мысли, и девушка заставила себя собраться. Ей нужен был холодный и сильный разум. Если зрение не работало, она могла обратиться к обонянию и слуху. Каролина закрыла глаза и сменила фокус внимания, усилием воли подавляя паническую атаку. Запах крови подавлял остальные, но она успела почувствовать нечто еще, уловить в мгновение перед оглушающей болезненной атакой. Грудную клетку разорвало резким ударом, а сердце с мучительным страданием сжалось в последний раз, когда его что-то пронзило. Она заставила себя запомнить запах. Сосредоточиться только на одном чувстве в мгновение перед смертью. Она запомнила запах того, кто ее убил.

***

Из блаженной полудремы Клауса вырвало чье-то прикосновение. Кто-то продолжал снова и снова осторожно толкать его в плечо, и мужчина, скривившись, заставил себя открыть глаза. Свеча погасла, и через маленькие окошки, направленные в сторону перистиля, гостиную заливал солнечный свет. Он болезненно резанул по сетчатке, и Клаус, зашипев, опустил веки. — Простите, господин, — прошептал женский голос прямо над его головой. — Вы просили разбудить вас, если что-то случится. Мужчина заставил себя кивнуть и потянулся к кошельку на поясе. Наощупь он отделил одну монету и протянул ее куда-то вверх, в воздух. Мгновение спустя монета пропала из его руки. — К господину Евсевию прибыл посыльный с вестью. Говорят, вашу жену… — женщина неожиданно замялась и замолчала, от чего Клаус не выдержал и открыл глаза, впившись холодным жестким взглядом в ее выражавшее крайнюю степень нервности лицо, — ее убили, — одними губами прошептала женщина, словно опасалась и сама потерять жизнь за подобную весть. Мужчина нахмурился. — Как? — его голос был хриплым подобием привычного тона, однако неожиданные новости заставили мысли в голове Клауса бегать быстрее прежнего и довольно резко смахнули с него налет безмятежности. Стена в его сознании задрожала от наплыва эмоций. — Деревянным колом в сердце. Мощная волна облегчения отдалась в каждой клеточке тела, а стена затихла. Клаус закрыл глаза и выдохнул, осознавая, как близко оказался к полной потере контроля. Еще мгновение и Каролина победила бы, но, возможно, никогда бы об этом не узнала… Никогда. Мысль о том, что кто-то мог отнять у него ее, что кто-то посмел покуситься на ее жизнь, вызвала что-то неконтролируемое и дикое внутри мужчины. Ее жизнь принадлежала ему! Знакомая, родная ярость поднялась волной из глубины души. Клаус открыл глаза, сел и повернулся к женщине. — Как отреагировал Евсевий? — Он был доволен. Приказал тому бессмертному, который приехал, спрятаться. — Посыльным был бессмертный? — Да. Скорее всего, сам убийца. Мужчина сжал челюсти с такой силой, что услышал, как скрипнули зубы. Евсевий был вспыльчивым и не всегда разумным, но это была причина, по которой Клаус выбрал его из двух лидеров в Романии. Евсевием было проще управлять и его было проще запугать. Если бы он получил полную власть над бессмертными Романии, то Клаус получил бы ее тоже и при этом мог оставаться в тени. Исаак мог быть хорошим союзником, но он бы не позволил сделать из себя марионетку. Тем не менее, сложно было поверить, что Евсевий решился на столь радикальный шаг, особенно сразу после того, как попал под горячую руку. Однако небрежность произошедшего не позволяла указать на Исаака, — тот знал, что Майклсонов нельзя убить деревом. Старый стратег всегда просчитывал риски. Если бы ему нужно было пригрозить Каролине из-за его ведьмы, то Исаак нашел бы другой способ. Значит, все же Евсевий. Он уже высказывался о чрезмерном влиянии Каролины на Клауса, но мужчина все еще сомневался, что его ближайший союзник поступил так глупо. Это не было похоже на Евсевия. Он мог совершить подобное на эмоциях, но прошло уже несколько недель с их стычки. Зачем тогда скрывать посыльного? — Узнай, кто конкретно это был, и где он прячется. — Это будет стоить больше одной монеты, — нагло парировала женщина. Клаус вскинул на нее горящий холодной яростью взгляд, вынудив незнакомку сделать шаг назад. — Цена не важна. Как только женщина ушла, Клаус опустил лицо в ладони и надавил пальцами на веки. Нужно как можно скорее разобраться с посыльным и узнать, кто стоял за покушением. Понять, как использовать это. Настало время вернуться в Константинополь. Важная историческая справка: В 12 веке еще не курили опиум. На самом деле исторически очень мало упоминаний опиума в период между 1ым тысячелетием н.э. и 17в. В Западной Римской Империи с опиумом были хорошо знакомы и активно его использовали в медицине, однако после ее падения, известно о пути опиума в Индию и Китай, а дальше следы пропадают. Следующее масштабное упоминанием опиума связано уже с его курением от 16в. Также в те века нигде в Европе не упоминались курительные трубки. Это были трубки индейцев, которые завезли в Европу после открытия Нового света. Голланды в 16в. курили с их помощью табак с примесью опиума, в таком виде курение попало в Китай, где китайцы решили, что табак лишний и стали курить просто опиум. Уже из Китая опиумные трубки стали невероятно популярны и распространились по миру. Почему автор позволил себе подобный ход: Клаус жил в Северной Америке, я уже упоминала, что у поселенцев были торговые отношения с индейцами. Он вполне мог видеть индейские трубки и быть знаком с принципом их действия. Так что он мог сделать такую трубку сам. Не получив распространения, она могла просто затеряться в веках и никак не повлиять на ту историю, которую мы знаем. При курении опиум начинает действовать быстрее, чем при приеме внутрь, так что у такого выбора было свое преимущество.