Le poids du monde

Габриэль сидел напротив Джордана, и его внутреннее спокойствие было лишь хрупкой маской. Всё, что случилось между ними недавно, ещё эхом звучало в его мыслях. Он пытался удержать лицо в безмятежном выражении, но напряжение, которое скрывалось за этой видимостью, не давало покоя. В голове постоянно звучал тихий голос, напоминавший о том, насколько рискованной была их связь. Начался обратный отсчет, и с ним — запись шоу. Джордан улыбался, его взгляд был направлен прямо на Габриэля. — Добрый вечер, господин премьер-министр. Габриэль выпрямился в кресле, стараясь, чтобы ни одно из чувств не отразилось на его лице. — Господин Барделла, добрый вечер.  Начались дебаты. Несмотря на бурю желаний, бушующую внутри него, несмотря на все чувства, которые Джордан вызывал в его душе, Габриэль не забывал свою цель. Победить. — Это полный абсурд. Джордан лишь улыбнулся и слегка наклонил голову, словно размышляя над сказанным. — Вы говорили то же самое и на наших предыдущих дебатах, господин Атталь, — заметил он, и в его голосе прозвучала лёгкая насмешка. Габриэль ощутил, как внутри него нарастает раздражение, но улыбка не дрогнула на его лице. — Верно, потому что ваши идеи с тех пор абсолютно не изменились. Они остаются такими же абсурдными, дискриминационными и противоречащими ценностям нашей страны. Он увидел, как напряглась челюсть Джордана, но тот сохранил свою улыбку, хотя в его глазах сверкнуло раздражение. — Вы в плохом положении, чтобы говорить о ценностях, господин премьер-министр, — продолжил Джордан. — Ваши союзы с крайне левыми, ваша партия... вы — лжец. Габриэль поднял бровь, на его лице появилась та самая ухмылка, которую Джордан когда-то сказал, что ненавидит. Пока тот продолжал говорить, Габриэль решился прервать его на полуслове. — Когда я назвал вас лжецом, вы говорили что я проявил неуважение. — Главный... — Джордан замер, и на его губах мелькнула лёгкая улыбка. Тон его голоса заставил Габриэля вздрогнуть. — Одно очко в вашу пользу. Габриэль сжал пальцами край стола, чувствуя, как напряжение нарастает. Джордан делал это намеренно, и, хотя он раздражал Габриэля до безумия, тот не мог не улыбнуться в ответ. Это был его способ скрыть эффект, который Джордан оказывал на него. Дебаты продолжались. Каждое их слово было пропитано скрытыми намёками, каждая реплика — колкостью. Но они не могли перестать улыбаться друг другу, и эта странная, нервная игра добавляла напряжения. Оба знали, что на кону стоит нечто большее, чем просто политическая победа. Но никто из них не сдавался. Габриэль был уверен в своём превосходстве. Он видел, как Джордан сжимает челюсти каждый раз, когда Габриэль наносил удар, как тот меняет положение на стуле. Возможно, близость к этому человеку вывела его из равновесия. Но в этом поединке Габриэль был готов бороться до конца. Потому что здесь, на политическом поле битвы, он был главным. И Габриэль не мог не гордиться собой. Он с восхищением наблюдал за реакцией Джордана — за тем, как тот слегка запинался, когда премьер-министр затрагивал деликатные темы, как пытался возвращать каждую дискуссию к иммиграции. Этот спор забавлял его. Когда ведущий объявил об окончании дебатов, Габриэль даже испытал лёгкое разочарование. Камеры погасли, микрофоны были убраны, и он увидел, как Джордан встал и подошел ближе. В его глазах сверкали гнев и возбуждение от дебатов. Он протянул руку, глядя на Габриэля сверху вниз, пока тот всё ещё сидел в кресле. — Прекрасные дебаты, господин Атталь. Значит, этот человек перестал использовать почетные титулы? Должно быть, его серьёзно задело поражение. Это только еще больше позабавило Габриэля. Он медленно встал, сократив расстояние между ними, и с победной улыбкой ответил:  — Спасибо, взаимно, господин Барделла. У Габриэля возникло чувство дежавю. Их диалог напоминал предыдущие дебаты, но напряжение между ними было теперь вдвое, а то и втрое сильнее. Они пожали друг другу руки, соприкосновение их кожи вызвало электрический разряд в каждом из них. Их взгляды встретились и не отпускали друг друга, как будто весь мир вокруг перестал существовать. И Габриэль мог бы отдать все, что ему было дорого, чтобы прожить этот момент ещё несколько десятилетий. Но вдруг он почувствовал, как рука Джордана напряглась в его ладони, взгляд почернел, и на секунду ему даже показалось, что он ахнул. Его глаза теперь были прикованы не к Габриэлю, а к чему-то за его спиной. Габриэль медленно обернулся, недоумевая, что могло так потрясти его собеседника. Он увидел мужчину лет пятидесяти, стоявшего со скрещенными на груди руками и не отводившего взгляда от Джордана. Взгляд был напряжённым и пронизывающим. Он вдруг почувствовал, как Джордан резко отдернул свою руку от его, словно его обожгло прикосновение старшего. Он медленно отступил, даже не глядя на Габриэля. Казалось, он был где-то в другом месте, не сводя глаз с незнакомца, как загипнотизированный..  — Джордан. Раздался голос мужчины, и Габриэль едва не вздрогнул, настолько холодным был его тон. Премьер-министр лишь посмотрел на стоявшего перед ним человека и, казалось, увидел, как тот сглотнул, услышав свое имя в устах незнакомца. Мужчина приблизился, и Габриэль ощутил, как воздух в комнате внезапно похолодел. Когда незнакомец перевёл взгляд на Габриэля, тот почувствовал, что его осматривают с головы до ног, его глаза были пронзительными, холодными и синими. Затем он протянул ему руку, прежде чем улыбнуться. Но Габриэль чувствовал, что в этой улыбке не было абсолютно ничего искреннего. Он посмотрел на руку мужчины, прежде чем сжать ее, его хватка почти причинила ему боль.  — Добрый вечер, премьер-министр, приятно познакомиться. Габриэль кивнул, хотя он полностью потерялся в ситуации. Он все еще был правительственным человеком, и он знал, как сохранять каменное лицо на публике.  — И вам добрый вечер, господин..? Мужчина улыбнулся ему, его глаза, казалось, анализировали Габриэля. — Господин Барделла.  Что? Габриэлю потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить услышанное. Его взгляд переместился на Джордана, стоявшего рядом, который всё ещё не двигался, глаза его были прикованы к человеку, державшему руку Габриэля. Похоже, незнакомец заметил недоумение премьер-министра и взял на себя инициативу ответить на его молчаливый вопрос. — Я отец Джордана. Ох.  Габриэль почувствовал себя глупо. Конечно, он был его отцом. Он должен был сразу это понять: ямочки, цвет волос, телосложение, рост. У них было много общего. Габриэль даже мог сказать, что Джордан очень похож на его отца. Он улыбнулся, кивнув, и наконец ответил на рукопожатие. — Приятно познакомиться, господин Барделла. Рад встрече с вами. — Взаимно, господин Атталь. О вас сейчас много говорят. Габриэль тихо рассмеялся, слегка пожав плечами. — Что ж, работа обязывает, — ответил он с лёгкой иронией. Однако прежде чем он успел продолжить, он заметил, как рука Джордана крепко легла на плечо его отца. Габриэль не мог почувствовать силу этого прикосновения, но по напряжённым пальцам было видно, что хватка была недвусмысленно сильной. Голос Джордана прозвучал холодно и категорично: — Папа, пойдём. Не будем больше отвлекать премьер-министра. У него, наверное, много дел. Габриэль хотел было сказать, что не спешит и был бы рад продолжить разговор, но взгляд Джордана заставил его замолчать. В его глазах читалась мольба, но в глубине прятался гнев. Что здесь происходит? — Ты прав, мы уходим, — тихо произнёс отец, кивнув. — Желаю вам хорошего вечера, господин Атталь. Габриэль вежливо кивнул в ответ, пытаясь сохранить на лице спокойную улыбку. — Спасибо, господин Барделла. Удачной дороги. С этими словами старший Барделла вышел из комнаты, оставив Габриэля наедине с Джорданом. — Джор... Он даже не успел договорить, как Джордан последовал за отцом, не удостоив Габриэля ни одного взгляда. Как он мог так его игнорировать после всего, что произошло между ними? Габриэль не знал, что скрывается за этой странной сценой, но одно было ясно: в семье Барделла творилось что-то неладное.

***

Кулаки Джордана были сжаты до боли. Как он посмел появиться на его рабочем месте? В груди бурлил гнев, заслоняя все остальные эмоции. — Могу ли я узнать, что ты здесь делаешь? Он не терял ни секунды, его голос пронзил воздух как раз в тот момент, когда он оказался наедине со своим отцом в коридоре. Тот продолжал двигаться вперед, вынимая сигарету из кармана, прежде чем зажечь ее.  Мы даже еще не снаружи, серьезно, он мог бы подождать. Наконец, они добрались до заднего выхода. Старший Барделла резко открыл дверь, затем остановился и, повернувшись к сыну, заговорил с явной насмешкой:  — Какое тёплое приветствие. Джордан с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза. У него не было времени на такие разговоры. Он хотел ответов.  — Хватит ходить вокруг да около. Я не отвечал на твои звонки, поэтому ты пришел сюда? — Мне не нравится, когда ты меня игнорируешь, и ты это знаешь. Джордан не успел открыть рот, как мужчина продолжил говорить, затягиваясь сигаретой, и выпустив клубы дыма, которые заволокли воздух между ними. — Ты не был полностью вовлеченым в эти дебаты. Ну, я даже не знаю, можно ли это назвать дебатами. — На что ты намекаешь? — Я ни на что не намекаю, я говорю тебе прямо, Джордан. Ты был плох, честно говоря, я ожидал от тебя лучшего. Если твои дела пойдут и дальше так, то тебе лучше подумать о работе в моей компании. Джордан не показывал этого, но слова отца пронзили его сердце. Он прекрасно знал, что от отца не дождёшься похвалы. — Габриэль Атталь — серьёзный противник, ты сам это знаешь, — ответил он, стараясь сохранить спокойствие. Отец, раздражённо закатив глаза, затушил сигарету о стену, прямо рядом с рукой Джордана. Тот сглотнул, устремив взгляд на едва тлеющий окурок. Воспоминания попытались ворваться в его сознание, но он быстро отмахнулся от них, сосредоточившись на их разговоре. — Жаль, но он всего лишь мальчишка. Да, он старше тебя, но разве я не учил тебя, как обращаться с такими людьми? Его отец подошел к нему, глядя ему в глаза, не отводя взгляда. — Или ты был слишком сосредоточен на его губах, чтобы как следует выполнить свою работу? Джордан почувствовал, как у него на секунду перехватило дыхание. Отец видел его насквозь, как открытую книгу. — Он, конечно, милый, — продолжил старший Барделла, отступив на шаг, — но тебе нужно быть осторожнее в своих поступках. С этими словами он толкнул дверь, но прежде чем уйти, бросил фразу, которая могла бы довести Джордана до бешенства, если бы они не находились в публичном месте: — Было бы глупо, если бы с ним что-то случилось только потому, что ты не смог вернуться на правильный путь. Дверь закрылась за отцом, оставив Джордана одного во дворе, с сердцем, бешено колотящимся в груди. Эти слова, прозвучавшие как явная угроза, эхом отдавались в его голове. Он знал отца лучше, чем кто-либо, и понимал, что тот никогда не бросает слова на ветер.  Это было предупреждение.  Предупреждение о том, куда могут завести его собственные чувства.