Өргөст сэтгэл

      Внутреннее чувство говорит ему срочно проснуться.       Станислав беспокойно приподнимается на кровати, дыша тяжело, оглядывается по сторонам. В комнате всё ещё темно, только-только наступили предрассветные лучи, от чего хочется рефлекторно зарыться головой в подушку и натянуть одеяло повыше. Но сердце от испуга бьётся так быстро, что не получается спокойно заснуть обратно. Хочется встать, успокоить тревогу привычной рутиной по дому. Тут же он начинает чувствовать шевеление не только возле себя, но и частично на себе. Спящий всё ещё держит друга в объятье даже сквозь сон, стараясь больше не отпускать блуждать по квартире в ночи. Приходится поддаться. Просто лежать, погружаясь в мысли, пока гость не проснётся.       Филин сначала нежится немного под одеялом и вытягивается во весь рост, доставая кончиками пальцев раму с двух концов кровати. После собирает руки и ноги к себе, калачиком укладываясь на боку. Промаргивается, но вставать и сам вставать не особо спешит.       — М-м-м-м... Доброе утро, Сташа.       — Доброе утро, — негромко отвечает, тут же отводя взгляд в сторону.       — И долго на меня смотрел?       — Достаточно.       — Я, конечно, знал, что лицо у меня красивое, но неужто настолько заворожился?       — Ты не хотел меня отпускать во сне. Пришлось остаться.       — Ну не серчай, значит оно так и нужно было. Давай подниматься,- тут же рука выныривает из-под одеяла и ерошит ёжик каштановых волос. — Ты же сваришь мне кофейка? На складе его готовить так тяжело, всегда сбегает, да и вкус уже не тот выходит из-за гари.       — Сделаю.       Утро проходит сначала в скромной ванной комнате за умывальниками и продолжается на кухне за чашками свежесваренного кофе и сухарями с изюмом у радиоприёмника. Играет классическая музыка с помехами совсем тихо, чтобы не мешала насладиться их приятной тишиной. Будь возможность, они бы и просидели так всё утро, если бы у них не были дела. Приходится оставить кружки на столе, одеться и готовиться на выход.       — Прости, Сташ, я временно не смогу помогать с ремонтом. Дельцо есть важное на складах, давно надо было им заняться, но откладывать больше некуда.       — Не извиняйся, ты не обязан нам помогать каждый день. У тебя и своя жизнь есть.       — Тогда бывай, скоро в гости заскочу. Ты дождись меня.       И выскальзывает за дверь быстрее, чем Рубин успел бы с ним нормально попрощаться. Остаётся только слушать, как шаги по лестнице постепенно исчезают, пока не услышит их через несколько дней.       Уже завтра двери больницы откроются для всех нуждающихся и страждущих. Не настолько полноценно, как мечтал об этом Даниил, чтобы работало целое здание, но и двух комнат с коридором им будет предостаточно. Стараться сделать всё и сразу не имело смысла и вымотало бы их куда больше, чем за прошедшие недели. Сегодня они проверяли наличие минимального количества медикаментов и расходников, проводили уборку по готовым помещениям и просто обсуждали планы. Уже к началу вечера они разошлись по домам.       Станислав неспешно возвращается в пустующую квартиру. Там его никто не ждёт, никто не встретит, никто не расспросит о прошедшем дне в стенах больницы. Это не то, о чём можно было бы и правда грустить, ведь такое положение дел было всегда. Но это именно то, что хотелось бы изменить в своих буднях постепенно. Найти себе компаньона для жизни, пусть будет человеком или животным, всяко будет приятней удушающей пустоты. Судьба дала ему новый шанс стать человеком. Не притворяться им, а действительно быть. Иметь друзей, работу, увлечение и хобби. Быть любимым и любить.

Любить...

Мысли разбились.       Гудящая боль в голове и помутнение в глазах его дезориентировала на сумеречных улицах Города-на-Горхоне. Пришлось осесть на брусчатку и постараться прийти в чувство под заглушённый звук стремительно удаляющихся шагов от него. И ведь хватило кому-то смелости взять и напасть на него так просто и непринуждённо... Затылок горел огнём, а по шее на спину текла горячая кровь вперемешку с чем-то колючим, что чувствовалось так же неприятно. Рубин дышит, стараясь справиться со своим непростым состоянием, облегчить хоть на миг. Но желчь неприятно подступает к горлу, заставляя отвернуться в сторону и стошнить непереваренными остатками ужина. На войне похожее ранение в голову это не ощущалось так же тяжело, как сейчас. Так что принимает решение переползти как может к стене дома, утонуть в его тени, чтобы нападавший не смог бы найти его так быстро и не закончить дело. А как отпустит немного, то двинется дальше.       Мужчина плетётся в сторону складов. Не то, чтобы ему стало лучше, чтобы спокойно перемещаться по городу. Каждый шаг даётся с трудом, приходится пытаться контролировать не только то, как коснётся ступня земли, но и на каком расстоянии друг от друга. Только если болящее тело могло бы слушаться в полной мере. Он падал и спотыкался, поднимался и продолжал упрямо идти дальше. Словно пьяный, только ни капли в рот не брал. Дойти. Лишь бы дойти, не свалиться бы случайно в закутке складов и потеряться навсегда.       Желание жить горит и пульсирует вместе с болью.       В глазах виднеются знакомые железные двери, так что собирается с силами и достигает их. Стучит кулаком пару раз и опирается сразу рядом, не в силах стоять уже на ногах ровно. Внутри только хозяин склада и никого больше. Филин сначала улыбается, явно не ожидал таких гостей к себе, но стоит глазу зацепиться за весь внешний вид пришедшего, то улыбка тут же гаснет. Заводит его скорее, даёт другу опереться на себя, пока ведёт его внутрь.       Патанатом спиной подпирает ящик, пока вокруг него кружится Гриша. Утешает его как может, попутно стараясь придумать, как поступить в такой ситуации. Нет времени бежать за докторами на другой конец города, боится, что и без этого ослабевший друг может покинуть их. Безусловно, часовщик не может быть врачом, но ему приходилось заниматься этим раньше: вытаскивать заточки из боков, залатывать раны молодчикам, обматывать бинтами руки и ноги после драк за территорию. И он сможет сделать это ещё раз. Не так мастерски, как может Артём, но постарается.       — Зайди в мою прозекторскую... Там остались мои инструменты, может завалялись лекарства... — подсказывает ему раненый, протягивая перед собой ключи.       Всего мгновение и уже гремит входная дверь. Рубин ненадолго остаётся один в помещении склада. Но этого времени было достаточно понять, насколько готов вручить всю свою жизнь и состояние Григорию. Мог же пойти дальше по городу, найти людей, просить отвести к Бакалавру и Бураху, чтобы не блуждать одному по темноте. Только врачи могли не только оказать ему медицинскую помощь, но и заставить Сабурова начать расследовать дело о нападении. Меньшее, что ему сейчас хочется, так это разбираться с тем, кого даже не смог бы никак увидеть, отвечать на бесчисленные вопросы и каждый раз нервничать от них. Филин отнёсся сейчас к его состоянию более спокойно, не раздувая трагедию из сложившейся ситуации. Может, вдоль и наискосок, да всё же найдёт обидчика, заставит пожалеть об этом куда сильнее, чем бы это сделал бы комендант.       Часовщик возвращается быстро, тащит в руках всё, что ему приглянулось в прозекторской, расставляет вокруг на ящиках.       — Ай-яй... Как же фортуна-матушка повернулась к тебе, Сташенька... — тихо приговаривает друг, начиная осторожно работать пинцетом.       Рыжий убирает осколки стекла из раны и волос, пытается делать только обдуманные и точные движения, чтобы Рубин с опущенной головой шипел сквозь зубы намного реже. Кровь мелкими каплями заполняет пространство вокруг, оставаясь на инструментах и одежде давних друзей. Но всё же старается говорить всё, что придёт на ум, даже если это и звучит нелепо. Лишь бы заполнить нервную тишину в отдающим эхом складе.       Филин сдвигает пустые ящики, кидает на них всё, что есть из одежды и тканей, чтобы создать лежак для друга. Помогает подняться с пола и прилечь так, чтобы не так сильно кружилась голова, чтобы случайно не сползли бинты.       — Ложись, отдыхай, я сейчас за Медведем сбегаю и всё хорошо будет, слышишь? Всё хорошо будет.       Станислав касается импровизированной подушки и устало прикрывает глаза, старается сам себя держать в сознании, не давать засыпать себе. И всё же глаза сомкнулись.       Странно было проснуться в больнице на кровати с перебинтованной головой, быть первым пациентом, которому потребовалась неотложная помощь. Во всяком случае, он бы и так не смог работать в ближайшие дни с такой травмой, так что относится к этому факту спокойно. Станислав лениво почёсывает отросшую за ночь щетину, старается аккуратно рассмотреть кто с ним находится рядом. Филин. Сидит всё ещё с ним рядом, и глаза не сомкнул ночью, что видно синяки под глазами. Но он пытается держаться бодро, как только замечает на себе взгляд.       — Гриша.       Позвать так легко, обратить на себя внимание, но стоит его получить, так сразу теряется дар речи, мысли пропадает и в голове становится неприятно пусто. Приходится разорвать визуальный контакт, чтобы перейти к сути.       — Знаю, подумаешь ты, что хорошо меня так приложили, но выслушай меня, хорошо?       — Я уже тебя слушаю, разве нет? — спрашивает весело, но тут же поправляет себя. — Ты говори-говори, не томи.       — Пока тебе так и не выделили жильё, то лучше переезжай ко мне. Нет тебе больше места на складах, тем более зимой.       Станислав смолчит, что ему проще, когда Филин рядом с ним, когда разделяет с ним нехитрые трапезы и разговоры. Что хочется видеть его ещё чаще, чем раз в пару дней. Хочется позволить занять ему всё доступное пространство, чтобы его часовой талант раскрылся в полной мере. Даже если под босые ноги будут попадать шестерни и винтики. Даже если нужно будет слушать армию часовых механизмов. Даже если первое время придётся в тесноте делить одну кровать на двоих.       — Ты уверен? Я как дикий зверь буду в квартире с тобой.       — Уверен. И я всё ещё переживаю за тебя.       Улыбается ему смущённо, так и не переводя взгляда на веснушчатое лицо. Ему не надо смотреть, достаточно знать, что тот не менее смущён таким предложением и признанием.       — Доброе братство лучше богатства. Так попробуем пожить вместе.