(Не)Спаси меня.

      Вообще-то Лила позвала ее для рассказа трагичной, местами душещипательной истории становления героини, а не для того, чтобы Маринетт пялилась в клетку с несчастным хомяком и тяжело вздыхала, прямо как последняя мученица на Земле. Мелкий злой клок шерсти прыгал от одной решетчатой стенки к другой в бесславной надежде цапнуть швею за палец, но это совершенно не радовало Дюпэн-Чэн. Росси хмыкнула. Обычно ее подруга прибывала в полном восторге от взаимодействия с хомячком, но сегодня явно что-то пошло не так. Лила даже знала, что конкретно, но говорить об этом не спешила. Не хватало, чтобы Мари подумала о шпионаже!       Свежая томатная паста вдоль и поперек пропитала собой спагетти, единственные приличные пачки которых в торговом центре оказались придавлены под килограммами чистого суррогата. Милые маленькие тефтели, чистый полуфабрикат, но приемлемый на вкус, располагались чуть в стороне от основного блюда. Аппетитные, покрытые дурманящими специями и зеленью, эти мясные крошки прямо-таки просились в чужой рот. Про себя Лила извинилась перед предками, чей завет «не смешивать мясо и спагетти» был так жестоко нарушен. Росси не могла ничего с собой поделать. Голод, буянивший целый день, срочно требовал утоления. Стоящая рядом хлебная корзинка, небольшой «привет» с родных земель, тоже притягивала к себе жадный взор. Лила была так голодна, что даже не особо любимый хлеб воспринимался как нечто, что вполне могло сгодиться в качестве основной пищи на весь день.       Будь проклят чертов скульптор! Будь проклят Клод! Будь проклят очередной папаша, засевший в своем логове также плотно, как крыса заседает в своем гнезде!       Кроме голода Росси чувствовала почти физическую потребность поделиться событиями этого дня. Маринетт, недовольно жмущая губы и торчащая возле хомяка, на диалог особо не настраивала, что несколько раздражало. За своими раздумьями Дюпэн-Чэн не видела главного. Она не видела своей подруги, чьи щеки розовели сильнее обычного. — Если ты сейчас не сядешь, я начну есть без тебя, Мари! — Да-да, конечно.       С закутка хомяка Маринетт вышла с еще более мрачным лицом. К привычному чувству внутреннего дискомфорта прибавилась не черная, но все же тяжелая и неприятная зависть. Ей, вот, хомяка завести родители так и не разрешили. Едва глаза швеи столкнулись с порцией на тарелке, как внутренний настрой испортился окончательно. — Лила, я… Я столько не съем. — Съешь. — Росси протянула вилку и стопку салфеток. — Что-что, а пасту я всегда готовила просто divinamente! Помнишь принца Али? Когда он ее попробовал, он рухнул ко мне на колени и сделал предложение. Моему папе пришлось неделю отбиваться и говорить, что мне только четырнадцать! Потом срочно пришлось лететь в соседнюю Индию, чтобы не развязать войны.       Стало даже как-то гаже. Маринетт нерешительно взяла вилку. Стоило ее пальцам коснуться металла, как Лила проткнула свои спагетти и с жадностью стала их наматывать на зубцы. Четко, спокойно и без лишних телодвижений, Лила принялась есть. Вроде спокойно, не теряя достоинства, но при этом с такой неистовостью, что Маринетт опять ощутила укол стыда. Она слишком долго стояла у чужого хомячка, чем невольно раззадорила чужой голод. Неприятно. — Мне…кхм… надо столько всего тебе рассказать! — Мгновение и спагетти, тщательно намотанных на металлические зубцы, словно и не было вовсе. Лила облизнулась. — Так говори. — Маринетт наклонилась к своему блюду и поняла, что съесть это, не поставив пару томатных пятен на футболке, будет затруднительно. — Так я не могу нести радость в мир, пока ты сидишь с такой кислой миной, gioia mia! Ну же, расскажи мамочке Лиле то, что тревожит тебе душу…       «…и дай мне лишний повод посмеяться над тем неудачником!» — Росси улыбнулась. От того, чтобы доверительно взять Маринетт за руку, тем самым говоря, что все хорошо, Лилу останавливала лишь еда. Маринетт сомневалась. Лила ясно видела, как глаза подруги бегают из угла в угол. Видела, как швея отчаянно цеплялась взглядом за предметы интерьера и как вздрагивала всякий раз, когда противному хомяку думалось пробежаться от одного угла клетки в другой. — Ну же, Мари, я вижу, что с тобой не все в порядке. Давай, говори, тут можно…       Лила на многое не надеялась. В ее представлении жизнь Маринетт не пестрила особыми красками. Ну, подумаешь, родительское недопонимание и желание навязать свою волю касательно будущего. Тоже мне, новость. Никогда такого не было и вот опять! Школьная возня также не впечатляла, особенно сейчас, когда сама Росси заметно поднялась в плане проведения досуга. Сейчас, когда маски оказались сорваны, всякие, даже самые страшные проблемы Дюпэн-Чэн меркли на фоне чужих геройств и неизменного риска, что за ними стоял. Но, даже так, Лила была готова выслушать и поддержать. Особенно с пастой под носом. — Это был сумасшедший день. — Наконец, собравшись с мыслями, произнесла Маринетт. Впрочем, с каждым новым словом невидимый градус отчаяния начал подниматься вверх. Очень быстро обыкновенная исповедь превратилась в крик о помощи. — Я думала, что умру. Не по-настоящему, конечно, но морально. Несколько раз. Сначала Натаниэль и Клод поссорились, поэтом началась эта возня с альбомами. Еще мадам Бюстье говорила что-то про журнал? А я что?! Я так до конца всего не поняла. По поводу и без бегаю к Клоду, а она, главное, у меня что-то спрашивает. А я молчу, прямо как дурочка! И еще папа… Пекарней должен кто-то заниматься! Но я не хочу! Я не продавец. Я не умею торговать! А Макс… Господи, еще ничего не известно по поводу фильма, но он так наседает, и я не знаю, что можно ответить. Еще месье Агрест и та история! — Господи, Мари, ты сейчас разрыдаешься! — Лила спешно плеснула в кружку воды и протянула ту швее. — Так, дыши. Первые несколько жалоб я поняла, но что с последним не так?       Стоило фамилии потенциального свекра прорезать воздух, как сердце налилось кровью. Маринетт как-то обреченно шмыгнула носом и полезла в телефон, после чего протянула его подруге. Там, на весь экран, уже увитый трещинами, виднелся заголовок статьи: «Конец модного гения?!» и красноречивая, пусть и весьма грустная фотография. — Боги… Что это за безвкусица?!       В горле даже пересохло. Лила, не веря своим глазам, уставилась на снимок. Адриан, ее милый и славный Адриан, щеголял по подиуму в чем-то неописуемо ужасном. Слишком неудобное изделие для повседневной носки, но при этом недостаточно сюрреалистичное для части концептуальной моды. — Его новые наряды. — От внутреннего отчаяния и общей разбитости хотелось реветь. Вообще от всего хотелось реветь. Отчасти Маринетт винила погоду, стоящую за окном. Тяжелое серое небо убивала всякие зачатки хорошего настроения. Плюс клонило в сон. — Понимаешь, это его новая коллекция! — Ладно, сделаем вид, что этого не было. — Лила быстро выключила чужой телефон и отложила его в сторону. — Просто у него сложные времена. Знаешь ли, у всех бывают свои взлеты и падения.       Не смотря на внешнее спокойствие, было видно, что объяснение Лиле далось с великим трудом. Росси спешно отпила воды, а Маринетт показалось, что за эти доли секунды в ее жизни стало на одну причину меньше, чтобы идти вперед. Откровенно больно и жалко было смотреть на то, что Габриэль Агрест, именитый дизайнер и просто икона в своих кругах, преподнес в рамках новой коллекции. Небожитель, если он опустился до чего-то такого, то что стоит ждать самой Маринетт в будущем? Все же его союз с Одри Буржуа оказался действительно эпохальным и оставил неизгладимый след на индустрии. Оттого было больнее видеть то, что происходило сейчас. — А что насчет тех придурков? — Как бы невзначай поинтересовалась Лила, вернувшись к пасте.       Отвечать Маринетт не стала. Лишь раздосадовано махнула рукой, как бы говоря, что все очень плохо. Итальянка разочарованно вздохнула, но давить не стала. Трапеза некоторое время продолжалась в тишине. Слышался лишь скрежет вилок, да возня хомячка. — В следующий понедельник делаем фотографию для школьного альбома. — А не поздновато? — Лила облизнула губы. Весть ей определенно понравилась, но все же любопытство не давало покоя. — Обычно такое делают либо в начале, либо в конце года.       Маринетт неопределенно махнула рукой. Спагетти, к слову, действительно оказались хороши. Если Лила готовила их сама, не прибегая к посторонней помощи, то Дюпэн-Чэн была готова отвесить той поклон. Паста оседала на языке пряностями и далекими южными травами, ужасно редкими для Франции. В Италии Дюпэн-Чэн бывать не приходилось, но в этот самый момент ей показалось, что это было не так. Маленький кусочек солнечных земель прямо сейчас засел где-то в глубине души. Ну, или желудка. — Хотя, кто вас французов разберет? — Лила хихикнула, мысленно вспоминая всех хороших парикмахерш поблизости. — Но спасибо, что предупредила. Я подготовлюсь. Я так хорошо подготовлюсь, что челюсти некоторых персон свалятся на пол. — Это просто школьный альбом. — При этом лицо Дюпэн-Чэн стало даже мрачнее, чем это было. Поднятая тема не вызывала ничего, кроме боли в одном конкретном месте ниже пояса. — Не нужно так сильно суетиться. — Ой, да я и тебя накрашу, carina. Не переживай. Обещаю, мы будем смотреться двумя звездочками на фоне этих деревенщин. Мне как раз один бренд прислал палетку на пробу за съемки в журнале. Уверена, там и для тебя найдутся оттенки.       Маринетт кисло отмахнулась. То определение, данное Лилой в сторону других одноклассников, покоробило, но смысл имело. На ее фоне действительно миловидные девушки превращались в совершенно обычных девиц даже тогда, когда Росси не красила лицо. Дюпэн-Чэн тяжело вздохнула. То, как она сама выглядела рядом с блистательной подругой, было чем-то слишком очевидным, чтобы расстраиваться или обижаться. Швея привыкла, поэтому вопрос собственной красоты ее практически не волновал. Все равно не получится на пленке. — Джулика фотографироваться не хочет.       «Это кто?» — Правда?! — Лила практически с неподдельным удивлением раскрыла рот. Лицо названной одноклассницы все еще не всплыло в голове окончательно, но Росси уже вооружилась. — Как так? Альбомы — это память!       Иногда их мысли сходились. — Так и я же говорю: Альбом — это память! — Маринетт надула щеки и разочарованно цокнула. — А она: «Нет, я не получаюсь. Я не хочу. Я не буду».       Лила пожала плечами. — Ну, не будет и не будет. Многого без ее мордашки снимок не потеряет. — Это неправильно! — Дюпэн-Чэн насупилась. — Фотографии — это действительно память. В следующем году нас может раскидать по разным классам, и мы никогда больше не сойдемся. Да и некрасиво, когда на снимке есть все, кроме тебя.       Высказывание вышло спорным. Лила могла поклясться, что хуже фотография от отсутствия одной серой мыши уж точно не будет. Но, даже так, Росси похлопала Дюпэн-Чэн по плечу и сочувственно покачала головой. — Не все думают так же, как и ты, bimbo mio. Если не хочет фотографироваться — ее право. Больше места будет для таких красавиц, как мы с тобой.       Дюпэн-Чэн даже не улыбнулась. Наоборот, лицо ее стало лишь более хмурым. Остатки ночного кошмара тяготили душу, а неприятности наяву лишь сильнее отравляли общий настрой. Маринетт вдруг ощутила себя невероятно выжатой. — Так, не хмурься за столом! — Конечно, мама.       Лила едва не поперхнулась воздухом, а Маринетт быстро наколола вилкой тефтелю и засунула ту в рот. Та, как и ожидалась ранее, оказалась по вкусу ничуть не хуже самой пасты. Про себя швея даже подумала, что реши Лила штурмовать неприступное сердце Адриана этим чудесным блюдом, то половину проблем запросто можно было бы решить, не прибегая к насилию. — Мари, это ее проблемы. — Росси отпила немного воды. — Ты не должна бегать за ней и уговаривать. — Но я ведь староста!       И все же Буржуа был прав, когда говорил, что Маринетт придает этому большое значение. Лила закусила губу и принялась вилкой разгребать маленькие кусочки спагетти. Терпеливо, прямо как старшая сестра, разжевывающая простые истины, Росси проговорила: — Именно. Староста. Не мамка. Староста. Твое дело предложить, а ее… — Это неправильно. — Маринетт стукнула пальцем по столешнице. — Точнее, она хочет сфотографироваться, но у нее обычно ничего не получается. И вообще, я не знаю, что именно делать! На фотографии должны быть все, но и Джулеку я не хочу обижать. Сложно!       Более глупой причины Лила еще не слышала. — Ладно, хватит о ней. — Росси миролюбиво улыбнулась, отчаянно борясь с дерганьем глаза. Искать проблемы на ровном месте Маринетт умела блестяще. — У тебя так из головы пар войдет. Лучше съешь еще фрикадельку и угадай где я была все эти дни.       Ах, да, ее подруга Вольпина. В свете последних событий как Маринетт вообще могла об этом забыть? Дюпэн-Чэн мрачно накрутила спагетти на вилку и исподлобья взглянула на одноклассницу, чье лицо едва ли не светилось от радости. — Эм… Спасала котиков с деревьев? — Фью, не люблю котов. — Лила отмахнулась. — Как-то на патруле один такой блохастый мне чуть все лицо не расцарапал.       Тогда Клод разозлился особенно сильно. Росси окинула беглым взглядом руки, про себя думая, что нужно будет привести ногти в порядок. Кое-где требовалось косметическое вмешательство. Срочно. — Тогда бабуль через дорогу переводила? — Ладно, не буду тянуть блохастого за хвост. — Тут же спокойствие исчезло под натиском радости. — Мари, я позировала для скульптуры! Короче, да! Меня отольют из металла, представляешь?!       Слухи о том, что мэрия выделила бюджет для статуи национальных героев, витали в воздухе еще с самого начала зимы, но кто мог подумать, что все действительно сдвинется с рамок обычного обещания? Маринетт растерянно заморгала. Радостное лицо Лилы больше походило на солнце, способное разогнать все тучи.       Маленький, едва ощутимый укол зависти пришелся на сердце, но Дюпэн-Чэн выстояла и даже улыбнулась. Швея была и рада услышанному, и немного опечалена этим. Чувство собственной неполноценности резко обрело силу. Красавица, отличница и героиня Лила оттеняла собой просто хорошистку, просто вроде бы хорошенькую обычную девчонку Маринетт. — Можно вопрос?       Лила была готова хоть к уйме вопросов. От того как именно она пришла к бытию в роли Вольпины до принципа работы камня чудес. Конечно, ответы обещали быть максимально туманными, но все же Росси всю ночь смаковала всевозможные ситуации. На любой, пусть даже самый каверзный вопрос, уже был готов примерный сценарий. Дело было за малым: дождаться, когда Маринетт соберется с духом и обнажит свою душу. Ей, наверное, до безумия было интересно услышать, что же Лила ей сумеет сказать. От этого интереса бедняжка наверняка и уснуть толком не смогла! Вон, какие круги под глазами!       Лила Росси была готова ко всему. Ко всему, кроме… — Почему я? — Ась?       Маринетт провела языком по резко обсохшим губам. Тот вопрос, который мучил ее с самого первого дня знакомства, все же вылетел из глотки. Пальцы схватили стакан с водой так сильно, как только Дюпэн-Чэн могла. Лицо Лилы сделалось совсем потерянным. Росси бестолково хлопала глазами, старательно пытаясь обдумать услышанное. — Что, ca-кхм-милая?       Стало как-то страшно. Маринетт сглотнула и отчаянно возжелала повернуть время назад, чтобы закрыть себе рот раз и навсегда. Но, с другой стороны, когда, если не сейчас? Сердце гулко забилось в груди. Его стук покрывал собой каждое слово, что норовило сорваться с губ. Это, судя по всему, был отличный шанс, чтобы все прояснить. Сжавшись, Маринетт выпалила: — Почему из всех ты выбрала меня?! Не Роуз, не Аликс, не Джулику, не Алью или Милен, а меня?!       От вопроса сквозило отчаянием и Лила, сама того не ожидая, растерялась. К такому итальянку явно не готовили. Все те, кто был до Маринетт, даже не думали, что они находятся не на своем месте. Они просто счастливо принимали плоды дружбы, а позднее не менее счастливо пожинали вражду.       Лила заерзала на месте. Она, признаться честно, раньше даже и не задумывалась об этом. — Ну, ты мне…понравилась?       На фоне крашеной карлицы, полной коротышки со шваброй на голове, готки-приведения и пищащей садистки с шилом в одном месте Маринетт казалась чем-то вроде глотка из мира адекватности. Про Алью речи не шло вовсе. В ней с самого начала было не разглядеть ничего такого, что могло бы ее зарекомендовать как хорошую подругу или, на крайний случай, хорошую исполнительницу мелких поручений. — Можешь мне не верить, но едва я тебя увидела, как тут же поняла, что это судьба. — Росси склонила голову в бок. Маринетт занервничала. Темно-зеленые глаза итальянки как-то странно блеснули. — Ты тоже мое destinazione. Как только я тебя увидела, так сразу поняла — судьба. Знаешь, иногда мне даже кажется, что мы как раз были рождены для встречи друг с другом.       И это было правдой. Лиле действительно так показалось. Иначе как еще можно объяснить, что именно Маринетт зашла настолько далеко? Итальянка смотрела прямо вперед, а Дюпэн-Чэн смутилась. Сказанное пробралось прямо под кожу. — А как же Адриан? — Я умею делить парней и подруг. Он — любовь всей моей жизни, а ты… — Росси запнулась. Действительно, по лицу Маринетт тянула либо на смертного врага, либо на друга до гроба. Выбор итальянки упал все же на второе. — А ты мой самый дорогой друг, Мари. И я горжусь этим. Кстати, а какие у тебя планы на воскресенье?       Маринетт неопределенно повела плечом. Щеки ее предательски рдели. Более приятных слов в свою сторону ей слышать не приходилось. Из планов у швеи был лишь крепкий, совершенно здоровый сон. Если повезет, родители ее даже не будут припахивать к прилавку и позволят убить выходной на себя. Дюпэн-Чэн мало хотелось покидать пределы собственной обители, но глаза Лилы, загадочные мерцающие на миловидном лице, явно намекали, что лучший исход плана придется подкорректировать. — В воскресенье Вольпине, то есть мне, поставят монумент. — Резко, не предупреждая, Росси схватила подругу за руки. Тонкие смуглые пальцы переплелись с бледными пальцами Маринетт. — Ты ведь сходишь, чтобы на это посмотреть?       Дюпэн-Чэн все еще думала о доме. О розовых стенах, чистом постельном белье и книжке, которую требовалось дочитать уже которую неделю. На ум пришли и куски ткани, нитки, карандаши и скетчбук. Воскресенье, день, имевший все шансы превратиться в самый продуктивный период, начал ускользать из-под носа.       Заметив, что Маринетт медлит с ответом, Лила, казалось, все поняла. Пальцы ее ослабли, а губы дернулись в едва уловимой усмешке. Вот же черт! — Он тебя успел пригласить? — М? «Он»?       Не то смешок, не то вздох удивления разбух в груди. Лила присмотрелась. Маринетт, простая, как монета, удивленно хлопала глазами, явно ничего не понимая. Росси с трудом не рассмеялась в голос. Все же ее напарник был редким кретином, раз упустил такой шанс. Но, с другой стороны, при ином стечении обстоятельств Росси не сумела бы ему насолить. Клод, редкий слепец и человек, лишенный всякого романтического чутья, воистину упустил удивительную возможность. — Ничего… Это так, сорвалось. — Хватка усилилась. Словно невзначай, аккуратно и почти опасливо, Лила начала массировать пальцем чужое молочно-белое запястье, покрытое сетью синяков разной степени давности. — Просто, мне бы хотелось, чтобы из всей толпы хоть кто-то знал, что я — это я. Мари, никто, кроме тебя не знает, кто именно скрывается под маской Вольпины. И…       Росси резко притихла. Странное, почти забытое чувство потерянности ударило в голову. Ее палец соскользнул. Мягкая подушечка прошлась вдоль измученной кожи. Только сейчас итальянка поняла, что голос ее задрожал, и в дрожи этой предвкушения было столько же, сколько меда водится в дегтярных бочках. Лила Росси боялась дня своего величайшего триумфа. — Буду стоять в первых рядах. — Маринетт, которая только недавно мялась от нерешительности, уверенно посмотрела в глаза подруги. — Ты еще пожалеешь, что позвала меня. — Что-то мне подсказывает, что нет. — Тепло разлилось вдоль всего тела. Лила звонко засмеялась. Впервые за долгое время она почувствовала себя хорошо.