Нас связали звёзды

Улыбка Гарри поползла наверх, обнаружив одну из ямочек. — Тогда, подожди минуту, я перезвоню Луи и отменю наш визит, — говорит он, потянувшись за телефоном. — К-к-к-к-кому? — почти шёпотом спрашиваю я. — Луи, — утвердительно громко произносит Стайлс, окончательно расплываясь в улыбке. Кажется, он замечает мой шок. Это тот самый фанатский шок, да. И я начинаю чувствовать себя неловко от этого. — Не-н-н-не, нет, не отменяй, я... в смысле, я вовсе не против, тем более вы договорились, как же мы можем... мы ведь не можем? — затараторила я. Возникает ощущение, что это вообще говорю не я. Да и по сути зачем мне нужен Луи, когда я его совсем не знаю. Я даже и Гарри не знаю, по-хорошему. Но привычка слушать свой внутренний голос похоже прочно засела во мне. — Полегче, хей, всё хорошо, спокойно, иди сюда, ишь как заволновалась, — приобнимает меня Гарри, а я пялюсь на его не сползающую улыбку. Очаровательно. Сосредоточившись на ней, продолжаю: — Не знала, что вы общаетесь. — Ну-у-у-у, он всё ещё мой лучший друг. Всё, друзья, выносите меня, моё Ларри сердечко только что выпрыгнуло и утопилось прямо в Темзе. И, действительно, ничего не стучит. Ан нет, стучат молоточки в моей голове всё громче и громче. И-и-и что это? Что за чувство такое? Как будто всё стало таким простым и лёгким, будто ночь мгновенно рассеялась, и стало светло как днём. Думаю, мне вкололи что-то тёплое, сладкое, как капкейк с ванильным кремом, и это сейчас течёт по моим венам. Не знала, что капкейки такие вкусные изнутри. — Я счастлива узнать это, — вылетает из меня. И мои капкейки превращаются в самую радостную улыбку, на которую я только способна. Гарри же, наоборот, старается подавить смешок, но у него плохо получается. Минуту спустя мы уже садимся в машину, на этот раз близко друг к другу, и направляемся домой к Луи Томлинсону. По дороге Гарри рассказывает, что должен у него что-то забрать, рассказывает, как часто они торчат друг у друга и вечно забывают свои вещи. Иногда это важные записи, блокноты, одежда или даже гаджеты и инструменты. Один раз Гарри забыл у друга гитару и на следующий день поднял всех на уши, разыскивая её. Луи отсыпался в то утро, за что получил порцию буйного Гарри, спросонья ответив на звонок и тут же пожалев об этом. А Стайлс всегда прячет пачки сигарет Луи в разных местах, перед тем как тот уходит, и наблюдает, как он их ищет по всему дому. Сжалившись, всё же отдаёт. — Два ребёнка, — говорю с выдохом я. Гарри приподнимает бровь. — Но мне нравится, — включаю обаяние. Оставшуюся дорогу мы едем молча, посматривая в окно на огни ночного Лондона. Наконец мы подъезжаем к вилле внушительных размеров, на удивление, практически не украшенной к Рождеству, но с достаточным количеством эффектной стильной подсветки. Около дома я замечаю некое подобие постриженных кустарников, а также большую веранду, где мои глаза наконец обнаруживают рождественские огоньки в виде нескольких подставок из пяти свечей. Я невольно задумываюсь, украшен ли дом Гарри. Интересно, как там всё устроено, есть ли камин, а веранда?... Из размышлений меня вырывает галантно протянутая рука Стайлса, который помогает мне выйти из машины. На пороге дома вижу мужской силуэт, который машет нам рукой и начинает приближаться. Я не могу не узнать его. Это Луи Томлинсон. — Луи, очень приятно, — пожимает мне слегка ладонь парень, а затем по-свойски целует в обе щеки, не отпуская руки, отчего я заливаюсь краской. Представляю, как выглядит эта недотрога. — Мэри, и мне очень приятно, — отвечаю я, стараясь сохранять спокойствие, поглядывая то на него, то на Гарри. — Ну ты это, давай без своего фирменного стиля, — добродушно фыркает другу Стайлс. Теперь уже они братаются, и Томлинсон приглашает нам идти за ним в дом.