The Path Not Tread // Непроторенная тропа

Формирование неизбежности

Лили, Вот книги, которые ты просила; есть ли что-нибудь еще, что тебе от меня нужно? Может быть, музыкальные пластинки? Нет, я забыла; ты говорила, возле магии электричество не работает. Хотя, возможно, в твоей школе есть какая-нибудь волшебная штука, похожая на граммофон; конечно, я ничего в этом не смыслю, так что извини мое невежество. И ты права; вся эта чушь о «социальной справедливости» на самом деле меня не интересует. Люди не равны и никогда не будут равны. Думать, что мир устроен по-другому, абсолютно глупо. В обществе царит порядок, и для каждой группы есть определенное место. Тебя будут принижать только в том случае, если ты этого не увидишь, и за твое продвижение этой коммунистической идеи «все равны», если не за собственную некомпетентность в заполнении надлежащего тебе места. Но я скажу тебе одно: по крайней мере, у тебя есть магия, Лили. Ты всегда так гордилась этим, что, возможно, не способна понять, о чем я говорю. Не то чтобы это меня удивляло; ты действительно научила меня, не удивляться тому, что ты делаешь. Мне просто кажется любопытным, как во всей своей болтовне в этом письме, которое ты мне прислала — первом за несколько месяцев, кстати, — ты ни разу не упомянула весь остальной мир, который не в курсе секрета, не тогда, когда это не имеет никакого отношения к тебе. Но я полагаю, что легко потерять из виду вещи, которые ты считаешь менее важными, чем собственные интересы. Моя подготовка к A-level проходит хорошо. У меня нет намерений поступать в университет, зачем мне? Я не знаю, как это делается в вашем обществе, но в моем универ предназначен для тех причудливых женщин, которые собираются делать «карьеру», и я определенно не собираюсь становиться одной из них. Я поступлю, как мама, и пройду курсы машинописи для секретарской работы, а когда выйду замуж, стану женой. Настоящей женой, и ничего подобного, как я уверена, ты не планируешь. Послушать что ты говоришь, Лили, так ты видно хочешь стать активисткой! Если да, то хорошо, что никто не знает о вашем мире, потому что в конечном итоге ты просто опозоришь Мать. Если сможешь заставить себя, подумай и о ней тоже, пожалуйста. Я вижу, ты все еще дружишь со Снейпом; Я уже давно высказала все, что хотела по этому поводу, и не собираюсь делать этого снова. Но с тем, как ты помнишь детство, я вынуждена не согласиться. Ты младший ребенок, и для тебя, возможно, жизнь была простой. Для меня, старшего ребенка, она никогда не была. Я не думаю, что ты когда-нибудь это поймешь. Ты не спросила ни о каких важных новостях из дома, так что, полагаю, ты ожидаешь, что Мать напишет все, что стоит сказать по этому поводу. Ты, конечно, ошибаешься; Я не сомневаюсь, что она решит не обременять тебя собственными трудностями, поскольку очень заботится о твоем образовании. Однако я это сделаю сейчас: отцу предложили должность старшего преподавателя в Бристольском университете, но он отказался от нее. Мать очень злится на него за это, и я с ней согласна; никто из нас не может понять той любви к Коукворту, которую испытываете вы с отцом. Я, например, хотела бы уехать при первой же возможности. Но, похоже, это один из тех редких случаев, когда ей не удается добиться своего, поскольку все, что она пробовала до сих пор, потерпело неудачу. Я уверена, ты будешь рада это услышать; у тебя будет как минимум еще одно лето, которое ты проведешь со Снейпом. Удачи на экзаменах O-level. Петуния P.S. Неужели ты не в состоянии понять, что я ненавижу это ужасное прозвище Лили? Или ты предпочитаешь игнорировать мои пожелания ради собственного развлечения? __________________________________________________ — Что читаешь? Сморгнув слезящиеся глаза, Лили оторвалась от книги и увидела, что Северус навис над ее плечом, черные глаза пристально смотрят на текст в ее руках. Его волосы выглядели так, будто он не мыл их неделю, что, вероятно, означало, что он недавно провел много времени за варкой зелий в одном из отдаленных туалетов, и его глаза были немного налитыми кровью, хотя у него, похоже, не было никаких других симптомов Лили. Это означало только одно. — Как долго ты не спал прошлой ночью? Он закатил глаза и наклонился вперед, чтобы просмотреть на открытую страницу ее книги. — Это не похоже ни на один из наших учебников. — Потому что это и не он, — рассеянно ответила она. — Ты неважно выглядишь, Сев. Ты в порядке? — В порядке, — ответил он, все больше раздражаясь. — Много мыслей в голове. — О чем мысли? — Не важно. Да и сама ты выглядишь не намного лучше. Лили фыркнула, немного с трудом. Она знала, что выглядит соответствующе, с заложенным носом, опухшими глазами и болью в носовых пазухах. — Я простудилась, — объяснила она, — и мне следовало бы учиться, но я попросила Туни прислать мне несколько книг, и теперь не могу сдержаться и не читать их. — Ты была у мадам Помфри? — Нет; вообще-то, я хотела узнать, не против ли ты сварить мне немного Бодроперцового? По правде говоря, было бы гораздо проще просто пойти в больничное крыло, но, поскольку варка зелий и Сев были неразделимы в ее сознании, она решила, что будет лучше попросить помощи у него — по крайней мере это могло бы немного его успокоить по поводу произошедшего в прошлом месяце (даже если он, казалось, простил ее за то, что она не появилась до обеда, хотя обещала, Лили не могла не думать, что он все еще немного расстроен из-за этого, но, возможно, это в ней говорило чувство вины, и за то, что она снова забыла о встрече, и за то, что свалила все на замок вместо того, чтобы признать правду; но, если честно, замок тоже было отчасти виноват, так что она не столько лгала, сколько опускала некоторые детали). К тому же, ей хотелось поговорить с ним о письме Туни, и хотя она знала, что ее сестра и Северус презирают друг друга, ее первым инстинктом все же было показать письмо ему, а не Мэри. Оно принадлежало к части ее жизни за пределами Хогвартса (той, которую она твердо решила расширять, когда голова перестанет болеть от того, что ее носовые пазухи слишком велики для черепа), и делиться этим с кем-то, кроме Северуса, было как-то неправильно. — У тебя все еще есть доступ в лабораторию? Кивнув, она закрыла свою книгу — «Воинственные Суфражистки» Антонии Рэберн, судя по всему, либо Туни взяла первую попавшуюся книгу со словом «суфражистка» на обложке, либо попыталась сделать резкое заявление (а учитывая, как она обычно ведет себя с Лили, и то письмо, которое она прислала вместе с книгой, последний вариант вполне мог оказаться верным) — и собрала свои вещи. Они вместе вышли из библиотеки к главной лестнице, и за те пять с лишним минут, что потребовались им на дорогу до выделенной ей личной лаборатории, Лили чихнула раз восемь и высморкалась с таким громким звуком, что ее и без того румяные щеки стали томатно-красными. — Мерлин, как же я это ненавижу, — практически проскулила она, держа в руках размокший носовой платок и размышляя, не засунуть ли его в доспехи, вместо того чтобы класть в карман. — Каждую чертову весну. — Если хочешь, я могу намешать что-нибудь, чтобы прочистить твои пазухи, — предложил Северус. — Ох, спасибо, — с жаром ответила она. Самым тяжелым в простуде было то, что дышать приходилось через рот, отчего в горле всегда раздражающе саднило. Она бы не обратила внимания на усталость и головную боль — они были достаточно распространены в эти дни из-за учебы, даже когда она была совершенно здорова, — но заложенный нос был испытанием. Облокотившись на верстак и уложив щеку на скрещенные пальцы, она наблюдала за тем, как Северус подготавливает все необходимое для приготовления Бодроперцового. Она поражалась его эффективности — ни одного лишнего движения, ни одного забытого ингредиента, ни одного колебания или нервозности. Снаружи, среди школьной публики, он был похож на дергающегося паука, сгорбленного, с сальными волосами, вечно падающими ему на глаза. Здесь же, в окружении своего любимого оборудования для зельеварения, он был образцом эффективности, летучей мышью, проносящейся в сумерках и охотящейся за насекомыми, полностью сосредоточенный на цели. Она стала забывать, как ему идет уверенность в себе. — Тебе нужно стать Мастером Зелий, — пробормотала она, когда он разжег огонь в котле и добавил воды. — Тогда ты сможешь изобрести что-нибудь потрясающее и прославиться. Северус бросил на нее неопределенный взгляд, отчасти растерянный, отчасти обеспокоенный и отчасти польщенный, если она вообще правильно его прочитала (ну, польщенность проявлялась в красных пятнах на его щеках, а не в глазах, но для нее это было одним и тем же). — Думаю, это ты станешь той, кто сможет это сделать, — пробормотал он так тихо, что Лили пришлось дважды повторить его слова про себя, чтобы уловить их смысл. Уши тоже слегка заложило. — Изобретать зелья? — Нет, чары, — поправил он. — Не знаю. Может, я стану аврором? — Что? — спросил он чуть резче, чем она ожидала. — Я думал, ты говорила о Мастерстве в Чарах… — Всё так. Но МакГонагалл сказала, что мне следует рассмотреть несколько вариантов, чтобы не остаться без необходимых Ж.А.Б.А., если я по какой-то причине передумаю. — И твоя альтернатива — стать аврором? Моргнув, она посмотрела на него, пораженная яростью его реакции. Она не утихала, как она предполагала; напротив, он, казалось, становился все более и более взвинченным. — Да? Наверное, я могла бы освоить Мастерство Зелий, но большинство Ж.А.Б.А., которые мне для этого понадобятся, те же, что и для Чар, и, честно говоря, я конечно люблю зельеварение, но ты же знаешь, что мой творческий потенциал — в заклинаниях. В любом случае я бы предпочла стать аврором, а не зельеваром. — Ты ведь понимаешь, что там снаружи война, да? Выпрямившись, Лили рассеянно вытерла зудящий нос ребром ладони. Она даже не заметила, как он стал совершенно мокрым от соплей. — Ты правда спрашиваешь меня об этом? Правда? Я магглорожденная, Северус! Эта война, эти клеветнические кампании и экстремистское, изрыгающее ненависть кровепоклонение, заразившее даже Ежедневный пророк, эти исчезновения и смерти — это про меня, оно касается меня. И если лучший способ помочь — стать аврором, то Мастерство Чар может подождать, пока не исчезнет темный маг-фундаменталист, угрожающий начать массовые убийства мне подобных… Она зашлась в приступе кашля — к черту эту проклятую простуду! — ее горло пылало от яростного восклицания. Северус слегка побледнел, когда ей наконец удалось отхаркнуть мокроту и выплюнуть ее в раковину. Во рту был отвратительный горький привкус, присущий всем соплям, поэтому она прополоскала рот и вытерла его носовым платком. — Ты действительно сделаешь мне эту штуку для носовых пазух? — с некоторой мольбой в голосе спросила она (и пусть мольбы было чуть больше необходимого, что ж, она имела право; она лучшая подруга Сева, и она больна, черт возьми). — Да, конечно. Когда зелья были почти готовы, а Лили, отпустив свое раздражение, смогла насладиться наблюдением за Северусом в его естественной среде, как ей и хотелось, он вернулся к теме обучения авроров. — Это опасно, Лили. Уровень смертности… — Это война. — Вот именно! И ты хочешь быть на передовой. — Давай не будем преувеличивать, — сказала она, склонив голову набок и облизывая пересохшие губы сухим языком. — Я знаю, что все называют это войной, но мы еще не слышали, чтобы погиб хоть один аврор, не так ли? Это как холодная война, пропаганда, шпионаж, угрозы и все эти политические штучки. Нет никаких реальных линий фронта. — Так если ты хочешь помогать, зачем становится аврором? Почему не политиком? — Потому что политическая система коррумпирована, и если я хочу чего-то в ней добиться, мне тоже придется стать коррумпированной, а я этого делать не буду, — язвительно ответила она, чувствуя уверенность в этом вопросе. — Кроме того, авроры — часть Департамента магического правопорядка. Там я принесу больше пользы. — На случай настоящей войны, ты имеешь в виду? — Я буду бороться за права магглорожденных в любом случае, Северус, будь я Мастером Чар или аврором. — Это опасно! — Что ж, жизнь опасна! — крикнула она в ответ, ударив ладонями по рабочему столу. — Это не значит, что не стоит сражаться. И не говори мне, что ты собираешься отсидеться в этой войне, Северус. Если бы это было так, ты бы не проводил время с потенциальными Пожирателями смерти. — Они мои друзья, Лили! Как Макдональд, Бабино и Саммервиль — твои! Сжав челюсти от инстинктивного желания подтолкнуть их спор в этом направлении — она сказала себе, что не станет этого делать, потому что это не срабатывало в предыдущие десять тысяч попыток, — Лили решила пойти напрямую. — И когда они выйдут отсюда, они присоединятся к Волдеморту, а я — к Дамблдору, так что я, честно говоря, не понимаю, почему ты думаешь, что сможешь дружить с нами обоими. Северус резко вдохнул, и его и без того бледный цвет лица стал похож на цвет свернувшегося молока; Лили не могла понять, почему он выглядит так, словно она ударила его кулаком в живот. — О… — начал он, остановившись, чтобы облизать губы, — о чем ты, Лили? Она повторила свои слова про себя, и вдруг ее охватил ужас, такой же ужас, как и Северуса, потому что она поняла, что ее слова прозвучали как ультиматум, а она ещё не готова к этому, она не готова сдаться, несмотря на свои усталость, обиду и разочарование, она не готова отказаться от него и их дружбы. Больше ей ничего не оставалось — она отступила. — Я просто имела в виду, что тебе придется выбрать сторону, Северус, и другая не захочет тебя. Я не захочу тебя, если ты станешь Пожирателем смерти. Это мой переломный момент, я не смогу с тобой дружить, если ты решишь открыто поддержать того, кто хочет сегрегировать меня и подобных мне, кто хочет задвинуть нас в угол и относиться к нам как к прокаженным, как… как это было с евреями в Германии тридцать лет назад! — Это не то, что он хочет сделать. — О, не будь наивным, — огрызнулась она, не обращая внимания на легкий приступ кашля. Он хочет, чтобы мы указали свое магическое происхождение, Ежедневный пророк пишет об этом уже несколько месяцев! Всё начинается с идентификации, и кажется, что это не так уж и радикально, потому что, эй, а что такого в том, чтобы указать, полукровка ты или магглорожденный, и разве мы и так не знаем все семьи чистокровных, но именно так Гитлер начинал в тридцатые годы, и посмотрите, чем это закончилось — людей вылавливали, ставили над ними опыты, травили газом, расстреливали и уничтожали! Или эта идея… — она снова прервалась, чтобы откашляться, морщась от ощущения наждачной бумаги в горле, но продолжила, как только отдышалась, — расовой сегрегации, которая существовала в Америке в течение полувека. Это не так уж и отличается от магического мира, не так ли, разделённые, но равные, и мы все просто в восторге, есть целый международный волшебный орган, созданный, чтобы следить за соблюдением этого правила, так что такого в сегрегации магглорожденных от чистокровных. Это то же самое! Вот за что он выступает, Северус! Будь его воля, мы бы с тобой не ходили вместе в школу! Я бы не поступила в Хогвартс! Может быть, мне вообще запретили бы заниматься магией! Она чихнула три раза подряд, порыв был настолько сильным, что она не успела достать носовой платок, и в результате все ее руки покрылись желтоватыми соплями. Вскрикнув от бессильной ярости, она протопала к раковине, вымыла руки и не торопясь высморкалась — это не поможет ее заложенному носу, но, по крайней мере, минут пять-десять без приступов чихания у нее было. — Я чувствую себя отвратительно, — простонала она, испытывая иррациональное желание снова стать закутанной в кокон из одеял семилеткой, чтобы ее обнимали и суетились вокруг. Она ненавидела это желание, потому что оно заставляло ее обижаться на то, что Северус не из тех людей, кто делает что-то подобное, хотя она и хотела, чтобы он таким был. Вместо этого он снова ее выводил и вел себя как полный идиот, от чего она чувствовала себя совершенно несчастной. — Вот, зелье почти готово, — тихо сказал Северус, и она потащилась обратно к верстаку. Ему потребовалось около десяти минут, которые они оба провели в полном молчании, чтобы закончить приготовление и разлить по бутылкам оба зелья, и в эти десять минут Лили ругала себя за то, что так увлеклась, хотя планировала только попытаться его образумить. Она знала, что он просто отмахнется от ее слов, он всегда так делал, когда они ссорились, но если бы она подошла к делу спокойной и собранной, возможно, он не стал бы сразу же переходить в оборону. Но простуда раздражала ее уже несколько дней, а его явное невежество в отношении реального положения дел в мире и их роли в нем просто раздражало. Она отхлебнула Бодропецового, и оно мгновенно подействовало, выпустило пар из ее ушей, облегчило першение в горле и успокоило зуд в легких, и как же это было чертовски приятно, когда она не чувствовала, будто что-то ползает по ее грудной клетке. Ее носовые пазухи уже чувствовали себя намного лучше, хотя они все еще были достаточно опухшими даже после того, как зелье как по волшебству (причем буквально, что иногда заставляло ее улыбаться про себя) подействовало. — Назальный раствор нужно закапать в нос, — объяснил он, стоило ей потянуться за ним. Повернувшись на стуле и откинув голову назад, она бросила на него ожидающий взгляд, когда он не двинулся, чтобы помочь ей. Его нерешительность была, откровенно говоря, совершенно нелепой, но, по мнению Лили, в порядке вещей. Из них двоих именно она была тактильной, хватала его за руку, когда куда-то спешила, задевала локтем, когда они шли по улице, обнимала, когда он казался ей слишком мрачным. Северус не был инициатором физического контакта, и даже когда он получал его, то был скован и не понимал, что должен делать в ответ. Их объятия обычно были очень странными — почти неловкими, — Лили быстро сжимала его, а Северус стоял, застыв как доска. Хорошо, что она преодолела это его кажущееся нежелание еще до Хогвартса, потому что иначе, по ее мнению, он бы месяцами ни к кому не прикасался. Он достал из ящика пипетку и переместился, чтобы зависнуть над ней сбоку, пока она смотрела на него с легкой улыбкой. Так она могла видеть его лицо, окруженное завесой сальных черных волос, и хотя его нос казался большим, горбинка на нем была не так заметна. — Вероятно, это будет ужасно на вкус, — предупредил он, — и через минуту или две тебе придется все это высморкнуть, но оно должно помочь и от отека, и от слизи, и ты сможешь пользоваться им, даже когда действие бодроперцового кончится. — Хорошо. Пока он подносил пипетку к одной из ее ноздрей, ей пришла в голову шальная мысль: жаль, что он совершенно не следит за своим внешним видом. Лили, конечно, сталкивалась с прыщами; они появились у нее вскоре после первой менструации на третьем курсе, хотя ей и повезло больше, чем Беттине, все лицо которой время от времени покрывалось красными и белыми гнойничками. У Северуса они тоже были, в основном в районе челюсти, там, где, по ее мнению, у него будет борода. Неужели его борода уже начала появляться? Поттер и Блэк любили время от времени отращивать щетину, наверняка думая, что так выглядят круче — правда, у Блэка она, видимо, становится чем-то большим, чем просто персиковый пушок, когда у Поттера растет клочками, и под определенными углами выглядит просто нелепо, — но Лили не могла вспомнить, чтобы Северус когда-нибудь упоминал об этом. Сейчас его щеки определенно гладкие, но означает ли это, что он начал бриться или же борода у него просто еще не растет? Возможно, она скроет прыщи, хотя Лили не думала, что ей понравится Сев с бородой. Да и зубы, кривые и немного пожелтевшие (хотя изо рта у него никогда, насколько она могла судить, плохо не пахло) тоже не помогали. Она инстинктивно моргнула, когда он капнул сначала в одну ноздрю, потом в другую раствор, прожегший дорожку до самого горла, подтверждая свой отвратительный кисло-горький вкус. Северусу, казалось, потребовалась пара секунд, чтобы убедиться, что он сделал все правильно, черные глаза просканировали ее лицо, прежде он отошел. Минута дыхания через рот, и Лили почувствовала, как содержимое пазух становится водянистым, проникает в горло и вызывает рвотные позывы. Она высморкалась в раковину, выплюнула всю гадость из горла, а когда наконец вымыла рот и вытерла лицо полотенцем, которое наколдовал Северус, снова смогла нормально дышать. Это был рай. — Спасибо, — сказала она, одарив его, как ей показалось, слишком широкой улыбкой. — Лили… — он сделал глубокий вдох, словно готовясь к чему-то, а затем продолжил с мрачной решимостью, — я не хочу, чтобы ты училась на аврора. Все ее хорошее настроение вмиг улетучилось, когда на поверхность поднялось раздражение. Она едва не набросилась на него, и только облегчение, которое он принес ей своими зельями, удержало ее от того, чтобы высказать ему всё, что она думает об этом требовании. — Это мое решение, Северус, не твое. — И у меня нет права голоса?! — воскликнул он, лицо его стало уродливым от гнева. — Мое мнение ничего для тебя не значит?! — А мое значит для тебя? — огрызнулась она. — Тебя вообще волнует, что я не хочу, чтобы ты присоединялся к Сами-Знаете-Кому вместе с этими твоими проклятыми друзьями? По крайней мере, я сражаюсь за правое дело! А ты сражаешься за превосходство группы, к которой даже не принадлежишь! Ты Чистокровный не больше меня, и ты знаешь, знаешь, что из-за этого к тебе относятся по-другому. Ты знаешь. — Я заслужил свое уважение, Лили! Я не получаю все на блюдечке, потому что я красивая, популярная и общительная! — Ты заслужил его чем, тем что учишь их мерзким проклятиям, которые сам же и придумал? Ты мог бы использовать этот ум для добра, Сев, для помощи людям! В Зельях ты лучше любого семикурсника, не говоря уже о нас, пятикурсниках! Ты мог бы что-то изменить, изменить в лучшую сторону! Но вместо этого ты проводишь время с людьми, которые выйдут отсюда и станут Пожирателями смерти, попытаться угнетать таких, как я, будут убеждать всех, что я стою меньше, чем ты, потому что мои родители не умеют колдовать. Ты думаешь, я хуже тебя? Правда, Северус? Потому что если нет, то как ты можешь поддерживать этих людей? А если да, то почему ты вообще со мной дружишь? — Ну и кто наивный теперь? — отвратительно усмехнулся он, от чего у нее закипела кровь. — Ты думаешь, что все такое черно-белое, Свет против Тьмы, добро против зла! Это не так! Нет такого, что все равны, ни здесь, ни в маггловском мире, нигде. — Но мы должны быть равны, Северус! В этом вся суть! Я не могу изменить своих родителей, так же как чернокожие не могут изменить цвет своей кожи, евреи не могут изменить свое наследие, а женщины не могут изменить свой пол! Так почему же нас должны судить по тому, с чем мы родились? Скажите мне, почему, и я больше никогда не буду поднимать эту тему. Даю слово. — Потому что это заставляет нас думать по-разному. Это мир волшебников, а не магглов. Нельзя просто прийти из одного в другой и продолжать жить, как будто нет никакой разницы! Магглорожденные все время отстаивают свои права. Права на что? Голосовать за министра магии? Получать работу в Министерстве? Поступать в Хогвартс? У тебя есть все эти права, Лили! Нобби Лич был магглорожденным министром магии, ради Мерлина! А вы тут расхаживаете с таким видом, будто вы в десять раз умнее волшебников потому, что умеете водить машины, у вас есть электричество и вы смотрите телевизор. По крайней мере, чистокровные ценят мой интеллект! Магглорожденные смотрят на меня и видят только что-то отвратительное, потому что у меня постоянно сальные волосы, потому что у меня змея на гербе и потому что я интересуюсь Темной магией. Ты единственная магглорожденная, которая так не поступала, но даже ты начала. Так что скажи мне, почему я должен считать магглорожденных равными себе, когда они не считают меня равным себе! — Считаю! Я считаю! Разве меня недостаточно?! — Ты не весь чертов волшебный мир! После его крика тишина вокруг стала оглушительной. Она смотрела на него, на его раскрасневшиеся щёки, на его пылающие чёрные глаза и гневное выражение лица, и никогда в жизни не чувствовала себя настолько неполноценной. — Не весь, — согласилась она, потому что что еще оставалось сказать? — Не весь, и я ничего не могу с этим поделать. Но если тебе нужно одобрение всего волшебного мира, Северус, ты будешь ждать очень, очень долго, и даже если ты присоединишься к этому чистокровному экстремисту, и он сожжет весь мир дотла, ты все равно будешь ждать. То, что ты этого не видишь… это просто чертовски трагично. — Я не единственный, кто ищет одобрения у всего волшебного мира, — ответил он мягко, с такой окончательностью, что у Лили сжалось горло. Как будто что-то умирало, внутри нее, между ними, в его глазах, но у Лили не было сил встретиться с этим, признать это не только подсознательно. — Я не хочу быть по разные стороны. — Как и я. Поэтому она не стала признавать эту окончательность, хотя, возможно, ей следовало бы. Вместо этого она взяла флаконы с оставшимися зельями и убрала их в сумку, прикусив губу, чтобы удержать слезы. Когда она наконец почувствовала себя достаточно сильной, чтобы снова встретиться с ним взглядом, она перекинула ремень сумки через плечо и обернулась. — Ты знаешь, что я выбрала. — Думаю, да. — Так, что выбрал ты? — Полагаю, в этом и заключается вопрос. Эта была не та вещь, на которую у Лили хватало сил ждать прямо сейчас. Она догадывалась, что в любом случае не получит желаемого ответа, и, несмотря ни на что, она не была готова к этому, еще нет. Она не была готова. Но все больше и больше казалось, что жизнь не заботится об этом ни на йоту. __________________________________________________ Июнь приближался, отнимая время и нервы у студентов пятого курса Хогвартса. Северус держал голову опущенной, как среди слизеринцев, так и среди других студентов, все сильнее желая, чтобы год поскорее закончился. Профессора неустанно давали новые задания и настаивали на подготовке к С.О.В., и по мере того, как напряжение росло, росли и конфликты. Даже его обычное оправдание учебой со Стоуном начинало вызвать подозрения у Малсибера и Эйвери, и он всеми силами старался держаться от них подальше, чтобы они не догадались, что происходит что-то большее. Не многие студенты заметили, что у него новая палочка, и это было благословением, потому что объяснить это было бы сложно. Лили, конечно, обратила внимание, но в эти дни он видел ее все реже и реже, так как она стала заниматься с подружками по Гриффиндору или с Люпином, а Северуса затягивали либо в группу Малсибера и Эйвери, либо в группу Стоуна. И по мере того как приближался конец года, росло и желание Северуса наконец-то освоить чары Патронуса. Казалось, он достиг какого-то плато, с которого не мог сдвинуться, как бы ни старался, и сопровождающий это гнев, сжигал изнутри, мешая спать, есть, а иногда и думать. Дамблдор, конечно, заметил это; он мягко и настойчиво давал ему понять, что Северус слишком много на себя берет, что только сильнее злило его, пока он не начал пропускать их занятия и сваливать все на С.О.В., потому что какой, блин, был в них смысл, когда он не мог создать ничего, кроме этого чертова тумана, как бы он ни старался? В пятницу, за неделю до начала экзаменов, Эйвери уговорил его присоединиться к нему, Малсиберу, Файлсу и Фистлтвейту в одной из пустых аудиторий. — Так, — сказал Малсибер, когда все вошли и дверь была закрыта. — Я приготовил для нас небольшое развлечение, чтобы снять напряжение, вызванное С.О.В. Вы в деле, парни? Слизеринцы одобрительно закивали. Северус промолчал, хотя чувствовал, как его нутро начинает подрагивать: это уже было похоже на полную противоположность тому, чтобы не высовываться, и с некоторых пор ему все больше и больше не нравилось как Малсибер представлял «небольшие развлечения». — Супер. Я узнал кое-какие интересные вещи о нескольких семикурсниках, и это как раз то, что нужно. — Какие, Мальс? — спросил Файлс. — Оказывается, у них есть тайный клуб, вербующий людей для Дамблдора. — Розье тебе рассказал, да? — фыркнул Фистлтвейт. — Заткнись, Зебадия, — прорычал Малсибер, вызвав у другого мальчика насмешливое хмыканье. — Ты слишком туп, чтобы разузнать что-то подобное самостоятельно, Кейн, — ответил он, — и я хотел бы знать, кто на самом деле затеял это дело. — Точно не он, — согласился Эйвери со знающей ухмылкой. — О, да захлопнись, пустозвон, — огрызнулся Малсибер. — В последний раз, когда ты хотел сказать что-то умное, твоя мамаша не успела выпихнуть тебя в этот мир. — От кого я это слышу. — Так это идея Розье или твоя? — спросил Филс, прерывая их разговор. — Моя, — прорычал Малсибер. — Розье просто сообщил мне кое-какую информацию, вот и все. Предложил убедиться, что они знают, почему не стоит вмешиваться в дела Темного Лорда. — Если ты так говоришь. — Захлопни свою варежку, Теренс, пока я не захлопнул ее за тебя. Я здесь главный. — Большинство не согласится, — заметил Фистлтвейт. Северус прочистил горло. — Джентльмены, может, пошевелимся? Мне есть чем заняться. — Частенько с тобой такое в последнее время, да, Снейп? — заметил Малсибер. — В отличие от вас, я действительно планирую сдать С.О.В. и стать полезным, как только выберусь отсюда, — сказал он, окидывая взглядом учебник. С тех пор как он начал проводить время с Дамблдором, Северус все чаще и чаще терял терпение в кругу друзей, которые (за исключением Фистлтвейта), казалось, были вполне счастливы пренебречь своим интеллектом ради развлечения. — Вы можете сколько угодно портить свое образование, но я этого делать не собираюсь, и если это означает, что мне придется реже видеть ваши уродливые рожи, то я вполне согласен. Мне рассказать тебе все мельчайшие подробности того, как я провожу свои дни, или мы приступим к делу? Все начиналось очень похоже на их обычные жестокие розыгрыши. Целью была выбрана группа магглорожденных семикурсников, которые собрались в одном из заброшенных классов, открытых для учебных групп. Так как большинство студентов предпочитали проводить дни на улице — лето в этом году обещало быть знойным, — им было легко остаться незамеченными, к тому же в этом классе было два входа, по одному с каждой стороны. Это означало, что они могли их окружить. Северус остался с Эйвери и Фистлтвейтом, а Малсибер и Файлс ушли вперед, к дальнему входу. Застать четверых семикурсников врасплох, учитывая все обстоятельства, оказалось до смешного просто; Северусу, как одному из лучших заклинателей, когда дело доходило до более сложных чар, было поручено установить заклинания по периметру, чтобы остаться незамеченными, в то время как остальные четверо развлекались над семикурсниками. К тому времени, как он присоединился к ним в комнате, между двумя группами уже вовсю шла дуэль — у семикурсников было на два года больше практического опыта, но они оборонялись, а слизеринцы наступали, что, в понимании слизеринцев, означало Темную магию. Один из мальчиков уже лежал на земле — когтевранец, схватившийся за голову и визжащий, как раненая собака, — пока другой стоял над ним и отражал атаки Филса и Эйвери щитовыми чарами. Тем временем Фистлтвейт и Малсибер были заняты двумя другими семикурсниками — девочкой, которую Северус смутно помнил как знакомую Лили, и мальчиком, который… О, черт! К растущему ужасу Северуса, темнокожий мальчик, с которым они сражались, был не кем иным, как Амиром Шафиком — главным старостой. Он был абсолютно далек от звания магглорожденного и мог доставить им всем огромные неприятности, так о чем, блять, Малсибер думал?! — Stupefy! — выкрикнул он, умудрившись попасть Амиру Шафику в спину, что позволило двум другим подчинить девушку с помощью Темного проклятия, обжигающего подошвы ног. К тому времени Филс и Эйвери успели сбить с ног последнего ученика, еще одного пуффендуйца, чем-то, похожим на удушающее заклинание. Внутренности безумно скрутило, Северус окинул взглядом кровавую бойню вокруг себя, переводя взгляд с двух пуффендуйцев на двух когтевранцев, лежащих на земле — Шафик был в отключке, но остальные трое — нет, и они испытывали явную боль, от которой Северусу стало немного не по себе; девочка, свернувшаяся калачиком и непрерывно визжащая пронзительным голосом, пока ее ноги дергались в туфлях; задыхающийся мальчик, булькающий и хрипящий, и другой парень, надрывно хнычущий и схватившийся за голову, — все это под довольными и восторженными взглядами его товарищей по Слизерину, которые, казалось, были либо совершенно невосприимчивы к этому зрелищу, либо все еще находились под воздействием адреналина, чтобы осознать результаты своих действий. И ни один из них, казалось, не видел ничего плохого в этой картине, и вообще не обращал внимания на то, что пострадали четыре восемнадцатилетних подростка. Возможно ли, что никто из них не осознал, в каком глубоком дерьме они оказались. Преодолев прилив ужаса, Северус направил свою палочку на семикурсников и быстро наложил три Оглушающих, чтобы в ушах перестало звенеть от их звуков, и он смог подумать. Тела трех семикурсников все еще находились под действием соответствующих проклятий — и блядь, что, черт возьми, они использовали? — и реагировали соответствующим образом: девочка дергалась, мальчик из Пуффендуя боролся за дыхание, а мальчик из Когтеврана все еще периодически едва слышно хныкал, и это зрелище было во многом еще тошнотворнее, чем когда они были в сознании. — Отмените эти заклинания, немедленно! — зашипел Северус, повернувшись к остальным шестнадцатилетним подросткам, намеренно отворачиваясь от жертв, и его голос прозвучал как удар хлыста в почти абсолютной тишине комнаты. Его друзья повернулись и уставились на него, выглядя совершенно озадаченными его действиями или, как в случае с Малсибером, просто рассерженными. — Что ты себе позволяешь, Снейп, приказывая нам? — бросил он в ответ. — Я?! Что ты себе позволяешь, блядский идиот?! Ты знаешь, кто это?! — Взгляд Фистлтвейта упал на Шафика, и он мгновенно побледнел, но остальные, похоже, еще не заметили проблемы. — Он глава старост и чистокровный! Филс, похоже, не понимал, о чем, а Эйвери выглядел так, словно его вполне устраивала сложившаяся ситуация. Однако их бесстрашный лидер ничуть не удивился заявлению Северуса, что могло означать лишь одно — он заранее знал, на кого они нацелились, а значит, все было ложью, это было нечто большее, чем просто «небольшое развлечение». — И? — спросил Малсибер, скрестив руки на груди. — Тебе же сказали, что они набирают людей для Дамблбляди. — Заткнись, ты, пустая трата ментального пространства! рявкнул Фистлтвейт, в кои-то веки ведя себя как староста, которым он и был. — Филс, Теренс, снимите с них эти заклинания, — приказал он, и сам повернулся к лежащей на земле девушке. — Ignes Tinguo! Пуффендуйка тут же перестала дергаться, и в следующее мгновение ее дыхание облегчилось, хотя она все еще издавала жуткий хрип. Состояние третьего мальчика, однако, не изменилось, и нетрудно было догадаться, что именно Филс наложил это проклятие. — Я не знаю контрпроклятия, — ответил он, пожав плечами. — Что ты вообще использовал? — спросил Фистлтвейт, уставившись на него так, словно у мальчика выросла еще одна голова. — Braegenpresse. Северус моргнул в непонимании, это только усилило его панику. Два других проклятия не были такими уж страшными, если не накладывать их надолго, но это выглядело так, будто каким-то образом сжимало голову мальчика, а Северус, точно лучше, чем кто-либо из остальных четырех, знал, насколько опасно такое повреждение для мозга. — Что, за семь адов, это вообще такое? — спросил он, заметив, как резко выдохнул Фистлтвейт, в то время как остальные выглядели такими же растерянными, как и сам Северус. Braegenpresse? Что за ебучий древний язык это был, потому что это дерьмо точно не латынь или греческий. Древнеанглийский? Древневерхненемецкий? Он даже не слышал о таком, так откуда, блять, Боромир Филс знал о нем? — Откуда ты вообще… — Silencio! Палочка Северуса уже была направлена на Малсибера, и он потянулся к невербальным заклинаниям, пока не понял, что мальчик наложил Чары Молчания на семикурсников, а не на Северуса. — Это мой план, Снейп, так что тебе лучше не вмешиваться, или… — Или что?! — взорвался Северус, делая агрессивный шаг вперед, в результате чего его палочка почти уперлась в подбородок Малсибера. Его язык в кои-то веки заработал как следует, а не увяз в гневе, и выталкивал слова наружу; было ли это связано с тем, что сейчас он не испытывал ничего, кроме отвращения к другим мальчикам, или с тем, что серьезность ситуации подталкивала его к контролируемому перенапряжению, но у Северуса не осталось ни капли концентрации, даже чтобы оценить это, потому что весь его разум были занят тем, что яростно пытался разобраться во всём, одновременно пытаясь заткнуть крик, который поднимался как приливная волна — еще нет, еще нет, еще нет, не готов к этому, не готов, еще нет — от чего сдерживать панику было еще сложнее. — Ты настолько туп, что не понимаешь, во что втянул нас своим ебанным планом?! Или ты думаешь, что это мы слишком тупы, что не поймём, что все это на самом деле значит?! Эти четверо — не грязнокровки, на которых ты случайно решил напасть; Розье бы никогда не рассказал тебе о них просто так, Малсибер, не для того, чтобы ты мог всего лишь немного повеселиться за их счет, — прошипел он старшему слизеринцу. — Это было задание, которое он дал тебе, задание, о котором ты решил ничего нам не рассказывать! Судя по взгляду Малсибера, он наткнулся на чистую правду. — Он приказал напасть на старосту, а ты не догадался рассказать нам об этом?! — воскликнул Филс, наконец осознав всю серьезность ситуации. — Ты ебаный бездарь! Тебе надо было сказать нам, в чем дело! — Мне ничего не нужно вам говорить! — крикнул в ответ Малсибер. — Это было мое задание, и это я говорю, что происходит! — разъяренный, он снова повернулся к Северусу. — И ты! Ты пытаешься помешать мне, да? Или ты меняешь сторону?! — Да пошел ты в свою уродливую задницу, Малсибер! — прорычал Северус. — Зачем мне, блядь, тратить время на то, чтобы саботировать тебя, если ты слишком, блядь, туп, чтобы понять, что ты сам себя саботировал, ничего нам не сказав?! Это не выпадение волос и не вывернутые наизнанку колени, это серьезное нападение на наследника одной из самых уважаемых чистокровных семей в Британии! Это значит, что нас не задержат или отстранят от занятий! Если нас поймают — а нас поймают, — это исключение или даже Азкабан, ты, ничтожество! Малсибер нахмурился, и рот Северуса чуть ли не раскрылся от непостижимого невежества другого мальчика. — Как так получилось, что полукровка, жертва благотворительности, знает о политических положениях чистокровных семей больше, чем их наследник? — Фистлтвейт, похоже, озвучил общее мнение, потому что даже Филс приобрел отвратительный зеленовато-желтый оттенок. — Неужели твой отец ничему тебя не научил, или ты просто просиживал уши все это время?! А что, по-твоему, произойдет, когда Халид Шафик, друг семьи бывшего министра Дженкинса, узнает, что его сын подвергся такому нападению?! Малсибер повернул голову, чтобы окинуть Фистлтвейта пристальным взглядом, и угрожающе сжал кулаки. — Розье проинструктировал меня… — Вынудить нас всех быть ему обязанными?! — перебил его Северус. — Потому что именно это ты с нами и сделал, Малсибер! Проклятия, которые мадам Помфри может отменить даже во сне, — это одно, но это совсем другое! Ожоги от Проклятия Огнехода не лечатся никакой магией! И кто, черт возьми, знает, что случится с тем парнем, которого Филс ударил неизвестно откуда взявшимся заклинанием, которое, возможно, даже Дамблдор не знает, как отменить! — И, кстати, — подхватил разговор Фистлтвейт, — что именно тебе поручили сделать? Ведь он точно не хотел, чтобы вы напали на старосту, как на обычную грязнокровку в коридоре; что конкретно мы должны были сделать? — Он хотел получить подробную информацию, — отозвался Эйвери, впервые заговорив с тех пор, как Северус понял, что что-то идет не так, заставив сальноволосого слизеринца резко развернуться и уставиться на него. Северус напугало, что он забыл о мальчике, особенно потому, что тот выглядел необычайно спокойным, до такой степени, что это граничило с самодовольством — такой же тревожный сигнал, как и то, что целью был Амир Шафик. — Кто успел присоединиться к группе Дамблдора, что они знают о вербовке Темным Лордом в нашем доме и как они связаны со слухами об Ордене Горящей Курицы старины Бамблса, недавно появившегося на радарах Темного Лорда. — Которую мы все еще можем получить, — прорычал Малсибер. — Шафик всего лишь оглушен, и он в любом случае лидер; он знает все, что нам нужно. Мы ничего не провалили. — За исключением осторожности, — закончил фразу Эйвери. — Ну и не быть пойманными, конечно. — Ты знал, — сказал Фистлтвейт, голос его слегка дрогнул. — Ты знал все с самого начала, не так ли, Теренс? Что он должен был сделать, и что собирался сделать, и ты нам ничего не сказал! Эйвери пожал плечами. — Ну, я дал вам несколько подсказок, если вы помните, и если вы настолько тупые, что пошли за ним, несмотря ни на что, я ни при чем. Но я уверен, что ты поймешь, почему стоит поддерживать мои слова, что он действовал один, на случай, если нас поймают. Не то чтобы тебя больше, чем меня, волновало, что с ним случится, и, в конце концов, мы все слизеринцы; сохранять свои приоритеты — наше определяющее качество. — Ах ты, маленький ублюдок, — прорычал Малсибер, взмахнув палочкой в сторону Эйвери; однако к тому времени, как он это сделал, Эйвери уже наложил на него Проклятие полного связывания тела, закатив при этом глаза. Тот факт, что это сделал именно он — Эйвери, слюнтяй, который был ближе всех к Малсиберу, — заставил Филса сделать шаг назад. — Думаю, с тебя хватит, — сказал он Окаменевшему Малсиберу, который только и мог, что кидать на него острые взгляды. — Извините, что втянул вас в это, мальчики, — добавил он с ухмылкой, обращенной к ним троим. — Но он стоял у меня на пути, и не на одном. — О чем ты нахуй говоришь, Эйвери? — воскликнул Филс, широко раскрыв глаза. В ответ Эйвери потянулся к левому рукаву мантии и быстрым рывком стянул его, открыв большую татуировку в виде черепа со змеей, выползающей изо рта, — на предплечье была выгравирована Темная метка. Та самая, которую он, должно быть, сделал на пасхальных каникулах. — Что ты наделал, Эйвери? — Северус спросил, от ужаса на его лбу выступили бисеринки пота; ситуация становилась все хуже и хуже. — И как, блядь, ты получил Метку? Тебе только в сентябре исполнится семнадцать. — Как будто мои предки будут следовать за Темным Лордом на законных основаниях, — фыркнул он. — Мой старик выдвинул меня добровольцем, и я доказал, что достоин. Единственная причина, по которой Малсибер не получил свою, — он этого еще не заслужил, и когда представилась возможность — ну, ее можно было легко взять, я не мог дать ей ускользнуть; он не запорет мой шанс на этот раз. — Итак, позволь мне прояснить ситуацию, — сказал Фистлтвейт, переводя взгляд с одного на другого. — Ты с самого начала знал, что мы должны были выведать у Шафика информацию, не раскрывая себя, потому что это была своего рода миссия посвящения Малсибера, и ты позволил ему все испортить, подгадив нам в процессе, чтобы отомстить ему за то, что до сих пор он обращался с тобой как со своим личным псом, и помешать ему получить Темную метку? — Похлопаем этим мозгам, — сказал Эйвери. — Всё угадал. — Немного подумав, он добавил. — Ну, в основном. — Ты псих, — выдохнул Филс. Северус облизнул губы, лихорадочно пытаясь найти выход из этой ситуации. Он решительно игнорировал ту часть себя, которая хотела выблевать обед. — Не падайте в обморок, ребята, — почти весело сказал им Эйвери. — Если нас поймают, это будет четыре слова против одного, а Мальс не слишком-то внушает доверие, верно? — Да, а как вообще нас поймать? — ухватившись за эту идею, словно утопающий — что, вероятно, метафорически было правдой, — Филс потребовал ответа. Не так-то просто, если они все как следует уберут, подумал Северус, но спазмы в животе, барабанный бой сердца, отдающийся в ушах, и пот, прилипший к волосам на шее, говорили о другом. Не исключено, что в дело вмешаются авроры, учитывая связи Халида Шафика, а Северус не питал иллюзий по поводу игры в кошки-мышки с опытными следователями. А что касается неправильности их действий, зла… И Теренс, мать его, Эйвери, провел их, подверг их всех опасности, чтобы поднасрать Малсиберу, потому что знал, что он будет самым защищенным из них, ведь он был посвящен в ближний круг Темного Лорда в шестнадцать лет. Это посвящение должно было быть заслуженным, а значит, Розье и его банда собирались сделать все необходимое, чтобы он вышел чистеньким, даже если Северусу, Филсу и Фистлтвейту придется принять падение вместе с Мальсибером. С трудом сглотнув, он сжал и разжал пальцы на своей палочке и встретился взглядом с Фистлтвейтом, принимая рискованное решение за долю секунды, которая у него была до того, как Филс закончил говорить: «Вы наложили отталкивающие чары, Снейп, не так ли?» Затем Северус повернулся к тощему мальчику и с силой выдохнул через нос. — Да толку от этого, когда те проклятия, которые вы использовали, без проблем приведут их к нам, — выплюнул он, голос почти дрожал от паники — еще нет, еще нет, еще не готов к этому, еще нет, заткнись мать твою, — но в нем было достаточно злости, чтобы звучать убедительно. — Ignis Ambula, Проклятие-раздавливающее-гортань, да что угодно, что ты там использовал, это не Круциатус, они не перестают действовать, как только ты прекращаешь их накладывать! — То есть? — резко спросил Эйвери, выпрямляясь. — Это значит, что твою магическую подпись можно отследить, когда они активны, а может, даже после их отмены, и на случай, если ты забыл, ты не знаешь контрпроклятия к последнему! — Что за чушь ты несешь, Снейп? — потребовал Филс, его голос стал почти на октаву выше от паники. — Я никогда не читал ни о чем подобном, — согласился Эйвери, который выглядел, будто метался между подозрением и страхом. — Ну конечно нет, — отозвался Фистлтвейт, и Северус едва не прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы сдержать себя — если он неправильно понял другого мальчика… — Когда это тебя интересовала механика изобретений Темной магии? — Его голос был издевательским, практически на грани с ужасом, и Северус все же прикусил щеку, чтобы не выдохнуть с облегчением — он правильно понял другого мальчика. Фистлтвейт, не моргнув глазом, подтвердил его бред, и неважно, делал ли он это, чтобы напугать Эйвери, или потому, что понял, какую глубокую игру затеял Северус, — в данный момент это не имело особого значения, лишь бы он не сказал, чем это было на самом деле — наспех придуманной ложью. — Есть еще какие-нибудь идеи, Авес? Потому что единственный, кто вообще не применял подобных заклинаний, — это Снейп, да и вообще он появился в самом конце, так что, как мне кажется, он один, у кого есть приличный шанс выпутаться из этого. — Неверно, — ответил Эйвери. — Это, — сказал он, указывая головой на свое помеченное предплечье, — означает, что я под защитой. Я доказал свою ценность, они не позволят мне… — Заткнись, долбаный дрочила, — прорычал Филс, схватив Эйвери за переднюю часть мантии и толкнув его на землю, его глаза были настолько широко раскрыты и выпучены, что стала видна большая часть его белков. — Ты — часть причины, по которой мы трое оказались в этой передряге, и если ты думаешь, что выберешься из нее, когда мы нет, то тебе стоит подумать еще раз, приятель, потому что я так тебя отъебошу, что мать родная не узнает. Эйвери выглядел готовым к очередному раунду обмена проклятиями, поэтому Северус вмешался и взял ситуацию под контроль. — Филс, у нас нет на это времени, — рявкнул он, палочка зависла в воздухе перед ним, нервы напряглись от возможного обострения ситуации. Несмотря на то, что Северус чувствовал себя так, будто разваливается на части, его рука была твердой, как и голос. — Эйвери, поднимай свою предательскую задницу с пола и иди за Розье, и если ты хотя бы подумаешь о том, чтобы кинуть нас, я позабочусь о том, чтобы он узнал, что именно здесь произошло, в мельчайших подробностях. — Держу пари, Темному Лорду мало пользы от таких предателей, как ты, — насмешливо отозвался Фистлтвейт. — Все, что нам нужно, — это сообщить об этом определенным людям, и если Снейп таких не знает, то поверь, мы с Филсом знаем. Может, мы и позволили вам с Каином управлять шоу, но мы не станем жертвами ваших мелких склок. И наконец, когда его взгляд переместился с Филса на Фистлтвейта, на Северуса и обратно, Эйвери начал терять своё снисходительное самодовольство; было очевидно, что он забыл, что их маленькая группа — это не бесстрашный лидер, его верный помощник и кучка последователей, а скорее гнездо гремучих змей, делящих пространство. Эйвери ополчился на Малсибера, и это вполне устраивало остальных, но он также потерял их троих, когда решил поставить их ниже себя, потому что посчитал, что они заслужили это, позволив Малсиберу стать лидером их банды, и подумал, что сможет занять его место, как только Малсибер будет устранен. Он сильно ошибся в оценке ситуации, случайно или нет, а это означало, что в обозримом будущем он останется один среди других пятикурсников Слизерина. А впереди было еще два года. Слегка дрожащими руками он поднял себя ноги и направился мимо них к двери. — Филс, иди с ним, — приказал Фистлтвейт, получив в ответ лишь мрачный кивок, после чего мальчик с пятнами на лице последовал за ним, чуть не толкнув Эйвери на землю и оставив Северуса и Фистлтвейта наедине с четырьмя бессознательными семикурсниками и Окаменевшим Малсибером, который смотрел на них с земли. — Какой план? — тут же спросил блондин, что означало, что Фистлтвейт решил довериться действиям Северуса в кризисный момент и именно поэтому подтвердил ложь. Северус не был готов анализировать это прямо сейчас. План в конечном итоге заключался в том, чтобы Розье снял заклинание — которое, как сообщил ему Фистлтвейт, было старым германским проклятием, оказывающим давление на мозг — если он знал, как это сделать, и заобливиэйтить всех четверых к чертовой матери. План также был в том, чтобы убедиться, что на дно отправятся только Малсибер и/или Эйвери, если дело дойдет до этого. По крайней мере, на это Эван Розье был согласен. В конце концов, он тоже не знал, как снять проклятие, но зато он наложил Обливиэйт и помог прибраться, насколько это было возможно. Сказать, что семикурсник Слизерина был зол из-за всего этого, было бы преуменьшением. То, что он не бросил Малсибера на растерзание волкам, само по себе было чудом, и Северус с радостью оставил бы Фистлтвейта разбираться с этим, если бы мог; в отличие от Эйвери, который, казалось, только притворялся Пожирателем смерти, Розье был совсем в другой лиге, что было очевидно с той самой секунды, как он появился на сцене. Но он не мог, потому что Фистлтвейт снова и снова обращался к нему на протяжении всего изнурительного процесса объяснения произошедшего, пока он терпел ярость Розье и обходил края лжи, чтобы никто о ней не заподозрил, позволяя Эйвери чувствовать каждый фунт давления данной ситуации. А это означало, что восемнадцатилетний Пожиратель смерти в считанные мгновения уловил, что Северус — единственный, кто здесь мыслит здраво, и хорошо запомнил его. Было такое ощущение, будто петля на шее Северуса затянулась сильнее и продолжала затягиваться на протяжении всего процесса заметания следов. Они покинули место происшествия настолько быстро, насколько смогли, и Северус не знал, как ему удалось продержаться до момента, пока он не убедился, что за ним никто не следит, и он смог добраться до кабинета Дамблдора. К тому времени он уже трещал по швам, его дважды стошнило, а все остальное время он едва не плакал, спрятавшись в заброшенной ванной комнате в подземельях. Когда он наконец проскользнул в кабинет директора, его встретил холодный взгляд, от которого все внутри него замерло. — Мистер Снейп. Он чувствовал себя как загнанный в угол зверь, у которого отбирают последнее безопасное место, как непослушная собака, почувствовавшая гнев своего хозяина, и почти видел, как все, что ему удалось кропотливо построить за последние несколько месяцев, начинает рассыпаться в пыль у него под ногами. — Мне жаль, — вырвалось у него прежде, чем он успел придумать, что сказать. — Простите… Я не знал… Мне жаль. Дамблдор лишь приподнял бровь, и Северус прикусил губу. — Это было что-то вроде вербовочной миссии для Малсибера, но он не говорил нам до конца. Он сказал… он сказал, что они грязно… магглорожденные, и я подумал, что все будет так же, как и в любой другой раз, просто что-то… что-то обычное для них. Он приказал мне поставить защиту… меня не было рядом, когда они напали, иначе я бы понял раньше… никто из остальных не узнал старосту. Я… я даже не знаю, о чем он думал, я не… — Мистер Шафик потерял несколько дней своей жизни. Ему повезло больше всех. Мисс Шенвик не сможет ходить по меньшей мере шесть недель, пока ее ноги не заживут; мистер Фэрлот будет страдать от повреждения голосовых связок до конца жизни; а мистер Вемеер, возможно, не выживет, сохранив здравый ум, поскольку я не смог установить, какое проклятие было использовано на нем, а снятие его силой усугубило повреждения мозга и разума. Все они, очевидно, были подвержены Забвению. Итак, скажите мне, мистер Снейп, что, по-вашему, я должен делать в этой ситуации? Северус застонал, зарылся пальцами в волосы и резко потянул их на себя. Паника, которую он сдерживал в себе, наконец-то полностью захлестнула его. Он не хотел этого, ничего из этого. Предполагалось, что это будет как в любой другой раз, просто небольшая возня с грязнокровками, с которой он сможет справиться. Это было не то, чего он хотел, ничто из этого, не сейчас, не тогда, когда он мог видеть разочарование и отвращение, горящие в глазах Лили, когда он мог чувствовать, как одобрение Дамблдора ускользает сквозь его пальцы, как песок, когда он еще не сделал свой выбор, он не хотел этого, он не готов, он не мог… — Северус. Вскинув голову, Северус понял, что Дамблдор стоит перед ним и легонько держит его за запястья. — Я никогда не хотел этого, — прошептал он, его глаза были прикованы к знающим голубым сферам за очками в форме полумесяца, чувствуя себя таким отчаявшимся и потерянным, как никогда в жизни. — Я… я не… я еще не готов. — Мне нужно, чтобы ты рассказал мне все, что произошло, в мельчайших подробностях. Ты меня понял? И он рассказал. Он рассказал Дамблдору все, начиная с того момента, как Эйвери уговорил его присоединиться к банде в начале дня, и заканчивая тем, как Розье наложил Обливиэйт на четырех семикурсников; начиная с того, как он предполагал, это будет изначально, и как было бы слишком подозрительным не присоединяться, и заканчивая осознанием, что произошло на самом деле, и страхом, который он из-за этого испытывал. Он не упустил ни одной детали: ни используемых заклинаний, ни взглядов, которые бросал в его сторону Розье, ни придуманной им лжи, ни изменений и конфликтов, возникших в его группе из-за действий Эйвери; ни одной незначительной детали. Закончив, он почувствовал себя совершенно вымотанным, его разум затуманился от страха и предчувствия, в наступившей тишине Дамблдор, сцепив руки за спиной, смотрел на спящего Феникса, погрузившись в раздумья. Северусу оставалось только ждать на своем месте, стараясь сохранять спокойствие и молчание. Страх, что Дамблдор отвергнет его после этого, душил его, и он не мог подавить его, как большинство других своих страхов, потому что если директор это сделает, то что, черт возьми, остается Северусу? Это был бы конец любой его возможности выбрать борьбу за Свет, и даже если он попытается сохранить нейтралитет, он знал, что не сможет. Лили бросит его, она уже была на полпути к этому, и тогда у него не останется ничего, ничего, кроме, возможно, Волдеморта и его благосклонности. А после сегодняшнего дня он уже не был уверен, что хочет этого. В ушах все еще звенело от криков мальчишки из Когтеврана, а девочка из той группы была не очень похожа на Лили, но она была магглорожденной, и Розье выбрал ее не просто так, и через два года она может оказаться Лили, на которую нападет какой-нибудь другой подражатель Пожирателя смерти, он не сможет этого сделать. — Пожалуйста, сэр, — прошептал он, сжимая и разжимая руки. — Я не хотел. И как же он ненавидел себя, от всего сердца, с той ненавистью, что разъедает все внутри, пока ничего не останется, ненавидел то, что умолял вот так, как он поклялся никогда больше не умолять, после того как Тобиас обозвал его, избил и попытался выгнать из дома два года назад. Но он ничего не мог с собой поделать, потому что позволил этому, тому, что было на этих сеансах с Дамблдором, стать нитью, за которую он цеплялся; потому что позволил похвале и гордости Дамблдора ввести себя в заблуждение мыслью, что это его шанс сохранить Лили, идеей выбора. Смешно. Как будто у Северуса Снейпа был хоть какой-то выбор в этом вопросе. Дамблдор вздохнул и повернул голову, чтобы посмотреть на Северуса. — Установленные вами обереги не позволили ни одному из портретов стать свидетелем чего-либо, как и другим студентам и преподавателям. Обливиэйт был выполнен мастерски; я не смог восстановить у них никаких воспоминаний. Ваши показания — единственное существенное доказательство, которое у меня есть против мистеров Малсибера, Эйвери, Файлза и Фистлтвейта. Готовы ли вы поддержать то, что рассказали мне, мистер Снейп? Сглотнув пересохшим горлом, Северус уставился на директора, когда до него наконец-то дошел весь масштаб ситуации. Часть Северуса верила собственным словам, верила, что они будут каким-то образом раскрыты, что кто-то что-то увидит, или что действительно существует способ различать уникальные характеристики магии заклинателя в проклятиях, что-то. Но это было не так, и всё, что было у Дамблдора, исходило от него; без его показаний о событиях того дня Малсибер и остальные останутся на свободе, безнаказанные за то, что причинили настолько серьезный вред четырём студентам, что последствия могли остаться с ними на всю жизнь, студентам, которые не были гриффиндорцами и не были Мародёрами, студентам, главным деянием которых было то, что их родители магглы (и даже не у всех из них) и то, что они выступали против Тёмного Лорда. Но если он останется при своих словах и признает их, то поставит себя на пути Розье, а через него и самого Волдеморта, будет отмечен как предатель и сторонник Дамблдора. Прямо сейчас это был момент выбора, и он застыл в нерешительности, потому что, хотя слова Дамблдора, сказанные так давно, продолжали звучать в его голове, спрашивая его, является ли он убийцей, сможет ли он нести на своих плечах судьбу любой из этих двух групп людей, сможет ли он подвергнуть себя такому риску, сможет ли он… Он не мог этого сделать. Он не мог, мать вашу. На лбу выступил пот, пальцы были холодны как лёд; в лице, несомненно, не осталось ни капли крови, и кто бы мог подумать, насколько широко раскрыты его глаза или насколько поверхностно его дыхание. Дамблдор хранил полное молчание, глядя на него горящими голубыми глазами, которые не позволяли ему сойти с крючка, которые прижимали его к земле и ждали ответа, так или иначе. — Вы сказали… — выдохнул он, облизывая губы. — Вы сказали, у меня будет время. — Отсрочка, мистер Снейп, но мы с вами оба понимали, что момент выбора неизбежен. Я не готов. — Пожалуйста. Пожалуйста. Лицо Дамблдора закрылось, и Северус увидел, как на его глазах рвется вся связь между ними. — Я не гриффиндорец, — сказал он, вибрируя от усилия, которое потребовалось ему, чтобы остаться на месте и не прыгнуть, не схватиться за мантию Дамблдора. — Я не могу… не могу заставить себя отдать свою жизнь за их жизнь… не могу. Я не получу… еще два года… если я сделаю это под запись, они порвут меня на части! Пожалуйста. — Вы не верите, что я вас защищу? — Вы не сможете! — выкрикнул он, и слезы потекли из его глаз от отчаяния, которое он испытывал. — Неужели вы не понимаете? Слизеринцы держатся вместе и не терпят слабости, а ваше влияние не простирается так далеко, вы не сможете… — Это моя школа, мистер Снейп. — Но это не ваш Факультет! У вас есть только Слизнорт, и… Розье, и Малфой, и Блэки, и все остальные… у них есть старшекурсники… и достаточно младшекурсников! — А разве это не применимо и к нам с вами? — Вы обещали мне! Вы обещали мне, что не будете давить на меня — обещали, что я смогу разобраться в этом самостоятельно! Поднятая рука Дамблдора остановила вспышку Северуса, хотя и не смогла успокоить его дыхание. — Очень хорошо. Сегодня пятница. Завтра у нас с вами будет последнее занятие. В понедельник утром я жду от вас ответа по поводу нападения на мистеров Шафика, Фэрлота, Вемеера и мисс Шенвик, а также о том, какую сторону вы выбрали в этой войне. Это все, что я могу вам дать, мистер Снейп, и я считаю, что это довольно щедро. Северус не мог этого оценить, потому что в данный момент всё казалось ему несправедливым и неблагородным, поэтому он просто кивнул и покинул кабинет, чувствуя себя не в своей тарелке от паники и ужаса перед предстоящими днями.