To date or not to date

       Луке нравилось каждое свидание, которое устраивал ему Элиотт, и сегодняшний день не был исключением.        Элиотт просто обожал планировать грандиозные жесты — пикники в парке, созерцание звезд на крыше, три дюжины красных роз — он делал все возможное, чтобы добиться расположения Луки. Не то чтобы Лука нуждался в ухаживаниях в первую очередь.        Как будто Элиотт чувствовал, что должен ему что-то доказать или загладить всю боль, что он причинил, хотя Лука и поклялся, что Элиотт прощен: правда, детка, даже прощать нечего, ты же не знал, только чтобы Элиотт горячо утверждал: но я должен был знать, Лука, ты мой лучший друг — спор, который закончился тем, что они торжественно простили друг другу прошлое и поклялись смотреть только в будущее, минута за минутой. И, когда они скрепили этот договор поцелуем, что ж — Лука определенно видел преимущества скрепления каждого обещания таким образом с этого момента.        С улыбкой на губах Лука запустил руку в волосы Элиотта и прижался к нему еще теснее. Это было потрясающе — просто быть в состоянии сделать это, прикоснуться к Элиотту, поцеловать его. Они наслаждались прогулками, переплетаясь пальцами, любили посылать друг другу грязненькие сообщения, наслаждались встречей после долгого дня врозь, просто обнимались, прижавшись так крепко, пока не чувствовали, что их кожа и кровь сливаются в единое целое. Он потерял счет тому, на скольких свиданиях они были, но каждое из них было драгоценным, даже первое, которое могло закончиться катастрофой.        Это был такой вихрь эмоций. Элиотт сказал, что это даже не считается свиданием, потому что они ушли из ресторана, даже ничего не заказав, но Лука возразил, что, поскольку все закончилось их поцелуями, их становлением парой, это абсолютно точно было свидание.        На самом деле, если быть честным, это было его любимое свидание — до сих пор, — ворчал Элиотт, когда Лука говорил так, — я покажу тебе, что такое хорошее свидание, Лука, клянусь. Они целовались, казалось, несколько часов, но на самом деле прошло всего несколько минут, и, когда они отпустили губы друг друга, хватая ртом воздух, они рассмеялись, и Элиотт прижался губами к улыбке Луки и потянул его за руку.        Они ушли, рука в руке, с одинаково широкими улыбками на лицах. Официантка что-то крикнула, но они не обратили на это внимания и выбежали на улицу, где начался дождь. Они не боялись промокнуть насквозь, бегали, держась за руки, смеялись, останавливались каждые несколько минут, чтобы целоваться, целоваться, целоваться, как будто от этого зависела их жизнь — что, по мнению Луки, отчасти так и было.        И Элиотт все время повторял одни и те же слова, осыпая поцелуями подбородок Луки — я люблю тебя, нос Луки — я люблю тебя, лоб Луки — я люблю тебя, глаза Луки — я люблю тебя, Лука.        В конце концов они оказались у Элиотта, промокшие до нитки, но переполненные радостью вместе с этими новообретенными ощущениями, горящими между ними.        Они немного колебались, стоя на том самом месте, которое Лука покинул с разбитым сердцем всего несколько дней назад. Все изменилось между ними, и в то же время они остались такими же, какими были всегда, и потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к тому, что их последняя тайна была раскрыта, и чтобы раны прошлого зажили.        Взгляд Луки упал на рисунок, и на короткое мгновение он перенесся в другое время, когда он слушал рассказ Элиотта о поцелуе с Люсиль, и он затих. Он сумел стряхнуть с себя неловкость, проведя пальцем по губам, распухшим от поцелуев, говоря себе, что это больше не имеет значения, что теперь Элиотт принадлежит ему.        Элиотт посмотрел на Луку нежно, но настороженно.        — Лука? Все в порядке? Я люблю тебя, помнишь?        Элиотт знал его так хорошо, и Лука был счастлив, что ему больше не нужно сдерживаться, не нужно прикусывать язык, чтобы не выдать свои секреты. Он подошел к Элиотту, который тут же заключил его в объятия, и спрятал лицо у него на плече.        — Я помню. Просто… на мгновение…        — Что, любовь моя?        — Ничего. Это глупо, правда…        Элиотт отстранился, приподнял голову Луки, ласково провел пальцем по подбородку и серьезно посмотрел на него.        — Это не глупо, если тебя это беспокоит, Лука. Больше никаких секретов, ладно? Мы рассказываем друг другу все, неважно, насколько это глупо или незначительно.        Лука кивнул, очарованный глазами Элиотта, такими нежными и открытыми.        — Просто… Рисунок. Тебя и Люсиль… Он был здесь все это время, каждый раз, когда вы, ребята, расставались, и это просто… Я все время думал, что, если бы вы с ней действительно расстались, ты бы его снял… Что если ты все еще держишь его у себя, то это значит, что ты не бросил ее…        Элиотт выглядел смущенным.        — Какой рисунок? — он окинул комнату взглядом и, наконец, остановился на наброске.        — О, Лука. Прости меня. Я честно забыл, что он там.        Он подошел в два больших шага, снял рисунок и скомкал в своей большой руке.        — Иди сюда. Я хочу показать тебе кое-что.        Он достал что-то из стола. Лука с любопытством наблюдал за ним, пока тот протягивал ему что-то. Это было похоже на стопку бумаги. Лука пошел добровольно — он пойдет куда угодно, куда захочет Элиотт.        А потом… Элиотт протянул ему толстую пачку стикеров для записок, Лука пролистал их и с благоговением посмотрел на Элиотта.        — Элиотт…        Сотни рисунков енота и ежика буквально выскакивали из маленьких бумажечек, они были такими очевидно влюбленными — держащиеся за руки, целующиеся, смеющиеся вместе. На одной из них был изображен спящий ежик, и короткая строчка, написанная рукой Элиотта, гласила, что он красивый, когда спит. Еще было несколько набросков енота, наблюдающего за ежиком издалека, грустного и одинокого. На одной енот выбрасывал записку за запиской, а на другой енот заканчивал записку, начинавшуюся словами «Дорогой Лука», и клал ее в рюкзак ежика. И десятки ежиков и енотов просто улыбались друг другу с сердечками в глазах. Рисунок за рисунком, Лука чувствовал, как любовь Элиотта выпрыгивает с листов и захватывает его сердце.        — Они изумительны, Элиотт.… Я тоже тебя люблю, ты же знаешь.        И они стояли там, оба с трудом веря, что наконец-то держат парня своей мечты в своих объятиях.        А потом, когда Лука задрожал в своей промокшей одежде, глаза Элиотта потемнели, и его голос упал до чего-то низкого и страстного, как жженая карамель, скручивая внутренности Луки.        — Тебе нужно согреться. Иди прими горячий душ.        И Лука ждал достаточно долго, мечтал и хотел достаточно долго, и он взял Элиотта за руку и потащил его в ванную, и не горячая вода заставила Луку чувствовать себя теплее и безопаснее, чем когда-либо прежде, а, скорее, жар в глазах Элиотта.        Они исследовали каждый дюйм кожи друг друга дрожащими пальцами и блуждающими губами, пока вода не стала слишком холодной, чтобы задерживаться под ее струями, и они рухнули в постель Элиотта, даже не потрудившись вытереться.        И даже Элиотт согласился с Лукой, что, какое бы фантастическое и замысловатое свидание он ни придумывал для них, самой лучшей частью всегда было именно это: вернуться домой вместе, в постель Элиотта, где они могли бы отбросить все притворство и просто быть Лукой и Элиоттом, со сплетенными конечностями и танцующими языками.        Так что, когда была очередь Луки выбирать свидание, это то, что они делали. Они лежали на кровати Элиотта или на полу в комнате Луки, как делали последние шесть лет, и рассказывали друг другу все. Может быть, в эти дни было гораздо больше поцелуев, а иногда и немного меньше одежды, но кого волновали детали — пока Лука получал свидания, которые он так хотел. А с Элиоттом он хотел всегда.