точка невозврата.

      Хосок сидел в ванне Намджуна, ни роняя ни слова. Шок от того, что произошло не отпустил его. Хотелось просто исчезнуть, чтобы не чувствовать всех отрицательных эмоций, которые существуют. Даже похолодевшая вода не могла привести парня в чувства, а ведь все тело уже было покрыто «гусиной кожей».Два стука в дверь и она медленно приоткрывается. На парня смотрел старший, понемногу подходя к нему. Ким не хотел оставлять Хосока надолго в одиночестве — это было слишком опасно. Да и младший даже не отреагировал; он просто продолжал смотреть в стену, будто погрузившись в транс.              — Хосок. Это Намджун… — неуверенно тянул тот. — Ты меня слышишь?              Чон медленно повернул голову к Киму и несмело кивнул. В глазах его читалась тоска, полная апатия и, возможно, желание умереть. Старший положил ладонь на его волосы, взглядом спрашивая, может ли он вообще прикасаться Хосока в этот момент. Еще один кивок. Было больно смотреть на такого Хосока, который выглядит еще хуже, чем вчера. Парень терялся в теориях и догадках. Может все же предложить госпитализацию или поход к психиатру, когда тому станет лучше? Ведь он на глазах рассыпается на мельчайшие частички, а Намджуну и правда не хотелось его терять, от слова совсем. Нужно время… Старший каждый раз, когда смотрел на опухшую губу с застывшей кровью — хотел убивать. Такие действия уже переходят все границы. Он поспешил совершить звонок Чимину, оповещая, что сегодня его не будет. И когда рыжеволосый спросил о Хосоке, Ким сбросил трубку. Нечего этому маленькому сплетнику знать больше обычного.              — Хосок-а, могу ли я тебя помыть? Ты сам не справишься. — снова кивок, без единого слова.              Намджун начал спускать ледяную воду, включая более горячую, сразу информируя Хосока, что может быть немного горячо. Ополаскивая младшего водой, Ким с улыбкой начал рассказывать самые отборные и смешные истории из его жизни, чтобы хоть как-то отвлечь парня, черезчур подавленного состояния. Например, как Ким в детстве чуть не ударил своего друга металлическим совком, потому что слишком разозлился на него. Или же как в школе упал на новом месте и сломал руку с ногой.              — Ты не представляешь, как с меня смеялись… — и сам он теперь сидел и смеялся, намыливая младшего.              Когда же шеф хотел смыть кровь с подбородка, он поймал на себе взгляд Хосока, который походу понемногу начал приходить в себя. Джун же осторожно протер подбородок и губу, а после услышал:              — Хен, расскажи больше веселых историй.              И тут Кима понесло в далекие степи. Он со скоростью света перебирал в памяти самые смешные моменты из своей жизни, замечая, что Чон даже улыбнулся уголками губ на последней истории, что старший успел рассказать. Далее Хосок протянул руки, чтобы обнять Джуна. Как же он был нескончаемо рад, что ему удалось! Он молодец, он самый сообразительный человек на этой планете, и, кажется, уже заделался в психологи. Он крепко обнял брюнета, роняя скупую мужскую слезу.       

***

             Хосока уложили в мягкой кровати, заправленной темно-серым постельным бельем, от которого так сильно пахло лавандой, что парень на миг представил себя посреди лавандового поля. Намджун принес кружку горячего шоколада, что младший так обожал. Присев на краю кровати, старший поцеловал Хосока в макушку, при этом растрепав его влажные волосы.              — Хен, а какое событие в жизни ты бы описал как переломный момент? — ни с того ни с сего спросил Чон.              — С каких пор ты стал философом? — посмеялся старший, но когда заметил серьезность в лице брюнета, то быстро задумался. — Наверное, когда я потерял свою предыдущую работу, которая была моим всем. Но я не жалею, ведь теперь мне еще лучше, чем было когда-то.              — Кем ты был…?       

***

             Полицейский участок Ганнам в Сеуле. Рабочая суета, крики, ссоры сотрудников между собой, а Намджун сидит с чашечкой эспрессо, оценивая ситуацию, в которой люди показывают свое поведение неандертальцов. Полиция не могла найти серийного убийцу два года. Два гребаных года для Намджуна были похожи на ад: куча журналистов, снижения зарплаты из-за отсутствия результата — вся эта обстановка накаляла, но надо было идти до конца. Ни шагу назад. К парню подошел начальник и снова начал разбрасываться претензиями, а нервы и так уже были ни к черту. Все и правда были на пределе. Ким, стараясь не выходить на конфликт, отправился к патологоанатому, чтобы уже в десятый раз изучить записи о каждом теле, ведь может все пропускают что-то мимо глаз.              Спустившись на два этажа под землю, Ким поздоровался с новым патологоанатом, ведь прежнего какое-то время назад вычеркнул из игры тот самый серийник. И, походу, прошлый что-то знал. Что-то, что бы направило их всех на верный путь к разгадке. Несомненно умный ход. Намджун был бы не против сыграть с ним в шахматы. Новенький без слов понял, чего от него хотели, и уже поспешил к своему столу, где лежали все дела погибших.              — Верну, как смогу, — детектив поспешил на свой этаж со всеми делами.              Намджун знал, он был уверен, что убийца оставил какой-то знак, но все были слишком уставшие, чтобы это заметить. Он придерживался мысли, что убийце наскучило то, что его никто не мог поймать за такое продолжительное время. Неужели это было и правда так сложно? Мысли начинали съедать парня изнутри, и он совсем не заметил, как поднялся на два этажа выше. Он завидовал тишине в этом отделе: там все мило общались с друг другом, кто-то сидел и увлеченно тыкал на доску с уликами, а кто-то решил подремать чуток на столе. Тяжелый выдох.              Только парень спустился на свой этаж, как его встретил босс с коллегой, которого он не любил. Они были конкурентами во всем, и, как раз-таки конкуренту Кима не досталось дело серийного убийцы, а он так о нем молил. Он уверял всех, что он поймает его, и умолял босса на коленях дать это расследование именно ему, ведь он точно «лучше» какого-то Намджуна с пятилетним стажем.              — Ты. Кабинет, — властно приказал босс. Теперь уже не выкрутиться. Дверь за ними закрылась с грохотом. — Детектив Ким, у нас есть доказательства, что ты совершил акт насилия над девушкой. Мы загладим это дело, чтобы ты не сел в тюрьму, но ты немедленно покидаешь работу без шанса восстановления.       

***

             — Я не верю, что ты это сделал, хен, — Хосок расстроено помотал головой, отказываясь в этой верить.              — Потому что этого и не было, глупый, — усмехнулся старший. — Меня подставил мой недоконкурент, которого и так потом отстранили от этого расследования. Это называется карма. И того упыря, что тебя обидел, карма тоже настигнет, я уверен.              — Я не хочу о нем говорить, он меня пугает.              Намджуну не надо повторять два раза, и он перестал. Младший уже опустошил свою кружку с горячим шоколадом, и после, отставив ее на небольшую тумбочку, поспешил обнять Намджуна. Крепко и со всей своей любовью, даже немного впиваясь слегка отросшими ногтями в спину. Дрожь прошла по коже Кима, и даже стало неловко. Но ничего большего между ними не могло быть априори, хотя он признается, что часто думал над этим. Между ними были родственные отношения, и так глупо это все так рушить — Намджун и правда боялся потерять этого несчастного человечка из своей жизни, но он сделает все, чтобы сделать его самым счастливым. Старший уложил Хосока, накрыл одеялом как следует, поцеловал в лобик, и пожелал хорошо выспаться, на последок забрав кружку.       

***

             — Йа, Сокджин, зачем ты так издеваешься над тем пареньком? — интересовался мятноволосый, за что получил подзатыльник.              — Мне этот парень интересен. Как еще можно поиздеваться над ним? — Сокджин посасывал свой чупачупс, вопросительно смотря на друга.              — Я бы тебе посоветовал разобраться с той бабой, которая предложила тебе встречаться, когда ты был под кайфом, — нелепый смешок.              — Юнги, не нарывайся, а то потом плакать будешь.              — Со мной тебе не надо притворяться, я же знаю тебя настоящего, — Юнги поднялся с места и подошел к столу, где лежали карточки и трубочки из купюр, и начал осторожно делать дорожки из эйфорического порошка. Сокджин улыбнулся — этого он ждал.               Эти два парня были главными наркоманами этой школы, да еще и детьми богатых родителей. Только вот Юнги не был разочарованием для своей семьи, в отличии от Сокджина. Мин занимался написанием музыки и битов для разных исполнителей. И когда было время дедлайна, то парень очень много нюхал порошок, что давало ему нескончаемый прилив сил, да и *синдром отмены совсем не чувствовался. Но это не помешало парню стать зависимым по всем фронтам. Да, много раз случается и так, что Юнги берет больше обычного, но только тогда, когда он находится с Джином.              Сокджин — это отдельная тема. Он совсем не знал меры в запретных веществах, и для него они были возможностью надеть маску, стать тем, кем не являешься. Вся агрессия зачастую была из-за эффекта отмены; эффект слишком сильно влиял на парня, но силы перестать не было. Тем более Ким прекрасно понимал, что без всех веществ он покажет свои слабые стороны, а это ему точно не нужно, ведь практически каждый учащийся хотел его растоптать. Лицемерные мрази — в лицо улыбаются, а за спиной думают, как бы подставить, опозорить. Но, несмотря на все, у этого парня все же было самое главное слабое место — его семья. Эти годы, когда он жил в родительском доме с «прележным» братиком и назойливыми родителями, которые не давали даже минуты спокойствия, были сплошным адом. Да, родители и правда возлагали большие надежды на первенца, но это же их и погубило. Они записывали его к самым дорогим репетиторам, отдавали в музыкальные кружки, но это было напрасно. Сокджин начал меняться, когда родился второй — Ким Чонгук. Родители оставили Кима старшего без внимания, как это обычно и происходит, поэтому он и начал вести себя ужасно. И отец сказал черноволосому, что когда ему стукнет 18, ноги его в родительском доме не будет. И до теперешнего времени Сокджин имеет двухкомнатную квартиру в центре Сеула, а также денежные переводы каждый месяц. Отец делает все, чтобы их старший сын не появлялся на пороге дома.              — Джинн-и, чего застыл, иди бери, — произнес Юнги, зажимая ноздри носа и щурясь, ощущая, как слезы накатывают. Это было достаточно неприятное чувство — брать новую дорожку, ведь нос щипало не по-детски. — А мне надо идти, ведь биты сами себя не напишут.              И парень остался в одиночестве, которое, несмотря на подступающий эйфорический эффект, нагнетало. Его мысли затмевали все события, связанные с тем новеньким. И, совсем непроизвольно, Сокджин начал вспоминать, какое имя было на его значке. Это не составило особого труда, ведь стимуляторы ускоряют работу мозга, особенно в первое время. «Чон Хосок…» Что же ты за фрукт такой…              Ким припомнил себе вопрос Юнги, зачем он аж так перешел границы своих издевок, но даже находясь одному, не смог на него ответить. Он и правда не знал настоящей причины. Отчасти из-за эффекта отмены, но должно было быть что-то еще. И тут сердце начало ускоренно биться, что смутило Джина. Этот темп был особенный, не такой, как под действием наркоты, и это начало происходить от мыслей о том Хосоке.              — Что за херня…       

***

             Прошла неделя после злосчастного события между Сокджином и Хосоком. Намджун договорился о больничном в школе, и старался проводить как можно больше времени с младшим, чтобы ему совсем плохо не стало. Ким старался выводить Хосока на свежий воздух, они вместе ездили на работу и с нее, спали вместе в обнимку, много смеялись, забывая о всех жизненных проблемах хотя бы на момент. Но завтра младшему надо было отправляться в место, которое он уже ненавидел. Было страшно выходить из зоны комфорта, ведь так хорошо было смеяться, ничего не бояться, да и в общем Хосок начал чувствовать себя лучше. И только благодаря Намджуну, никому больше. И он, кстати, сделал младшему выходной, чтобы Чон собрался с силами перед завтрашним школьным днем. И Ким собственноручно проведет парня до входа, чтобы ни одна душа его не тронула. И он обещал себе, что все время будет доступен для Хосока, будет ждать любого звонка.              

7 утра

             Парни не могли встать с кровати, когда начал звонить будильник, потому что они проговорили допоздна о всяких глупых вещах, совсем не следя за временем. Но выбраться из сонной пелены первым смог Намджун, давая Хосоку еще чуть-чуть подремать. Он направился раскрывать шторы, пропуская утренний свет, который казался ему очень романтичным. Тот направился принять прохладный душ, чтобы быстрее отрезвиться после такого сладкого сна, что ему и помогло. После этого последовал процесс готовки яичницы: только это Намджун мог приготовить без всемирного пожара. Казалось бы, он являлся владельцем дорогого ресторана, а готовить умеет только яичницу. Поэтому было хорошо, что Хосок остался у него — младший занимался готовкой, совсем не доверяя старшему.              — Хосок-а, подъем! — крик разнесся по квартире, а Чон закутался в одеяло с головой, совсем не имея желания открывать глаза.              Намджуну это не понравилось, поэтому он подошел к кровати, скинул одеяло на пол и взял Чона на руки. Они направились в душ. Старший аккуратно приземлил того и включил прохладную воду, и брюнет сразу начал ворочаться и визжать, а Ким смотрел на это и заливался смехом.              — Хен, я же в одежде! Все, иди, — брюнет надул губки, жестом показывая Киму на дверь.              Машина параллельно припарковалась на школьной парковке, и парни поспешили выйти. До начала занятий оставалось минут десять. Ким придерживался своего плана и на прощание поцеловал Хосока в лобик, показывая всем вокруг, что он отец, и если его обидят, то кабзда всем. Девушки начали шептаться об его «отце», и слышались комплименты в его сторону. Вы что, такой элегантно одетый мужчина, да еще и вежливый в придачу не может произвести плохого впечатления, поэтому у большинства сложилось хорошее мнение и об школьнике.              Хосок бежал в учительскую, чтобы занести свою справку об отсутствии. Войдя, и быстро передав эту бумажку, парень направился к кабинету биологии, обходя группы учеников, что столпились кто-где. Но кто-то потянул его за воротник в мужской туалет, закрывая двери.              — Я соскучился, Чон Хосок.