Тыквенно-яблочный привкус

На узкую, дышащую спелыми рыжеватыми кустами аллею спускались бледные сумерки. Стволы рябин, такие тонкие, что порой казалось, словно их можно переломить одним мощным движением, как прутик, пускали над головами редких прохожих гроздья мелких, кислых ягод, блестящие в свете уличных фонарей медными монетами. Дорожка из крупных, сделанных на манер средневековых троп камней пускалась длинной широкой лентой между деревьями, поблёскивая серебром в бледном жёлтом свете, мягко ложившемся на дорогу, точно тонкий ломоть мягкого масла. Под рыжеватыми, пожаром горящими кронами осенних деревьев стояли ажурные лавки из нержавеющего материала, и на них опускались кленовые листы, намокая от сырой металлической поверхности. В воздухе пахло дождём, именно таким, каким пахнет ливень уходящей золотой осени, уступая место будущей слякоти и размытым от грязи дорог. Камни, подставляя фонарям серые мокрые спинки, блестели от влаги, сверкая в их тусклом мотыльковом свете, точно железные шестерёнки старинных, давно ушедших на покой часов. Рябина оделась в лисью шубку и распускала свой золотисто-оранжевый мех по всей аллее, нисколько не стыдясь того, как листья тонули в неглубоких, блестящих в желтоватом свете лужах, теряя свой яркий цвет, приобретая коричневатый оттенок гниющей листвы. Фонари на тонких тёмных ножках с узорчатым рисунком, словно сетью паутинок, висли над мокрыми лавками и распускали лепестки полного шарообразного светильника, похожего на бледный ломоть луны. Его бледное сияние мягко ложилось на всю аллею, укрывая её, точно снегом. На свету в нежно-желтоватом сиянии виднелись крупные пылинки, напоминающие хлопья вьюги. Стояла спокойная тишина, нарушаемая лишь изредка проезжающей машиной по соседнему шоссе и гулом весёлых голосов, доносившемся откуда-то издали. Несколько костлявых птиц садились на рябины, гаркали в ночной тишине, взмахивали широкими крыльями и вновь улетали в темнеющую мглу. Октябрьский вечер славится своей ранней темнотой: ещё недавно улицы укрыла синевато-фиолетовая дымка, загорающаяся на небосводе бледными звёздами, а сейчас она сменилась непроглядным, жгучим мраком, словно кто-то пролил чернильницу на бумагу. Аллея оживилась, когда по каменистой дорожке пошла группа подростков, галдящая о чём-то своём. Шумные и весёлые, они не обращали внимания ни на спелую рябину, ни на редких птиц, ни на мокрые лавочки, сверкающие при фонарях-лунах. В тёплых тёмных курточках, в джинсовых штанах, в утеплённых ботиночках, ребята шагали вдоль горящих огнём деревьев, совершенно не отличаясь от других подростковых компаний, которые в этот вечер выходили, словно стайки ворон. В такой же тёплой осенней одежде, весёлые и задорные, единственным их отличием были горящие в темноте глаза: янтарно-жёлтые, ярко-зелёные, тёмно-синие огни мерцали, едва освещая лица подростков. Только у одной девчонки, смуглой и темноволосой, глаза не светились. Девочка с жёлтыми глазами, глядящая преимущественно на крупные камни под ногами, спрятала кулачки в карманах и неуверенно окликнула свою подругу:  — Ты уверена, что это была хорошая идея, Луз? Мы сильно выбиваемся на фоне остальных людей. Если уши можно скрыть, то горящие глаза в темноте — навряд ли. Вторая девочка с зелёными глазами переглянулась со своим синеглазым другом, выдавая их общее волнение и мысли ровно на этот же счёт. Луз лишь одобряюще похлопала по плечу собеседницу и звонким, пружинистым голосом сказала:  — Не бойтесь, я всё продумала! У меня всегда хорошие планы, чего вы беспокоитесь? Ребята многозначительно обменялись между собою взглядами, словно говоря подруге о том, что далеко не все её планы имели значительный успех. Луз весело фыркнула, совершенно не обидевшись на такое, и заявила:  — Я серьёзно, сейчас вам о таком даже не надо беспокоиться! Сегодня Хэллоуин, а значит, что вы выглядите почти также, как большинство людей! Это же праздник, вы и не такое увидите.  — Я так до конца и не поняла, что это за праздник, — поправила круглые очки в толстой оправе пухленькая низенькая девочка. — Всё, о чём ты рассказала — о страшных лицах (она специально не процитировала сказанное Луз грубое «рожах»), тыквах и крови.  — Какая разница, Уиллоу, если это человеческий праздник! — захлёбываясь от восторга, произнёс мальчишка, утыкаясь в яркую брошюру, на которой люди, переодетые в разные костюмы, смотрели прямо на него, весело улыбаясь и зазывая на какой-то фестиваль, название которого крупными буквами украшало верхушку. — Мы же станем частью их культуры!  — И это всё выглядит очень сомнительно, — тихим, взволнованным голосом поделилась опасениями желтоглазая девочка. — Если кто-нибудь узнает, что мы ведьмы…  — Эмити, ты мне не доверяешь? — лучезарно улыбнулась Луз подруге, отчего та покрылась незаметным в темноте румянцем.  — Д-доверяю, — слабо выпалила Эмити. — Но это может быть опасно.  — Не опаснее вызова императору Бэлосу или попытки напоить зельем Иду, когда та в состоянии своего совиного проклятья, — пошутила Луз, подмигивая девочке. Та запылала и отвернулась, словно обиделась. Луз вновь хлопнула подругу по плечу и примирительно объяснила:  — Нет, серьёзно, ничего опасного в этой вылазке не будет. В день Хэллоуина все наряжаются в монстров, так что вы легко сольётесь с остальной толпой! Вас даже смогут похвалить за необычные и классные линзы.  — Что такое «линзы»? — задыхаясь от восторга, шумел мальчик, на секунду прекращая собирать с тропинки мокрые «абсолютно человеческие листья!».  — Это что-то наподобие очков, Гас, — постаралась объяснить бодрым тоном Луз, — но они, м-м-м, немного внутри глаз.  — В смысле? — ужаснулась Уиллоу и коснулась оправы своих очков, словно кто-то их отнимет прямо сейчас. Даже Эмити, вернувшись к своему привычному оттенку лица, с интересом прислушалась к разговору.  — Я не так выразилась, — на мгновение сбилась Луз. — Они выполняют функцию очков, но гораздо меньше, тоньше и выполнены из другого материала. Они как бы, м-м-м, прикладываются к оболочке глаз. Это совсем не больно и даже удобно, у меня мама иногда ими пользуется! На словах «это не больно» Уиллоу, кажется, слегла успокоилась.  — Но если они для зрения, — вставила слово Эмити, — то как люди могут этим восхищаться, раз это, по сути, обыденный предмет?  — Линзы бывают разными, — принялась объяснять Луз. — Они не всегда только для зрения — есть и такие, которые позволяют изменить цвет глаз. Есть даже линзы для того, чтобы глаза светились, но я ими не пользовалась и не уверена, что это стоит делать.  — Иными словами, эти линзы будут частью этого праздничного костюма? — уточнила Эмити.  — Что-то вроде того. В общем, люди подумают, что это просто часть образа!  — А мы сделаем настоящие человеческие праздничные костюмы?! — спросил Гас в предвкушении.  — Можно, почему нет! — улыбнулась Луз. — Я обожаю Хэллоуин и часто наряжалась на него ведьмой! Эмити тихо усмехнулась.  — Это случаем не теми клишированными образами с домашними халатами и колпаками? Луз если и смутилась, то виду не подала. Её весёлая, лучезарная улыбка освещала собой всё вокруг, и даже если она и чувствовала себя неудобно, то это не было заметно по её радостному лицу.  — Это один из классических образов! — поделилась девочка. — Хотя многие проявляют фантазию. Например, можно с помощью косметики сделать отличный грим — скажем, циклопа. Или наоборот, можно нарисовать третий глаз. Ведьмы переглянулись и прыснули со смеху, вспоминая о чём-то своём.  — Иначе говоря, мы должны наряжаться в жителей Кипящих островов? — насмешливо уточнила Эмити. — Боша без всяких стараний отлично бы вписалась в таком случае. Щёки Уиллоу в темноте совсем слегка зарумянились, но она посмеялась с друзьями и даже не подала виду, что это как-то повлияло на неё. Шутка получилась удачной: ребята вспоминали самых необычных учеников Хексайда, которые только приходили к ним в голову, и эта небольшая беседа сделала их более расслабленными. Мысли о том, что они сейчас находятся в другом мире, немного затерялась на фоне весёлой беседы, и друзья просто шли по сырой рыжеватой листве, не волнуясь ни о чём. В темноте их глаза отливали разноцветными огнями, и они, даже с капюшонами на головах, выделялись на фоне пылающего сумраком города. Небольшой уютный городок пылал огнём в свете фонарей: дома были украшены гирляндами и флажками, во дворах стояли чучела ведьм, скелеты, на дверях висели искажённые от негативных эмоций страшные маски. Окна горели тёплым медовым светом, мягко лившемся на клочки тёмной жухлой травы, которая совсем скоро выцветет и покроется корочкой первого, сырого снега. На подоконниках стояли тыквы со смешными или злыми рожицами, и каждая загоралась внутри рыжеватым цветом. Несмотря на октябрьский холод, было по-особенному тепло: словно все улицы словно укрыли невидимыми тёплыми шарфами. Отовсюду золотился песчаный свет, мягко падая на лица, играла старая классическая музыка, под которую обычно садились смотреть ужастики или танцевали на старой кухне, готовя сладкое печенье. Часто мимо ребят пробегали стайки детей в смешных и забавных костюмчиках, забегали на порог чужого дома, смеялись, стучали в двери или звонили в тихий колокольчик, а потом, широко улыбаясь неполным рядком кривых зубок, звонко спрашивали: «Конфеты или жизнь?». В такие моменты ведьмы останавливали Луз и наблюдали за малышами, как-то жадно, с неподдельным интересом, словно для них приоткрылся завес в новый мир. Уиллоу умилённо улыбалась с детей и тихо хвалила их очаровательные костюмчики, Гас восхищался этой, по его мнению, абсолютно милой традицией, и даже молчаливая Эмити улыбалась, разглядывая радостных малышей. Когда ребята наблюдали уже за пятой группкой детей, Уиллоу мечтательно вздохнула:  — Как жаль, что я уже не ребёнок. Было бы так здорово получить несколько таких конфет. Луз начала с оживлением рассказывать, как она в детстве в своём любимом наряде ведьмы прибегала к дверям и выпрашивала конфеты, а потом месяц лопала сладкое, и даже однажды из-за этого пришлось пожертвовать выходной на поход к стоматологу, потому что зуб ужасно болел. Эмити с удовольствием слушала подругу, как и Уиллоу, а Гас внезапно просветлел лицом и хитро сощурился, словно что-то задумал. Никто на это не обратил внимания, поглощённый рассказом Луз, поэтому мальчишка, бросая беглый взгляд на кусты, одним небольшим движением руки прочертил синий круг, и среди кустов остролиста показалось лицо одного из младших учеников Хексайда. Девочки не заметили появление иллюзии, а та в это время весело побежала на порог одного дома, совершенно одинокая, и бодро постучала в дверь. Когда хозяева открыли, малыш-иллюзия звонко спросил: «Конфеты или жизнь?», и на этот знакомый голос обернулись ребята, посмотрев на то, как восхищённые оригинальным костюмом взрослые насыпают ребёнку сладости в небольшой мешочек. Дверь закрылась, и малыш весело поскакал к Гасу.  — Гас! — осуждающе посмотрела на друга Уиллоу. — Это же нечестно! Мальчишка перенял у иллюзии мешочек со сладостями, а потом по щелчку избавился от мимолётного образа, оставшись с настоящими конфетами. Он протянул полученное богатство друзьям и хитро им подмигнул:  — Зато у нас есть конфеты! С Хэллувином! Гас случайно допустил ошибку в названии праздника, но произнёс это так довольно и счастливо, искренне наслаждаясь своей причастностью к человеческой культуре, что Луз, улыбаясь, не решилась его поправить. Поедая сладости из мешочка, ребята двинулись вдоль ярких и пестреющих огнём домов, наблюдая за детьми и разговаривая на первые темы, которые придут в голову. Преимущественно — о Хэллоуине. Другие компании подростков проходили мимо них и оборачивались; некоторые вдогонку кричали о классных костюмах, а некоторые смельчаки подходили и спрашивали про линзы, но таких было меньшинство. До дома семейства Носеда ребята дошли в приподнятом настроении, и кажется, они даже прониклись некоторой атмосферой по-осеннему тёмных улиц. Друзья ступили на порог дома довольные, счастливые и даже немного объевшимися конфетами, потому что по дороге Гас не удержался и ещё пару раз прибегал к иллюзиям, когда кончались вкусности в мешочке. Уиллоу поначалу слабо возмущалась такому, но вскоре прекратила, потому что конфеты были вкусными. Эмити же, в строгом семействе не особо увлекающаяся сладким, с тихим удовольствием брала леденцы или шоколадки, изредка соприкаясь с Луз ладонями внутри мешочка. Когда Луз постучалась в собственный дом, ей открыла улыбающаяся Камилла с охапкой сладостей в руках, но заметя дочь и её друзей, она убрала конфеты и хитро помотала головой. — Hola, cariño! — на испанском поприветствовала бодро женщина, подмигивая остальным ребятам. — Я рада видеть вас, мои хорошие! Ведьмы неловко поприветствовали Камиллу, чувствуя себя несколько неудобно оттого, что впервые видят эту женщину. Та, конечно, уже всё знала о новых друзьях своей дочери и искренне желала познакомиться с ними поближе. Они вошли в дом, на ходу снимая тёплые курточки и разуваясь. Камилла суетилась в гостиной, подметая последнюю комнату. Луз обменивалась с матерью некоторыми фразами на своём родном языке, в то время как ребята переглядывались, едва ли понимая, о чём речь. Когда все переоделись, Луз пригласила их на кухню — небольшую, но дышащую тёплой древесиной и спелыми яблоками. Комнатка в самом деле была крошечной, с небольшим квадратным столиком из тёмного дерева и светло-жёлтой скатертью, на которой в полупрозрачной чаше лежали золотистые фрукты. Небольшая часть дома уже была украшена Камиллой заранее: на входной двери висела уродливая маска и небольшой улыбающийся черепок, во дворе под светом грязно-рыжеватых напольных фонарей стояла балка с ведьминской шляпой на ней и чучелом чёрного кота у импровизированных ног. Внутреннее помещение осталось почти без изменений: разве что только на подоконниках стояло пару фонарей, а на стенах висели яркие оранжево-зелёные гирлянды в виде хохочущих тыковок. Настоящие же тыквы, налитые закатным осенним солнцем, лежали в углу, возле низкого холодильника. Луз специально попросила свою маму оставить их для себя и друзей, чтобы показать им одну из своих самых любимых хэллоуинских традиций — вырезание тыквы. Ребята сели за стол, немного потеряно оглядывая маленькую кухню. Только улыбающаяся бодрая Луз, вновь перешедшая на английский язык, не давала всем впасть в окончательную смущающую неуверенность: она рассказывала какие-то свои истории, некоторые по второму кругу, концентрируя невольно внимание друзей на себе, пока мама заканчивала уборку в гостиной. Когда вернулась пухлая Камилла, на кухне стало тесно. Чтобы всем не толпиться у плиты или стола, женщина оперативно раздала поручения: Уиллоу будет помогать ей печь яблочную шарлотку, Луз и Эмити вырежут тыквы, а Гас будет помогать в выпечке, но если вдруг дети придут на сладостями, он пойдёт их встречать (эту должность мальчишка принял с бурным восторгом и радостно благодарил женщину). Каждый занялся своим делом: очень скоро у плиты поплыл запах сладкого теста, сминающегося под руками Уиллоу и Камиллы, из коридора доносился радостный голос Гаса, приветствующего малышей, а Луз, ставя на стол пышную рыжую тыковку, села поближе к Эмити и гордо вручила ей в маленькую ладошку кухонный нож. Камилла включила старое покоцанное радио, из которого поплыла такая же старая, дребезжащая тонкая мелодия, шершавая и тоскливая — как раз такая, какая в шумной компании приобретала весёлые, яркие черты. Крохотная, тихая кухонька, в которой по вечерам одиноко сидела женщина и пила горький кофе, просматривая сообщения дочери, сейчас наполнилась рыжеватым блеском, спелостью ярких декораций, шлепками мягкого, податливого теста, резаньем тыквы несколько тупым ножом и детским звонким хохотом, доносившимся с улицы. Уиллоу с удовольствием наблюдала за уверенными, размеренными движениями Камиллы, прислушиваясь к её тихим советам. Совсем близко к ним сидела Луз, упорно пытающаяся вырезать улыбку на лице тыковки, а Эмити помогала, придерживая овощ. Гас бегал с кухни в коридор, запотевший, несколько утомлённый, но очень счастливый, с широкой белозубой улыбкой и горящими ослепительно-синими глазами. На маленькой кухне пахло душистым теплом, мягкостью, тыквой и яблочной шарлоткой, запекающейся в духовке.

***

Луз с зевком встала с кровати, сонно протирая блестящие в полумраке карие глаза. Время перевалило за четыре часа, и уличные фонари, вместе с детским шумом и переливчатостью осенних дорог, погасли и затихли. Стояла мирная тишина, разрушаемая только лёгкой изморосью, бьющей по черепице. Шлёпая по дощатому полу в цветных носках, Луз не прекращала зевать. Она шла на кухню, чтобы забрать свой забытый телефон и поставить его на зарядку, сквозь лёгкую дрёму натыкаясь на острые предметы. Небольшой дом насквозь пропитался запахом яблок и тыквы с конфетами — запахом ушедшего Хэллоуина. На кухне было темно, сыро и холодно — было открыто настежь окно, сквозь которое лился бледный рыжеватый свет от декораций соседнего дома. Мурашки сразу же побежали по телу девочки, и она поёжилась, обхватывая себя за плечи. За столом, укрытая полумраком, сидела Эмити, пьющая какао с молоком и доедающая оставшийся кусок шарлотки. Она подняла внимательные, искрящиеся в темноте янтарные глаза и молча кивнула, ничего не сказав. Луз взяла со стола телефон, положила его в карман домашних шорт и присела рядом с подругой, чувствуя оголёнными плечами тепло её кожи. Они не говорили друг с другом, каждая думая кто о чём. Вместо них болтала шумная изморось, скрипы дверей от сквозняков, спокойное дыхание, повисший в воздухе запах яблочной шарлотки, мигающие тёмные глаза рыжеватой тыквы на подоконнике и тихие шаги уходящего Хэллоуина.