Искушение тьмы

      Прощания никогда ей не удавались. Они оставляли после себя лишь горький привкус несказанного. Со многими людьми, с кем это следовало бы сделать, она даже не сумела проститься. Ни со своими родителями — в памяти застыл лишь тот момент, когда она наблюдала их помутневшие глаза, где, словно чернила в воде, растворялись последние воспоминания о ней и их счастливом совместном времени. Ни с Гарри, с которым даже не перемолвилась словом в день его смерти — время оказалось безжалостным вором, укравшим их последний разговор. Финальный взгляд, что она кинула на Рона, выхватил только его спину, исчезающую в дверях, словно призрак несбывшегося будущего. Но сейчас, когда кости хрустнули в сильных объятиях, она почувствовала, что это значит — прощаться по-настоящему. Прикусила губу, чтобы позорно не разрыдаться, и едва смогла выдавить из себя:              — Ты сейчас сломаешь мне ребра, Тео.              — Прости-прости, — Тот отстранился от нее, смущенно улыбаясь, как нашкодивший мальчишка. — Я боюсь, что в следующий раз увижу тебя седой старушкой.              Он выглядел еще более помятым, чем в последние дни — под глазами залегли тени, словно чернильные пятна на пергаменте, а щетина придавала сходство с бродягой. Но стойко переносил мучения от похмелья — зелья для облегчения его состояния Лоис не дал. Может, из вредности, а может, и правда кончилось — меры в возлияниях Тео зачастую не знал, особенно когда дело касалось прощальных вечеринок.              — Ты выглядишь так, будто тебя пережевал и выплюнул гиппогриф, — фыркнула Гермиона, пытаясь скрыть дрожь в голосе за привычной колкостью.              — А чувствую себя так, будто это случилось дважды, — простонал Тео, массируя виски.              Она обернулась к Селвину — пришлось задрать подбородок из-за его высокого роста. Утренние лучи золотили его светлые волосы, превращая их в нимб, а черты лица были расслаблены, как обычно, словно не происходило ничего особенного. Лоис лишь поднял брови, без слов спрашивая, готова ли она. В его взгляде читалось привычное спокойствие, от которого становилось чуточку легче дышать.              Гермиона осмотрелась, пытаясь выяснить для себя, так ли это — готова ли она действительно. Они находились в паре сотен метров от ограды особняка Селвинов, где трава росла по пояс, а в воздухе висел густой утренний туман, похожий на молочный кисель. Заброшенному пустырю здесь были десятки лет, и Лоис уверял, что просмотрел много семейных фотографий с целью убедиться — эта локация уже давно не менялась, застыв во времени. Потому переместившейся в прошлое Гермионе не грозит возникнуть в реальности в стене какого-нибудь здания или оказаться пронзенной острой ветвью дерева. Так далеко от города редко забредал кто-либо из магглов, и ее внезапное появление не должно было привлечь излишнего внимания.              — Уверена, что не хочешь взять с собой хоть что-нибудь? — спросил Лоис, следя за ее лицом.              — Абсолютно, — кивнула она. — Меньше вещей — меньше вопросов.              Она оглядела вогнутые зеркала, которые ребята уже установили на нужные места прямо на траве. Те были похожи на причудливые лепестки не до конца распустившегося цветка, который тянулся к восходящему солнцу. В то же время строгие линии и четкое расположение по квадрату однозначно указывали на неестественное происхождение этого чуда. Каждое зеркало ловило свет особым образом, создавая между собой невидимую, но ощутимую связь — воздух посередине едва заметно вибрировал, как в жаркий летний день над раскаленным асфальтом.              Лоис положил руку на ее плечо, вырвав из восхищенного созерцания. Его пальцы были теплыми, уверенными. Обернувшись к нему, Гермиона стащила тонкую полоску золотого кольца с безымянного пальца. Оно слегка сопротивлялось, будто не желая расставаться с хозяйкой. Протянула ему.              — Предложение, и не мне? — деланно возмущенно проворчал Тео, изображая ревнивый вид. — А я-то думал, все эти ночные эксперименты что-то да значили.              — Заткнись, Нотт, — беззлобно бросила Гермиона, закатывая глаза.              — Сохрани его для меня, пожалуйста, — она снова повернулась к Лоису. — Я не знаю, вернусь ли, но там, где я окажусь, оно только вызовет лишние вопросы. А так я буду уверена, что оно в надежных руках.              — Рон не спрашивал, почему ты не ночевала дома? — Казалось, Лоис был способен смотреть сквозь кожу, прямо в голову, словно рентгеновский луч. Он осторожно вытащил кольцо из ее пальцев, и металл тускло блеснул в утреннем свете.              — Нет, как и про предыдущие разы, даже не прислал сову. — Гермиона недовольно дернула плечом. — Подозреваю, что его и самого не было сегодня. В последнее время он словно призрак — появляется и исчезает, когда вздумается.              — Дурак, который не видит дальше собственного носа, — буркнул Тео, а его взгляд устремился куда-то поверх деревьев, в ту сторону, где поднималось солнце, окрашивая циановый небосвод в переливы розового, словно акварель на мокрой бумаге. Лоис сделал предупредительный жест, но Тео уже замолчал, не собираясь возвращаться к неприятной теме. В воздухе повисла тишина, нарушаемая только шелестом травы под легким ветром.              — Мне понадобится маховик, — тихо напомнила Гермиона, хотя больше всего ей хотелось закричать от напряжения, звеневшего в воздухе.              — Точно, — Тео заторможенно кивнул, выныривая из глубокой задумчивости. Его пальцы нырнули во внутренний карман потертой кожаной куртки. — Храню его у сердца. Глупо, наверное?              — Самое надежное место, — отозвалась она, пытаясь подавить дрожь в голосе.              Песочные часы в его ладони казались до обидного обыкновенными — изящная безделушка, достойная витрины антикварной лавки. Блестящая стеклянная колба, что могла бы украсить письменный стол какого-нибудь богатого сноба, мерцала в лучах заходящего солнца. Золотые диски подставок обрамляли ее, по их краю вилась руническая вязь — тончайшая работа, каждый символ не больше маковой росинки, и в каждом таилась частица той силы, что должна была удержать бушующую магию в узде. Гермиона знала: за этой обманчивой простотой скрывалась мощь, способная разорвать ткань времени.              — Я все проверил трижды, — Тео потер шею. — Но если ты сомневаешься…              — Нет, — она приняла артефакт, свою последнюю надежду все исправить. — Я верю тебе.              Невзрачный серый песок с едва заметным золотым отливом, похожий на пыль веков, пересыпался из половины в половину, когда она наклонила часы. Казалось невероятным, что эти крупинки хранят в себе силу изменить судьбу.              — Готова? — голос Нотта звучал непривычно мягко, почти нежно. Гермиона подняла голову и встретила его внимательный взгляд — пока она изучала артефакт, Тео не сводил с нее глаз, словно пытался запомнить каждую черточку.              — К такому не подготовишься, — уголок ее губ дернулся в попытке улыбнуться, но вышло криво, будто гримаса.              Она проскользнула в пространство между зеркалами, потопталась на траве, примяв ее, чтобы обозначить свое место в этом безумном эксперименте. Встала по центру. Когда она бросила взгляд на кривую поверхность ближайшего зеркала, холодная дрожь пробежала вдоль позвоночника — мир вокруг казался чужим, искаженным.              — Мерлин… — вырвалось хрипло.              В отражении она не увидела себя — только голубое небо внизу и изломанную зелень над головой, словно реальность вывернулась наизнанку. Будто ее самой уже не существовало в этой искривленной вселенной.              — Ты стоишь в фокусной точке, — тихо подсказал Тео.              — Знаю, — Гермиона повела плечами, стряхивая оторопь. — Но от этого не менее жутко.              Зеркала отражали друг друга до бесконечности, создавая лабиринт из света и тени. Они должны были сфокусировать энергию внутри себя, словно линзы, направляющие солнечный луч, не дать маховику разорвать пространство вместе с самой Гермионой. Только бы сработали. Она окинула прощальным взглядом знакомый пейзаж — кусты смородины, похожие на взъерошенных зеленых ежей, ветви старой яблони, в которых запутались золотистые лучи. Скоро все это исчезнет, сотрется, как рисунок на песке под натиском прибоя. Тео и Лоис маячили в просветах между зеркалами — последние якоря в ускользающей реальности.              Бездонная сумочка на плече, прижатая к боку, казалась теплой и живой, словно маленький зверек. Гермиона сжала ее крепче, чувствуя, как ремешок впивается в руку. Улыбка превратилась в гримасу, и она, избегая дальнейших неловких прощаний, перевернула песочные часы, прилипшие к влажной от волнения ладони. Выпустила частичку своей магии, представляя, как проваливается сквозь время, словно сквозь толщу воды. Еще оборот. Медленно, сосредоточенно, вкладывая в каждый жест свое желание изменить то, что выглядело неизменным.              Песок шуршал в ладони, и в наступившей тишине этот звук казался оглушительным. Затем зеркала вокруг начали мерцать, искажая пространство, и мир пришел в движение. Он плавился, как воск свечи, а зеркальный лабиринт зашевелился и раздвинулся до бесконечности. Воздух загустел, превращаясь в липкий сироп, а на плечи Гермионы словно легла тяжесть всех прожитых и непрожитых лет. Фигуры друзей испарились, как утренний туман, растаяли под ярким свечением. Что-то жужжало, подобно рою разъяренных ос, а зеркальная карусель сводила с ума, выворачивая наизнанку все представления о верхе и низе. Небо под ногами вызывало тошноту, желудок подкатывал к горлу, а стоять в одной точке казалось почти невозможным — тело норовило сорваться с острой грани этой искаженной реальности и рухнуть в бездонную пропасть отражений. Черные мушки заплясали перед глазами, но Гермиона упрямо продолжала вращать маховик, уже почти не чувствуя границ собственного тела.              Колба под рукой источала странный холод — не тот привычный, что заставляет поежиться, а какой-то жадный, всепоглощающий. Она притягивала все тепло, словно черная дыра, и Гермиона вцепилась в нее крепче, будто это могло уберечь от той силы, что рвалась наружу. Свет, просачивающийся между пальцами, окрашивал кожу в золото, делая ее кисть похожей на витражное стекло. Невзрачный песок внутри маховика времени внезапно ожил, сбросив маскировку тусклой пыли. Его истинная сущность теперь текла вокруг живым потоком, просачивалась в щели между слоями реальности, плавя сам воздух.              Золотые частицы зависли в пространстве, будто время само забыло о своем существовании. Волоски на руках встали дыбом, кожа покрылась мурашками, а воздух стал густым желе, едва проталкивался в легкие. Мир вокруг закружился бешеной каруселью, превращаясь в размытую палитру красок. Вспышки и раскаты грома напоминали адскую симфонию — молнии били прямо в землю, а звук отдавался в костях. Гермиона почувствовала, как ее выкручивает наизнанку, словно старую тряпку, выворачивает каждую клеточку тела. В голове пульсировала боль, будто мозг распирало изнутри от переизбытка ощущений, но она продолжала цепляться за маховик побелевшими пальцами. «Только не отпускать, — стучало в висках. — Только не сейчас».              И вдруг все оборвалось. Тишина обрушилась на голову тяжелым одеялом, давящая, оглушительная, как в склепе. Гермиона рухнула на колени, жадно хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Песок в маховике замер, будто испуганный собственной силой, а затем осыпался тонкой золотистой струйкой. Получилось? Она действительно это сделала? Ни Тео, ни Лоиса рядом не оказалось — только все тот же пустырь, такой знакомый и одновременно чужой.              Подняв голову, Гермиона с ужасом уставилась на валяющиеся вокруг осколки зеркал — те подмигивали в траве отраженными солнечными бликами, словно насмехаясь над ее потрясением. «Мерлин великий, — пронеслось в голове. — Неужели все могло так просто выйти из-под контроля?» Она передернула плечами, представив, что случилось бы без тщательной подготовки с Тео. Наверное, ее размазало бы по временному потоку тонким слоем.              Дрожащими руками Гермиона поспешила спрятать маховик в сумку, путаясь в застежке. Нужно убираться отсюда, и поскорее. Только бы хозяин ничего не заметил, хотя грохот от разбившихся зеркал наверняка был похож на взрыв.              И словно в насмешку над ее мыслями, послышались приближающиеся шаги — уверенные, тяжелые, явно мужские. Гермиона в панике завертела головой — бежать или прятаться? Осколки зеркал поблескивали в траве, как россыпь бриллиантов, только, в отличие от утренней росы, эти улики не испарятся под солнцем. «Черт, черт, черт!» — металась она в поисках решения.              — Эванеско! — отчаянно прошептала Гермиона, взмахнув палочкой, и обломки растворились в воздухе серебристой дымкой. Она метнулась за раскидистый куст смородины, вжимаясь в землю. Сердце колотилось где-то в горле, когда сухая ветка предательски хрустнула под чьими-то подошвами.              — Это еще что такое? — недовольно прогудел мужской голос, от которого у Гермионы мурашки побежали по спине. — Кто здесь шастает? А ну, выходи! В моем саду без разрешения не колдуют!              Мистер Селвин. Живой. Гермиона зажмурилась, пытаясь справиться с головокружением — казалось, что реальность снова поплыла перед глазами. Человек, который давно был мертв в ее времени, теперь стоял в нескольких шагах, дышал, говорил. Осознание успешного перемещения в прошлое ударило под дых не хуже Ступефая.              К счастью, шаги начали удаляться — видимо, Селвин решил, что ему показалось. Гермиона выждала еще пару минут, прислушиваясь к стуку собственного сердца, и только потом осторожно выбралась из укрытия. Взгляд невольно метнулся к особняку — тот казался точно таким же, как в ее времени, разве что кирпичная кладка сияла свежестью.              Расправив плечи, Гермиона решительно зашагала к дороге через знакомый до каждого деревца лесок. Перед ней открывался целый мир новых возможностей — она действительно это сделала, провернула немыслимое, прыгнула сквозь годы назад! Теперь оставалась самая малость — найти свое место в этом мире и все исправить.              

***

             Гермиона шла по знакомому до боли Лютному переулку, где каждый булыжник мостовой, казалось, хранил свою темную историю. Вокруг царил привычный полумрак — не те уютные вечерние сумерки, что окутывают респектабельные районы магического Лондона, а густая, почти осязаемая мгла, которую не могли разогнать редкие тусклые фонари. Их свет походил на болотные огоньки, заманивающие путников в трясину. В воздухе висел запах застоявшейся сырости, а под ногами чавкала грязь, будто переулок сам пытался затянуть незваных гостей в свои недра.              — Эй, красавица! — прохрипел чей-то голос из тени. — Не желаешь взглянуть на редкий артефакт? Только что из гробницы египетского чародея!              Гермиона лишь плотнее запахнула мантию и ускорила шаг. Она направлялась в лавку «Братья Койн» — место, где за звонкие галлеоны можно было обзавестись новой личностью. Ее собственное имя теперь опаснее непростительных заклятий — в этом времени уже родилась маленькая Гермиона, которая пока и не подозревала о существовании магии.              Лютный переулок выглядел точно так же, как и в ее времени, словно застывшая капля янтаря, в которой навеки увязли темные секреты волшебного мира. Поколения магов сменяли друг друга, но жизнь здесь текла все в том же устоявшемся ритме, подчиняясь негласным законам, что зародились в тени и пыли подпольного мира так же естественно, как докси заводятся в заброшенном доме.              — Свежие печенки летучих мышей! — надрывался продавец справа. — Собраны в полнолуние!              — Только сегодня! — вторил ему другой голос. — Настоящие глаза василиска! По галлеону за штуку!              Эта неизменность Лютного одновременно пугала и обнадеживала. В ней чувствовалась какая-то неумолимая сила, способная противостоять даже времени. Может быть, именно эта сила поможет ей изменить будущее?              Гермиона мельком взглянула на замызганный газетный лоток. «Ежедневный Пророк» пестрел заголовками о таинственных исчезновениях, и дата — март 1980-го года — немного ее успокоила. Первая война была в самом разгаре.              Она старалась держать голову опущенной, сливаясь с разношерстной толпой. Здесь можно было встретить кого угодно: от торговцев сомнительными зельями до преступников, недавно вышедших из Азкабана. Воздух пропитался странной смесью запахов: перегара, горящей серы и чеснока. Краем глаза Гермиона заметила подозрительного господина с неестественно бледной кожей, который провожал ее плотоядным взглядом, будто рентгеновскими лучами просвечивал сквозь мантию. Витрина справа пестрела засушенными сердцами неизвестных существ — и лучше было не задумываться об их происхождении.              Внезапно толпа расступилась, пропуская фигуру в длинной мантии. Эта вальяжная, властная походка… Гермиона замерла, чувствуя, как кровь превращается в лед. Капюшон скрывал лицо, но каждое движение было до боли знакомым — так двигалась только Беллатриса Лестрейндж. Гермиона отпрянула в узкий проулок между лавками, вжимаясь в холодную стену.              Сердце колотилось как безумное, словно попавшая в силки птица. В горле пересохло. Беллатриса… Живая, не просто призрак из кошмаров. Все планы и заготовки вдруг показались детскими играми перед лицом этой реальности. Уже расплывшиеся до нечитаемости шрамы на руке начали зудеть под рукавом, словно буквы, вырезанные проклятым кинжалом, снова наливались кровью. «Грязнокровка» — клеймо, которое она носила как напоминание о пытках в Малфой-маноре.              Но все изменилось. Теперь это была другая Гермиона — не та испуганная девочка, а опытная боевая ведьма, пережившая войну. Она знала все слабости Беллатрисы, ее страхи, ее одержимость Темным Лордом. Эти знания были ее оружием.              Гермиона осторожно выскользнула из своего укрытия, следуя за Беллатрисой на безопасном расстоянии. Пальцы судорожно сжимали палочку под мантией — никогда прежде не возникало такого острого желания применить Аваду Кедавру. Но это было бы глупо и недальновидно. Одно неверное движение — и ее миссия провалится не начавшись. Нет, нужно действовать хитрее, проследить. Каждая крупица информации о Пожирателях смерти могла стать решающей в грядущей войне.              Беллатриса направилась к «Горбин и Беркс» — ее каблуки отбивали по мостовой четкий ритм, от которого у Гермионы мурашки бежали по коже. Она прижалась к шершавой стене, наблюдая за ней через мутное стекло витрины. Прохожие скользили мимо, не замечая ее — в Лютном переулке давно научились не обращать внимания на подозрительные фигуры в тени. И все же она на всякий случай набросила на себя дезиллюминационные чары, чувствуя, как по коже пробежала знакомая прохлада заклинания. Даже у стен могут быть глаза и уши, особенно в таком месте.              Сквозь грязное стекло она видела, как Беллатриса что-то тихо говорила, склонившись к Горбину через прилавок. Ее черные кудри рассыпались по плечам, как змеи, готовые в любой момент зашипеть и укусить. Тонкие пальцы достали из складок мантии небольшой мешочек, который упал на прилавок. Горбин склонился еще ниже, его лысина маслянисто блеснула в тусклом свете магазинных ламп.              Прошло несколько тягучих минут, прежде чем дверь лавки скрипнула, выпуская Беллатрису на улицу. Гермиона затаила дыхание, вжимаясь в стену еще сильнее. Но вдруг Беллатриса резко обернулась в ее сторону и замерла, вглядываясь в тень. Ее черные глаза, похожие на бездонные колодцы, буквально впились в то место, где стояла Гермиона.              Ладони мгновенно стали влажными, а сердце, казалось, колотилось так громко, что его стук мог выдать ее присутствие. Она вжалась в стену, стараясь максимально слиться с потрескавшимися кирпичами, и почти незаметно шевельнула палочкой. С соседнего лотка со звоном посыпались серебряные ложки; их пожилой продавец, похожий на взъерошенного грифа, кинулся их подбирать.              — Чтоб вас Мордред побрал, паршивцы! — выкрикивал он, потрясая узловатым кулаком. — Опять проделки этих мелких воришек! Вот поймаю — уши оторву!              Беллатриса дернулась на звук, словно гончая, почуявшая след. Ее рука скользнула к палочке, но, осмотрев суетящегося торговца, она лишь презрительно дернула плечом и, потеряв интерес к происходящему, зашагала прочь по булыжной мостовой.              Гермиона едва удержалась, чтобы не сползти по стене прямо на грязную брусчатку. Едва не попалась так глупо! Колени подрагивали, а во рту пересохло, будто она наглоталась пыли. Все оказалось куда тяжелее и реальнее, чем она могла себе представить. Только сейчас, глядя на удаляющуюся фигуру Беллатрисы, она по-настоящему осознала, что находится здесь, в совсем другом мире. Несмотря на то что он кажется привычным, это далеко не та реальность, в которой она жила последние годы. Все знакомое словно стерто и заменено, однако вовсе не бумажными декорациями. Скорей, бумажная и ненастоящая здесь она, как страница, случайно вклеенная не в ту книгу.              Гермиона понимала: ей нужно действовать обдуманно и осторожно, чтобы и правда оказать какое-то влияние на этот устоявшийся мир, где она — чужачка. Она знала о Пожирателях куда больше, чем Орден Феникса в это время, ей были известны их характеры, привычки, слабые места. Но если внезапно явиться к тем людям со знанием всех подробностей, ее примут за шпионку Волдеморта.              Очень хотелось пойти к Дамблдору, рассказать ему все про то, кто она и откуда. Чтобы мудрый профессор помог ей, а лучше — сам разрешил проблему, используя ее знания о будущем. В конце концов, разве не он всегда находил выход из самых сложных ситуаций? Однако она понимала — вряд ли Дамблдор одобрит столь радикальные меры. Сам он, насколько Гермиона знала, никогда не применял маховик времени для того, чтобы исправить события. Даже ей он позволил выдать артефакт на третьем курсе очень неохотно, и то лишь потому, что речь шла об учебе. Да и вряд ли он захочет менять будущее, где Волдеморт побежден, с целью спасения ее друзей. Это будет слишком эгоистичной причиной с его точки зрения — любые потери оправданы «ради общего блага».              Но куда больше ее смущала мысль… что он не захочет препятствовать пророчеству. Ведь он знал прекрасно о том, что Снейп подслушивал их с Трелони беседу в тот роковой вечер. Гарри рассказывал, что Аберфорт поймал соглядатая, затащил в комнату, а профессор Дамблдор… Ничего не сделал. Просто отпустил его со всей информацией прямиком к Темному Лорду, словно выпустил ядовитую змею из клетки. Значит, он был готов пожертвовать будущим Гарри ради победы. Нет, на помощь Дамблдора в этом щекотливом вопросе рассчитывать не стоит.              Кто знает, вдруг он просто сотрет ей память, чтобы устранить угрозу перемены временной линии? От этой мысли ее передернуло. Такого Гермиона допустить никак не могла, у нее была только одна попытка все исправить. Придется действовать в одиночку, полагаясь лишь на себя, скрытно, как мышь под половицами старого дома.              Гермиона решила начать с того, чтобы ассимилироваться в этом времени и осмотреться. Не сводить глаз с Пожирателей, внимательно наблюдая за перемещениями и планами. Теперь, когда она оказалась в прошлом, то сделает все, чтобы остановить Волдеморта. Сейчас весна, воздух пропитан запахом перемен и новой жизни, и до того, как он услышит пророчество об Избранном, несколько месяцев. От мысли о том, что этого еще не случилось, мурашки побежали по коже, словно кто-то провел ледяным пальцем по позвоночнику. Она должна приложить все свои усилия, чтобы пустить историю по другому руслу и не дать этому произойти! Не дать Гарри потерять родителей и попасть в ловушку предопределенности на всю оставшуюся недолгую жизнь.              После непредвиденной встречи с Беллатрисой откладывать визит в лавку Койнов было больше нельзя. Низкое здание с облупившейся краской на фасаде выглядело так, словно его специально состарили для солидности — как антикварный комод, который нарочно царапают и покрывают патиной. Вывеска «Братья Койн. Письменные принадлежности» покосилась набок, будто подмигивая прохожим.              Колокольчик тренькнул так пронзительно, что Гермиона невольно поморщилась. В нос ударил запах старого пергамента, пыли и чего-то неуловимо тревожного — может быть, страха предыдущих посетителей, подумала она с невеселой усмешкой.              Полумрак внутри казался живым существом, которое лениво отступало от огоньков свечей, но не сдавалось окончательно. Вдоль стен выстроились стеллажи. На них теснились пузатые чернильницы всех мастей — от простых стеклянных до вычурных серебряных, украшенных затейливой гравировкой. Перья и ручки лежали в специальных углублениях, точно драгоценные кинжалы в оружейной. Свитки пергамента, перехваченные шелковыми лентами, напоминали свернувшихся в клубок змей.              За массивным прилавком из темного дерева восседал тот, кто мог быть только Каином Койном — мужчина лет сорока со всклокоченной бородой, в которой серебрилась ранняя седина. Его глаза, настороженные и цепкие, следили за каждым движением посетительницы, как будто она вот-вот могла выхватить палочку или попытаться что-нибудь украсть.              — У вас найдется что-нибудь для особых случаев? — Гермиона провела пальцем по витрине с перьями. — Что-нибудь… нестандартное?              — Все перья отличного качества, — буркнул Каин, не меняя позы. — Выбирайте любое.              — Боюсь, мне нужно нечто более специфическое, — она подошла ближе, рассматривая узор на прилавке — витиеватые линии складывались в руны защиты и скрытности. — Документы. Французского образца.              Каин дернулся, как от удара:       — Вы с ума сошли? Я торгую письменными принадлежностями, а не… — он запнулся, — не тем, о чем вы говорите.              — Полноте, мистер Койн. — Гермиона облокотилась о прилавок, чувствуя, как по спине пробегает холодок азарта. — Мы оба знаем, что ваша специализация несколько шире обычного магазина канцелярии. И я готова щедро оплатить ваши услуги.              — Убирайтесь, — процедил он сквозь зубы. — Немедленно.              — Как грубо, — она покачала головой. — А ведь я пришла с деньгами и чистыми намерениями. Вы действительно хотите меня прогнать?              — Вы либо очень глупы, либо работаете на авроров. — Его пальцы забарабанили по прилавку. — В любом случае, вам здесь не место.              — Ну что вы, — Гермиона позволила себе легкую улыбку. — Я просто деловой человек. И у меня есть веская причина обратиться именно к вам. — Она сделала паузу. — Примерно такая же веская, как-то, что зарыто на заднем дворе вашего дома.              Лицо Каина окаменело. В полумраке его глаза казались черными провалами. Рука медленно, почти незаметно поползла под прилавок — движение, которое Гермиона научилась распознавать еще во время войны.              — Депульсо! — выкрикнула она, выхватывая палочку быстрее, чем он успел дотянуться до своей.              Палочка Каина описала в воздухе дугу и с глухим стуком закатилась под массивный дубовый шкаф, где среди пыльных углов наверняка уже покоилась не одна потерянная вещица. Продавец уставился на Гермиону так, словно увидел василиска — глаза расширились, а на впалых щеках проступили красные пятна.              — Даже не думайте лезть за запасной, — предупредила она, легким движением крутанув палочкой в воздухе. Она прекрасно понимала, что у такого дельца́ наверняка припрятана страховка — может, даже не одна. — Я не причиню вам вреда, если согласитесь мне помочь. Давайте обойдемся без лишних сложностей.              — Кто ты такая?! — прошипел Каин, впиваясь пальцами в деревянную кромку прилавка. Его костяшки побелели, как свежевыпавший снег. — Что тебе от меня нужно? И почему именно сейчас?              Гермиона подалась вперед, и тусклый свет лампы над прилавком упал на ее лицо. Она произнесла одно слово, тихо, но с силой:       — Документы.              — Но откуда тебе известно?.. — его голос дрогнул, как струна под неумелыми пальцами.              — Без лишних вопросов, мистер Койн. Вы не в том положении, — она едва удержалась от гримасы. Каждое угрожающее слово царапало горло, будто острые осколки. Вести беседу в таком ключе было все равно что натянуть чужую, неудобную мантию. — Просто окажите мне услугу, а я ее оплачу. И мы забудем друг о друге, как если бы этой встречи никогда не было.              — Ты из их числа? — В его выцветших глазах наконец вспыхнул огонек понимания, как свеча в темном окне. — Пожирательница?              — Без лишних вопросов, — напомнила Гермиона холодно.              Каин заметно побледнел после ее намека про задний двор — кожа приобрела оттенок пергамента, который он использовал для своих подделок. Страх в его глазах был красноречивее любых слов, и он лишь коротко кивнул. Гермиона позволила себе едва слышный вздох облегчения, который растворился в затхлом воздухе лавки. Пусть лучше считает ее Пожирательницей — этот образ сработал как отмычка к его готовности сотрудничать. Другого способа раздобыть документы у нее все равно не имелось, как ни крути.              — Будет готово через три дня, — пробормотал он.              — Мне нужны бумаги прямо сейчас, — отрезала она тоном, не терпящим возражений.              — Вы же не думаете, что процесс создания документов занимает пару минут? — с иронией спросил Каин, пытаясь балансировать между подобострастием и профессиональной гордостью. Гермиону позабавило то, что он вернулся к официальному формату обращения — видимо, мысли о Пожирателях вынудили его вспомнить все правила этикета разом. — Один день уйдет лишь на то, чтобы подобрать правильный пергамент под основу. И я уж не говорю о том…              — Я доплачу за срочность, — перебила она, прекрасно понимая, что вся эта тирада лишь прелюдия к торгу.              — Другой разговор, — Каин расплылся в улыбке. Он нырнул под прилавок и извлек оттуда старый магический фотоаппарат, потертый, но явно рабочий. — Можете пока привести себя в порядок, чтобы фотография была приличная.              Гермиона бросила взгляд на мутное зеркало в углу, покрытое паутинкой трещин. Ее волосы действительно напоминали воронье гнездо после безумной погони за Беллатрисой по извилистым улочкам Косого переулка, хотя, честно говоря, это не сильно отличалось от их обычного состояния. Да и выглядела она немного дикой, что снова навело на мысли о Пожирательнице…              Эта идея вспыхнула в ее голове, словно Люмос в кромешной тьме: а что, если действительно притвориться одной из них? Как она может повлиять на события, стоя в стороне, словно наблюдатель на берегу бурной реки? Нужно оказаться в самой гуще потока, чтобы использовать его течение в свою пользу! И самый верный путь — влиться в ряды Пожирателей, а не пытаться противостоять им в открытую, иначе ее просто снесет, как щепку в водовороте этой войны. Да, это опасно. Но лишь так она сможет подобраться к Волдеморту достаточно близко, чтобы отыскать способ его уничтожить.              Она знает их не только как противников — за масками скрываются люди со своими страхами и желаниями, со своими слабостями и привязанностями. Разве могла она предположить, что Нотт с Селвином станут ей друзьями? А ведь их отцы были преданными слугами Волдеморта, но даже у них имелись семьи, любящие жены и маленькие дочери…              История Мэриан всплыла в памяти Гермионы подобно старой колдографии, проявляющейся в растворе. Первая жена отца Лоиса… Она тоже была непокорной, своенравной — совсем как сама Гермиона. После развода Мэриан просто исчезла, растаяла во французском тумане, словно призрак. Никто не знал, как сложилась ее судьба за границей. Ни писем, ни весточек — абсолютная тишина все эти годы.              Внезапная догадка заискрила в голове Гермионы. А что, если… что, если она могла бы стать дочерью Мэриан? Идея казалась безумной, но именно такой безумный план мог сработать. В конце концов, кто станет проверять историю женщины, которая больше двадцати лет не появлялась в Англии?              Гермиона подняла палочку. Зеркало на стене отразило ее решительный взгляд, когда она направила ту на свои непослушные кудри. Трансфигурация собственной внешности требовала предельной концентрации — одно неверное движение, и последствия могли оказаться весьма неприятными. Но если была какая-то вещь, в которой Гермиона никогда не сомневалась, так это в своем мастерстве владения магией.              Заклинание сорвалось с губ, и волосы начали медленно светлеть, будто на них падали невидимые капли отбеливающего зелья. Еще один взмах палочкой — и буйные кудри покорно разгладились, превращаясь в мягкие волны, струящиеся по плечам. В зеркале отражалась уже совсем другая девушка, удивительно похожая на Мэриан со старой колдографии. Гермиона придирчиво изучала свое новое отражение. Непривычно, но результат определенно того стоил.              — Эй, там! — раздался недовольный голос Каина из-за потрепанной бархатной шторы. — Вы что, решили там корни пустить? Время — деньги!              — Минуточку! — отозвалась Гермиона, поправляя выбившуюся прядь. — Хочу быть уверена, что все идеально.              — Идеально будет стоить вам вдвое дороже, — проворчал Каин.              Гермиона шагнула за штору, чувствуя, как внутри разливается спокойная уверенность. План наконец-то обрел четкие очертания, словно рисунок, проступающий на зачарованном пергаменте. Оставалось только воплотить его в жизнь.              Каин окинул ее новый облик внимательным взглядом, и его брови слегка приподнялись, но он промолчал.              — Встаньте вон там, — он махнул рукой в сторону черного полотна на стене. — И не шевелитесь. Даже не моргайте, если можете.              — Я похожа на статую? — фыркнула Гермиона, занимая указанную позицию.              — На очень разговорчивую статую, — буркнул Каин, колдуя над древним фотоаппаратом.              Яркая вспышка на мгновение ослепила Гермиону, и перед глазами заплясали белые пятна.              — Готово, — Каин аккуратно извлек пластину из фотоаппарата.              Гермиона в ожидании осмотрелась. Тесная комнатушка напоминала логово очень неряшливого архивариуса. Коробки с документами громоздились друг на друге как карточный домик, готовый рухнуть от малейшего дуновения. В углу притаился странный агрегат, похожий на гибрид типографского станка с музыкальной шкатулкой. Каин подошел к нему, вставил пластину и начал колдовать над многочисленными рычажками и циферблатами.              Механизм издал звук, будто проснувшийся железный дракон, и выплюнул свиток пергамента с колдофото.              Каин разложил заготовку на столе и поправил свой монокль. В тусклом свете лампы бумага отливала желтизной старого чая. Витиеватые буквы в шапке документа — «Свидетельство о рождении» — казались нарисованными от руки, хотя Гермиона знала, что это стандартный магический шрифт французского Министерства.              Имя она решила оставить свое. Простое «Гермиона» смотрелось странно без привычной фамилии, словно полустертая надпись. Но это была ее частица, последняя ниточка к прошлой жизни — как старая фотография, которую носишь в кармане.              — Место рождения? — Каин склонился над пергаментом, его длинные пальцы, испачканные чернилами, зависли над строчкой.              — Пусть будет Франция, — решительно кивнула Гермиона.              Если Мэриан действительно хотела начать новую жизнь, она вполне могла выбрать новое имя — такое, которое не привело бы Селвина по ее следу. Фальшивомонетчик хмыкнул, выводя под ее диктовку витиеватую «Мэриан Де Карт» в графе матери. Прочерк в строке для отца зиял как свежий порез на пергаменте.              Гермиона разглядывала колдографию, прикрепленную к документу. Бессонные ночи оставили под ее глазами тени, которые теперь играли на руку — вместе с едва заметными морщинками в уголках глаз они добавляли возраст. Колдография была черно-белой и немного старомодной, как на старых дагеротипах, что придавало документу нужный винтажный вид.              — Просто идеально, — Каин отодвинулся, любуясь работой. — Такое подделать — настоящее искусство.              — Вы превзошли себя, — Гермиона осторожно взяла документ.              Первый кирпичик в фундаменте ее нового плана лег идеально. Где-то в глубине души шевельнулось сожаление — обман есть обман, как его ни приукрашивай. Селвин-старший и без того натерпелся за свою жизнь. Но, возможно, эта ложь станет началом чего-то настоящего? В конце концов, разве не может она дать одинокому человеку то, о чем он мечтал — семью?              Выйдя из лавки в промозглый вечер, она подняла голову. Между покосившимися крышами Лютного переулка небо походило на витраж — розовое стекло заката смешивалось с фиолетовыми чернилами наступающей ночи. До завтра, до решающего дня, оставалось совсем немного. Знакомый особняк, куда она войдет уже другим человеком — Гермионой Де Карт, долгожданной дочерью, а не незваной гостьей.              А пока можно было позволить себе короткую передышку. Дырявый Котел манил теплом и обещанием горячего ужина. Одна ночь — последняя ночь прежней Гермионы — и утром начнется новая глава ее жизни.