(Не)Спаси меня.

      Вообще семейство Буржуа было странной ячейкой общества и Плагг, видит Ктулху, это понимал как никто иной. Тысячи владельцев и сотни семей, от каменного века вплоть до времени стеклянных высоток, находились в поле зрения черного квами с разной временной продолжительностью. Кто-то держался в роли Кота смехотворные сутки, кто-то же носил талисман на пальце ни одно десятилетие. Да, семьи Плагг видел разные, но ни одно из увиденных семейств не имело ничего общего с четой Буржуа.       Смотря на Клода, что метался по номеру со скоростью урагана, Плагг поймал себя на мысли, что ему искренне жаль этого странного мальчишку. Нет, жалость эта не очищала совесть новоявленного хозяина от налета всех тех мерзких поступков, что были им совершены, но, с другой стороны, а мог ли Клод вообще стать иным человеком с такой почвой под ногами? Вряд ли. — Ты чем вообще занимаешься? — Лениво поинтересовался черный квами, пережевывая предложенный сыр.       Клод промолчал. Пять минут назад юный Буржуа раскидал все подушки, перевернул кресла, вытолкнул с полок шкафа немногочисленные книги и, о Боги, повалил этот самый шкаф! Правда, предварительно вытащив оттуда все более-менее ценные предметы, но все же! — Слушай, Клаус — это не такое уж и дурное имя. — Ехидное хихиканье вырвалось непроизвольно, но Плагг о нем жалел не очень-то сильно. Пренебрежение родной матери — это меньшее наказание, которое Буржуа заработал на свою шею.       Сын мэра приостановил разрушительную деятельность и резко повернулся в сторону Плагга. Наверное, будь квами младше на несколько тысяч лет, он бы испугался взгляда хозяина. Губы Клода задрожали. Юноша предупреждающе качнул головой, после чего сорвал со стены картину. Полотно, наверняка имевшее некую творческую ценность, рухнуло на пол.       И снова ничего…       Гнев уступил место разочарованию. Клод осмотрелся. Номер, перевернутый вверх дном, выглядел до удручающего нормально. Никакого сейфа вмонтированного в стену, никакого тайника или полости в полу. Ничего, что могло бы пригодиться в сокрытии талисманов. Отчасти хотелось реветь от такой несправедливости. Почему архитекторы в Гранд-Пари не озаботились созданием тайных закутков? Клод вновь осмотрел номер. Нетронутыми остались лишь персиковые шторы, закрывающие «стену безумия». Записи, к слову, тоже нужно было скрыть. И чем быстрее, тем лучше. — Информация для маминых бунтарей: чтобы чувствовать себя лучше, не обязательно крушить все подряд. Достаточно съесть кусочек сыра, чтобы все наладилось. — Ммм… — Буржуа рухнул на голый пыльный пол и осмотрелся. Разруха в номере до страшного отображала все то, что прямо сейчас творилось в душе. — Дико интересно, как твой поганый сыр поможет избавить моего дорогого родителя от привычки шастать в чужих вещах?       То, что здесь побывал Андре, Клод практически не сомневался. Уж больно странно были расположены некоторые вещи. И если расположение подушек мало что значило и могло остаться незамеченным, то таинственное перемещение любимого плюшевого медведя с одной стороны кровати на другую уже выглядело как полноправное заявление. Кроме медведя обыску подвергся письменный стол. Школьные тетради, обычно лежащие в творческом беспорядке, по прибытию Буржуа все тем же таинственным образом оказались сложены едва ли не по методичке. Отец (а это был точно он), мало того, что позволил себе рыться в чужих вещах, так он еще и намеренно оставил здесь следы собственного пребывания, чтобы Клод точно знал — за ним следят.       Буржуа искренне не знал на что ему стоит злиться больше. На нос родителя, слишком длинный, чтобы быть правдой или на текущее положение. По ощущениям это напоминало жизнь в стеклянной банке. Что бы ты не сделал, куда бы ты не пошел — глаза Большого Брата все равно будут взирать свысока, зная о каждом совершенном действии. Это серьезно напрягало. Родной номер больше не ощущался безопасным пристанищем. В любой момент стоило ожидать непрошенного вторжения.       Нет, в этом месте камни просто не могут находиться в безопасности. Но если не здесь, под носом Клода, тогда где можно их скрыть? Буржуа закусил губу. Глаза его проскользнули вдоль умилительных фарфоровых утят, привезенных кем-то откуда-то очень и очень давно. Нет. Не подходит. Клод присмотрелся к матрасу. Ну, а что? Это же идея! Можно расстегнуть чехол, сделать надрез и… Не выйдет. Матрасы же чистят! Не хватало только того, чтобы слишком любопытная горничная случайно нашла чудесную шкатулку и решила примерить оттуда украшение. — Безнадежно… — Прошептал Буржуа. — Это все совершенно точно безнадежно.       «Повзрослей уже!».       И голос матери, тот самый, который обычно вселял самый сильный страх, дал подсказку. Что ж… А ведь это идея. Сам себя не помня, Клод поднялся на ноги и подошел к желтому медведю, верному другу и самому лучшему помощнику.       «Да, мама.» — Канцелярский нож, тот самый, который некогда принадлежал Маринетт, неожиданно оказался зажат меж пальцев. Его острое лезвие осторожно прикоснулось самым длинным краем к плотному заводскому шву на солнечно-желтой спине. Черт, а ведь раньше Клод скорее сам удавился, чем позволил бы игрушке пострадать. Руки мелко затряслись, но это не было огромной проблемой. Вдох-выдох, да, как говорил психолог. Отчет до десяти, мысли о садах Японии и никакой боли. – «Мне действительно пора повзрослеть». — Парень ты что творишь?!       Послышался треск. Заводской шов расползся по сторонам, оголяя белое набивное нутро…

***

      Все имеющиеся камни, кроме талисманов Поллен, Плагга и Тикки влезли в тканевое брюхо без каких-либо проблем. Да, конечно пришлось избавиться от шкатулок, но все же чем-то жертвуют! Верно? Вот Клод пожертвовал сохранностью игрушки и ему было почти не больно от осознания, что среди белого синтепона спрятаны мешочки с украшениями.       Вот верно.       Ему почти не больно. — Клод?!       Вдох-выдох, вдох-выдох, давай же, считай от одного до десяти! — Знаю, Насекомое, мы успели попрощаться, но сейчас мне требуется твоя помощь.       Это не его. Вот вообще не его. Совершенно. Эта игрушка принадлежит кому угодно. Маленькому мальчику, впечатлительной девочке, сентиментальной барышне… Кому угодно, но только не Клоду! Внутри стало как-то совсем плохо. Буржуа кашлянул. Холодный Парижский воздух, будь он неладен! — Знаю, сейчас немного поздно, но…       Договорить Клод не успел. Маринетт, не долго думая, затащила полураздетого одноклассника в дом. Ей было совершенно плевать на игрушку, которая и стала причиной визита. Тепло накрыло Буржуа прежде, чем он вообще что-либо понял. — Ты с ума сошел?! — Все же родная территория придавала уверенности ровно настолько, чтобы ворчать без каких-либо опасений. Клод покорно молчал, пряча глаза в пол. Снег, налипший на плечи за жалкие минуты пребывания в не-геройской форме у самого порога, тут же полетел на пол. — Почему ты раздет?!       Потому что не было времени. Потому что убегал в окно Клод спешно. Потому что чертов арест испортил все что можно и что нельзя. Короче, причины были, но их озвучивать Буржуа не стал. — Хватит. — Проворно и резко Клод перехватил чужую руку у самого запястья. В глаза он, что странно, Маринетт все также не смотрел. — Я сюда по делу пришел, Насекомое. И я надеюсь, что в нем ты мне поможешь… пожалуйста?       Маринетт растерянно улыбнулась и только сейчас уставилась на мишку с глазами-камнями. В этой игрушке не было ничего удивительного (кроме глаз, да и те, казалось, были не настоящими брильянтами), но меж тем то отчаяние, с которым Клод держал медведя, просто не могло не затронуть потайную струну девичьей души. — Эм… Да? То есть, да, конечно! — Славно.       И Буржуа двинулся по направлению к зефирно-розовым чертогам, не дожидаясь официального приглашения. Здание пекарни, смехотворное на фоне отеля, встретило сына мэра тонким ароматом выпечки (и как Маринетт не тошнит по утрам?!) и чем-то таким, что словами передать было сложно. — Милая, осторожно! — Том Дюпэн, человек, с которым Клод сталкивался исключительно на родительских днях и ярмарках профессий, не увидел посетителя. Ему вообще было не до окружающего мира, когда под одним боком шкварчала сковорода, а под другим крутилась небольшая фигурка Сабин Чэн. — Спасибо, дорогой. — Маленькая китаянка приподнялась на носочки. Было не ясно, за что эта женщина благодарила супруга, но меж тем Буржуа подсмотрел картину, для него самого совершенно удивительную. Увалень Том нагнулся и крошка Сабин дотянулась губами до его пухлой щеки. — Ты — чудо!       Не семья, а картинка с рекламы майонеза. Мелкая дрожь прошла вдоль спины. Клод встрепенулся, но все же продолжил путь до заветной лестницы, что вела к люку в вечно-розовую обитель Маринетт. Чем больше Буржуа узнавал о жизни одноклассницы, тем меньше вопросов касательно ее поведения роилось в голове. Нельзя закалить характер, обитая в земном воплощении Сладкого Королевства. Здесь, наверняка, за бранные слова лишают конфет, а самое страшное наказание — это отказ от чтения сказки на ночь.       Черт! Как же это смешно и глупо!       Но, с другой стороны, будь все так у него дома… На мгновение Клод прикрыл глаза и представил Андре, человека, что наверняка и ножа для овощей не держал, стоящим напротив плиты. Одри, точнее мама, тоже стояла неподалеку и… Мыла посуду? Не-е-е-т, это слишком грязно. Нарезала овощи? Тем более нет! Ее руки дорогого стоили. Один случайный порез и трагедии не избежать.       Клод тряхнул волосами, прогоняя непрошенные мысли. Черт, да само допущение того, что его родители окажутся на кухне три метра на шесть, уже звучало как нечто из разряда фантастики. Кухня, как всегда говорила Одри, было местом исключительно прислуги. Ни один уважающий себя человек не должен есть среди плит и вытяжек, если у него присутствует достоинство. Клоду судить о правильности этой позиции было очень трудно, но, тем не менее, Сабин и Том не жаловались на круглый обеденный стол, что стоял неподалеку от дверного проема, прямо напротив мойки для посуды.       Думая о чем-то своем, Клод даже не заметил ту прыть, с какой Маринетт поспешила влететь в люк своей обители. — Подожди пожалуйста! — Взмолилась швея, едва гость наступил на первую лестничную ступень. — Мне нужно немного убраться!

***

      Телефон зазвонил уже в пятый раз, но Клод трубку не брал чисто из принципа. Развалившись на узкой софе, Буржуа буравил взглядом потолок, пока Маринетт активно орудовала иголкой. Адриан, тем временем, не сдавался и вместо звонков решил атаковать друга сообщениями. Новый-старый телефон отчаянно вибрировал, требуя хозяина обратить хоть каплю внимания, но Клод принципиально не собирался этого делать. Причина неожиданного интереса Агреста была ясна, подобно дню. Одри, покидая отель, твердо вознамерилась провести часок-другой в компании карманного гения Габриэля Агреста. Наверняка Адриан столкнулся с ней в проходе, вот и решил лишний раз уточнить, та ли женщина промелькнула перед его носом.       Та, совершенно та, отчего на душе стало лишь гаже.       Клод тоскливо вздохнул. Сочувствие со стороны Адриана — это последнее, чего требовало сердце. — Может его постирать?       Голос Маринетт разбил все тяжелые думы, что нависли над головой. Клод невольно приподнялся и взглянул на швею, чья рука с иголкой зависла в воздухе. — Зачем?       Вообще ее попросили только зашить, но Маринетт просто физически не могла удержаться от предложения о стирке. Наполнитель медведя потускнел, утратил былую белоснежность и, что самое странное, весил несколько больше, чем ему полагалось. Кроме того Дюпэн-Чэн искренне старалась не обращать внимание на красные вкрапления, что проглядывались в золотистой синтетической шерстке, но слишком зоркие глаза сами возвращались к ним. — Он кое-где испачкался.       Клод, кажется, понял суть замечания. Буржуа мельком взглянул на свои исколотые пальцы, после чего отрицательно кивнул. — Просто зашей и дело с концом.       Рефлекторно Буржуа попытался нащупать карманы верного пиджака, но руки его дотронулись до противной смеси шерсти и чего-то еще. Мерзкая водолазка карманов не имела совершенно. Пришлось скрывать результаты швейной самодеятельности в карманах брюк. — Но будет лучше, если постирать наполнитель… — НЕТ.       Вышло резче, чем планировалось, но все же Клод остался доволен. Внутрь мишки Маринетт лезть не стала, пусть и желание это не скрылось полностью. Буржуа удобнее устроился на софе. Потолок более его не привлекал. Отныне и впредь глаза юноши были прикованы к однокласснице, что сидела на все том же дико неудобном стуле возле кульмана и упорно накладывала швы. За окном выл проклятый зимний ветер и лишь сейчас, сидя в тепле, Клод осознал насколько странным вышел его внешний вид. Черт, действительно стоило взять с собой хоть самую худую весеннюю куртку. Ненужного внимания вышло бы избежать наполовину.       Но, с другой стороны, Клод бросился к Маринетт так резко, что речи о поиске верхней одежды не шло. Буржуа мельком взглянул на кольцо Кота. Трансформация, удивительно полезная вещь, поглощала не только большую часть физических уронов, но и зимний холод, пробирающий до костей.       Маринетт тихо ойкнула, когда конец острой иглы впился в палец. Ойкнула и тут же взяла иглу, не обращая никакого внимания на боль. Клод видел, как глаза швеи всего на жалкую долю секунды отвлеклись от желтого тельца медведя и с интересом уставились на самого Клода. По телу прошли хорошо знакомые мурашки. Клод заерзал на месте, не зная как себя стоит чувствовать. Вроде ему стало неудобно, а вроде к этому он стремился все эти мучительные годы знакомства. Ему хотелось, чтобы Маринетт смотрела на него. Сначала был страх, потом настороженность, а теперь Буржуа почудилось, что в глазах Дюпэн-Чэн промелькнул самый настоящий интерес.       А может и не почудилось? Клод вновь заерзал на месте, стараясь занять какую-нибудь крутую позу. Ему не была важна природа девичьего интереса. Все меркло перед самим фактом наличия пусть еще робкой, но все же желанной заинтересованности. — А как ты его порвал? Ладно, такая заинтересованность ему нужна не была. — С чего ты вообще решила, что я его рвал?!       Опять реакция выдалась слишком бурной. Клод кашлянул, а Маринетт, казалось, вовсе не удивилась. — Кхм… С чего ты решила, что я его рвал? — Уже спокойней повторил Клод. Его исколотые пальцы вцепились в карман белых штанин.       Швея пожала плечами. — Просто… — Мне вообще-то почти девят… — Клод запнулся. Снова взглянул на свои пальцы. Десять. Пятнадцать. А! Точно! — Семнадцать мне! С чего ты вообще решила, что меня интересуют какие-то там медведи?! И вообще, я па-а-а-арень. Парень, Насекомое! Такую чушь оставь инфантилкам и детсадовцам!       Смешок было трудно сдержать. Клод сердито скрестил руки на груди и повернул голову в сторону. Забавный. Всем своим нутром Маринетт чувствовала ложь, но при этом причины говорить об этом не было. Отчасти это напоминало детскую самодеятельность. Все отлично понимали фальшивость сказанного, но при этом никто не подавал вида касательно правды. — Ладно… Раскусила… — Буржуа тяжело вздохнул и взглянул на телефон, что завибрировал опять. Черт, да Адриан и не думал прекращать атаку sms-ками. В горле противно запершило. –Эх, ладно, Насекомое. Ты заслужила знать правду. Этот медведь — игрушка Сабина.       Это звучало так нелепо, но при этом лицо Клода совершенно не изменилось. Спокойствие, граничащие с ледяным, ясно читалось в глазах Буржуа.       Маринетт подавила новый смешок, но спорить не стала. Ее игла лишь проворнее заскользила из стороны в сторону. — Мои нитки не такие хорошие, как заводские, но они крепкие. — Поспешила сообщить швея. — Если ты… Кхм, то есть Сабин, не будет бросать этого парня из стороны в сторону, то шов продержится долго.       Клод усмехнулся. — Что смешного? — Маринетт насупилась, ставя последний шов. — Я только сейчас понял, что «этот парень» звучит брутальнее оригинального имени. — И это было совершенно так. Усмешка переросла в полноценный смешок. — Правда? — Маринетт с сомнением взглянула на мишку. Только сейчас швея заметила красные пятнышки на черно-белом животе. — А как его зовут? — Не важно… — Клод отмахнулся. — Это наши штуки. Тебе это знать не обязательно. — Нет, ну серьезно! — Маринетт тряхнула медведя и нечто, что оказалось сокрыто внутри его брюха, издало тихий звон. — Я должна знать имя месье, которого только что зашила!       Общение с Лилой на нее дурно влияло, но Клод ничего против не имел. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы в петлю не лезла. Хотя, с другой стороны, девичий интерес поражал своей чистотой. Буржуа занервничал. — Насекомое, ты серьезно хочешь узнать имя чертового медведя? — Хочу.       Интимно. Лично. Глубоко.       Так близко к Клоду были лишь Сабин с Адрианом, да и то, эта парочка на медвежонка внимание обращали мало. Он в их памяти остался очень дорогой сердцу игрушкой, которая в эти дни наверняка превратилась в некое подобие мифа.       «Но она его зашила.»       Ни Адриан, ни Сабин не могли лишний раз и коснуться подарка Одри, когда Маринетт его зашила. Своими руками, своими нитками, по своему желанию, пусть и сдобренному просьбой. — Его зовут мистер Косолапик. — Все что угодно будет звучать брутальнее! — Теперь настала очередь Дюпэн-Чэн смеяться, но не столько над Клодом, сколько вместе с ним. — Но все же приятно познакомиться, мистер Косолапик. — Ему тоже очень приятно, Насекомое. «Ты и представить себе не можешь насколько».

***

      Печенье дымилось на огромной тарелке с журавлями. То, что Дюпэны еще не прогорели, было событием удивительным. Уж больно широкой душа оказалась у кондитеров, которые совсем не скупились на угощение для дочери и ее друга. Клод с удивительным наслаждением хрустел угощением, параллельно пытаясь разобраться в школьном журнале.       Оплату деньгами Маринетт не взяла, хотя иной реакции от нее ждать и не стоило, но вот содействие делом швея более чем принимала. Клод закусил горячее печенье, откровенно пялясь в наполнение чертового журнала. Недели при Маринетт шли удивительно прекрасно, но вот данные до того момента, как девушка получила звание старосты, просто поражали своей нелогичностью. Занятый делами куда более масштабными, чем школьные дела, Клод очень многое упустил из виду. Ранее мелкие несостыковки приобрели просто чудовищный масштаб. Если эти записи будут проверять люди знающие, то проблем не избежать. Клод напряженно почесал затылок, искренне стараясь понять, как на душе все того же Нино прогулов оказалось больше, чем оценок за прошлую четверть.       Черт, да Лейфа не было на занятиях не такое долгое время!       Маринетт что-то напевала себе под нос, пришивая многострадальное кружево в платью, сшитому не так давно. Тонкая иголка в старой швейной машине неторопливо стучала о металлическую поверхность, прокладывая мелкую строчку. Дюпэн-Чэн впервые за долгое время вернулась к своему хобби с такой огромной радостью. Все тот же журнал вместе с уроками и работой в пекарне убивал времени так много, что даже богопротивные кружева казались благодатью свыше.       Время от времени молодые люди тайком смотрели друг на друга, жадно ловя каждое движение. Несколько раз, о чудо, их пальцы даже соприкоснулись на все той же миске с печеньем. Вроде мелочь, но сердце Клода покорно замирало.       Молчание в комнате Маринетт с лихвой покрывалось мирным тарахтением машинки и скрипом карандаша о бумагу, но при этом никто не чувствовал себя как не в своей тарелке. Наоборот, Клоду показалось, что он, впервые за долгое время, оказался на своем собственном месте. Маринетт отчасти была с этим согласна.