Искушение тьмы

      Теплое золотистое солнце заливало своими лучами величественные каменные здания Латинского квартала Парижа. Узкая мощеная улочка была почти безлюдной. Гермиона впитывала атмосферу старого города, позволяя взгляду скользить по резным фасадам и кованым решеткам балконов. Антикварные лавки подмигивали витринами, за которыми дремали потускневшие зеркала в бронзовых рамах и хрустальные вазы, хранившие отпечатки чужих прикосновений. Она как-то была здесь с родителями, когда они вместе ездили в отпуск во Францию еще в ее школьные годы — буквально в прошлой жизни.              Волдеморт шел рядом, цепко осматривая каждую деталь, будто составлял в уме подробную карту квартала. Воздух пах свежей выпечкой и кофе — ароматы просачивались сквозь приоткрытые двери пекарен, смешиваясь с утренней прохладой. Редкие прохожие спешили по своим делам, растворяясь в лабиринте улиц.              — Вы так и не сказали, почему мы в Париже, — произнесла Гермиона, разглядывая причудливую лепнину над окнами второго этажа. — Свидание — это хорошо, но никогда не поверю, будто вы делаете что-то без плана.              Ее голос звучал легко и непринужденно, но в нем проскальзывали нотки любопытства, которые она не могла полностью скрыть.              — Мы направляемся к дому главы Гильдии Зельеваров, — ответил Волдеморт, слегка замедляя шаг, чтобы обойти уличного художника, расставлявшего свой мольберт. — Кристин Лавуазье весьма влиятельная фигура в научном мире.              — Кристин? — переспросила Гермиона, стараясь звучать максимально незаинтересованно.              — Да, — в его голосе промелькнула тень улыбки. — Я был с ней знаком лет десять назад.              Что-то холодное шевельнулось под ребрами. Гермиона внутренне напряглась, уловив в его тоне намек на что-то большее, чем просто деловое знакомство. Она ощутила укол ревности, но тут же одернула себя, осознавая абсурдность этого чувства. Отношения с Волдемортом были ее орудием, не более того. Она попыталась отогнать лишние эмоции, сосредоточившись на витрине букинистического магазина, где за пыльным стеклом виднелись корешки старинных фолиантов.              — Зачем мы к ней идем? — спросила она.              Гермиона вспомнила про свое письмо к главе Гильдии от имени Снейпа. Значит, они направляются как раз к ней? Наверняка у такой личности ее послание давно похоронено под горами бумаг — ответа Гермиона так и не получила.              Волдеморт перевел на нее глаза. Они мерцали на солнце — опасные, завораживающие, с искорками веселья в глубине. Он смотрел так, словно видел ее насквозь, читал каждую мысль, ощущал сбившееся дыхание. И конечно, ее ревность от него не укрылась.              — Чтобы обсудить возможности сотрудничества, — пояснил он. — У мадам Лавуазье обширные связи в сообществе зельеваров Франции. А также безупречный вкус… во всем.              Последние слова он произнес с такой интонацией, от которой Гермиона невольно поджала губы. Он словно ее дразнил. Она сделала глубокий вдох.              — Не сомневаюсь, что мадам Лавуазье вас не забыла, — произнесла, удерживая голос ровным и спокойным.              Но Гермиона не дрогнула, спрятав эмоции за маской безразличия, и продолжила разглядывать улицу. Они как раз вошли в волшебный район, и встречающиеся по пути витрины искрились магией. У старинного магазина зелий, например, одна была заставлена причудливыми флаконами всех форм и размеров. Те переливались в лучах солнца, как драгоценные камни: рубиновые настойки соседствовали с изумрудными эликсирами, а жемчужные зелья мерцали загадочным перламутром. Гермиона невольно замедлила шаг, зачарованная этим колдовским калейдоскопом.              Свист рассекаемого воздуха она услышала в последний момент. Почтовый работник на метле вынырнул из-за угла на полной скорости, и время будто замедлилось. Но прежде чем она успела среагировать, сильные руки рванули ее в сторону. Волдеморт притянул ее к себе одним стремительным движением, его пальцы впились в ее плечи, удерживая в стальной хватке. Метла пронеслась мимо. Гермиона замерла, прижатая спиной к груди Волдеморта. Она ощущала, как размеренно бьется его сердце — в противовес ее собственному, готовому выпрыгнуть прочь.              — Может, будешь смотреть, куда идешь, а не по сторонам? — его рассерженное шипение прозвучало над ухом.              Он держал ее так, словно она была редким артефактом, который мог рассыпаться от неаккуратного движения. Жар его тела просачивался сквозь ткань мантии, растекался по коже горячим медом. Гермиона осторожно повернулась к нему. Хватка его рук ослабла, но не исчезла — он все еще держал ее в кольце своих объятий, будто не доверяя ее способности устоять на ногах. Черты его лица скривились от раздражения, но в алых глазах плескалось что-то еще — тревога, смешанная с собственническим блеском.              — Да ладно, ничего страшного же не случилось, — она пожала плечами и намеренно придала голосу легкомысленные нотки, словно рассуждала о флакончике в ближайшей витрине, а не о своей безопасности. — Никто не умер.              — Ты уже однажды чуть не умерла. — Его пальцы невесомо коснулись ее шеи, прослеживая призрачную линию шрама — там, где режущее заклятие когда-то вспороло кожу. Прикосновение было легким, как крыло бабочки, но заставило Гермиону сглотнуть.              — От доставщика писем на метле я б точно не умерла, — она позволила себе легкую усмешку. — К тому же когда вы рядом, я чувствую себя в полной безопасности. Уверена, вы не дадите мне умереть, если сами того не захотите.              Что-то промелькнуло в его глазах — быстрое и неуловимое. Его губы изогнулись в опасной полуулыбке.              — Именно так, — тихо проговорил он. — Но ты слишком рискуешь собой.              — В основном выполняя ваши задания, милорд, — она выделила последнее слово.              — Не могу не признать, ты ценная боевая единица, — медленно кивнул он и наконец разжал руки. — И я не хочу, чтобы какая-то нелепость отняла тебя у меня.              Гермиона прищурилась. Его слова звучали как двойное дно шкатулки — за видимым смыслом таился другой. Она всматривалась в его лицо, пытаясь прочесть ответ в тонких чертах, в изгибе бескровных губ, в алых глазах, что удерживали ее взгляд. «Только ли я для тебя боевая единица?» — вопрос пульсировал на языке, но она проглотила его. Некоторые вещи лучше оставить несказанными.              Они свернули за угол, и магический Париж словно отступил, давая место другому миру. Уютный сквер раскинулся перед ними, как забытый райский сад. Каштаны сплели над головой живой шатер, их цветы — белые свечи на зеленом алтаре. Фонтан в центре плескался хрустальными струями, наполняя воздух прохладной свежестью. Теплые солнечные лучи играли на них. Гермиона застыла, пораженная этим видением покоя посреди шумного города. Деревья склонились ближе, словно стремились скрыть это чудо от случайного зрителя, а нежные белые лепестки кружились по поверхности воды.              Но этот покой был обманчив. Гермиона физически ощущала, как пространство вокруг них меняется, насыщается темной энергией, исходящей от Волдеморта волнами. Воздух словно сгустился, стал тяжелее. Темный Лорд остановился у фонтана и развернулся к ней одним плавным движением.              — Я не собираюсь доверять твою жизнь глупому случаю, — в его голосе звучала решимость, словно он наконец сказал то, что вертелось на языке. — Я сделаю так, чтобы тебе ничего не угрожало, никогда.              Мир сузился до размеров его взгляда — глубокого, пронзительного, гипнотического. Гермиона застыла, ошарашенная его словами. На что он намекает? Она едва сдержала дрожь. Крестражи. Конечно же, речь шла о них — о самой темной и извращенной магии, какую только создавали волшебники. О той магии, что раскалывала душу подобно хрупкому зеркалу.              — Вы говорите о… — начала она, намеренно оставляя фразу незаконченной.              — Бессмертии, верно. — Его голос звучал обманчиво мягко. — Это великая сила, которая мне подвластна. Только подумай: никакая опасность не сможет тебе навредить. Ты будешь рядом со мной…              Волдеморт шагнул вперед, и Гермиона отступила, пока не почувствовала спиной шершавую кору каштана. Он приблизился вплотную, не оставляя пространства для маневра. Ветви дерева раскинулись над головой подобно когтистым пальцам, и Гермиона ощутила себя загнанной в ловушку. Нет, она не должна трястись и мямлить, она должна разыграть эту партию! Она знала куда больше, чем думал Волдеморт, и могла попробовать перенаправить его мысли.              — Вечная жизнь? — Гермиона произнесла это задумчиво, с легкой ноткой академического интереса, как при их обычных дискуссиях. Расправила плечи и встретила его взгляд. — Я могу навскидку предложить несколько вариантов, но ни один из них меня не прельщает. Философский камень, например. — Гермиона намеренно начала с самого безобидного. — Но его создание — дело сложное. К тому же, как я помню, кроме Николаса Фламеля никому не удалось.              Она сделала паузу, словно погрузившись в размышления, и склонила голову набок. Сердце все еще быстро стучало, но внешне она оставалась спокойной.              — Может, ритуал обращения в вампира? Или вы собрались найти способ воплотить мой разум в искусственное тело, сделав личем? Тогда зрелище будет не очень привлекательным, — она тщательно подбирала каждое слово. — Хотя есть еще крестраж…              Волдеморт вздрогнул, будто она коснулась оголенного нерва. Его пальцы сжались в кулак, а взгляд заострился. В воздухе повисло почти осязаемое напряжение.              — Ты так много знаешь о теме бессмертия. Откуда? — В его голосе прорезались опасные нотки.              Гермиона изгнала лишние мысли о слишком конкретных знаниях. Ее разум был закрыт и недвижим, как замерзшее озеро.              — Я много читаю, вы же знаете, — она позволила словам соскользнуть с языка небрежно. — И не только одобряемую министерством литературу.              Сделала паузу, наблюдая снизу вверх за его реакцией.              — Кажется, это было в «Волховании всех презлейшем». Крестраж, — Гермиона произнесла слово медленно, будто прокатывала на языке вино.              Зрачки Волдеморта расширились, поглощая алую радужку. Он застыл, как изваяние, только ресницы едва заметно дрогнули.              — Продолжай, — его голос стал глубже, темнее. — Чем же тебе не нравится идея… крестража?              Он запнулся на последнем слове, будто оно царапало его горло изнутри. Наверно, закрыв свою тайну на множество замков, он не произносил его слишком долго.              — Часть души, заключенная в предмет, удерживает хозяина на этой стороне и не дает ему умереть, — она говорила ровно, как на докладе, пряча за отстраненностью истинные эмоции. — Я слышала об одном маге, который выжил благодаря крестражу, но затем десять лет скитался в телах животных — разве это жизнь? Разве в этом величие бессмертия? Лишь способ утратить рассудок.              Волдеморт стоял к ней вплотную. Его мантия задела ее руку — легкое скольжение ткани, от которого по коже побежали мурашки. Его дыхание — горячее, неровное — касалось ее щеки.              — Если я умру, вам придется долго и без удовольствия трахаться не со мной, а с моим возрождением. — Гермиона намеренно позволила себе грубость, вспоминая его несдержанные слова в кафе. — А если погибнем оба…              Гермиона видела, как меняется его лицо — словно по глади озера пробежала рябь, нарушая безмятежное отражение. Уверенность в его глазах таяла, уступая место чему-то похожему на растерянность. Ее слова попали в цель — туда, где прятались мысли, которые он отгонял от себя. Тишина между ними звенела. Наконец Волдеморт разомкнул губы:              — Ты не понимаешь, — его голос растерял прежнюю властность. — Я предлагаю тебе великий дар. Ты будешь жить вечно, неподвластная тлену, пока не исчезнет сама Вселенная. Неужели ты не хочешь?              — Нет, я понимаю слишком хорошо, — возразила Гермиона мягко. — Риски велики, а выгода эфемерна. Наверно, поэтому мы не слышали еще ни одну успешную историю становления бессмертным с начала времен?              — Если ни у кого не получилось, это не значит…              — Это значит, что мне с моей удачливостью пробовать точно не стоит. Если не хочу застрять на вечность в какой-нибудь вазе, — горько заметила она.              Волдеморт замер, глядя на нее и оценивая ее сарказм. На несколько секунд воцарилась тишина, и Гермиона уже подумала, что ее эскапада не удалась. Что сейчас он скажет: все будет по его воле. Но тут уголок его губ пополз вверх.              — Что ж, зная тебя, такой исход вполне возможен, — в его голосе прозвучала легкая усмешка. — Я найду другие способы. Предпочтительно то, что не позволит тебе умереть, а не заставит меня долго и без удовольствия тебя возрождать.              Узел напряжения в груди Гермионы начал таять. Она улыбнулась, чувствуя, как отступает тяжесть последних минут.              — Такой вариант нравится мне больше.              Он хотел было двинуться дальше, но Гермиона порывисто схватила его за рукав мантии. Волдеморт замер и медленно повернул к ней голову. Гермиона глубоко вздохнула, собираясь с духом. Вопрос, который жег ей язык, наконец вырвался наружу:              — Почему вы предлагаете мне это? — она подняла на него глаза. — Чем я настолько ценна для вас?              Волдеморт отвернулся, словно разглядывая игру света в струях фонтана. Его профиль заострился, будто высеченный из мрамора.              — Я не люблю терять то, что принадлежит мне, — произнес он наконец, тщательно подбирая слова.              — Значит, я и правда для вас как та самая ваза? — горечь прорвалась в ее голосе помимо воли. — Просто еще одна вещь в вашей коллекции. Почему я, а не любая другая? Подхожу по параметрам, словно породистая лошадь?              Он молчал так долго, что Гермиона уже не надеялась услышать ответ. Ветер шелестел в кронах каштанов, осыпая их белыми лепестками. Один упал на плечо Волдеморта, и он рассеянно смахнул его.              — Ты заставляешь меня размышлять, — произнес он наконец, словно через силу. — Никогда прежде… — он запнулся, подыскивая слова. — Никогда прежде я не сомневался в своих решениях. Но ты… ты позволяешь взглянуть на них под другим углом. Именно ты. Никто больше не осмеливается мне перечить.              Его руки легли ей на плечи, и он развернул ее к себе одним резким движением, заставляя смотреть в лицо.              — Ты выполняешь мою волю и подчиняешься моим желаниям не из страха, испытывая в душе презрение и отвращение, как многие. Ты словно сама хочешь того же — заглянуть в лицо своей тьме.              Гермиона смотрела в его глаза — полыхающие рубины, переполненные выпущенными на поверхность эмоциями. Пальцы на ее плечах сжались почти до боли. Как сказать ему, что его тьма теперь казалась ей болезненной попыткой получить признание и утвердить власть — в первую очередь перед самим собой?              — Почему ты такая? — в его голосе звучало что-то похожее на отчаяние.              Гермиона подняла руку и осторожно коснулась его щеки. Он резко выдохнул, но не отстранился.              — Потому что я желаю вам величия, — прошептала она. — Настоящего величия. И вижу в вас намного больше, чем холодная маска, которую вы носите.              Волдеморт медленно выпрямился, и Гермиона наконец смогла вздохнуть. Когда они продолжили путь в молчании, в ее голове звенела пустота. Гермиона не могла даже размышлять, правильно ли она сказала, укладывается ли их разговор в ее продуманный образ, вызовут ли ее слова нужный эффект. Она просто произнесла то, что носила в душе, и это пугало ее саму. С каких пор она желает величия своему врагу? Или тому, кого недавно им считала.              Дом мадам Лавуазье вырос перед ними подобно видению из прошлого века. Кремовый фасад, украшенный тонкой лепниной, словно впитал в себя золото парижского солнца. Узкие окна тянулись вверх, как готические стрелы, а между ними вились каменные розы, застывшие в вечном цветении. Волдеморт поднимался по лестнице, рассеянно касаясь перил. Его пальцы скользили по резному дереву, хранящему память столетий. В этом небрежном жесте читалось что-то собственническое, будто дом был старым знакомым.              Домовой эльф открыл дверь квартиры бесшумно. Его наволочка с вышитыми лилиями могла бы украсить королевскую спальню — каждый стежок дышал совершенством. Длинный нос эльфа дернулся, втягивая воздух, словно в попытке определить сущность гостей.              — Мадам ожидает вас в малой гостиной, — произнес он на французском, растягивая гласные.              Пока они шли по коридору, Гермиона впитывала каждую деталь интерьера. Витражные окна изгибались подобно застывшим волнам, разбрасывая по мраморному полу осколки радуги. Бронзовые светильники струились по стенам живыми лианами, их свет — мягкий, золотистый — сплетался с утренними лучами в причудливый узор. Воздух здесь был насыщенным — словно само время настаивалось на травах и пряностях. Острые ноты щекотали ноздри, намекая на близость лаборатории зельевара. Где-то под этим ароматом пряталась древесная горечь — может быть, сандал или кедр, — придававшая воздуху выдержку старого вина.              Темная фигура Волдеморта двигалась впереди, его мантия казалась мазком туши на светлом холсте стен. Он шел уверенно, явно помнил каждый поворот. Эта мысль царапнула что-то внутри Гермионы, но она отмахнулась от нее, сосредоточившись на предстоящей встрече.              Низкий, бархатистый голос достиг их ушей еще до того, как они вошли в гостиную. Гермиона замедлила шаг, чувствуя, как внутри что-то сжимается. Этот голос, похожий на темный мед, мог принадлежать только одному человеку.              — …совершенно очевидно, что измельчение до состояния пыли существенно снижает эффективность, — слова Северуса Снейпа звучали с той же академической надменностью, что и в классе зельеварения в школьные годы Гермионы.              Он восседал в кресле у камина с безупречно прямой спиной. Изящная чашка в его руках казалась заложницей, а его черная мантия впитывала свет, создавая вокруг него ореол тьмы, особенно заметный на фоне светлой обивки кресла.              У окна, залитого золотистым светом, застыла женщина — очевидно, та самая Кристин Лавуазье. Высокая и прямая, как клинок, она излучала особую властность, что приходит только с годами и опытом. Ее платье цвета выдержанного бургунди переливалось в солнечных лучах, а светлые волосы казались короной из серебра.              — А, Том. Я ждала тебя чуть позже, — произнесла она с улыбкой, разворачиваясь на звук шагов. В этих двух слогах слышался куда больший подтекст. Едва уловимые морщинки появились в уголках ее глаз. Внимательный взгляд прошелся по Волдеморту и соскользнул на застывшую рядом Гермиону.              Волдеморт едва вздрогнул при звуке своего прошлого имени. Мало кто заметил бы эту микроскопическую трещину в его броне, но от Гермионы она не укрылась.              Снейп повернул голову к двери, а следом и сам подскочил на ноги, увидев вошедших. Напряжение стало почти осязаемым, как тонкая вуаль, наброшенная на реальность.              — Мой Лорд, — произнес он. — Какая… неожиданная встреча.              — Северус, — в голосе Волдеморта удивление смешивалось с чем-то похожим на подозрение. — Не знал, что ты вхож во французскую школу зельеварения.              Снейп опустил чашку на столик красного дерева с той же осторожностью, с какой обращался с самыми опасными ингредиентами.              — Работы мадам Лавуазье по стабилизации ментальных эликсиров заслуживают внимания, — сказал он чуть смущенно. — Особенно ее исследования влияния лунных циклов.              Серебряный поднос взмыл в воздух от небрежного взмаха палочки мадам Лавуазье. Он чуть покачивался, и на глазурованных боках фарфорового чайника играл солнечный свет. Из ниоткуда появились еще две чашки.              — Присаживайтесь, — Кристин указала на диван, обитый светлым шелком. — Месье Снейп как раз делился своими изысканиями в области зелья забвения. Вижу, вы знакомы.              Гермиона опустилась на самый край дивана. Волдеморт пренебрег предложением и оперся о каминную полку, но в этой позе чувствовалась расчетливая небрежность.              — Зелье забвения? Любопытный выбор, Северус.              — Чисто академический интерес, — процедил Снейп. Гермиона едва сдержала улыбку — эту фразу-щит он выставлял перед собой всякий раз, когда не хотел раскрывать истинные мотивы.              — Хотя некоторые практические применения весьма забавны, — заметила Гермиона. — Особенно если добавить толченый лунный камень на третьей фазе варки, а не в конце, как предлагает классический рецепт.              Снейп вскинул бровь — этот жест у него всегда выходил особенно выразительным. Мадам Лавуазье подалась вперед.              — О, вы тоже интересуетесь зельями? Мадемуазель… — она замерла, явно ожидая либо имени, либо поправки касательно ее семейного положения.              — Селвин, — ответила Гермиона.              Чайник завис над чашками, разливая напиток цвета темного янтаря. Воздух наполнился ароматом бергамота, смешанным с горьковатой ноткой полыни — сложный букет, достойный опытного зельевара.              — Одна из моих самых… перспективных последователей. — Волдеморт едва заметно запнулся на этих словах, будто он успел примерить, но отбросил другие определения. Его взгляд скользнул по Гермионе — внимательный и оценивающий.              — О, вы непременно должны присоединиться к нашей дискуссии, — мадам Лавуазье склонила голову набок с особой элегантностью. — Месье Снейп поделился просто удивительной модификацией Костероста. Я получила его рецепт по почте и сразу поняла — это работа гения.              Гермиона внутренне возликовала. Ее письмо от его лица, выверенное до последней запятой, не просто достигло цели — оно превзошло все ожидания. Она сделала глоток чая, пряча за чашкой улыбку.              — Признаться, был удивлен приглашением, — осторожно произнес Снейп, бросив короткий взгляд на Гермиону. — Не каждый день глава Гильдии Зельеваров Франции проявляет интерес к… моим… экспериментальным разработкам.              — Мы беседуем уже третий час, — мадам Лавуазье искоса взглянула на Волдеморта. В ее голосе звучало неприкрытое восхищение. — Подход Северуса к стабилизации драконьей крови… просто великолепно!              Волдеморт сдержанно кивнул. Гермиона видела, как за этой маской вежливого интереса его разум просчитывает варианты, выстраивает новые комбинации. Она почти слышала, как деревянные фигурки движутся по шахматной доске в его голове.              — Драконья кровь капризна в сочетаниях, — Снейп говорил размеренно, однако за внешней строгостью его слов проступила настоящая страсть к своему делу. — Большинство зельеваров просто избегают ее использования в сложных составах.              — Потому что боятся взрывов, — мадам Лавуазье фыркнула с изяществом породистой кошки. — Как будто настоящий мастер не способен контролировать реакции!              Волдеморт неторопливо отошел от камина.              — Северус всегда отличался нестандартным подходом к зельеварению, — произнес он, и в этих словах Гермиона узнала собственные восторженные отзывы. Оказывается, Волдеморт не пропускал ее речи мимо ушей. Она отпила еще чая, наблюдая за событиями, которые она же и запустила.              — Кстати, — мадам Лавуазье повернулась к Снейпу. — Я как раз подыскиваю талантливого зельевара для исследовательского проекта…              — Боюсь, Северус уже связан определенными обязательствами, — голос Волдеморта прозвучал мягко, но в нем послышались властные нотки.              Гермиона уловила едва заметное движение — рука Снейпа, державшая чашку, дрогнула. Фарфор тихо звякнул о блюдце, нарушив повисшую тишину.              — В данный момент моя работа в лаборатории не требует постоянного присутствия, милорд, — каждое слово Снейпа падало медленно и осторожно. — Я мог бы уделять время и исследованиям мадам Лавуазье.              — Не совсем так, — улыбка Волдеморта расцвела на его лице подобно экзотическому цветку — прекрасному и смертельно опасному. Гермиона едва сдержала желание поежиться. — Я как раз собирался предложить тебе пост главного технолога на нашей фабрике зелий.              Снейп замер, превратившись в живую статую из черного мрамора, только пальцы, сжавшие чашку чуть сильнее обычного, выдавали его напряжение. Гермиона почти видела, как в его голове крутятся шестеренки.              — Главного технолога? — в его голосе смешались удивление и настороженность.              — Да, — Волдеморт скользнул пальцем по резной спинке кресла мадам Лавуазье. Его жест казался небрежным, но в нем чувствовалась выверенная точность. — И я был бы рад сотрудничеству с Гильдией Зельеваров Франции. Наши совместные исследования могли бы принести интересные плоды.              Мадам Лавуазье выпрямилась, а в ее глазах вспыхнул огонек — тот особый блеск, что появляется у настоящих ученых при виде новых возможностей:       — Промышленное производство зелий? Это действительно любопытное предложение.              — Полная свобода в исследованиях, Северус, — голос Волдеморта стал мягче. Он обволакивал подобно дыму. — Неограниченный доступ к редким ингредиентам. Возможность воплощать свои идеи в масштабное производство.              Гермиона наблюдала за Снейпом. Несмотря на его закрытость и показную безэмоциональность, годы, проведенные в его классе, научили ее замечать мельчайшие детали: едва уловимое движение пальцев, легкий наклон головы. Она помнила, как загорались его глаза во время редких демонстраций сложных зелий, как оживал его голос, когда речь заходила о новых комбинациях ингредиентов. И сейчас ему предлагали не просто работу — ему предлагали мечту, облаченную в должность.              — Это заманчивое предложение, мой Лорд, — осторожно произнес Снейп. — Мне действительно несколько… скучно выполнять низкоинтеллектуальные рутинные работы.              — Разумеется, Темный Лорд давно оценил ваш талант, — Гермиона поставила чашку на столик. Фарфор встретился с деревом почти беззвучно. — Было бы непростительно упустить возможность работать с таким мастером зельеварения.              В глубине черных глаз Снейпа мелькнуло что-то сложное и нечитаемое — как вода на дне колодца. Он словно пытался понять, когда и как стал одной из ключевых фигур в этой партии.              — Я польщен подобной оценкой, — его интонация балансировала на грани между вежливостью и иронией. — Когда мне следует приступать к работе?              — Завтра, — Волдеморт произнес это слово с небрежностью, но за ней Гермиона чувствовала тяжесть окончательного решения.              Платье мадам Лавуазье зашелестело, когда она поднялась.              — В таком случае я с удовольствием навещу вашу фабрику на следующей неделе. Думаю, это станет прекрасным материалом для статьи в «Вестнике зельеварения».              — Буду рад видеть тебя, — Волдеморт склонил голову с отточенной грацией. — А сейчас прошу прощения, Кристин, у нас еще дела.              Полуденное солнце встретило их на улице прикосновением теплых лучей. Внутри Гермионы переплетались противоречивые чувства, как ингредиенты сложного зелья — триумф смешивался с тревогой. Ее план сработал даже лучше ожидаемого, однако Снейп был проницателен — от него не укрылось, кто стоял за его «повышением».              Волдеморт шагал рядом, источая удовлетворение. Его темный силуэт отбрасывал длинную тень на светлую брусчатку, и Гермиона поймала себя на мысли, что эта тень напоминает его влияние — оно растет день ото дня, заполняя все больше пространства в ее жизни, как чернила растекаются по пергаменту.