Down to The Zaun.

      Заун показался где-то через полчаса.       Голова у Джейса была тяжелая, висок противно ныл, а импровизированная маска неприятно натирала лицо — как будто ему уже проклюнувшейся щетины мало, честное слово, — но он все равно не сдержал громкого вздоха:       — Ого!       Никогда прежде он не видел Нижний Город с высоты: тот был непостижимо огромен. Полный металла, стекла и камня, в своем зеленовато-желтом газовом мареве он напоминал чешую огромного змея, сгинувшего на дне ущелья; приглядевшись, Джейс различил хаотично петляющие улочки, нависающие друг над другом многоярусные кварталы с подвесными мостами, крошечные фигурки снующих внизу людей и будто бы зажавшие город в кольцо громады заводов, вгрызающиеся корпусами в монументальные скалы.       С самих Линий вид был не таким впечатляющим; Джейс повернулся к слабо ухмыляющемуся Виктору:       — Живописно, — он глубоко вдохнул и скривился, — но смердит.       Виктор повел плечом:       — Рядом серные источники, — объяснил он, — и городские свалки. Когда войдем в город, будет полегче — там очистные станции. И не выпендривайся: ты тоже не розами пахнешь, — и он несильно ткнул Талиса в сапог костылем.       Джейс не смог сдержать улыбки, когда окинул партнера беглым взглядом: подтрунивающий Виктор — довольный Виктор. Казалось, чем ниже они спускались, тем быстрее настроение заунита ползло вверх — взгляд его стал мягче, шаги — чуть пружинистее, жесты — шире.       Стало быть, он все-таки скучал по родным краям. Или — от этой мысли сердце сладко екнуло — ему было приятно показывать Джейсу свой мир — там, наверху, они редко говорили о прошлом Виктора, предпочитая беседовать о делах насущных или о грядущих планах. Однако теперь Джейс был готов терпеть любые лишения, любую вонь и грязь, лишь бы партнер продолжал так весело поблескивать глазами, — и он, подыгрывая, проныл:       — Отвратительно. Еще и жрать, — тоскливый вздох, — хочется. Тут есть что-нибудь поблизости?       Живот и правда слегка крутило, но передышка им нужна была по другой причине: Виктор устал. Он силился скрыть это за приступом хорошего настроения, но Джейс видел и разбитые тремором пальцы, и звенящий от напряжения абрис плеч, и едва заметные покачивания с ноги на ногу, призванные чуть облегчить тяжесть в забитых мышцах, а потому не придумал ничего лучше, чем ляпнуть:       — Хочу попробовать что-нибудь из местной кухни.       Виктор подавился заготовленным ответом; скосил на Талиса настороженный взгляд:       — Уверен? — И Джейс энергично закивал, мысленно надеясь, что не подписался на очередную убийственную авантюру.       Они почти достигли первых домов — страшных, косых, торчащих, как кривые зубы, на вытоптанных голых пустырях; Джейс во время спуска все норовил подхватить Виктора под локоть или отобрать у него сумку, за что ощутимо получил по пальцам и дулся, — как вдруг Виктор остановился, обвел его придирчивым взглядом и задумчиво произнес:       — И все равно ты слишком приметный, — он прикусил щеку изнутри, — снимай пиджак.       Джейс опешил.       — Зачем? — Но послушно стянул пиджак с плеч. Оглядел со всех сторон: да, пара пуговиц отлетела, желто-зеленые масляные разводы тянулись вдоль спины до самых фалд, подсохшая глина оставила уродливые бурые пятна, но дорогая крепкая ткань выдержала, и, после чистки и ремонта, вполне могла послужить еще какое-то время, — отдав пиджак партнеру, Джейс проворчал:       — Вообще-то, он сшит в лучшем ателье Пилтовера. Цвет «слоновья кость», шелковая подкладка, вышивка из настоящего золота. Сидит по фигуре, подчеркивает статус и—       Виктор бросил на него ехидный взгляд, зажал пиджак подмышкой, ловко дернул рукав и с жутким треском его оторвал; потом, пока Джейс переживал мини сердечный приступ, оторвал второй; чуть сморщил нос, оценивая получившуюся жилетку, кивнул самому себе и сказал:       — И рубашку.       Джейс взвыл:       — Это настоящий демасийский хлопок!       — Джейс, — тон у Виктора был нетерпеливый, — ты помнишь, что обещал заткнуться, если я велю тебе это сделать? Так вот — заткнись, — он упрямо вздернул подбородок, — и гони сюда рубашку.       Справедливости ради, с ней Виктор обошелся куда гуманнее: немилосердно скомкал и сунул в глубины сумки. Джейс, оставшись в одной нательной майке, почти сразу покрылся мурашками; Виктор протянул ему остатки пиджака и сказал:       — Теперь ты похож на того, у кого нечего брать, — и невозмутимо двинулся дальше, словно только что не совершил акт морального насилия над невинным человеческим существом.       Джейс возмущенно фыркнул:       — Теперь я похож на придурка в лохмотьях, — он недовольно потер оголенные предплечья и заметил, как Виктор быстро отвел взгляд, — и вообще: раздевать уважаемого члена Совета посреди улицы — моветон!       Джейс этого не видел, но был почти уверен — Виктор закатил глаза.       — На придурка ты похож вне зависимости от обстоятельств, — пробубнил тот едва слышно, — и, к слову, некий «уважаемый член Совета» никогда не упускал возможности пощеголять голышом: что в лаборатории, что в кузне…       — Так там жарко! — возмутился Джейс, всплеснув руками. — И я же не делаю это при чужих — только при тебе!       Виктор тяжело вздохнул, раздраженно дернув плечом; Джейс, почувствовав привкус победы на губах, не унимался:       — Кроме того, — он сглотнул, понимая, что ступает на зыбкую почву, — я бы не назвал себя уродом. И, принимая в виду некоторые, э, обстоятельства, можно предположить, что тебе не было… ну, неприятно. Так?       Виктор замер, а потом медленно оглянулся через плечо:       — Ты о чем?       У Джейса вспотели ладони.       — Мужчины, — ляпнул он, переминаясь на месте, — и я тоже — мужчина. Симпатичный, насколько я знаю, — и, видя, как округляются глаза Виктора, затараторил: — Ну, ты знаешь, здорово же иногда посмотреть на красивых девушек, да? Без всяких там лишних мыслей и последствий — просто приятная глазу картинка, только и всего. Я думаю, у вас, ребят, все так же работает, верно? — Он неловко рассмеялся, но, заметив выражение лица Виктора, прикусил губу. — Так, забудь все, что я сказал. Прости. Я — идиот.       Виктор — да кто бы сомневался — пришел в бешенство за секунды. Скулы его отчаянно пунцовели.       — Я никогда, — прошипел он сквозь зубы, — не пялился на тебя, чтобы… «глазу было приятно»!       Джейс быстро, покорно закивал.       — Я уже понял, — сказал он, примирительно раскрыв ладони, — просто, в этом же вроде нет ничего такого. Это как… ну, за рыбками наблюдать — расслабляет. И, даже если бы ты пялился, — Виктор угрожающе зарычал, — мне было бы приятно.       Виктор выглядел так, словно Джейс на его глазах позеленел и покрылся пупырышками.       — Приятно?       — Конечно, — Талис осторожно сделал маленький шаг навстречу, но Виктор зло вскинулся, — это значило бы, что ты находишь меня привлекательным. Я вот, — Джейс широким жестом положил руку на грудь, — тебя нахожу. Было бы у нас все взаимно, а?       Возможно, учитывая все те же пресловутые обстоятельства, это и звучало двусмысленно, но он разговаривал с Виктором — с Виктором, при котором можно было не следить за языком. Ведь он точно поймет правильно — как понимал тысячи раз до этого.       Вот и сейчас: мгновение Виктор обрабатывал услышанное, а потом лицо его стало каким-то совсем несчастным — он сжал пальцами переносицу, зажмурился и пробормотал:       — Жанна, за что мне все это, — а потом круто — как мог — развернулся на пятках и пошел прочь.       Джейс побрел за ним, мысленно делая пометку: поторопился. Виктор все еще остро реагировал на упоминания своего секрета, — видимо, стеснялся, бедолага. Но, к слову, им не следовало откладывать разговор в долгий ящик — во-первых, у Джейса банально не хватит терпения, а во-вторых, недомолвки начали откровенно утомлять.       Джейс немного пропустил момент, когда они вошли непосредственно в Заун: Виктор уверенно шагал вперед, почти не реагируя на все чаще появляющихся на дороге людей, а потом — направо, налево, еще раз налево, вверх — они оказались на крохотной площади, посреди которой возвышалась ржавая, опасно покосившаяся водоразборная колонка; Джейс, мысленно объявив перемирие, поинтересовался:       — Это тут зачем?       Виктор же отрывает небольшой лоскуток от ветоши, которой обмотан костыль, и передает ему; оглядывается воровато, облизывает губы и негромко, невпопад отвечает:       — Она городская, — он подходит ближе и косит взглядом на ближайшие дома, — в принципе, можно рискнуть.       Когда он на пробу опускает рычаг, громкий дребезжащий звук разрезает округу так, что у Джейса сводит зубы; выругавшись, заунит принимается быстро качать колонку, пока из узкого краника с нарисованным на нем пенисом не вырывается тонкая струйка воды; Талис, без слов поняв выразительный взгляд напротив, бросается вперед и смачивает ткань.       От воды тянет чем-то химически-кислым; она словно чуть мыльная, со странными разноцветными разводами, и Джейс решает, что это техническая колонка, но Виктор вдруг оказывается рядом, подставляет под струю ладони-лодочки и делает жадный глоток, а потом умывает лицо, шею и запускает пальцы в волосы, бездумно приводя их в беспорядок; лицо его кажется неожиданно расслабленным и молодым, и Джейс растерянно моргает.       Встряхнувшись, он, отодвинув марлевую маску на ухо, тянется было к иссякающей струйке, но слышит:       — Э, вы охренели? — и оборачивается, видя приближающегося к ним мужика. Очень агрессивного, к слову, мужика — в руках у того кочерга.       Джейс выпрямляется во весь рост, хмурясь; уже готовится открыть рот, как вдруг чувствует холодную руку, сжимающую его запястье, и под тихое викторовское:       — Не надо, идем, — его утаскивают в какой-то сумрачный переулок; вслед им летят грязные ругательства.       Джейс, семенящий полубоком, чтобы протиснуться в тесном проходе, возмущен до мушек перед глазами; когда они выскальзывают на более широкую улицу, он взрывается:       — Что это, черт возьми, было?       Виктор устало вздыхает, прислоняясь к стене; мокрой тряпкой стирает остатки глины со своей накидки, смотрит куда-то в сторону:       — Мы были неправы, — осторожно говорит он, — это была их вода.       Джейс непонимающе сопит:       — Ты же сказал, что колонка городская!       — Да, — вымученно подтвердил Виктор, — поэтому за нее не надо платить. Но брать воду все равно нельзя: она чужая.       Джейс продолжает бессильно на него таращиться; Виктор закатывает глаза:       — Бездна, — ворчит он, — все время забываю, что тебе нужно все объяснять. Джейс, — долгий, пристальный взгляд, — помимо законов, в некоторых местах присутствуют, э, как бы правила — и иногда эти «правила» становятся залогом выживания. Вот Заун — одно их таких мест, понимаешь?       Джейс медленно кивает, забирая у напарника тряпицу и протирая ей сапоги; Виктор продолжает:       — Здесь нельзя… привлекать внимание, — он задумчиво потирает подбородок, — и еще много чего нельзя, вообще-то. Воровство, конечно, не редкость, но вода — отдельная история; понимаешь…       — Судя по всему, это единственная колонка для ближайших домов. И эту воду местные еще и пьют, — перебивает его Джейс, и, наткнувшись на удивленный взгляд, вздыхает: — Виктор, я же не тупой. Но она ведь грязная.       Виктор усмехается:       — Выбирать не приходится, — но потом он вновь становится серьезным: — Я не хочу звучать как параноик, но Заун правда отличается от Пилтовера, Джейс. Потому прошу — не горячись и подумай дважды, прежде чем что-то сделать. Или спроси меня, — и Виктор слабо, чуть поддразнивающе ему улыбается, — хотя твой болтливый рот лучше бы замотать скотчем. На всякий случай.       У Джейса теплеет в груди; ему хочется ответить что-то такое, чтобы Виктор улыбнулся уже по-настоящему, широко и мягко, — а он умеет, Джейс это знает, — но вдруг живот Талиса начинает позорно урчать, и Джейс машинально накрывает его ладонью.       И краснеет.       — А, точно. Еда, — небрежно бросает Виктор, с некоторым усилием отрываясь от стены; Джейс готов поклясться, что у этого тощего засранца со вчерашнего дня во рту маковой росинки не было.       И они снова куда-то идут: Виктор чуть впереди, постукивая костылем, а Джейс — сзади, прикрывая тылы. Это становится почти привычным. Через пару кварталов — ассиметричных, аляповатых и отдающих артхаусом — он замечает, что почти свободно дышит сам — остается лишь легкое першение в горле и чуть тяжелая голова, — и решительно снимает маску. А потом до него доходит:       — У тебя же была вода! В сумке!       Виктор, не останавливаясь, достает бутылку и сует ее в руки Джейсу; вода в таре отдает розовато-фиолетовым.       — Перманганат калия, — сообщает заунит, — хорошо очищает и обеззараживает, но пить бы не советовал — будет полоскать. Подумал, что может пригодиться, — он беззаботно пожимает плечами под шокированным взглядом Джейса.       Талису, к слову, очень хочется по-стариковски ворчать.       — Пригодиться, как же, — бурчит он, скрещивая руки на груди, — и куда это ты все-таки намылился, что тебе «может пригодиться» перманганат калия? — Но вопрос игнорируют, и Джейс заходит с другой стороны: — Ты знаешь этот район?       — Не-а, — откликается Виктор, — иду по наитию.       От подзатыльника его спасает только то, что Джейс отстает на несколько шагов; судорожно выдохнув, Талис принимается обдумывать происходящее.       Сложно это признавать, но Виктор — в который раз — оказывается прав: Джейс ни черта не знает про Нижний Город и его повадки. За долгие годы их совместной работы он, кретин, не удосужился задать хотя бы пару наводящих вопросов; а теперь наверстывать придется быстро, потому что в случае прокола огребут они оба — он, советник Джейс Талис, и ни в чем не повинный Виктор.       В конечном итоге Джейс решает, что это будет очередное исследование: как воспитать в себе заунита за несколько часов. Да, именно так. Стараясь не вертеть головой — а очень хочется, — он нет-нет да поглядывает на прохожих, подмечая их стиль одежды, манеру держаться и говорить; а еще воскрешает в памяти все привычки Виктора, которые хоть когда-то наблюдал, — от манеры мешать ложечкой чай до любимых (и крайне странных) анекдотов.       Сливается, так сказать, с эндемическими обитателями.       А потом Виктор, коротко крякнув, внезапно остановился. И принялся пялиться куда-то в сторону.       Под холщовым тентом стояло несколько грубо сколоченных столов и лавок, на которых, несмотря на едва занявшийся полдень, уже восседали местные. Пахло жиром, человеческим потом, кислым алкогольным душком; Джейсу, брезгливо осматривающему забегаловку, стало неуютно.       А вот Виктор — ни грамма сомнений на бледном лице — прошествовал к засаленному прилавку и сказал:       — Два матта с жареным маслом и маринованным бататом, — он оглянулся на Джейса и поманил его рукой, — и полейте клюквенной карамелью.       Талис, старательно избегающий любопытного взгляда продавца — это был толстый, будто надутый изнутри мужик с покрытыми татуировками руками и узкими крысиными глазами, — попытался найти хоть какой-то намек на меню, но его не было: видимо, Виктор заказ делал по памяти.       Ну что ж, напарнику он доверял.       Вдруг продавец, сально ухмыльнувшись, бросил какую-то резкую, гортанную фразу на местном, и Виктор тут же, приподняв уголок рта, ее вернул — и от его хриплого, рокочущего голоса по обнаженным предплечьям Джейса побежали мурашки.       Это определенно не было похоже на ругательство; скорее на… флирт?       От этой мысли Джейс опешил; продавец же, хлопнув пудовой ладонью по прилавку, разразился лающим смехом:       — А, так вот откуда такой говорок! — он утер монструозным пальцем-сарделькой выступившую слезу. — А ну-ка, небось, еще жабьих глазок попросишь?       Виктор серьезно кивнул:       — Двойную порцию, — и похромал к ближайшему столику, а продавец повернулся к все еще растерянному Джейсу:       — А ты, здоровяк, чой хочешь?       Джейс глуповато моргнул; нахмурился. Виктор просил его думать головой, прежде чем делать; вспомнив все, что он знал о подобных кабаках там, на Променаде, он выбрал самый безопасный вариант:       — Воды, — и по пробежавшемуся шепотку понял, что облажался.       Опять. Черт. Как же… бесит.       Продавец заквохтал и глумливо протянул:       — Ох ты, вы гляньте! А ты у нас из пошев, что ли? Грошей-то хватит?       Джейс заскрипел зубами. Так пренебрежительно к нему давно не обращались. Он расправил плечи. Разговоры местных подозрительно притихли. Виктор как-то горько вздохнул.       — На Променаде, — буквально выплюнул Талис в образовавшейся тишине, — это совершенно нормальная просьба. Или что, здесь, — широкий жест рукой, — никто не догадался, как навариваться на глупых и доверчивых пилти?       В глазах продавца мелькнуло что-то, похожее на уважение; он сунул руку под прилавок и вытащил пыльную, запечатанную сургучом бутылку.       — Не думай, чужак, что мы здесь дураки, — он покачал головой, — мы знаем, что ищут пришлые. Вопрос в другом: не переоцениваешь ли ты себя, а?       Злость забурлила под кожей, и Джейс одним движением схватил бутылку и осушил ее наполовину в два глотка; торжествующе уставился на продавца, глаза которого оценивающе щурились:       — Если ты думаешь, что мне не хватит денег заплатить за воду—       И тут в голове наконец-то щелкнуло. Джейс — хвала богам — заткнулся.       Не привлекать внимания. Не светить деньгами. Не вступать в конфликты.       Черт.       Он медленно обернулся, кожей ощущая изучающие взгляды: холодные, надменные, презрительные. Местами — любопытно-алчущие, будто сканирующие его в поисках кошелька. Только Виктор смотрел по-другому — разочарованно.       И бесконечно устало.       — … то ты правильно делаешь, — медленно заканчивает Джейс. Облизывает пересохшие губы. — Черт, мужик. Прости. У меня ни медяка, — он обезоруживающе улыбается, надеясь на природное обаяние, — за душой.       Это до того нелепо, что секунду висит пораженная тишина — а потом продавец взрывается влажным хохотом:       — Индюк! Молодой, напыщенный индюк! — за спиной тоже слышатся смешки. — А сколько гонору-то, гонору! Не думай, что я прощу тебе бутылку — она стоит почти шесть золотых, желторотик. Жанна, — он утирает потное лицо, — ну и идиот! Вали к своему дружку и наслаждайся моей стряпней, молокосос, пока я думаю, как твоя задница будет расплачиваться!       Джейс, не веря своей удаче, скользнул за стол к Виктору и наткнулся на восхищенный взгляд:       — Ловко ты, — негромко заметил напарник, — молодец.       Джейс оттянул ворот майки.       — Я чуть не вляпался, — с легким стыдом признался он, — прости.       Виктор несмело коснулся его руки кончиками пальцев.       — Здесь не любят гордецов, — этот скромный, редкий жест поддержки заставил Джейса расплыться в улыбке, — но уважают тех, кто способен признавать свои ошибки. И запомни: договориться можно всегда.       Виктор хочет сказать что-то еще, но перед ними с грохотом ставят тарелки и две внушительные кружки пива; продавец басит:       — Нельзя жрать матту без выпивки, пустая трата продуктов! — Он поворачивается к зауниту. — Кузнечик, где ты откопал этого пришибленного, а?       — Я из Фрельйорда, — отвечает Джейс, а Виктор жестом призывает продавца нагнуться поближе:       — Запиши все на счет Рабочего Дома старухи Ги, — в огромной лапище продавца исчезает серебряная монетка, — с ней мы сочтемся, — и хитро сверкает глазами.       Продавец что-то мурлыкает на местном наречии, и Виктор коротко усмехается; Талис окончательно решает, что ему здесь не нравится.       Проводив громилу взглядом, Джейс настороженно косится на тарелку: тушки маленьких животных, напоминающих крысят, плавают в жирном коричневом соусе, а сбоку высится целая горка какой-то сизой икры; пиво с солоноватым душком вызывает еще больше вопросов.       Виктор безошибочно считывает заминку.       — Местный алкоголь в Зауне дешевле, чем вода, — объясняет он, — и от него сложно захмелеть. Ты хотел попробовать что-то из нашей кухни, — он решительно подталкивает Джейсу тарелку, — это вкусно, поверь.       Если уж Виктор, относящийся к приему пищи как к обременительной необходимости, говорит «вкусно», рискнуть стоит однозначно. Джейс вцепляется в мясо зубами; жирный остро-сладкий соус течет по подбородку, челюсть сводит от неожиданной пряности, но в целом неплохо. Даже больше, чем «неплохо». Его партнер, сидя напротив, с откровенным наслаждением похрустывает крошечными хрящами, закусывая той самой сизой икрой, но Джейс помнит словосочетание «жабьи глазки» и благоразумно держится от нее подальше; а вот от Виктора взгляда оторвать не может.       Никогда прежде он не видел, чтобы друг был так доволен и расслаблен во время еды; а когда он в несколько глотков осушает половину кружки и сыто облизывает пенные усы, Джейс от всего сердца говорит:       — Мы можем ходить обедать на Променад, — он пробует пиво: слабое, солодовое, кислое, — там ты сможешь найти что-то себе по вкусу.       Ему нравится, когда у Виктора есть аппетит; из-за болезни — и, честно говоря, по многим другим причинам — такое происходит все реже.       А еще у этой рубашки Виктора— обычно он такие не носит — низкий воротник. И на его длинной, изящной шее тоже есть родинки; для Джейса это становится открытием. Взор Талиса то и дело возвращается к одной из них, той, которая чуть ниже адамова яблока: темная, аккуратная, чуть крупнее гречневого зернышка, она заставляет Джейса думать о… странных вещах.       Виктор задумчиво потирает нос.       — Дело не в предпочтениях, а в привычке, — негромко говорит он, — я часто ел подобное, когда был ребенком. Навевает воспоминания, — и он обводит забегаловку легким взглядом.       Джейс ерзает на месте.       — О чем вы говорили с этим мужиком? — с любопытством спрашивает он. — Ну, на своем.       Тонкий палец Виктора скользит по кромке пивной кружке.       — Это была старая зауновская шутка, — небрежно отмахивается он, — похабная, если честно. Он услышал мой акцент и предположил, что я из квартала Голубых Камелий. Почти попал, конечно, но все же…       Брови Джейса ползут вверх.       — Акцент?       — У нас нет фамилий, — терпеливо объясняет Виктор, — но по диалекту и произношению можно примерно понять, откуда человек перед тобой. Шахтеры окают, променадцы тянут шипящие, если слышишь слово «фильдеперсовый», то, вероятнее всего, говоришь с барахольщиком. Ты же никого, — он вдруг озорно сверкает глазами, — не встречал до этого с такой же речью, как у меня, м?       Джейс недолго размышляет, а потом качает головой. Виктор усмехается.       — Ну, значит, по проституткам не шатаешься, — и залпом допивает пиво.       Сначала Джейсу кажется, что он ослышался.       Потом до него доходит.       — Что?..       — Квартал Голубых Камелий — это район борделей, — бесцветно бросает Виктор, — я рос там при Рабочем Доме. Оттуда и акцент.       Челюсть Джейса отвисает, кажется, до самой столешницы.       — И когда ты собирался об этом рассказать?!       — Так ты не спрашивал, — но, видя, как опасно лезут глаза партнера из орбит, чуть настороженно уточняет: — Это что-то меняет?       — Да! То есть, — он прикусывает язык, — нет, но… — Джейс проводит рукой по взмокшим волосам. — Погоди, этот огр тебя, что, за шлюху принял?       Он уже готов вскочить на ноги, как крепкая рука хватает его за грудки.       — Джейс, — твердо говорит Виктор, — в Зауне к проституции относятся гораздо спокойнее, чем наверху. Расслабься. Это не было оскорблением или попыткой унизить — просто… м, предположение.       Джейс шумно выдыхает.       — Охренеть, — ворчит он, падая обратно и пытаясь упокоиться, — можно вот такие вещи на берегу проговаривать, а? И что же это: получается, — он тянется к пиву и цедит его мелкими глотками, — каждый из местных знает, откуда ты, стоит тебе только открыть рот?       — Ну да, — пожимает плечами Виктор, и Джейс не может сдержать горького:       — Один я, как придурок, должен из тебя информацию клещами вытаскивать. Вот за что ты так со мной, Вик?       К его немалому изумлению, Виктор тупит взгляд.       — Прости, — чуть виновато произносит он, — я все еще не привык, что тебе… ну, интересно.       Джейс непонимающе хлопает глазами. Кривится. Чувствует себя по меньшей мере мерзавцем.       — Мне интересно все, что связано с тобой, — просто, но искренне отвечает он, тянется вперед и поглаживает большим пальцем чужие костяшки, — и всегда было. Даже не сомневайся.       И снова, снова Виктор смотрит на него так: тоскливо-обреченно, с тонкой поволокой нежности. Глаза у него в такие моменты будто подсвечиваются изнутри: желтый оникс, не иначе. Он прокашливается и глухо говорит:       — Рад слышать, — но тон у него отчего-то слегка печальный.       Джейсу кажется, что он опять что-то упускает; он мычит и разминает плечо:       — Что ж, — нарочито бодро говорит он, — тогда заведем традицию: посиделки с этой таккой—       — Маттой.       — С ней самой, — легко соглашается Джейс, — с пивом и задушевными историями о прошлом. Буду конспектировать все твои грязные секреты, — он поигрывает бровями, и напротив весело хмыкают, — осталось только вернуться в Пилтовер.       Виктор выглядит несколько лучше после еды и отдыха; он задумчиво ведет языком по губам:       — Нам придется навестить старуху Ги, — он вздыхает, — я не планировал, но нужно объяснить ей, почему какая-то харчевня будет трясти с нее деньги. А еще она жуткая сплетница, — добавляет он чуть рассеяно, — уверен, она уже в курсе о каждом шаге мисс Кирамман.       Джейс озадаченно вскидывает брови.       — Кейт, вообще-то, миротворец, — замечает он, — она умеет быть неприметной.       Виктор выразительно фыркает.       — Джейс, — снисходительно говорит он, — я нисколько не умаляю способностей мисс Кирамман, но юная пош-аристократка, спустившаяся на Линии, все равно наделает шороху. Должно быть, она воспользовалась Фуникулером, — он трет подбородок, — можно попробовать…       — Не-а, — перебивает его Джейс, допивая пиво, — я уже спрашивал там, наверху. Скорее всего, та заунитка показала ей окольные тропы. Ну, для местных.       Тишина начинает напрягать Талиса секунд через сорок; он вскидывает взгляд и сталкивается с арктической стужей в глазах напротив.       — У Кейт, — тихо осведомляется заунит, — есть проводница?       Джейс сглатывает и осторожно кивает.       — Я не думал, что это важно, — пытается оправдаться он, но Виктор свирепо шипит:       — Твою мать, Джейс! Конечно, это важно! Одно дело, когда придурок-пилти шатается по Линиями и шумит, как слон в посудной лавке, — он отчего-то тыкает пальцем на Джейса, — и совсем другое, когда есть тот, кто за ним приглядывает! Да ее теперь неделями искать можно — Заун-то огромный!       Виктор с силой дергает себя за волосы и прячет лицо в ладонях, устало его растирая. Джейс молчит. В груди плещется обида: да, он облажался, но он не «придурок-пилти». Хотя некоторые его поступки доказывали обратное.       — Проводница Кейт последние шесть лет провела в Тихом Омуте, — негромко говорит он, — не знаю, как Кейт ее убедила, но, думаю, они нашли общий язык. Возможно, они сразу были откровенны друг с другом, — он не хочет звучать так укоризненно, но Виктор все равно фыркает:       — Да что ты. Нужно будет взять пару уроков, как встретимся, — и вдруг, странно вздрогнув, давится кашлем. Низким, мокрым, грудным, — его тело сотрясает пару минут, и когда он судорожно выдыхает и убирает кулак ото рта, сердце Джейса болезненно щемит: он видит кровь.       Виктор ловит его взгляд и раздраженно цыкает. Вытирает ладонь о накидку.       — Нам стоит ускориться, — сухо сообщает он, — у меня все-таки есть еще и свои дела.       — Какие?       И, разумеется, никакого ответа. Что ж — шаг вперед, два назад. Все как в настоящем исследовании.       — Так куда мы?       — К тетке Ги. В район борделей. Уверен, — злая усмешка, — после шести лет в тюрьме у проводницы Кейт будет желание его навестить.       Джейс поджимает губы. У него... плохое предчувствие.       И все-таки: зачем сам Виктор спустился в Заун?..