City of the Dead

— Глава Цзян точно на нашей стороне! — Верно-верно, он ни за что не примкнёт к Старейшине Илин! Эти назойливые голоса раздавались со всех сторон, душили подобно мучительному наказанию. Словно захватывая в кокон постоянных предрассудков и сомнений. В резиденции ордена Ланьлин Цзинь всегда царила роскошь: отовсюду раздавались голоса адептов, лился алкоголь и вкушали вкуснейшие блюда зеваки, которые только и могли, что заливать себе в глотку пару лишних градусов. Во всей этой радостной суматохе выделялись лишь двое: нынешний глава ордена Юньмэн Цзян, сидящий поодаль ото всех и ласково, бережно касающийся своего кольца; и неподалёку от него находящийся второй нефрит ордена Гусу Лань, Лань Чжань. Во всём этом громком и взбудораженном пиршестве именно они выделялись монотонностью поведения, незаинтересованностью и игнорированием происходящего. Едва ли начались обсуждения того, что впоследствии будет с нынешним Старейшиной Илин, который, как говорили зеваки во всеуслышанье — погубил сотню адептов ордена Ланьлин Цзинь! В честь будущего свержения Вэй Усяня и устроили этот пир. Потому что его хотели беспощадно убить, забрать стигийскую печать и уничтожить так называемое «зло». Одним из первых, кому огласили подобную безумную вещь оказался тот самый Цзян Чэн, который отчего-то среди всех слыл ярым ненавистником деяний собственного брата. Многие зеваки говорили о том, что именно он и низвергнет могущество Старейшины Илина, что только ему уготовлена такая великая честь, ведь прежде они были связаны крепкими родственными узами — это будет доказательство того, что он не предастся забвению и не пойдёт на поводу у собственных чувств! Нет, будет вернее сказать, что ежеминутно они навязывали себе эту мысль, предпочитая скрываться под лукавой маской лжи и постоянных ожиданий того чудотворного мгновения, когда восторжествует правосудие. Цзян Чэн же никогда не высказывал заинтересованности в подобных говорах и отвечал лаконично, сводя всякие беседы на отрицательную манеру. Отчего-то люди и сочли это согласием… Кретины. Разве мог он попросту оставить этого глупца на растерзание? Мог ли он, Цзян Чэн, опустить всё в одночасье просто потому, что его глупый брат начал терять рассудок из-за чужой дудки? Цзыдянь согласно сверкнул в ярко освещённом помещении. На устах главы ордена Юньмэн Цзян расцвела лукавая полуусмешка. — Что ты хочешь сделать? Голос Лань Чжаня, раздавшийся неподалёку от Цзян Чэна, окончательно вывел главу ордена Юньмэн из тяжёлых раздумий. Он неторопливо перевёл надменный взор на юношу в траурных одеждах и криво усмехнулся его встревоженному, едва ли озлобленному взгляду. Этот глупец при первом упоминании Вэй Ина начинал проявлять особую заинтересованность. Конечно же, слухи о том, что сам Цзян Чэн и должен будет лишить жизни своего некогдашнего шисюна — встревожили второго молодого господина. Неудивительно, что им ещё не доводилось пересекаться на горе Луаньцзян, когда обладатель Цзыдяня обсуждал один из ближайших планов по осаде великих орденов на месте преступления и «казни». — Разве это тебя касается? Вэй Усянь ясно дал понять, что до его души никому, кроме как его самого нет дела, — облачённый в фиолетовые одежды, глава ордена Юньмэн Цзян внушал ещё большее могущество, нежели прежде. Даже не требовалось лишних переговоров с Лань Чжанем, чтобы осознать столь простую, но неожиданную вещь — прикосновения к Цзыдяню означали ближайшее кровопролитие… Но кого? Кого собирался пригреть этим оружием Цзян Чэн? Неужели в самом деле он решится лишить жизни Вэй Усяня? Лань Чжань, попадая в ещё более тревожные домыслы, едва ли не сходил с ума. Ему нужен ответ, конкретный ответ, который способен развеять тень сомнений и вывести его из этого ощущения полнейшей апатии. Он не желает терять Вэй Ина, только не так… Беспокойство второго молодого господина Ланя выставляло его в дурном свете перед столь высокомерным и надменным Цзян Чэном. Он скулил, подобно брошенному посреди улицы щенку, и это вызывало ещё большее отвращение. Обладателю Цзыдяня попросту не было никакого дела до их взаимоотношений с братом, единственное, чего он желал — чтобы эти ничтожные обрезанные рукава не мозолили ему глаза своими постоянными воркованиями, когда он окончательно докопается до истины происходящего и всё то, что неизмеримо беспокоило светлый ум главы ордена Юньмэн Цзян — будет решено. Скривив физиономию, юноша отмахнулся: — Он не умрёт. Откуда эта твёрдая уверенность в голосе Цзян Чэна, который едва ли не грозится каждому встречному, что сравняет Старейшину Илина с землёй? Внезапная мысль пронзила Лань Чжаня, сопровождаемая едкой полуусмешкой со стороны сидящего на стуле юноши, выглядящего настолько самоуверенно, что лицо непроизвольно скривилось в гримасе недоверия. Цзян Чэн никогда и не заявлял подобных вещей… Именно того, что он собственноручно низвергнет Вэй Усяня, что сравняет его с землёй, что… Убьёт его. Ни разу с уст главы ордена Юньмэн не слетало подобных заявлений и вёл он себя достойно, подобно благородному господину — высокомерно глядел на всех и молчал. Скрывался. Притаившись в тени выигрывал время настолько, насколько ему приходилось необходимым и возможным — и вот, настал тот самый миг, когда он проявил свой хитростный лик. Но отчего он представил его перед Лань Чжанем? Не оттого ли, что этот юноша в траурных одеждой с каменной физиономией и без того бесчисленное количество раз пытался тщетно заступиться за Вэй Ина, да всё попусту? Верно… Пока Лань Чжань осторожничал и боролся с самим собой — Цзян Чэн действовал. И вот он — тот самый ответ, который ошарашил бы абсолютно весь мир заклинателей! Цзян Чэн никогда не желал прикончить Вэй Усяня собственными руками. Нет, вернее будет сказать, что именно Цзян Чэн все эти года путал следы, втайне ото всех виделся со своим некровным братом и даже что-то планировал. Но что же они могли планировать на протяжении пяти лет? Это не представлялось возможным увидеть ни в одном кошмаре! Несмотря на то, что все великие ордена поголовно были готовы выступить против Старейшины Илина, каждый человек из выросшего за этот период времени, обревшего ещё большее могущество и силу, представитель Цзяней мог собственноручно раздавить каждого, кто пришёл бы к ним с клинком и твёрдой уверенностью в том, что Вэй Усянь будет убит: — За эти пять лет орден Юньмэн Цзян понёс феерический прорыв в своей физической и духовной подготовке. У некоторых детей золотые ядра уже превосходят ничтожных юношей, хотя они не достигли и четырнадцати. Действительно ли ты считаешь, что мы так просто отступим на половине пути? Не смеши меня, хвостик Вэй Усяня. Это настолько нелепо и смешно, что даже противно. Невозможно поспорить со словами Цзян Чэна. Он в самом деле наперёд рассматривал всевозможные тактики орденов и делал всё, дабы те не помешали исполнению их с Вэй Усянем задумки преждевременно. Года, потраченные на реставрацию Пристани Лотоса и восстановление Юньмэн Цзян не прошли впустую. Выиграв время, он мог с уверенностью заявлять нечто столь вопиющее и пугающее. Великие ордена, поглощённые лишь рвением захватить большую власть и набить себе карманы — с самого начала были в проигрыше. То, что с таким ужасом и трепетом осознал Лань Чжань — окончательно вывело его духовное равнодушие из себя. Он словно был пронзён сотней мечей, каждое сказанное Цзян Чэном слово резало хлеще острейшего клинка. Эти шокирующие подробности того, что именно намеревается сделать нынешний глава ордена Юньмэн наталкивали на одну мысль. Цзян Чэн в самом деле перешёл на сторону Вэй Усяня. Весь его орден, Юньмэн Цзян, вся Пристань Лотоса — все они в самом деле являются защитниками Вэй Ина. Теми, кто принял его, даже на пути тёмного заклинателя. — И что ты планируешь дальше делать? Лань Чжань сглотнул. — Что будет дальше? Я не знаю, — Цзян Чэн равнодушно пожал плечами с таким видом, словно говорил абсолютно несерьёзные вещи. Словно всё то, что происходило вокруг него лишь какая-то ненавязчивая постановка, а он в ней — всего-навсего обыкновенный зритель, пришедший по чьим-то рекомендациям и не интересующийся происходящим. — Я делаю то, что должен делать. Наши с тобой цели идентичны, а вот подходы совершенно разные. Пока ты, ослеплённый лишь чувствами любви, тянешься к остаткам света в Вэй Ине, я не препятствую развитию тьмы в нём же. Разве есть мне какое-то наслаждение лишать жизни собственного брата? Он не виновен в смерти А-Ли, не виновен в смерти моих родителей, в сожжении Пристани Лотоса он также абсолютно не виновен. Когда каждый отвернулся от меня, лишь Вэй Ин, жертвуя собой, отправил меня на восстановление золотого ядра. Могу ли я, обязанный собственной жизнью, бросить на произвол судьбы собственного шисюна? Не смеши меня. Не такой уж я меркантильный человек, как уважаемый глава ордена Ланьлин Цзинь. Впрочем, Цзинь Лин разделяет мои взгляды и прекрасно осознаёт то, что нам предстоит сделать. — Тот ребёнок… Он готов сражаться за Вэй Ина? — Лань Чжань знал, что это не сон. Это не могло быть ни сном, ни его мечтами. Это — суровая реальность, в которой глава ордена Юньмэн поднял всю Пристань Лотоса на кардинальный переворот в мире заклинателей, в которой именно этот человек защитил Вэй Усяня. — Мы ведь его семья, — довольно резко прервал нефрита Цзян Чэн, — с чего бы нам не сражаться за него? Лань Чжань понимал. Понимал то, что Цзян Чэн защищает Вэй Усяня, как родного брата, а Цзинь Лин — как дядю, которому во многом обязан. Именно эти двое несмотря на многочисленные трудности решительно двинулись вперёд. По сравнению с тем, что сделал Цзян Чэн для Вэй Ина — Лань Чжань в самом деле мелкая, ничем не примечательная сошка. Ладонь главы ордена Юньмэн легла на плечо второго молодого господина Лань. — Мы защитим Вэй Ина, даже если ради этого придётся встать против всего мира заклинателей. Я не позволю им просто так погубить мою семью. Полагаю, что ты всецело разделяешь мои взгляды и намерения. Тот вечер стал судьбоносным для всего мира заклинателей.

***

— Беда, беда! Встревоженные голоса раздавались отовсюду. Во всеобщей суматохе можно было разглядеть лишь взволнованные лица, на которых выступал холодный пот. Главы орденов устроили вынужденный, срочный сбор и было решено отправиться с войсками на гору Луаньцзян для осады. Всерьёз вознамерившись уничтожить Вэй Усяня, они потерпели неизмеримое поражение ещё до начала сражения. Все их продолжительные подготовки пошли коту под хвост в одно мгновение! Не явившийся на сбор орден Юньмэн Цзян не слыл трусливым, отнюдь — многие считали, что уже придя на место они увидят лишь гору трупов Вэньских псов и отрубленную голову Старейшины Илина! Но… Почему нигде не видно ни пятна крови? Отчего же на месте, так называемого, преступления нет ни одного следа кровавой бойни? Теряясь в собственных догадках глупцы только и могли, что разинуть рты от удивления и шока. — Беда, беда! — вновь раздалось из толпы. Зеваки обратили свой взор на говорившего. — Весь орден Юньмэн Цзян… — Ишак! Не тяни кота за хвост, что произошло?! — Глава ордена Юньмэн Цзян… Нет, вся Пристань Лотоса и некоторые адепты из самых разных орденов, даже Призрачный Генерал! Все они… Все они на стороне Вэй Усяня! — Ха?! Вздор! — Да это же просто клевета! Убить лжеца! — Да-да, не могло случиться такого, чтобы глава ордена Юньмэн Цзян покрывал Старейшину Илина! Со стороны раздалась едкая усмешка. — Вашей петушиной самоуверенности нет предела. Быть может, вы продемонстрируете мне акт моей гибели? Из темноты гордой, но непринуждённой походкой вышагивал Вэй Усянь, бок о бок с которым явил свой благородный и самоуверенный лик Цзян Чэн, по-прежнему величественный и смиряющий зевак надменным взглядом. Это была не пустая напыщенность и вздор, что братья, в самом деле, воссоединились в борьбе со всем миром заклинателей! Более сильным ударом для многих стало именно то, что на пути тьмы Старейшины Илина поддерживал не один благородный муж. С левой стороны от Вэй Ина следовал второй молодой господин Лань, облачённый уже не в белые траурные одежды, а в чёрно-красные, подобные наряду самого создателя Стигийской печати. — Хотелось бы уточнить, — едва касаясь Цзыдяня на своём пальце, равнодушно бросил Цзян Чэн, а следом его глаза всколыхнули кроваво-красным пламенем. Тёмная магия… — Что едва ли вы вознамеритесь уничтожить Пристань Лотоса и Гору Луаньцзян — мы не будем снисходительны. — Каждый, кто будет готов жестоко расправиться со стариками, женщинами и детьми будет убит нами лично. — Прежде чем совершать необдуманные поступки, лучше представьте то, чем вам ответят, — в заключении ко всей этой тираде уточнил Лань Чжань. Переглянувшись, Цзян Чэн и Вэй Ин усмехнулись в очередной раз. Даже если каждая шестёрка великих орденов возжелает напасть на них, они смогут дать им достойный отпор без лишней помощи. Кровопролитие будет жестоким, смерть будет шептать на ухо абсолютно всем и каждому. Если тёмный путь разрушает душу — то Цзян Чэн вполне готов разрушить и не только её, но и всё в мире существующее. Он не позволит кому-либо лишить его семьи. Что забавно, большинство последователей его ордена с твёрдой уверенностью и крепко сжатыми в кулаки ладонями ступили за ним, преклонив свои головы и встав на одно колено. Правота Цзян Чэна была абсолютной — он говорил настолько прямолинейно, что люди попросту проникались неизмеримой верой и доверием в его слова. Они восхищались им, боготворили его и каждое действие Цзян Чэна, даже несмотря на грубый тон и надменный взор — высказывало лишь благородство и понимание того, что он не оставит никого одного посреди поля брани и кровопролития. Даже ударив его ножом в спину — он не потеряет былого благородства. Что же до Лань Ванцзи, то его пришествие на путь Тьмы стало ничуть не меньшим шоком для самого Вэй Усяня — для Цзян Чэна же то было ничуть не удивительным происшествием, особенно после того самого пиршества. Они не позволят повториться Аннигиляции Солнца. Но больше всего, они не позволят кому бы то ни было убить невинных людей.