Cameo

— Эш-ли-и! Выходи гулять! — уже с пять минут орала Джина, топчась под балконом Парди. После особенно громкого вопля Воробейка недовольно зашипела на навязчивый шум. А Монтелеоне, наконец, сообразила набрать ему в директ злобное сообщение. Буквально через минуту Парди нарисовался на балконе в одних труселях, ах да, еще и в ковбойской шляпе и, перегнувшись через перила, замучено выдал: — Не могу-уу! Меня Камео не пускает! — А мне-то зайти можно? — тут же нашлась Джина. — А то до сих пор твою берлогу только в инстаграме видела, причем на аккаунте твоей кошки! — Спарроу? Ты — звезда, моя принцесса! — хихихнул Эшли, обернувшись к довольно сощурившейся в ответ на проявленное внимание Воробейке. — Сама Джина на тебя подписалась! — Вот ещё! Радовать твоих фанаток! Так впустишь, или так и будем орать? — Ой, прости! Сейчас бегу! Эшли прошлепал вниз по лестнице босыми ногами, хваля себя, что догадался выстелить ее ковролином, чтоб вот так носиться, не скользя на поворотах на пару с кошкой. Уже у двери спешно дернул с вешалки первую попавшуюся одежку, прикрывая неглиже. Хотя, чего они там не видели, не то что Джина — весь мир? Джина окинула подозрительным взглядом возникшего на пороге полуголого Парди в едва наброшенной на плечи рубахе: — Я тебя точно не от съемок порно оторвала? — Ох, да почти! — скривился тот. — Сейчас как раз снимал свое «внезаконие» со всех ракурсов, ну, а что делать — заказали! Соскучились они по моему телу и моей обнаженке, видите ли! — он любовно огладил свой не потерявший упругости пресс. — А в трусах чего? Жарко? Или outlaw-VIP заодно снимаешь? — Жарко — не то слово! Запарился уже, кручусь, как заведенный, не успеваю с заказами! Ну, а что — по 100 баксов за камею, 10-15 штук в день — неплохая подработка. Плюс картины, — он кивнул на пеструю психоделическую размазню, в рядок выставленную сушиться у стены. — Как думаешь? — Ох, и продажная ж ты тварь, Парди! Ты пока в группе играл, дешевле своим фанатам обходился! Еврейская твоя натура! — Так я и зарабатывал больше! А теперь мне себя в одиночку кормить надо, и альбомы самому выпускать, и чтоб ещё на косметику оставалось. Твоя не пачкающаяся помада недешево стоит, между прочим! Вот когда выстрелит наша коллаборация, пойдут продажи, тогда посмотрим, что выгоднее: музыка, дизайн или парфюмерия. Хотя музыка — это для души. А натура не еврейская, а индейская, кстати! — Да один хрен! — фыркнула Джина. — То рисует камеи, — она кивнула на лако-красочный бардак на полу, — то снимает! — Во, кстати, раз уж пришла, поснимай меня? — тут же зацепился Эшли. — А то самому со штатива приходится, с ноута не те ракурсы получаются. То морду перекосит, то ноги короткие, то руки грубые. — А тебе-то что за печаль с этого? Фанатки ж тебя любого съесть и облизать готовы! А уж грубые у тебя руки или нежные — вообще не их печаль! — недовольно проворчала Джина. — Джи, ты чего? — удивился Эшли. — Это же бизнес! Клиент должен остаться доволен! Не могу же я просто ручкой помахать и протянуть: «Мэри-Сью, с дню-ююхой!» Какой я кумир после этого? Думаю, за 100 баксов каждая заказчица должна прочувствовать не только все обаяние моего взгляда, но и его персонализацию. Как и слова, к ней обращенные. Чтоб я им в мокрых снах потом почаще снился. Великая сила моего искусства, конечно, вещь убойная, но, как говорится, «любим мы его не только за это»! — Эшли внезапно прервал свою самовосхваляющую тираду и внимательно оглядел нахохлившуюся подругу. — Да ты, никак, ревнуешь? Ой, да неужели свершилось? Иди сюда, детка, Эшли для друзей всегда открыт! Парди сгреб упирающуюся девушку в охапку, успокаивающе поглаживая по спине: — Все? Я прощен? Мир? Твой long haired country boy готов записать для тебя персональную камею со скидкой, скажем, в 50%! Эшли заржал и, резко расцепив объятия, по-бойцовски увернулся, точно зная, что последует в ответ на его щедрое предложение — удар хорошо прокаченной руки подруги. — Слышь, коммерсант, а ты не оборзел ли тут совсем без меня? Стоит заняться собой и своим здоровьем, как тут все вразнос! — Джина шутливо-осуждающе покачала головой и, не сдержавшись, расплылась в тёплой улыбке, глядя на паясничающего Парди, который кривлялся, принимая эффектные позы не то из женского, не то из мужского стриптиза. — Ладно, outlaw man, тётя Джина спешит на помощь! Пошли уже в твою «студию», помогу, чем смогу! Когда они поднялись на второй этаж, и Эшли показательно развалился в кресле, милостиво кивнув, — мол, к съемке готов, Джина лишь поморщилась: — Штаны одень, эксгибиционист! — А что, возбуждаю? — Эшли провокационно ухмыльнулся. — Не то, чтобы очень… — Джина пожала плечами. — Просто ты ходячее напоминание, что пора уже записаться на эпиляцию! — Тебе не нравятся мои стройные волосатые ноги? — возмутился Эшли, поглаживая себя по голени. — Да мне-то пофиг, но вот в кадр их совать не советую, а то опять пойдет волна ненужного косплея! Когда твои поклонницы копируют твой макияж — это почти нормально, но если вдруг ноги брить перестанут… Эшли недовольно пробурчал что-то под нос, но все же послушно полез в шкаф и натянул пестрые лоскутные джинсы. — Довольна? — Вполне. Что там у тебя по плану: гороскоп, поздравление или наставление? — Мурр-р! — послышалось сбоку. Возникшая из-за кресла Воробейка вспрыгнула к Эшли на колени, тут же устраиваясь между ног пушистым комком, и с мелким кошачьим злорадством посмотрела на Джину, словно сообщая: «Это мое место и мой хозяин! И гладить промеж ушей он будет меня! Так что закатай губу обратно!» Джина деликатно промолчала, не собираясь вступать в дискуссию с кошкой. — Так, — Эшли, машинально запуская руку в черную шерсть, заглянул в монитор, пробегая глазами список заявок. — Джоди хочет гороскоп, Лина — поздравления с ДР, Энни — веселое видео, Кейт — с Хэллоуином поздравить, Перл — тьфу ты, надеюсь, не Каролина! — просит философский совет… Давай начнем с приколов и поздравлений. — Ты речь-то заготовил или экспромтом будешь? — Пять секунд, сейчас загляну на страничку к этой Кейт, которой «сладостей или гадостей» захотелось. Та-ак, что у нас тут? О, конечно же — я. Потом — котики. Я на концерте. Тортики и пироженки. Снова я. Цветочки и черепушки. И опять я-я-я! Ну в принципе все понятно. Можешь писать! — Ладно, чудо мое, красивым или смешным тебя делать? — Джина устроилась напротив и навела на него глазок айфона. — А что, одно другому мешает? — удивился Эшли. — Впрочем, я всегда красивый! Правда, Спарроу? Воробейка согласно мявкнула и боднула его головой: «Ты себя хвали, конечно, но и меня гладить не забывай!» Джина только усмехнулась на эту идиллию и поймала сладкую парочку в ракурс. Эшли натянул на лицо свою самую очаровательную улыбку, поприветствовал Кейт, для убедительности потыкал пальцем в камеру: да-да, к тебе обращаюсь! Поболтал с минуту за жизнь и сходу выдал поздравление-пародию на знаменитый стишок Фредди Крюгера: — One, Two — Ashley’s coming for you, Three, Four — open up your door, Five, Six — listen outlaw mix, Seven, Eight — become Nashvillain date, Nine, Ten — never sleep again! Воооо! — Эшли в довершение состроил страшную рожу и тут же мило разулыбался. — Да, друг мой, что реклама — двигатель торговли, это точно про тебя! — восхищенно хмыкнула Джина. — Не упустишь случая ввернуть про новый релиз! — Ну, а что? Скажешь, мир не ждет, считая дни, моего кантри? — Эшли залихватски заломил шляпу. — Твоего, ага — ключевое слово! Из твоего там — одна песня! Нет-нет, не спорю, каверы получились отменные, — Джина примирительно подняла руки. — Но вот чтоб… весь мир? — Все любят кантри! — безапелляционно заявил Эшли. — Хотя… Он смутно помнил, как имеющая славянские корни Бенц, и за ней и Инна, что-то вещали про таинственную русскую душу и специфические музыкальные пристрастия. С их слов, одним из любимых песенных направлений в далекой заснеженной стране медведей и водки был странный стиль, помесь американского кантри с шансоном, под непереводимым названием «тюремная блатняга». А учитывая, что русских, польских, украинских и прочих далеких фанаток у него в фолловерах было приличное количество, возможно, стоило испугаться. Остается надеяться, что русские девахи любят его самого сильнее своей странной музыки и тоже похвалят (и купят!) его выпестованное под короновирусным карантином дитя, названное в честь любимого города — «Nashvillain». На Нешвиллом сгустились сумерки, Джина, пропустив пару бокальчиков винца, уже ушла, Воробейка сладко дрыхла в своей пиратской кроватке, а Эшли разбирал очередную порцию заказов на Камео, сначала в недоумении, а потом и с ужасом. Нет, ну эти русские девицы совсем оборзели! Пятьдесят (!) заказов с требованием исполнить кавер — на русском языке! — какого-то Lepsy «А glass of vodka on the table». Вот и слушали бы своего Лепси, а он-то тут при чем?! Но с другой стороны… 50*100=5000$. Надо подумать. Русский язык, говорят, сложный, но за пять штук можно и попробовать... — Тол-каа рум-ка вот-ки на сто-лееее! — старательно выводил Эшли, смешно тараща глаза на давящуюся от смеха Джину пятью днями спустя. — Билять, хватит меня смешить, Джи! Лучше налей уже, для вдохновения! Мне в образ надо войти! — он кивнул на сервированный в русском стиле столик: запотевший пузырь водки, пара шот-рюмок, коряво нарезанные огурчики и ломти сырого свиного жира, обсыпанные солью и перцем –«са-ло», разложенные на газетке неаккуратной кучкой. Сам певец-гитарист-дизайнер-предприниматель в майке-алкоголичке и старательно вытянутых на коленках спортивных штанах — для имиджа, подбоченясь, стоял у стены, демонстрируя псевдорусскую стать. Это был самый сложный заказ в жизни Эшли Парди, и он уже не был уверен, что четырехзначная сумма гонорара и прелести укутанных в меха нездешних красоток стоят таких мучений, как русский шансон.