Отражаясь в аметрине

Треск камина подчеркивает тишину, а неизвестно какая по счету чаша вина в руке обещает, что с утра будет трещать голова. Длинный день никак не желает заканчиваться, и главное ещё впереди. Поспать не получится, завтра Глава Стражи должен быть на своем посту. Часы до рассвета — всё, что осталось, чтобы добыть нужные сведения. Чтобы внеочередная поездка сюда не пропала зря. Очередная, о которой он не удосужился уведомить Лао… И сейчас, шагая по коридору и по лестнице вниз, Фэнь не вспоминает — старается даже не думать — о нем. Достаточно. И так пришлось воспользоваться этой связью как поводом, для того чтобы удалить Вэя. И так полулживые фразы криво ложились на белый лист… Передавая наскоро нацарапанное письмо, Фэнь, как умел, предостерегал Вэя: — Тут указан срок ежегодного визита. Через месяц Глава Стражи будет ждать господина Лао в своем замке. Ты же понимаешь, что ему не обязательно знать, по какой причине мне приходилось бывать здесь чаще обычного? Да и вообще… — Понимаю, — спешил перебить Вэй кивком. — Вряд ли господин Лао спросит. Но вы ведь приезжали только по делу, а насколько я знаю, его никогда не интересовали ваши служебные дела. Всё так. Просто служба. А ведь раньше они ни за что не упустили бы возможность увидеться хотя бы на час!.. Глоток вина смывает неприятную горечь. Подозрительное послевкусие охлаждения?.. Нет, всё правильно. Нельзя путать общее дело и личные отношения. Невозможно было бы эффективно выполнять свои обязанности, если бы в замке сейчас находился он! Вот даже Вэя пришлось удалить. И сразу стало легче. Легче… В самом деле, сложности сейчас ни к чему! Проще прихватить с собой всю бутылку, чем нести в камеру ещё и чашу. Распрощаться с Незваным оказалось не сложнее — тот унесся вихрем так же внезапно, как и пришел. — Я в восторге, мой юный друг! Вам достался презанимательный экземпляр! — делился он впечатлениями, отступая к выходу после порывистых прощальных объятий. Вместо обычного флирта согрел теплом дружеских, почти отеческих прикосновений. Договаривал уже с порога: — Не сломайте же раньше времени, на вид он довольно хрупкий. В обращении с такими игрушками нужна аккуратность. Осторожность, я бы сказал… Ничего удивительного — очередной проситель. Фэня окружают истинные гуманисты! А сейчас ещё и придется выслушать, каким чудовищем на самом деле является он сам. Скрип двери, запах подвальной сырости. Мельтешение факелов и градус в крови помогают не вдаваться в подробности. Не разглядывать пристально «рабочий кабинет»… Висящие на стенах плети. Устрашающие приспособления. Неустрашенного, но жалкого узника. Прошлый посетитель всё-таки умудрился нарушить регламент — худая фигура скрыта под серой тканью. Готов ли Глава Стражи исполнить свой долг? От всех, кто мог и желал предостеречь, удалось избавиться, но куда денешься от самого себя? А от зеркала?.. Черт. Нахватался. Или блестящие в свете лампы глаза уже транслируют в мозг свои мысли? С него станется! А может быть, алкоголь обостряет чувствительность? Полирует зеркало. Да что ж ты будешь делать!.. — Господин Фэнь… — в слабом голосе слышна улыбка. Откуда только силы берет? И непонятно, что выражает взгляд. Страх или усталость? Тревогу? Или даже азарт… Не разобрать ни черта! Ясно только, что Фэнь не имеет права на жалость. — Он самый! Кивок изящно переходит в опрокидывание в глотку очередной порции горячительного. Повело — от размашистых жестов кругом идет голова. Но нетрезвость легко спрятать за развязностью. Склониться и одним движением сорвать серую тряпку прочь. На пол. На место. — Непорядок, Зиан. Опять встречаешь не по форме. Приходится быть неприятным. Приходится напоминать себе, что дрожащее существо — сотрясающееся от очередного приступа кашля, действительно хрупкое и явно страдающее — на самом деле хладнокровный убийца. Вероломный предатель, самонадеянный шпион. Нет, дальше лучше было не продолжать. Фэнь, во всяком случае, никогда собственными руками не отнимал чью-то жизнь! А остальное… Ведь сопляк мог быть введен в заблуждение. Может быть, он не так уж безнадежно верен своим нанимателям? Тогда какого черта… — Так что, будешь ты со мной разговаривать? Одумался наконец? — пинок тяжелым ботинком помогает развеять нарождающееся сочувствие. Когда уже начал причинять боль, проще вспомнить, что есть за что… Но сорвавшийся у Зиана стон не подстегивает раздражение, отрезвляет. Превращается в ворох торопливой болтовни: — О, с превеликим удовольствием, господин Фэнь! Узник открыт к общению. Вот и с предыдущим посетителем побеседовали по душам. Вы просто балуете своего подопечного! — улыбка почти светится, глаза почти смеются: — Но кстати, несправедливо с вашей стороны обвинять узника, что он одет не по форме. Руки-то скованы, — демонстративное подергивание оков. — Как же одежда оказалась на нем? Не показалось странным? Разве дознаватели не должны делать выводы из мелочей? — Несправедливо? — судорога кривит губы. Зиану просто улыбаться в ответ: — Напомни-ка, что ты говорил мне о справедливости пару часов назад? — А вы согласились? Быстро меняете мнения? Не тверды в убеждениях? — странные глаза меняют окраску, расширяющиеся зрачки убавляют яркость, втягивают свет: — Или уверены, что всё это не про вас? — Я, кажется, понял, — хмыкает Фэнь. — Эту свою манеру отвечать вопросом на вопрос ты и называешь зеркалом? Не слишком изящно. И неэффективно, Зиан. Придется продолжить иначе. Рука привычно тянется к плети. Справа, на стене. Висит на крюке на уровне плеча. Бутылка вина в левой. Пальцы смыкаются на рукояти, губы холодит стекло бутылки. Горло обжигает сладкий огонь. Приятное с полезным? Знать бы ещё, что есть что… — Не совсем, — Зиан торопится ответить, машет головой, трясет седыми прядями. — Вы опять не замечаете, господин Фэнь? Ведь это ваша собственная манера! Фэнь не удосуживается дождаться конца занимательных пояснений о сложном устройстве психики юного гостя. Верит в более простые методы. Прямые и честные, как сама боль. Плеть, словно продолжение руки. Поглаживает. Передает ощущение трепета и дрожи тела, сжавшегося под опаляющим ударом. Но сдавленный стон опаляет в ответ. Зеркально. Обоюдоострый допрос. Почему-то с другими бывало проще. Глава Стражи редко участвует в дознаниях лично — всегда есть кому поручить грязную работу. И всё же попрактиковаться приходилось. Преступники обычно не бывали настолько юны… Настолько беспечно болтливы. Настолько непробиваемо упрямы. Зачастую это были недалекого ума разжалованные стражники прошлой поры. Крепкие ребята с одинаково заскорузлым телом и замшелым сознанием. Да они просто не могли бы издать такой стон! Но добиться от них животных визгов бывало даже приятно… — Зиан, заканчивай этот цирк! Видишь же, не работают твои фокусы с зеркалом! — усмешку смачивает глоток вина, Фэнь пробует говорить убедительно и спокойно. И правда успокаивается, но подступающую трезвость старательно смывает огнем. — Ради чего ты собрался терпеть? Всё уже провалено. Скажи имя, и я отпущу тебя сразу же. Как только подтвержу данные, отправлю с глаз долой! Туда, где, по крайней мере, не будет плетей. Кажется, они тебе особенно не по вкусу. Зиан успел отдышаться. Из двухцветных глаз оказалось легко извлечь слезы. Из слабой груди — плач. Но не истину из говорливой глотки: — О, тут вы удивительно проницательны! В самом деле, есть же другие методы… В том, как Зиан окидывает взглядом собственное обнаженное тело, снова чудится кокетство. Фэнь своеобразно реагирует на флирт: — Поверь, я в курсе! Может, предпочитаешь пытку огнем? Что-то неуловимо меняется в утонченном трехдневной диетой лице. Тень промелькнула в глазах или просто дрожь огонька в лампе? Кажется, щенок действительно не хотел бы опалить шкуру. — Предпочитаю… — сглатывание, запинка, шутливый прищур: — предпочитаю физическую близость без подручных инструментов. — Опять ты о своем! — смеется Фэнь. — О небо, впервые вижу подстилку, которая так этим гордится! Зиан с укором качает головой: — Вы так резки в выражениях, господин Фэнь! Скажите, а со своими любовниками вы обращаетесь так же? Может быть, это ваш язык любви? На самом деле у меня не так уж много практического опыта… Только замедленная реакция Фэня позволила этой грязи так долго осквернять слух. Теперь стон не показался настолько же достойным сочувствия. И плеть легла глубже — от души, с плеча — на грязное белое тело. — Любовники? Любви? — судороги злого смеха теснят грудь. — Не может быть настолько мало опыта, чтобы путать чувства и похоть! Для того архивного служащего ты был не более чем нужником для удовлетворения потребностей. — А? — залитые слезами глаза подслеповато щурятся, гримасу боли ломает упрямая, насильная улыбка: — Надо полагать, это так вы относитесь к господину Ли? Или… — Зиан! Заткнись, — шипение сводит скулы. Слишком близко к опасной черте. Пришлось прервать не ударом, но словом. Потому что удар мог бы не рассчитать. Никто не должен был знать. И никто не смел говорить! А если бы Зиан назвал ещё и другое имя… Мерзкое хихиканье сверлит мозг: — А как же допрос, господин Фэнь? Но кстати… у вас есть чем заткнуть узнику рот, уже показывали. Поманили и обманули. Бесстрашное воркование не подливает масла в огонь. Только, может быть, подсказывает направление… Разбуженным чувствам и правда нужен выход. В действии. Чувствам? Сердце стучит так часто, в ушах шумит, поле зрения то и дело затягивается темной пеленой. Ярость и возбуждение сплавляются воедино под воздействием опьянения. Подталкивают зарыться цепкими пальцами в спутанных волосах. Прижаться пахом к сведенной ухмылкой щеке. Прижаться, чтобы убрать её хотя бы из виду. И… даже не успеть удивиться, что плоть с готовностью твердеет, делая тесной грубую ткань форменных брюк. Не удивиться, что слова мальчишки ещё раньше запустили цепочку болезненно-сладостных ассоциаций. Фэнь никогда не пытался разобраться с чувствами и тем более с запутанными отношениями, вокруг которых строилась его сексуальность. Нет, он не считал Ли подстилкой. Но ничего большего, чем физическое удовлетворение между ними никогда не было! Так ведь?.. Нет, Лао оставался его единственным. А низменные потребности… Самое омерзительное, что происходило с ним в сексуальном плане, отнюдь не было связано с желанием! Экзекутор не испытывает влечения к осужденному. Он просто исполняет публичное действо. Наказывает. Унижает. И к заключенным не питают страсти — их просто хотят сломать. Одним движением руки Фэнь тянет за серую косу, принуждает встать на колени. Снова причиняет боль. Наказывает?.. Поза подчинения. Возбужденная плоть вдавливается в смазливое лицо. Взгляд снизу вверх — торжествующе-растерянный. Унижает? Попробуй такого унизь! Фэнь больше сам себя чувствует жертвой. Поддался на грубую провокацию. Но теперь уже плевать! Эта тварь так хотела совершить выгодный обмен! Простые оральные ласки вместо ударов плетью. Что ж, пусть узнает, что это бывает непросто! Не так уж сложно оказалось вывести из себя. Да, не с первого раза. Не без помощи алкоголя. Но танец отражений движется в правильном ритме, хоть ты и пытаешься упираться: — Мало того, что подстилка, так еще и идиот! Вместо того, чтоб раздеваться, решаешь прояснить ситуацию: — На что ты собрался обменять свои умения в этот раз? Что должно помешать мне продолжить допрос потом? Сложновато ответить — губы прижаты к паху, чувствуют пульсацию плоти под грубой тканью, невнятно бормочут слова: — По крайней мере некоторое время вы будете заняты другим. А будущее темно и смутно. Ни к чему заглядывать так далеко! Пальцы снова тянут за волосы. Теперь хочешь заглянуть в лицо. Зачем? Тебя ведь раздражает неизбежная улыбка, напрягает читающий взгляд. Затем, что тебе нравится злиться. Гнев лишь подхлестывает желание. Презрение поощряет к продолжению. Узник кажется тебе жалким? Парадокс. Ты же наверняка терпеть не можешь, когда кто-то жалеет тебя. — Ничтожество! — подтверждаешь догадку. — И как с таким отношением ты собирался свергать власть? — Такой цели не стояло. С властью бесполезно бороться. Можно только её отрицать. — Ну попробуй! — правой рукой нашариваешь застежку брюк, левой — подносишь ко рту бутылку. — Отрицай! Разве сейчас ты не в моей власти? — Целиком и полностью, господин Фэнь. — Не слышу отрицания, — хмыкаешь. Подносишь бутылку к губам узника. — Будешь? Не совсем та жидкость, которой сейчас хотелось бы, но… Пересохшие губы не слишком переборчивы: — Не откажусь. Крепленое вино щиплет раны, обжигает гортань. Нетрезвый голос старательно язвит презрением: — Отказы — это вообще не твое, да? Так ты поэтому согласился на задание? Плывешь по течению? Отнимаешь бутылку после нескольких жадных глотков. — Можно и так сказать. Только задание ни при чем. Течение рано или поздно неизбежно вело в эту точку. — Так хотелось познакомиться поближе? Думаешь, что шутишь? — И всё ещё хочется. Думаешь, неумелый флирт? Опять злишься. Опять больно стягиваешь волосы. Если доведется отсюда выйти, шкурка пепельного котейки полиняет изрядно! Не доверяешь по-прежнему, после последнего глотка отбрасываешь опустевшую бутылку и сдавливаешь горло пальцами левой руки. Не шелохнуться: руки в оковах разведены в стороны, колени упираются в каменный пол. Голова зафиксирована двойным захватом — на шее и в волосах. Да, полностью в твоей власти. Ты наверняка видишь в двухцветных глазах вопрос: «Нравится?» Глупый мальчишка держится самоуверенно. Тем чудовищнее контраст — положения узника и его слов, чувств Фэня и реакций его тела. Ему… нравится. Прижиматься уже обнаженной плотью к нежной коже израненного лица. Видеть ушиб от пощечины на скуле, разбитые губы… Знать, что ничего не мешает — не сможет помешать — прямо сейчас дать занятие рабочему рту. Иронично — последним, что прошептали эти губы, были слова согласия. «Хочется…» — Без фокусов, Зиан, — похотливая дрожь в собственном голосе омерзительна до мурашек. — Ты же не любишь боль. Ты же понимаешь… — Не беспокойтесь, господин Фэнь, — перебивает усмешкой Зиан, щекочет дыханием уязвимо жаждущий орган, — у пепельного котейки нет привычки кусаться. — Котейки? — нервный смешок отодвигает напряжение, но снять его помогут только более непосредственные действия. — О небо, даже знать не желаю, откуда ты этого набрался! Когда Зиан улыбается вот так, фиолетовая радужка искрит озорством, а желтая муть обволакивает теплым подтруниванием. — А вот это правильно, господин Фэнь! — голос тише и ниже. — Начнем наконец? Доверитесь? Что-то не то… Нет, даже затуманенный алкоголем разум понимает, что подобной ситуации вообще не должно быть! Что никакие нужды допроса не оправдывают таких методов. Но даже если бы стояла цель сломить и унизить узника таким путем, кажется, Фэня уводит от неё всё дальше… — Довериться? Что ты несешь? Фэнь убирает руку с горла, большим пальцем скользит по разбитым губам. Зиан с готовностью открывает рот, позволяя просунуть глубже. Обхватывает и посасывает, не касаясь зубами. Демонстрирует навык. Его повадка напоминает скорее шаловливые ласки Ли, чем вынужденную близость узника с палачом. Всё-таки Ли научил Фэня слишком многому… Может, из-за этого теперь всё так спутанно? Или опять всему виной алкоголь?.. Фень отпускает спутанные пряди, чтобы направить изнывающий похотью член в готовые принять его губы. Приятно сминать нежную кожу юного лица. Приятно даже пальцем чувствовать теплую влажность. Пора уже. — Давай, займись делом. Наконец можно замолчать. И не думать о том, что услышишь в ответ. Все заняты. Зиан — тем, что слишком старательно, трепетно вылизывает пульсирующую от бега крови головку. Фэнь — тем, чтобы прятать в изгибе локтя лицо. Упираться рукой в стену за узником, нависая над ним, и не смотреть наконец в вызывающе-спокойное сосредоточенное лицо. В груди разливается неуместная сладость и легкость. Не может только потеснить столь же безбрежное чувство неправильности. — Зиан! Не смей дразнить! Поактивнее. Приходится положить руку обратно на седые пряди — необходимо ускорить ритм, углубиться в процесс… Зиан не может помешать проникать быстрее и резче. Проникать до основания. Чувствовать, как рефлекторно сжимается горло. Эти спазмы, словно дополнительные ласки, заводят ещё сильнее. Но Фэнь держится стойко. Знает, что выпито достаточно, чтобы продержаться столько, сколько захочется. Знает, что только от него зависит, каким будет этот процесс по продолжительности, по уровню ощущений — приятных для себя, неприятных для узника. Радуется, что может контролировать хотя бы что-то на самом деле. Радуется? Так что же всё-таки происходит? Член входит в горло. Пальцы сжимают волосы и насаживают голову с каждым толчком плотней. Хрупкое тело содрогается в судороге. Слезы текут из прикрытых глаз. Фэнь не задумывается, может ли узник дышать. Фэнь не задумывается. Вспоминает. Как занимался этим в прошлый раз. С Ли. С ним всегда было просто. Он сам учил Фэня быть погрубей. Им нравилась первобытная скорость и изощренность утех. Именно Ли открыл ему таинство смешения боли и похоти. Но происходящее сейчас — совсем не то!.. Вспоминает. Как занимался этим впервые. С Лао. Как больше всего опасался причинить неприятные ощущения тому, кто сам решился доставить ему удовольствие таким способом. Не смел и пошевелиться, только пальцы дрожали в волосах… Происходящее сейчас — противоположно. Только пальцы в волосах всё так же дрожат, пока Фэнь старательно не вспоминает… другое. Неясное лишь рябит под порогом сознания: «По кругу, по кругу… Мишень!» Стон. Прошивает сознание тупой болью. Мешает, отвлекает. От наслаждения тела и путаницы образов. От контролируемо откладываемого финала — так близко, на грани. Останавливаться совсем не хочется! Но эта кукла зачем-то пытается дать знать, что она живая. Не честно! Не для того это всё… А для чего? Что всё-таки происходит? Фэнь отстраняется, стягивая пряди, заставляет взглянуть на себя. Зиан хватает ртом воздух и смотрит совершенно умоляюще: — Господин Фэнь… — судорожные вдохи мешают говорить, оправдания звучат на выдохе: — Это немного… чересчур. Сложно за вами… угнаться. — А что такое? Неужто не хватает опыта? — Видимо, да, — а вот и улыбка вернулась. — Прошлый клиент был человек простой… с примитивными вкусами. Не умел получать удовольствие так изощренно, как это свойственно Главе Стражи. — Удовольствие?.. Ну конечно! Мы же именно ради взаимного удовольствия сейчас здесь собрались! — Можно и так сказать. Вам ведь нравится. Нравится беспомощность узника. Нравится чувство контроля. Смею предположить, что и ощущения не неприятны, — дыхание Зиана почти выровнялось, взгляд снова режет аметрином: — А зеркало не может не отражать. — Зеркалу тоже… нравится? — Фэнь с трудом сплевывает слово. С трудом отступает на шаг. Тело ещё не готово принять то, на что решился своевольный рассудок. Продолжения не будет. — У зеркала нет своих чувств. — Да что ты? — нервно усмехается Фэнь, застегивая одежды. Замечает растерянный, удивленный взгляд. Замечает промелькнувшую досаду, разочарование. Вполне себе чувства. Зеркало врет! Зиан устало повисает в оковах, вздыхает: — Есть только физиологические реакции. Это тело не любит боль. Это сознание не руководствуется собственными интересами. — Чертовски увлекательно, Зиан! — отступая к двери, Фэнь косится на плети. Нет, хватит! Переводит взгляд на валяющуюся на полу бутылку, серую тряпку. Поднимает на обнаженное тело человека, только что доставлявшего странное, порочное, запретное удовольствие его плоти. Не может толком понять и не хочет слушать. Твердит всё об одном: — Сам знаешь, меня интересуют совсем другие вопросы. Если бы ты так же бойко пояснял, кто надоумил тебя на ликвидацию стражника и кому ты сливал информацию о списках, мы бы покончили со всем без лишнего дискомфорта. Но раз уж у твоего сознания нет собственных интересов… Остается уповать на реакции тела! — Господин Фэнь, — догоняет в спину, — вы требуете того, чего получить не можете, но отказываетесь от того, что получить могли бы. Есть в этом своеобразная гармония. Но чего она вам стоит? Фэнь не оборачивается — насмотрелся — только взмахивает рукой: — Слишком много шума от тебя, Зиан. И всё не по делу. То, что я мог бы получить, мне вполне доступно и без тебя. А чего не могу… Это мы ещё посмотрим, котейка! И всё-таки белеющая у стены фигурка притягивает взгляд. Фэнь вскользь отмечает склоненную набок голову, неловкую позу. Хорошо, что двухцветного взгляда с такого расстояния не рассмотреть — он только царапает душу под кожей. Рассудок всё не проясняется. Пошатываясь, Фэнь снимет светильник с крюка, отворяет скрипучую дверь. — Посмотрим, господин Фэнь! Продолжим завтра? — Много чести! — ухмыляется Фэнь чадящей лампе, фыркает вбок: — У Главы Стражи есть и другие заботы, а твой скулеж уже в печенках сидит. Но ты прав, кроме боли есть и другие методы. Я вернусь, когда ты сам будешь готов говорить. Попробуем ещё разок целебное голодание. Только на этот раз Вэй не будет искушать тебя своим великодушием. У него тоже появились дела вне замка. — Как заботливо с вашей стороны! — за ироничным восклицанием следует неожиданный поворот мысли: — Вэю полезно будет развеяться. Человеку его склада сложно служить такому, как вы. Да что там!.. Человеку вашего склада с таким, как вы, тоже непросто. Слова без смысла ложатся на омраченное алкоголем сознание гнетущей тяжестью. Смех безумца сгущает мрак. Скрежет засова отрезает от необходимости складывать мельтешение мыслей в словесный ответ. Такому, как вы… Непросто. Ну да — кому, как не Фэню, знать, как непросто бывает с самим собой!