Solitaire (перевод книги)

Глава 10

Я ПРОВОЖУ остаток дня, размышляя о том, что Майкл сказал в C16. Позже я возвращаюсь, чтобы взглянуть самостоятельно, но он был прав – там ничего нет. Наверное, то, что меня заперли в IT-отделе, меня немного потрясло. Я не рассказываю Бекки ни о чем, что связано с Solitaire. Она очень занята, рассказывая о своей костюмированной вечеринке по случаю дня рождения, которая состоится в пятницу, и я не думаю, что ее это сильно волнует. Во время обеда Лукас находит меня в общей комнате. Я пытаюсь прочитать очередную главу "Гордости и предубеждения", но думаю, что просто посмотрю экранизацию, потому что от этой книги просто плавятся мозги. В общей комнате довольно пусто - все, наверное, пошли в Макдоналдс, потому что в нашей школе кормят тюремной едой. - Все в порядке? - говорит Лукас, усаживаясь за мой столик. Я ненавижу это. "Все в порядке". Я имею в виду, это приветствие или вопрос? Тебе отвечать "хорошо, спасибо" или "привет"? - Не так уж плохо, - говорю я, слегка приподнимаясь. - А ты? - Я в порядке, спасибо. Я физически ощущаю, как он ищет, что сказать. После невероятно долгой паузы он тянется ко мне и постукивает по книге, которую я держу в руках: "Ты же ненавидишь читать, верно? Почему бы тебе просто не посмотреть фильм?" Я недоуменно моргаю и говорю: "Э-э, я не знаю." После очередной идиотски долгой паузы он спрашивает: "Ты идешь к Бекки в пятницу?" Что за глупый вопрос. - Э-э, да, - отвечаю я. - Полагаю, ты тоже. - Да, ага. А кем оденешься? - Я пока не знаю. Он кивает, как будто мои слова действительно что-то значат. - Ну, я уверен, ты будешь хорошо выглядеть, - говорит он, а затем быстро добавляет, - Потому что, знаешь, когда мы были маленькими, ты очень любила наряжаться и все такое. Не помню, чтобы я когда-нибудь одевалась кем-то, кроме джедая. Я пожимаю плечами Лукасу: "Я что-нибудь придумаю." А потом он просто становится ярко-красным, как обычно, и некоторое время сидит и смотрит, как я пытаюсь читать. Так неловко. Боже мой. В конце концов, он достает свой телефон и начинает писать смс, а когда уходит поговорить с Эвелин, я начинаю удивляться, почему он все время витает вокруг, как какой-то призрак, который не хочет, чтобы его забывали. Я не хочу с ним разговаривать, правда. Я имею в виду, я подумала, что было бы неплохо попытаться возродить нашу дружбу, но это слишком сложно. Я не хочу ни с кем разговаривать. Конечно, я все рассказываю Чарли, когда мы возвращаемся домой. Он не знает, что сказать о таинственном послании Solitaire. Вместо этого он советует мне перестать так часто разговаривать с Майклом. Я не уверена, что я думаю об этом. За ужином папа спрашивает: "Как все прошло сегодня утром?" - Мы ничего не нашли, - говорю я. Еще одна ложь. Я, должно быть, на грани патологии. Папа начинает говорить об очередной книге, которую он собирается мне одолжить. Он всегда одалживает мне книги. Папа поступил в университет, когда ему было тридцать два года, и получил степень по английской литературе. Сейчас он работает в сфере IT. Тем не менее, он всегда надеется, что из меня получится какой-нибудь великодушный мыслитель, который много читал Чехова и Джеймса Джойса. Признаться отцу в том, что я ненавижу книги, - это все равно что признаться родителям-гомофобам в том, что ты гей. Я никогда не смогу сказать ему об этом, а он одолжил мне столько книг, что теперь уже слишком поздно что-либо исправлять. В общем, на этот раз это "Метаморфозы" Франца Кафки. Я киваю, улыбаюсь и пытаюсь изобразить интерес, но, вероятно, это совсем не выглядит убедительно. Чарли быстро меняет тему, рассказывая нам о каком-то фильме, который они с Ником смотрели на выходных, "Образование", который, по описанию Чарли, звучит как полное издевательство и покровительство над девочками-подростками во всем мире. Затем Оливер рассказывает нам о своем новом игрушечном тракторе и о том, почему он намного величественнее всех остальных его игрушечных тракторов. К радости мамы и папы, мы заканчиваем ужин за один час, что, должно быть, является новым рекордом. - Молодец, Чарли! Отличная работа! - говорит папа, хлопая его по спине, но Чарли только отшатывается от него. Мама кивает и улыбается, изо всех сил стараясь изобразить улыбку. Чарли как будто получил Нобелевскую премию. Он молча выходит из кухни и идет смотреть вместе со мной "Теорию большого взрыва". Это не очень смешное шоу, но я все равно смотрю хотя бы одну серию каждый божий день. - Кем бы я была, - спрашиваю я в какой-то момент, - если бы была одним из персонажей "Теории большого взрыва"? - Шелдоном, - без колебаний отвечает Чарли. - Но, типа, не таким громким в своих взглядах. Я поворачиваю к нему голову: "Ничего себе. Я оскорблена." Чарли фыркает: "Он - единственная причина, по которой это шоу такое хорошее, Виктория." Я думаю об этом, а затем киваю: "Наверное, это правда". Чарли неподвижно лежит на диване, и я на минуту наблюдаю за ним . Его глаза слегка остекленели, как будто он на самом деле не смотрит телевизор, и теребит рукава своей рубашки. Чарли теперь всегда носит рубашки с длинными рукавами. - Кем бы я был? - спрашивает он. Я задумчиво поглаживаю подбородок, прежде чем заявить: "Говардом. Определенно. Потому что ты всегда общаешься с дамами..." Чарли швыряет в меня подушкой с дивана. Я вскрикиваю и забиваюсь в угол, прежде чем швырнуть в него ворохом подушек. Сегодня вечером я посмотрела фильм "Гордость и предубеждение" Киры Найтли и обнаружила, что он почти так же ужасен, как и книга. Единственный терпимый персонаж - мистер Дарси. Я не понимаю, почему Элизабет считает его гордым в самом начале, ведь совершенно очевидно, что он просто застенчив. Любой нормальный человек мог бы определить это как застенчивость и пожалеть беднягу, потому что он ужасен на вечеринках и общественных мероприятиях. На самом деле это не его вина. Просто он такой, какой есть. Я еще немного пишу в блоге и лежу без сна, слушая шум дождя, забыв о времени и забыв переодеться в пижаму. Я добавляю "Метаморфозы" к стопке непрочитанных книг. Я включаю "Клуб "Завтрак"", но мне не очень хочется смотреть, поэтому я перехожу к самой лучшей части, той, где они все сидят в кругу и рассказывают о своих глубоких и личных вещах, плачут и все такое. Я смотрю эту сцену три раза, а потом выключаю. Я прислушиваюсь, не идет ли великан/демон, но сегодня ночью это скорее грохот, глубокий, рокочущий, похожий на барабанную дробь. На обоях моей комнаты сгорбленные желтые фигуры ползают взад-вперед, взад-вперед, пока я не оказываюсь загипнотизированной. На мою кровать кто-то поставил огромную стеклянную клетку, и воздух в ней медленно становится кислым. Во сне я бегаю кругами по вершине скалы, но мальчик в красной шляпе ловит меня каждый раз, когда я пытаюсь спрыгнуть.