Лживые Боги должны умереть

«Would you go running If you saw the real me Maybe you’d love em Yeah maybe you’d feel me But I’ll never ask you No that’s super scary Sorry to bail It’s already three o’ clock It’s too hard to tell If anything’s real or not» — AJR, «3 O’clock Things»

      — О чем задумалась, Хелен? Девушка подняла голову и встретилась глазами с Феликсом, вопросительно глядящим на неё.       — А, это вы, дядя. Да так, ни о чем особенном, но… всё же, кое-что не дает мне покоя, а на собрании никто не поднимал эту тему. Хелен звала Феликса «дядей», потому что в детстве не могла нормально выговорить его имя, однако, со временем она так и не отошла от этой привычки. Хоть они и не были родственниками, королева Варуленда говорила, что ей всегда хотелось, чтобы у нее была большая семья, с дядями, тетями, двоюродными братьями, племянниками и всем таким. А Феликс был и не против, жалко ему что ли? Оба червовых — валет и дама сидели, в холле, у комнаты, в которой временно разместились девушки. Феликс принес Николь сумку с необходимыми ей научными штуками (Куромаку долго распинался по поводу того, что же конкретно там было, но он благополучно пропустил всё мимо ушей). Работа Феликса была простой — попросили доставить тяжелое оборудование — он доставил. Курьеру не обязательно было разбираться в том, как вся эта техническая мутотень работала. А червовую даму он заприметил ещё издалека благодаря её яркому наряду. Розовое платье резко контрастировало с серыми обоями и диванами. Выглядела она растерянно и задумчиво, вот Феликс и решил подойти и спросить, всё ли у неё в порядке.       — И что же именно тебя беспокоит?       — Да вся эта история с Красным Джокером. Не клеится она, вам так не кажется? Феликс напрягся. О шуте и обо всём, что с ним связанно, ему было противно вспоминать. Чувство того, как тебе насильно лезут в мозг и копошатся в воспоминаниях само по себе не самое приятное, не говоря уже о том, что этот психопат собрался вытворить с их миром сейчас.       — Почему ты так думаешь?       — Ну вообще сам факт того, что любое существо, пусть даже и божественного происхождения, может просто так взять и воскреснуть? Звучит хорошо разве что для каких-нибудь сказок. И ещё… разве отец станет желать смерти своему единственному ребенку? А вот об этом ещё до собрания Куромаку спрашивал Данте. Не одной Хелен такие перемены в поведении «от любви до ненависти» казались странными. Да и если хорошенько подумать… те доспехи, отдаленно напоминающие самурайские, что носил Пик, по его словам некогда принадлежали его отцу. Но, даже высокому тёмному королю они были велики. А тот шут которого видел Феликс, ну… они с ним были примерно одного и того же роста, то есть — оба ниже Императора.       — О, ты принес детали от сигнатурной машины, — высунулась из-за двери Николь, услышав голоса в холле. Она подошла к Феликсу и требовательно вытянула ладони вперед. Сумка вернулась в руки к своей истинной владелице.       — Какой-какой машины? — переспросил Феликс. Разговор о Джокере быстро вылетел из его головы.       — Не заморачивайся. Название это не самое главное. Главное — это то, что эта детка делает: она считывает след магии! С её помощью можно найти практически любого человека в этом мире.       — Любого? А как же те, у кого нет маны; например, я, Куромаку, или Вару? — удивился Феликс. Да уж, он явно не спешил вникать в исследования, которые проводила бубновая дама и о которых она не единожды рассказывала и ему и всем остальным клонам.       — Мана есть у всех, точка. А у Куромаку, как и у любого из королей есть магические способности, так что чисто в теории он может колдовать. Просто он упрямый как баран и так сильно верит в непогрешимость точных наук, что не хочет, но это уже другой вопрос. Ей-богу, девушку бы себе давно нашел, глядишь и перестал бы таким занудным быть. Да и тебе не помешало бы… — менторским тоном начала отчитывать его Николь, в ответ на что Феликс весьма красноречиво промолчал. Такое праведное возмущение крыть ему было нечем.       — Кстати говоря, дядя, вы бы сегодня не ходили на кухню, на ту, что на третьем этаже, — внезапно припомнив что-то, сказала ему Хелен, когда Феликс уже собирался уходить.       — А что такое?       — Да папа вроде как хотел выпить с другими правителями, но вы же сами прекрасно знаете… — она замолчала на секунду, пытаясь подобрать слова потактичнее, — …о ваших проблемах с алкоголем.

***

       — Нет, нет и нет! Ромео, это крайне херовая затея! Я пришел не сидеть тут с вами, а отговорить… — пытался протестовать Феликс, грозно сведя брови у самой переносицы, когда червовый король силком затащил его на кухню, едва увидев на горизонте. Феликсу казалось, что он начинает понимать Куромаку — порой со всеми червовыми, вбившими себе что-то в голову, совершенно невозможно было разговаривать. Да, даже если ты и сам принадлежишь к этой масти. Пришел он сюда, вопреки предупреждению червовой дамы, только потому, что не хотел оставлять трефового короля наедине с Ромео, Вару и алкоголем. Кто-нибудь из клонов же обязательно доведет его, а за его душевное равновесие Феликс переживал.       — Да ладно тебе, caro, часто ли мы собираемся вместе? К тому же… кто знает, как вообще закончится вся эта история. Может быть, мы вообще больше и не соберемся. Все они помолчали. Да, каждый из собравшихся хоть раз, но успел об этом подумать. Червовый король с пиковым валетом, сидящем на столе, как-то очень подозрительно переглянулись и тот передернул плечами.       — Мне вообще похер. Всё равно с дороги нечего больше делать.       — Ты ведь от меня не отстанешь? — обреченно спросил Феликс, осознавший наконец, во что ввязался, решившись не послушать Хелен.       — Не отстану, — подтвердил довольный собой Ромео, по праву решивший, что эту конкретную битву он выиграл.       — Отправляйся за всем необходимым. Чем раньше начнем, тем раньше закончим, — вклинился в разговор Куромаку. Он, видимо, как и Феликс, подумал о том, что червовый король уйдет и оставит их хотя бы на полчаса, но они оба ошибались.       — Ага, uno momento, — ослепительно улыбаясь Ромео полез под стол и отодрав одну из досок с видом чрезвычайно довольного собою фокусника извлек из-под неё несколько бутылок кальвадоса и граппы. Все присутствующие уставились на эту немую сцену. И только Вару, после собрания сделавшийся жутко немногословным, злорадно рассмеялся, взглянув на выражение лица Куромаку.       — Ромео… я конечно извиняюсь, но какого хера в полу моей кухни делает алкоголь? — дрогнувшим голосом спросил трефовый король, шокировано и с тем осуждающе посмотревший на червового.       — Хранится, а на что это ещё похоже, мой дорогой?       — А зачем он тут «хранится», позволь спросить?       — Чтобы был. Как раз вот для таких случаев. Тебе он что, мешает что ли? Куромаку махнул в сторону бывшего правителя Вероны рукой и снова замолчал. Мол, делай, что хочешь, мне уже всё равно. После собрания Куромаку выглядел крайне подавленным и Феликсу хотелось бы его как-нибудь подбодрить, но разве же он мог? Ситуация была такая, что никому из них не было особо весело. Ромео тем временем, залез в тумбочку, достал кружки и стаканы, и начал разливать по ним кальвадос. Вару поставил на стол фрукты, и кое-что из еды, обнаружившейся в холодильнике. Не звери же они в самом деле какие, без закуски пить? Первый, кому Ромео протянул алкоголь был Данте, скромненько сидевший на табуретке весь их недолгий разговор.       — Не надо, Ромео. Данте магией пользовался в Зонтопии, ему вредно будет… — встрял было Феликс, но Данте очень выразительно посмотрел на него, чуть ли не напрямую своим взглядом сказав: «не надо, не заставляй их подозревать».       — Всё в порядке. Отчего не выпить, раз все старые друзья собрались, — сказал бубновый король. От этой его извечно спокойной интонации Феликса уже начинало подташнивать. Он уже и забыл, как тяжело ему было общаться с Данте все последние года.       — Вот, правильно. Были бы все такими же сговорчивыми и понимающими, — похвалил его Ромео и выразительно поглядел на Куромаку. Тот уловив его взгляд недовольно закатил глаза. Феликс нахмурился и тоже повернулся к единственному благоразумному человеку в этом сумасшедшем доме. Ну хоть он-то его должен был послушать!       — Куро, нельзя позволять ему творить всё, что вздумается. Ты же сам прекрасно знаешь, как кончаются все пьянки с Ромео. Но к удивлению Феликса, трефовый король не отреагировал на его предупреждение должным образом.       — Знаю. Но… сейчас все напуганы тем, что нам предстоит. Возможно будет лучше отдохнуть, хотя бы сегодня вечером. Не думаю, что сегодня кто-нибудь из нас в состоянии продолжать работать. После этих слов мотивация Куромаку участвовать во всём этом балагане внезапно стала ясна. «Не можешь остановить безумие, присоединись к нему и проконтролируй чтобы никто не убился, да?» — уловил его мысль Феликс и занял свободное место между ним и Ромео.       — Ладно, я понял. Раз такое дело, тогда я тоже выпью, — сказал он.       — О, ты не пожалеешь о своем решении, мой хороший! Граппа ридзэрва, из урожая 124-го года просто чудесная вышла, — бывший правитель Вероны, только того и ждавший протянул Феликсу стакан с алкоголем. Ни для кого в Карточном Мире не было секретом что груши и виноград Ромео создал только для того, чтобы гнать из них вино. Но Феликс восторгов Ромео не разделял. Он был из того типа людей, что пьянели быстро, однако, не ощущали особого душевного подъема в таком состоянии. Феликс вечно запихивал все свои негативные эмоции куда подальше, а алкоголь заставлял этих демонов медленно, но верно выползать наружу. Поэтому он пил редко, так как не находил для себя в таком виде развлечения никаких плюсов. И вот насколько у Феликса была херовая толерантность к алкоголю, настолько же у Ромео — хорошая. Именно из-за этого практически никто не пил с червовым королем (кроме разве что его подданных), потому что по сравнению с другими клонами тот вообще не пьянел. «Любовь и алкоголь плохо сочетаются, так что чего удивительного в этой моей особенности? Но, хоть на меня он и не действует так же сильно, как и на всех остальных, я по-прежнему могу наслаждаться вкусом», — объяснял Ромео. Червовый валет посмотрел на свое отражение, плещущееся в стакане и поморщившись поднес его к губам. Напиток обжигал горло, а после него во рту остался горьковатый виноградный привкус. «Тьфу, как Ромео вообще эту дрянь хлещет? А ещё говорит, что граппа — самое сладкое в его коллекции. Да нихрена они туда никакого сиропа не добавляют, ни-хре-на» Эх, чувствовал Феликс, всеми клеточками своего начинающего хмелеть организма, что он ещё об этом пожалеет.

***

      — Знаешь, мне тут одна птичка напела, что ты хотел кое-что рассказать Куромаку, — прошептал своему валету на ухо червовый король по прошествии получаса от начала их увеселительного вечера. Ромео кивнул на Вару и подмигнул ему. Пиковый валет закатил глаза и показал в ответ средний палец. Феликс, раскрасневшийся от алкоголя, и уже плохо соображающий фыркнул в свой стакан с выпивкой. Ну, Ромео только дай повод сунуть нос туда, куда не просят. И Феликс до сих пор никак не мог определиться — эта черта червового короля была крайним проявлением эмпатии хоть и переходящей все мыслимые границы, или же просто желанием быть в центре любых событий и сплетен. Хотя… что-то ему подсказывало что в равной степени это было и то, и другое сразу.       — Не твоё это дело, — заворчав отмахнулся от него червовый валет. Ромео в ответ ослепительно улыбнулся, да так, что в пору было расплакаться от проявления столь искренней заботы. Но Феликса вся эта показуха мало трогала — он с Ромео был знаком без малого уже сто пятьдесят лет. Достаточно, чтобы понимать, что червовый король в очередной раз решил построить из себя добродетельного человека и напомнить окружающим, какая классная из него была сваха. На самом деле, то, что и он и Вару знали о его ммм… если можно так выразиться проблеме, тревожило Феликса не на шутку. А ещё он откровенно не понимал, зачем. Зачем и Ромео, и Вару лезли туда, куда и сам Феликс старался даже не смотреть все последние года? Он просто хотел жить спокойной жизнью. Безо всех этих драм и выяснений отношений. Разве Феликс многого просил?       — Конечно не моё. Но как по мне, ты упускаешь шанс, выпадающий раз в сто лет.       — Какой еще шанс? — Феликс не притворялся несведущим, он и вправду не хотел вникать в то, что говорил ему бывший правитель Вероны.       — Ох, боже, ну чего же ты такой упрямый? В кого? Прямолинейность убивает весь интерес и тайну действа, Феликс. Ладно, скажу прямо — когда люди выпивают, то становятся откровеннее и более явно проявляют свои истинные эмоции. Даже такие люди, как Куромаку. Феликс бросил быстрый взгляд на трефового короля, который о чем-то разговаривал в дверях с Куроном. Видимо, отдавал какие-то поручения. Когда он говорил, что «завязал с работой на сегодня» верить ему не приходилось. Да уж, пропащие люди — трудоголики. Но выглядел Куромаку, вопреки словам Ромео, так же, как и обычно, то есть, совершенно трезво.       — Так что ты бы подождал ещё немного, а потом — рассказал ему всё. Его реакция сейчас будет намного красноречивее той, что он выдал бы тебе в своем… нормальном состоянии. Тем более, видишь же, что ему грустно. Вот и утешишь его заодно, — с энтузиазмом вновь зашептал червовый король. На последних словах этого шикарного предложения Феликс подавился граппой и сердобольному Ромео пришлось хлопать его по спине.       — Тьфу, Ромео. Кто, о чем, а ты вечно про всякую пошлятину, — рыжие глаза воззрились на червового короля с укором, заставив того рассмеяться.       — А я тебе ничего конкретного и не предлагал. Все испорченные фантазии остаются лишь на твоей совести Феликс. Червовый валет вздохнул и лег на стол, вымученно прикрывая горящие от стыда и выпитого алкоголя щеки ладонями. Вот уже второй человек говорил ему подобные слова. «Ты должен рассказать ему» Но ни Вару, ни Ромео не знали, с каким трудом он сдерживал себя каждый чёртов день, чтобы случайно не проболтаться. Чтобы делать вид, что ничего не изменилось за эти три года. Что всё осталось по-прежнему. Куромаку ни к чему было знать об этом, время сейчас было откровенно не подходящее. Феликс мрачно посмотрел на плещущийся в фужере алкоголь и залпом прикончил его. Будто тот был виноват во всех нахлынувших на него проблемах. Ну, одно было верно — чем быстрее Феликс напьется, тем быстрее для него закончится этот вечер. Ромео, не станет больше лезть к нему со своими советами, в этом он был уверен. А как червовый король навеселится с пьяных разговорчиков остальных, отстанет от них от всех тоже, и с миром отпустит спать. До тех пор приходилось терпеть.

***

      — А ещё однажды… пошел как-то Зонтик в школьную библиотеку. Решил значит, «Мастера и Маргариту» взять. А по школьной программе её только в одиннадцатом классе проходят, вот библиотекарша и начала выть — мол де чтиво про голых летающих на свиньях бабищ и критику партии не для детей. «Приходи когда думать критически научишься, а не бескультурщину просить всякую». Так что вы думаете? Через два дня я спер её оттуда, и Зонтику отдал. Тупость, конечно, книги воровать, но у него такое лицо было, когда он читал и ныл, что легально хер её обратно вернешь — надо было сначала в краже признаться. Просто бесподобно. Так и осталась у Создателя валяться дома, наверное. А, теперь — пейте, закончилась охуительная история про то, как я в первый и последний раз с литературой добровольно связался, — Вару, изрядно набравшийся дьявольски расхохотался и поднял кружку вверх.       — До дна! — поддержал зятя Ромео и резво опрокинул содержимое вычурного бокала в себя. Его примеру последовали все, кроме Феликса. Градус ударил ему в голову, а вместе с ним нагрянули и невеселые мысли. Вот именно поэтому червовый валет ненавидел пить — вечно он вместо того чтобы радоваться начинал уходить в ещё в более горькие думы чем обычно. Ну вот что случилось бы, не вернись Куро из Зонтопии? Что если бы его там убили? Что сам Феликс делал бы в таком случае? Как вообще всё это пережил? А эта… война? Смогли бы они вообще собраться без трефового короля и хоть что-нибудь предпринять? Феликс зло тряхнул головой. Нет, мысли такого рода нельзя было пускать к себе в голову. Он успешно боролся с ними всю последнюю неделю, нечего было давать себе слабину.       — Давай Данте, поделись мудростью, — попросил бубнового короля Ромео.       — Начальником пьющих должен быть надежнейший из пьющих. А таковым он будет, если и опьянению нелегко поддается, и не лишен вкуса к выпивке, — улыбаясь сказал Данте, медленно покачивая в тарелочке вино.       — Золотые слова, мой хороший, и за это тоже нужно выпить! Феликс пустым взглядом впился в бледные пальцы, которыми Данте держал чарку с кальвадосом. Эх… и он туда же. Мысли Феликса послушно съехали с тревоги за других на самобичевание. Ну наверное, всё это — его наказание, да? За то, каким же эгоистом он был. За то, что аж дважды позволил себе желать любви тех, кто никогда бы не разделил его чувств. Красного короля и… Феликс прикрыл глаза и устало вздохнул. Как же всё это его заебало. Надоело притворяться, надоело хранить кучу этих бесполезных чувств и тайн. Хотелось выговориться, но было нельзя. Чтобы не похерить всё окончательно, приходилось довольствоваться тем, что у него было сейчас.       — Ты чего, Феликс? Червовый валет невнятно замычал и лишь сильнее прижался к трефовому королю, на плечо которого он секундой ранее опустил голову. Тело его плохо слушалось, а мысли переплетались, точно ком шебуршащихся в гнезде змей.       — Уууу… не мешай, Куро, — попросил его Феликс, внезапно осознавший, что текстура рубашки Куромаку была приятнее на ощупь чем любая подушка.       — Ты пьян, — с некоторым удивлением отметил Куромаку.        — Правда что ли? А то я сам не заметил, — с сарказмом отозвался червовый валет. Плечо у Куромаку было чертовски удобное и менять свое положение Феликс не планировал.       — Не умеешь пить — не берись, — прокомментировал состояние другого валета Вару.       — Может пить я и не умею, но вот придушить тебя всегда смогу, — грозно потряс кулаком черв, даже не потрудившись открыть глаза и поискать Вару взглядом. Так что в итоге, выглядело это скорее забавно, чем пугающе.       — Пойдешь спать? — голос Куромаку, секунду до того, как они начали этот разговор, бывший таким холодным, ощутимо потеплел, когда он обратился к Феликсу. Феликс хотел бы слушать его вечно, без разницы в какой интонации, но вслух такого он никогда не сказал бы.       — Было бы неплохо, но до южного крыла я сам не дойду, — расстроился, но вполне честно ответил он.       — Ну, тогда ничего не поделаешь, — Куромаку аккуратно отстранил его и поднялся.       — Я провожу Феликса. А вы, чтобы не смели разносить казенное имущество. Данте, ты тут самый адекватный, оставляю всё на тебя, — строго сказал трефовый король.       — Нет, нет, нет! Не надо Куро, я не пойду… с тобой. Я могу заснуть и тут. Да, точно могу, — распахнул глаза Феликс, в приступе паники едва не свалившийся со стула только благодаря тому, что Куромаку удержал его за плечи.       — Нет. Тут шумно, и за столом спать совершенно неполезно. Твоя спина потом тебе за это спасибо не скажет. Феликс, уловив решительность в его тоне, схватился за последний спасительный плот, в прямом смысле схватился — за руку червового короля.       — Ромео, ну хоть ты ему скажи! Я не пойду, натворю же какой-нибудь херни… — умолял его Феликс, но не у того он просил помощи, ой не у того. Червовый король, что-то для себя мигом уразумевший, расплылся в поистине дьявольской улыбке и не без труда отодрав от своего запястья чужие пальцы, произнес:       — Не слушай, его Куромаку. Феликс просто немного не в себе, как видишь. Но это у него пройдет. Временное помешательство, так сказать.       — Брут! Я не думал, что ты меня так сильно ненавидишь… — с почти что с суеверным страхом воскликнул Феликс, которого поднял на ноги Куромаку. Он стоял нетвердо, а потому ему приходилось цепляться за плечи трефового короля обеими руками.       — Не говори ерунды, я тебе добра желаю, и любви. Да, особенно любви, — Ромео попытался спрятать широкую улыбку за рукавом рубахи, но тщетно.       — Так это же ещё хуже!       — Не кричи, Феликс. И так голова раскалывается, — Куромаку закрыл червовому валету ладонью рот и тот послушно замер, как кот, которого, схватили за загривок.       — И еще, Вару, чтобы я потом не слышал… — второй, свободной рукой трефовый король погрозил пиковому валету, но тот его перебил безо всяких зазрений совести.       — Да свали ты блять уже! Мне тут и без тебя стариков с их нравоучениями хватает, — отмахнулся Вару, поглядев на Ромео. Тот, оскорбленный до глубины души чуть не задохнулся от таких слов.       — Я всего на семь лет тебя старше! И да будет тебе известно, мой дорогой зять, что мужчины с возрастом как вино… — высокопарно начал червовый король.       — Превращаются в уксус? — резко перебил его Вару. Зеленые очки съехали на нос пикового валета и теперь было видно, как он щурил карие, полные ехидства глаза.       — Если бы Феликс не был сейчас в таком состоянии я бы прибег к его умениям охотника на троллей. Помнится, в детстве у него неплохо получалось, — сощурился в ответ Ромео, протягивая руку за очередной бутылкой кальвадоса, стоящей под столом.       — Да щас. Я тогда ему проигрывал только потому что был ребенком, теперь это не проканало бы ни разу. И вообще… — начал возмущаться Вару.       — Это надолго, а хотел… ну да ладно. Так что, идем? — Куромаку сосредоточил все свое внимание на червовом валете, игнорируя разговор клонов за столом. Тот помедлив кивнул и сделал неуверенный шаг вперед.       — Идем, — повторил Феликс. Выбора у него, кажется, уже не было.

***

      — Знаешь, я видимо переоценил свои силы, — сказал трефовый король, тяжело опускаясь на кровать сразу же после того, как усадил на неё Феликса. Пришли они в итоге в комнату не к Феликсу, а к Куромаку, потому что добираться до южного крыла и впрямь было далеко.       — И что теперь?       — Сперва я хотел вернуться, но… Да, останусь, наверное, здесь. Всё равно они там до утра никого не хватятся, — трефовый король устало улыбнулся ему, — так что, надеюсь, тебя не смущает спать со мной на одной кровати. Она достаточно большая, чтобы вместить нас обоих. Феликс завис на секунду. Чего там Куромаку сказал? Спать вместе с ним, так кажется? Чёрт, Ромео был прав, у Феликса в голове вообще ни одной приличной мысли не возникло. А это же был простой речевой оборот. Куромаку вытащил из шкафа пару подушек и молча отдал их червовому валету.       — Л… ладно. В конце концов невежливо было бы, заставлять хозяина комнаты, да как бы и… всего замка спать на полу. Пока Феликс всерьез размышлял над этической стороной вопроса, он пропустил момент, когда Куромаку лёг с ним рядом и крепко прижал его к себе руками. Феликс пискнул от неожиданности и резко замолчал.       — Спи, не думай о всякой ерунде. А то у тебя такое сложное выражение лица, будто ты гипотезу Эрдёша об арифметических прогрессиях в уме доказать пытаешься. А вот это правда было неожиданно. Во взгляде червового валета промелькнуло нечто странное на те пару секунд, что он отходил от шока. Но в итоге он послушно опустил голову на плечо Куромаку и обняв его в ответ, закрыл глаза.

***

      — «Спи, Феликс», а сам значит, не буду, да? — с сарказмом прошептал червовый валет. Феликс и Куромаку лежали на кровати, на криво расстеленном одеяле, укрывшись его плащом. Червовый валет прижимался к трефовому королю сбоку, уткнувшись носом ему в плечо. Его прерывистое дыхание опаляло Куромаку шею.        — Это из-за переутомления. Думаю, рано или поздно засну, до утра ещё много времени. А ты сам чего? — в тон ему тихо отозвался Куромаку.       — А у меня в отличие от тебя бессонница хроническая. Уже вот несколько лет как. По логике алкоголь способствовал сну, но в глаза Феликса, уже битый час сверлящего взглядом потолок будто стекольной ваты напихали. Куромаку, судя по всему, было не лучше. Они оба находились в каком-то странном состоянии полудрёмы, когда происходящее перемешивалось с грезами, и толком не было понятно — сон это или реальность.       — О чем думаешь, Куро?       — О произошедшем, — серый король ответил уклончиво, но Феликс и без уточнений понял его с полуслова.       — В Зонтопии, да? Куромаку кивнул и только потом заторможено осознал, что Феликс не увидел этого в темноте, однако, тот судя по всему, уловил само движение.       — Ты боишься?..       — Да, очень. Я мог умереть кучу раз. Кучу раз, которых не произошло только потому, что мне помогала воля случая. Это… было на удивление похоже на то, о чем думал сам червовый валет. Значит не его одного донимали подобные мысли.       — Вот на кого бы я тебя оставил? Ты бы вообще выходил потом из комнаты без меня, а Феликс? Феликс почувствовал, как чужие руки обнимают его ещё сильнее. Было в этом жесте что-то отчаянное и до боли щемящее.       — Я тоже не хотел тебя терять, и не потому что ты мне постоянно помогаешь, а потому что… ну это же ты Куро. Второго такого больше не будет. Я многим обязан тебе. За всё, что ты сделал для меня, для Фелиции. Я всегда буду… на твоей стороне, что бы не случилось, — Феликсу хотелось бы сказать ему совершенно другое, но он вовремя одернул себя и замолчал.       — Спасибо, Феликс. Ты хороший человек и сердце у тебя на правильном месте. Я правда рад, что мы с тобой знакомы. Червовый валет, обычно падкий на добрые слова, на удивление долго молчал. Ему вспомнилось то, что чуть ранее сказал Ромео: «Когда люди выпивают, то становятся откровеннее и более явно проявляют свои истинные эмоции. Даже такие люди, как Куромаку» И вправду, в повседневной жизни таких слов Куромаку ему не говорил.       — А ты, Феликс? Я… слышал ваш разговор с Вару. Чего ты так боишься? Я знаю, что ты обещал рассказать мне после победы над Пиком и Джокером, но я… правда переживаю. Феликс дёрнулся, так, будто бы его ударило током. Куромаку слышал, их с Вару разговор? Тогда не удивительно, что он задавал все те же вопросы, но до собрания. Он волновался из-за того, что Феликс в очередной раз повел себя как идиот и слишком уж явно проявил свои эмоции. Всё это было слишком неожиданно, слишком пугающе, слишком… Нет, Феликс не мог ответить на этот вопрос честно, не мог.       — Ты меня возненавидишь, если узнаешь правду, — стараясь успокоиться прошептал он. Но ему было чертовски страшно, так страшно, что на глаза наворачивались слезы. Лишь ласковый голос Куромаку смог вернуть его обратно в реальность.       — Я не буду тебя ненавидеть. Помнишь? Мы уже говорили об этом, пять лет назад. Феликс начал судорожно думать. Может быть ему и впрямь нужно было просто сдаться? Перестать запрещать себе самому испытывать те чувства, что он испытывал, перестать терпеть эту нескончаемую пытку? Может быть, ему действительно давно уже надо было рассказать всё как есть? Может быть, это и вправду был его шанс?       — Ты и правда так сильно хочешь знать? — его голос стал ещё тише, Куромаку же вновь кивнул.       — Да. Феликс медленно отстранился от его плеча и приподнялся на локтях, так что его лицо оказалось прямо напротив лица Куромаку. Лунный свет, пробивающийся в комнату из-за неплотного зазора между шторами, очерчивал контуры белых волос черва, изгиб его шеи, вздымающуюся в волнении грудь, алые пятна на щеках и лихорадочно блестящие во тьме рыжие глаза. Куромаку, впервые увидевший лицо Феликса так близко поразился тому, что те были такие яркие, словно янтарь. Секунда шла за секундой, с тихим шелестом съехав с плеч Феликса, упал плащ. Мгновение будто замерло, зациклившись само на себе. Наконец червовый валет подался вперед и соприкоснулся с трефовым королем губами. Он двигался осторожно, хотя в его движениях и чувствовался голод такого рода, что может быть только у давно влюбленного в кого-то человека. Феликс провел ладонью по его щеке, зарылся пальцами в его пепельные волосы. Тело его было горячим, как и губы и руки. От этого жара веяло даже чем-то нездоровым, на грани с помешательством, но Куромаку не остановил его. Впервые за долгое время Феликсу не хотелось ни о чем думать, не хотелось бояться. Хотелось лишь чувствовать себя живым, чувствовать, как бьётся его сердце и сердце человека подле него.       — Больше всего на свете я боюсь потерять тебя, Куро. Раньше и сам Феликс принял бы подобное за дурную и жестокую шутку. В конце концов… он и Куромаку? Скажи ему кто лет десять назад о том, что он влюбится в трефового короля, черв бы искренне оскорбился и посоветовал несчастному сходить к психиатру. Но, сколь многое меняется с течением времени. У людей открываются глаза, и они начинают видеть в том, в чем раньше не видели ничего свой, особый смысл. Куромаку был с Феликсом все последние года. Он прожил с ним самые плохие моменты бок о бок. А Феликс узнал его таким, каким тот всё это время был на самом деле. И в эту, настоящую личность, со всеми её недостатками и плюсами он и влюбился. Не в идеального серого короля, не такого, каким он был на публике, а в самого Куромаку.       — Понятно. Теперь всё твоё нелогичное поведение резко обрело смысл, — тихо сказал трефовый король, когда червовый валет отстранился от него.       — И… что ты на это скажешь? Куромаку поморщился.       — Скажу, что в таком случае нам обоим нужно было напиться уже очень давно. Ну или мне стать хоть каплю сообразительнее. Но ты же сам знаешь, я в человеческих эмоциях разбираюсь через раз. Хотя, проанализировать и осознать свои чувства касательно тебя у меня труда не составило в свое время.       — То есть…       — Да, я тоже тебя люблю.

***

От разгоряченного тела Куромаку пахло приторным грушевым запахом кальвадоса вперемешку с его дорогим тяжелым мужским одеколоном. Смесь была просто крышесносная, сказал бы вам Феликс, если бы не был сейчас несколько занят иными вещами.       — Не верю. Да быть такого не может, — червовый валет широко распахнул глаза и отпрянул от трефового короля. Тревога вдарила по газам и захлестнула его разум. А алкоголь только усугублял ситуацию, накручивая нервы ещё сильнее. «На кой черт я вообще это сделал? Зачем сказал? Все три года же терпел… и потерпел бы ещё. Ясное дело, что он просто меня пожалел. Пожалел убогого больного и не стал отшивать сразу. Какой же я идио…» Поток бессвязных мыслей в голове Феликса был прерван наглейшим образом. Наглейшим и невероятно неожиданным. Куромаку придвинулся к нему и поцеловал. Вот так просто, без лишних слов и изяществ. Руки Куро, что легли на плечи Феликса были холодными. Такими же холодными, как и всегда. Почему-то одно только это ощущение и привело его в чувства.       — Это убедительнее слов? — лицо Куромаку оставалось таким же нечитаемым, как и в его повседневной жизни. Но, его глаза были намного выразительнее мимики и языка тела. Он говорил серьезно. Феликс смущенно опустил голову. Он чувствовал, что краснеет до самых кончиков ушей.       — Знаешь, это жестоко с твоей стороны, Феликс. То, что ты отрицаешь, что я тоже могу испытывать к тебе какие-то чувства. Или может… мне стоит продолжить доказывать их на практике, чтобы ты мне поверил? — трефовый король поднял подбородок черва вверх, так, чтобы их взгляды пересекались. Глаза Куромаку были тёмными, полными тягучего желания. На его бледном, бесстрастном и холодном лице они смотрелись так необычно и неестественно. Хотя… Феликсу грех было жаловаться. Происходящее до боли напоминало какой-нибудь из его других снов, в которых он иногда мог лицезреть правителя Объединенного Королевства. Тех самых снов, после которых Феликс чувствовал себя извращенцем самого запущенного порядка. Разомлевший от таких предложений, он остановил трефового короля за секунду до того, как тот дотронулся губами до его щеки.        — По… погоди, Куро. С чего вдруг… Как ты вообще понял, что я тебе нравлюсь, за что? Я правда не понимаю, как ты в здравом уме мог полюбить такого как я? Со мной столько всего плохого за эти года произошло, это бы кому угодно отбило бы желание связываться со мной. Куромаку послушно положил подбородок на плечо Феликса, не предпринимая больше никаких действий. Руки трефового короля сомкнулись за спиной червового валета. Ну то есть, вот Феликсу было понятно почему ему нравился Куромаку. Поначалу, как водится, была обычная человеческая симпатия и благодарность, за то, что тот ему помог. Но чем больше времени Феликс начал проводить в его компании, тем больше он стал привязывался к нему. Сложно было назвать это «любовью с первого взгляда», ведь с Куромаку они были знакомы уже целую вечность. Да и динамика их отношений была странной, мягко говоря. Когда червовый валет, будучи подростком носился по округе, крича о том, как прекрасна жизнь, он бесил трефа (ну не то что бы бесил, так, скорее изрядно раздражал), а самого Феликса бесконечные лекции Куромаку о том, что всё нужно делать по уму вгоняли в уныние. Только спустя года Феликс смог оценить организаторский талант Куромаку и признать, что без всего этого 'занудства' в виде составления документов, контроля работы сотрудников, прогнозирования процессов, происходящих в обществе, коими тот и занимался, невозможно было построить нормальное государство. Более того, узнав Куромаку получше Феликс с удивлением понял, что тому не нравилась его работа. Он выполнял её потому что должен был, и потому что больше было некому. Именно в этот момент Феликс и понял, что они похожи. Ведь на червового валета другим клонам было по бóльшей части плевать. Если он не лез к ним, если не навязывался, строя из себя глупенького весёлого парнишку, о нем никто и не вспоминал. Никому он не был нужен, ни фальшивый, ни настоящий. Но… разве с Куромаку было не то же самое? Окружающие судили его столь же поверхностно; видели в нем только трудоголика, лишенного всяких человеческих черт, к которому удобно было обращаться за помощью в сложных ситуациях. Никто и никогда не видел, как он улыбается, как грустит, как просто занимается чем-то помимо работы. Раньше, к своему стыду, Феликс и сам, думал о нем так. Он искренне считал, что второй клон — лишь подобие человека, бесчувственное и холодное, стремящееся к идеальному порядку и куче скучной фигни. Но оказалось, что всё это не так. Насколько черв гиперболизировал свои хорошие черты в попытках понравится кому-то, настолько же треф их скрывал. Проведя с ним огромное количество времени, к своему удивлению, Феликс начал замечать его эмоции. И как ни парадоксально, но бóльшая их часть отражалась в его взгляде. Куромаку редко улыбался, но вот глаза у него были очень выразительные. Феликс и сам не понял, каким невероятным образом они с Куромаку сперва умудрились стать друзьями, ну, а затем… и этого ему стало мало. Мысль о том, что он снова в кого-то влюбился была для Феликса крайне болезненной. Он не хотел портить их только-только устаканившиеся взаимоотношения, однако, с каждым днем скрывать свои чувства становилось всё сложнее и сложнее. Червовый валет и сам не замечал, как мог уцепиться за рукав трефа и пройти с ним таким образом сотню метров, или как машинально тянулся к его плечам — смахивать пылинки с темного пиджака. Куромаку, кажется, не считал эти его вольности чем-то из ряда вон выходящим, списывая их на особенности его масти. В такие моменты Феликс не знал — радоваться ему от того, что тот плохо разбирался в людских эмоциях, или плакать, но руки он свои всё никак не мог оставить при себе. Его вечно тянуло трогать всех, кого он когда-либо любил, и эта особенность самого Феликса каждый раз доводила чуть ли не до истерики. Он так… хотел большего, но черт возьми, не мог себе этого позволить ни при каких обстоятельствах. Ему стало мало просто быть с Куромаку рядом, мало его прикосновений, мало слышать его голос лишь изредка, мало его всего, черт подери! А с тем, как Феликс шёл на поправку, между ними вновь возникал этот непреодолимый барьер. Нет, трефовый король больше не изменит своего хорошего к нему отношения, это Феликс знал точно. Куромаку был довольно спокойным и не переменчивым человеком, так что предпочитал общаться лишь с людьми, проверенными временем. И Феликса он бы уже вряд ли бросил, но… Из-за его работы, которая начинала пожирать всё больше и больше свободного времени, они начали отдаляться. Недалёк был и тот час, когда они стали бы видеться сначала пару раз в неделю, а потом и в месяц. Но в итоге Феликс смирился и с таким положением дел. А что ему ещё оставалось? Хоть он и осознал свою любовь, надеяться на взаимность Феликс не мог — он не верил в то, что Куромаку мог испытывать к нему столь же трепетные чувства. Феликс уже давно для себя решил, что когда трефовый король найдет себе хорошенькую девушку (которая непременно будет такой же умной и способной как и сам Куромаку), а после, сделает её своей королевой, то он будет первым, кто пожелает им счастья. Он будет гостем на их свадьбе и может быть, даже толкнет какую-нибудь трогательную речь про время, когда они с Куро были детьми, все вокруг посмеются и выпьют за здоровье молодоженов. Закричат громкое: «горько!» Но, вот на её месте — любовницы, жены, королевы, кого угодно, кто мог бы быть с серым королем рядом он никогда не будет, не мог быть. Не мог он даже и мечтать об этом — слишком уж хороша для него, Феликса, была подобная мечта. Ведь по сути кем он был таким? Слабаком, позволившим своей собственной глупости лишить его народа дома, а некоторых из них — и близких с родными. Феликс не был умён, а значит никогда и не смог бы стоять с трефом вровень. Так чем он вообще мог понравится Куромаку? Они ведь были слишком разными, слишком.       — В отличие от меня, ты хороший человек, Феликс. Кто бы что не говорил. Да, возможно ты перегибаешь палку и иногда даже слишком, но… изначально-то ты всегда действовал исходя из добрых побуждений. А последние года, какие бы они не были — они ведь не сделали тебя хуже. Ты упрямый в хорошем смысле слова, а ещё мне интересно с тобой. Я хочу тебя защитить тебя, от всего, что будет тебе угрожать, ну и ещё… ты кхм, в моем вкусе, — последнюю часть фразы Куромаку проговорил тише, не пояснив правда, какой именно «вкус» имел в виду.       — Я ведь парень. Тебя это что, совсем не смущает? Куромаку вымученно вздохнул.        — Я что похож на Ромео? Не припомню, чтобы я когда-нибудь так же открыто заявлял о своих предпочтениях. А вот тебя самого ничего не смущает? Ты меня будто от отношений отговорить пытаешься.       — О… отношений? То есть ты хочешь…       — А почему нет? Я же уже сказал, ты мне тоже нравишься. Поправь меня, если это не так, ты всё же в этом больше смыслишь, но мне кажется, для людей, которые нравятся друг-другу нормально состоять в отношениях разве нет?       — Погоди… у меня передоз информацией. Столько всего, мне кажется, будто это сон. И я всегда думал, что ты выберешь себе симпатичную, умную девушку, а не… меня.       — А что в тебе плохого? — Куромаку притянул к себе за плечо червового валета и коснулся его шеи в легком поцелуе.       — Я же дурак, Куро. Самый настоящий.       — То, что ты эмоциональный и не разбираешься в точных науках не делает тебя дураком. Я вот, например, совершенно не умею общаться с людьми, несмотря на то что умный. Я бы с удовольствием половину своих знаний променял на то, чтобы понимать других чуточку лучше. Я бы тогда и чувства твои понял намного раньше, — эти слова, сказанные с теплотой, обнадеживали.       — Хорошо. Я понял. Ты мне нравишься, я тебе тоже. Что теперь? — обескураженно спросил Феликс. Ему до сих пор было тяжело свыкнуться с мыслью, что происходящее реально.       — Можем продолжить там, где ты меня остановил. И так уже потратили кучу времени на поиск отговорок. Или ты не хочешь? Феликс покачал головой. Нет, ему хотелось, удивительно даже, что вообще могло хотеться в такой-то ситуации.       — Я же пьян, — попытался использовать последний аргумент он.       — Я тоже, — по-простому ответил серый король. Ох уж эти трефы и их хренова логика. Чтоб её.       — Куро, для тебя всё это и правда нормально? — последний раз решил уточнить червовый валет. Ему было сложно сопротивляться моменту влечения, он черт возьми уже сгорал заживо, но боялся делать то, о чем Куромаку мог на утро пожалеть.       — Феликс, послушай, если бы для меня это не было нормальным, я бы не стал заходить так далеко, — серьезно ответил Куромаку, подняв на него свои серые глаза. И Феликс понял, что утонул в них безвозвратно.       — Хорошо, тогда давай сделаем это. Ему не нужно было давать разрешение дважды. Куромаку быстро перехватил инициативу на себя, он всегда и во всём привык так делать. Его горячий язык проскользнул внутрь рта Феликса и тот в ответ глухо застонал, дернув на себя черный галстук.       — Ах, твою мать… вот прям так, с места в карьер, да? Ты всегда такой нетерпеливый, Куро? Пальцы Феликса путались в пуговицах собственной рубашки. Он поднял глаза и наткнулся на взгляд Куромаку, смотрящего на него из-под сверкающих в лунном свете очков.       — Только сегодня и только с тобой. Завтра мне наверняка будет очень стыдно за то, что я много себе позволяю. Ну а пока, наслаждайся моментом. Червовый валет поспешил расстегнуть рубашку до конца, и треф тотчас же примкнул к его оголенной ключице. Феликс попытался было снять и штаны, но вдруг легким касанием его остановили.       — Лежи. Мне будет удобнее. Поле этой фразы, мысли если какие-то и были у Феликса в голове, то точно разлетелись окончательно, как распуганные дикие птицы. Куромаку требовательно рванул на себя пряжку чужих джинс, а после усадил Феликса к себе на колени.       — Я сделаю все сам. Скажи только, если захочешь побыстрее. Ночь обещала быть жаркой.

***

      — Куро, ты помнишь первое, что я тебе сказал, после того как стал жить здесь? Оба молодых человека сидели у изножья кровати, прижавшись друг к другу и накрывшись одеялом. Никакого желания спать после произошедшего у них обоих не было и в помине. Куромаку очень уж явно усмехнулся, вспоминая былые деньки. Наверное, сейчас не у одного Феликса начало их более тесных взаимоотношений вызывало ностальгию. Да, а ведь когда-то и они оба с явным скепсисом и недоверием относились друг к другу. Кто бы знал наперед что всё в итоге окончится сегодняшней ночью? Жизнь определенно посмеялась над глупыми клонами.       — Такое я бы при всём своем желании не смог забыть. Внезапно, после этих слов Куромаку нахмурился, будто что-то припоминая, а затем спросил самое странное, что вообще мог спросить в данной ситуации:       — Слушай, Феликс, я тут вспомнил кое-что… а ты руки из-за меня случаем никому не ломал? Червовый валет ошалело посмотрел на трефового короля и покраснел. Очень и очень сильно.       — Курон рассказал, да? Не знаю в какой интерпретации ты услышал эту историю, но я Куполом клянусь, это всего было один раз, и то не специально!       — Он не рассказывал. Ну не напрямую так точно. Но… как вообще можно «не специально» сломать кому-то руку? — искренне недоумевал Куромаку. Ну то есть он знал, что Феликс был не самым слабым из клонов, а когда бесился так и вовсе мог такого наворотить, что мама не горюй. Но всё-таки сломать кость… это надо ещё умудриться.       — Очень обычно, ясно тебе! — повысил голос Феликс. Кажется, к нему пережившему пару серьезных потрясений за эту ночь начала возвращаться привычная эмоциональность.       — И как же так вышло? Я не осуждаю, мне просто интересно, — трефовый король погладил его по голове, в попытках успокоить. Это возымело эффект.       — Долгая история. Ради которой мне скорее всего придется пол своей жизни пересказать. Тебе в сокращенном варианте или как есть? — Феликс ещё немного подулся для приличия, но быстро остыл. С Куромаку ему всегда было проще контролировать свои эмоции. Наверное, именно поэтому они неплохо ладили, оттого что во многом дополняли друг друга.       — Как пожелаешь. Мне спать совершенно перехотелось. А тебе? Феликс покачал головой.       — Нет, я тоже сейчас не засну. Только подумаю, что ты и я… блин. Меня трясти начинает.       — Успокойся, Феликс. Тупили мы с тобой конечно знатно оба, но в итоге всё же пришли к этому разговору. Теперь-то всё хорошо. Давай, я слушаю тебя внимательно. Феликс улыбнулся, впервые за долгое время искренне. Он прижался щекой к холодной ладони Куромаку и начал говорить.

***

Бывают в жизни людей такие чётко отслеживаемые моменты, после которых с уверенностью можно сказать, когда именно всё пошло наперекосяк. И условно, Феликс сказал бы, что конец его правлению солнечной страной был положен тогда, когда он разбил свой видеофон. Условно потому, что нормально вникать в государственные дела он перестал намного раньше. Просто тот день был переломной точкой, после которой происходящее окончательно полетело к чёртовой матери. О своей недальновидности червовый валет пожалел почти сразу же, как устройство связи коснулось земли и затихло навсегда, издав болезненный цифровой писк, разлетевшись на платы и микросхемы. Но, исправить ничего уже было нельзя. Резкий разбег от благодушного настроя до взрывной ярости всегда мешал четвертому клону жить — из-за своей истеричности он частенько влипал в неприятности. Тот раз не стал исключением. По возвращению с Земли, характер Феликса, не сдерживаемый более нормами поведения в реальном мире испоганился ещё сильнее прежнего. Ведь местное общество ориентировалось на него, а не наоборот. В тот период своей жизни, за который ему до сих пор было стыдно, он совершенно не сдерживался и вел себя так, как бес в ребро бил. Однако отступать было уже поздно. Скорчив недовольную гримасу, Феликс посмотрел на шокированного Франца и махнув рукой произнес: «Ну и пусть катится. Не хочет помогать — сами как-нибудь справимся» Франц же явно был иного мнения. «Но ваше величество, может быть серый король просто был занят?» Феликс уже и сам дошел до подобной мысли, отчего его противно кольнула совесть. Ну вот не мог Франц сказать это вслух и на пару секунд пораньше! «Без разницы! Кто нам вообще такой Куромаку? Чужак, а кроме того ещё и глава другого государства. Неизвестно, для чего он изначально помогал нам. Он тот ещё…змей. Слишком хитрый и бесчувственный, чтобы делать что-то просто так, по доброте душевной» «Ну, вам лучше знать, м-сье», — обескураженно произнес Франц. На него серый король не произвел такого уж дурного впечатления, однако из-за того что Куромаку был малоэмоциональным, для большинства карточных людей (в особенности червовых) его личность и мотивы оставались загадкой. «И ещё… колоны проволокой бы неплохо обернуть, а то вздумали мне тут всю красоту портить», — Феликс наклонился к сахарной трости и призадумавшись ткнул её своей записной книжкой. Подточенная снизу та закачалась и рухнула на землю. «Думаю те, кто захочет их съесть, просто срежут железо и всё» «По проволоке всегда можно пустить ток», — рыжие глаза Феликса жутко сверкнули, напугав бедного секретаря. Смотря на такое выражение лица, с правителем Фелиции никто не решался спорить, не решился и Франц. «Как будет угодно вашему величеству» Феликс перестал хмурится и ослепительно улыбнулся, как ни в чём не бывало. Будто бы он и не говорил только что столь ужасных вещей. «Отличненько! Ну тогда эту проблему я оставляю на тебя. Мне нужно будет смотаться в Верону на пару недель, предупредишь совет и министров, окей?» — Феликс с размаху хлопнул вздрогнувшего секретаря по плечу и улыбнулся ещё радостнее прежнего. У Франца от таких слов глаза на лоб полезли. В Верону, зачем? Почему на столь долгое время, сейчас, когда в стране было столько проблем?! «Но ваше величество, что нам делать с…» — он хотел высказать червовому валету всё, пусть тот и разозлится, но тот даже не попытался его выслушать и быстро перебил. «Ничего-ничего, не развалится же страна без меня тут за такое короткое время, да? Справитесь как-нибудь. Да что ты так на меня смотришь, Франц? Не случится ничего, я тебе обещаю!» Сейчас бы Феликс дал бы сам себе по лицу за такие слова, от души бы дал. Но он ведь уже говорил, что никогда и не был слишком-то умным, да? Тогда он просто сбежал от ответственности, потому что побоялся нести тяжкое бремя. Понадеялся на то, что люди сами как-нибудь разрулят всё в его отсутствие. Ну вот министры и разрулили. До того аж «разрулили», что израсходовали всю энергию в генераторе пока их король был в отъезде. Только спустя года Феликс понял, что те всё это время под самым его носом проворачивали такие тёмные схемы, что впору было дивиться, как всё не навернулось ещё раньше. Да, конечно, червовый валет говорил себе, что едет за советом, но это был откровеннейший самообман. Но после того, как он помог Создателю и обрек всех быть узниками Карточного Мира, Феликс стал до смерти бояться принимать хоть какие-нибудь решения. Его вообще всю его жизнь преследовала тема безальтернативных выборов, тех где вроде бы и было несколько вариантов, но все они были одинаково плохи. «Бездействие — тоже действие», — когда-то давно сказал ему Данте, хоть и по поводу совершенно другой ситуации. Тогда Феликс едва ли смог понять смысл его слов, однако он осознал их, когда вернулся обратно в свою страну. Отказавшись от самого выбора, оставив решение проблемы другим, он впоследствии сполна расплатился за всё.

***

Раз Куромаку его игнорировал, то оставался единственный клон, к кому Феликс мог обратиться за помощью. Поэтому он поехал к Ромео. Феликс намеревался провести серьёзный разговор и выяснить всё, что его интересовало касательно инфляции и экономики, но он быстро упустил тот момент, когда кабинет внимательно слушающего его и кивающего Ромео сменился сначала баром, потом клубом, а затем и какого-то черта сауной. Более-менее Феликс пришёл в себя только через несколько дней, во дворце, когда одна из танцующих на столе девушек залезла ему с языком в рот. После поцелуя, со вкусом приторной вишневой помады, Феликс оттолкнул смеющуюся веронку и обернулся к своему королю, мирно потягивающему какой-то коктейль из бокала. «Какого хера мы вообще делаем, Ромео?» — с трудом спросил Феликс заплетающимся языком. Да уж, судя по всему он уже выпил намного больше своей привычной нормы. «Развлекаемся, мой дорогой, что же ещё? Очевидно, что я не могу помочь тебе советом, однако хорошо отдохнув, думаю, ты и сам сообразишь, что тебе нужно делать», — жестом веронский принц подозвал другую девушку с серебряным подносом и та, сделав изящное движение сунула новый бокал в руки червового валета. «Развлекаемся? Это-то с твоей стороны не считается изменой?» — спросил он, сверля своё расплывающееся отражение в бокале. «Конечно нет, я ведь люблю свою жену, Феликс» «А зачем тогда тут все эти полуголые девицы?» Ромео посмотрел на него как на самого распоследнего дурака на всем белом свете. «Для эстетического удовольствия!»

***

Проснулся Феликс ближе к полудню. Голову дико ломало с похмелья, а без рубашки и затерявшихся в вакханалии вчерашней ночи штанов было мерзко и холодно. Он медленно приподнялся на кровати и перед его глазами всё закружилось. На ярких розовых простынях, вокруг Ромео, неведомо где доставшего маскарадную маску скучковались спящие веронки. На холодном шёлке, они грелись самым простым известным человечеству способом — в объятиях друг друга. Во время поиска своих утерянных вещей, Феликс к своему удивлению вспомнил, что его король, обычно жадный до женского внимания, за весь их вечериночный трип даже не касался никого из барышень, чего уж говорить о чем-то большем. «Не для меня это всё, мои хорошие, я теперь женатый человек», — качал он головой, на что все без исключения дамочки грустно улыбались и цокали накрашенными губами. Вот уж действительно, расскажи кто Феликсу о таком поведении его короля — тот ни в жизнь бы не поверил, если бы не увидел это всё собственными глазами. Правду говорят — чувства меняют людей, особенно любовь. Но нравы в стране роз по мнению червового валета всё равно были где-то далеко за гранью нормального. Хотя многие из девушек и пытались приставать к Феликсу, из-за того, что тот не отвечал им взаимностью, все эти несколько дней свелись к тому, что оба черва в женской компании в просто играли во всякие глупые игры, танцевали и громили в парадной зале всё, до чего могли дотянуться. Ну да, в женской компании разной степени обнаженности. Но, как и сказал Ромео, это было просто эстетическое дополнение, ни к чему не обязывающее. Вспомнить сколько же конкретно он выпил, для Феликса стало задачкой посложнее — при том, что он уже был взрослым, толерантность к алкоголю у него была аховая. Ему достаточно было и бокала вина, чтобы напиться, что уж говорить о кальвадосе и граппе — напитках чрезвычайно крепких и опасных, что гнали исключительно в Вероне. Их он пробовал за эту неделю не единожды. Да уж, не такого Феликс хотел. Приехав сюда он всё же надеялся, что Ромео поможет ему решить хотя бы часть его проблем. «Уже уходишь?» — Ромео застал Феликса у выхода из зала, когда тот потерянно скитался в поисках последнего своего сапога. Видок у обоих червовых был не ахти какой, однако, Ромео даже с таким шухером на голове и в халате умудрялся выглядеть элегантно. «Да, я… мне нужно обратно в Фелицию, дела и всё такое, ну ты сам знаешь» «Но тебе стало хоть немного легче?» «Наверное», — Феликс не хотел врать, но и огорчать Ромео ему тоже не хотелось. Благо тот никогда особенно не присматривался к нему и судил об эмоциях Феликса поверхностно. «Ну тогда удачной дороги. Возвращайся, как надумаешь взять ещё один небольшой отпуск. Может быть, в следующий раз сумеем подыскать тебе даму по вкусу» Младший черв кивнул и отправился восвояси. Говорить о том, что девушки его в принципе мало интересовали, как и о своем разочаровании он не стал. Феликс даже и подумать не мог, во что в будущем выльется этот его недельный загул в Вероне.

***

По возвращению Фелиция встретила своего правителя снегом и холодом, пробирающим до костей. Конец осени, тут должно было быть тепло как летом, не зря же страну Феликса называли «солнечной». Света и тепла тут было всегда в избытке, но не сейчас. Сейчас лишь тьма и серость царствовали вокруг. На пустынных улицах не было ни одного прохожего. Червовый валет сделал шаг, затем ещё один и вскинул голову к огромной сфере, закрывшей собой почти всё небо. Фелицианское Солнце, ранее улыбавшееся, ныне жутко истекая вязкой черной жижей терялось в облаках. Не нужно было быть трижды гением чтобы понять — запас генератора иссяк, когда оно находилось в самом зените. Феликс упал на колени. Он выбрал не выбирать, выбрал перекладывать свою ответственность на посторонних до последнего, и вот к чему это привело. Слезы потекли по его лицу. Он не хотел всего этого, правда не хотел! Ну почему вечно всё самое плохое происходило только с ним? У других клонов всё всегда было нормально. За потоком бессвязных мыслей Феликс и не заметил, как к нему приблизился человек. А может быть тот и вовсе не приближался, и действительно возник из ниоткуда? «Ох, так ты вернулся, фелицианский король. Вовремя же, ты не находишь?» — усмехнулся надтреснутый голос и червовый валет вздрогнув поднял голову. На него смотрели сощуренные от смеха лазурные глаза.

***

Феликс не помнил, как попал домой, и о чем конкретно они говорили с Джокером. Все его воспоминания были будто в тумане, липком и холодном. Том, где водятся те, кто с лёгкостью могут тебя сожрать. Более-менее оклемался Феликс только через несколько дней. Франц, всё это время, суетившийся вокруг него, рассказал всё. О том, как остановилось Солнце, о том, как он нашел Феликса у самой границы города, когда тот в бреду повторял одно и то же. «Хватит, я не хочу этого видеть… я не хочу знать, лучше ослепнуть, лучше забыть, чем так! Лучше забыть…» Хранитель Карточного Мира что-то показал Феликсу. Что-то настолько шокирующее и страшное, что этот эпизод намертво заблокировался в его памяти. А попытки вспомнить не приводили ни к чему, кроме приступов мигрени. Но теперь, когда это временное помешательство прошло, люди ждали от Феликса приказов, поручений, чего угодно, что могло бы исправить положение. Однако, он с ужасом понимал, что не в силах помочь им. Феликс не был таким же умным, как Зонтик, или таким же решительным, как Куромаку. Всё, что у него было — это доброта, но ей не спасёшь от холода, ею не накормишь людей. Эмпатия абсолютно бесполезна там, где нужен холодный расчет. В этот самый трудный для Фелиции момент и появилась Николь. Она стала ангелом, ниспосланным его народу с небес. Той, кто смог сделать то, что Феликсу было не под силу. Её план был дырявым как решето и полубезумным, но не бессмысленным. И там, где высшие чины государства восприняли учёную в штыки, на её защиту встал их правитель. Червовый валет предложил внести несколько правок, и смог убедить всех несогласных отложить сомнения до тех пор, пока не минует кризис. Правдой было то, что без Феликса Николь никто не воспринял бы всерьёз, однако, если бы не было её, никакие ораторские навыки не помогли бы ему перебороть стужу и холод замерзающей страны. В технической части плана Феликс особо не участвовал, всё сделала сама бубновая дама. Ну да, он нашел мастеров, тех, кто помог реализовать её задумку, он смог успокоить людей, смог добиться того, чтобы разобщённые политической ареной чиновники и прочие враждующие фракции стали действовать сообща, но… По мнению Феликса, он годился только на то, чтобы делать вид, что всё хорошо. Он искренне считал, что спасение солнечной страны не было его заслугой. Он просто умел неплохо общаться с людьми, так какая же в этом была грандиозная польза? Да и потом, он же сам довел Фелицию до такого состояния. Неуверенность начала пожирать червового валета с того дня. Неуверенность и самоненависть. Феликс старался выглядеть, так же, как и всегда — шутить, громко говорить, хлопать людей по плечу и повторять одно и то же раз за разом: «Всё будет хорошо, всё будет просто замечательно. Мы справимся, мы выдержим!». Но он чувствовал, что долго так не протянет. Что рано или поздно весь этот фальшивый свет в нём выгорит и не оставит после себя ничего, даже пепла. Осложняли всё и так некстати начавшиеся кошмары, преследовавшие его беспокойное сознание каждую ночь. В этих снах, как Феликс предполагал, он видел то будущее, что могло бы произойти с его страной, если бы не удачное стечение обстоятельств. Покрытая зелёным ядовитым смогом Фелиция, вышедшее из строя Солнце и сотни тысяч жертв. Что-то такое, кажется, ему и говорил Джокер. И как бы Феликсу не было горько это признавать, но тот был абсолютно прав. «Сломался» червовый валет не сразу, как они покинули поверхность, и даже не через месяц и не через два. Хотя, учитывая то, как отчаянно он выжимал всего себя всё это время, удивительно, что он вообще протянул так долго. В один прекрасный день Феликс случайно разбил кружку, а потом, спустя какое-то время очнулся среди разнесенной вдребезги комнаты. Он не помнил, как это случилось, и это пугало еще больше, чем всё то, что происходило с ним до этих пор. Гнев больше не давал освобождения. Он лишь оседал едкой, чернящей гарью на сердце. Тогда Феликс и понял — это конец. Сам он уже не сможет выкарабкаться из этой ситуации, а помогать ему никто не станет. Ведь кто бы стал протягивать руку помощи тому, кто всех подвел? Что остальных клонов, что своих собственных подданных? В этот самый момент Феликс опустил руки, перестал бороться и позволил апатии пожрать себя со всеми потрохами.

***

Дни стали однообразными и тоскливо серыми. Иногда червовый валет предавался воспоминаниям о прошлом. Он мог часами рассказывать всем, кто был в настроении его слушать, о реальном мире. Время, проведенное на Земле стало для Феликса тем недостижимым идеалом, в который хотелось вернуться. Тогда, в прошлом, всё, что его волновало — это то, что будет дома на обед, или то, почему за очередную выходку Вару несправедливо досталось ему. Он скучал по былым денькам. Скучал как выгоревший, уставший от своих обязанностей взрослый скучает по простому и понятному для него детству. Предаваться несбыточному эскапизму было приятно. Тогда, на Земле, хоть всем и было на него плевать, но его хотя бы не ненавидели. Из-за вечного недосыпа Феликс периодически видел всякое. Не то чтобы это были какие-то осмысленные галлюцинации, однако, они пугали самим фактом своего существования. «Вот так значит и сходят с ума?», — устало думал он, в очередной раз закрывая горящие от слез и бессонницы глаза. Крепкий сон, в котором не было никаких зрительных образов стал для него непозволительной роскошью. Феликс уже не надеялся на то, что ему когда-нибудь станет лучше. Нет, он искренне считал, что это заслуженная расплата. За то, что в своё время он выбрал сторону Создателя, за то, что бежал от ответственности всё это время. За то, что обрек людей на страдания. Никто его уже не спасет. Но он больше и не хотел никакого спасения.

***

Появление трефового и червового королей стало для Феликса такой дикой неожиданностью, что он принял их за очередную свою галлюцинацию. Однако, каково было его удивление, когда эти самые «галлюцинации» сначала притащили к нему доктора, а после и его самого усадили в машину и отвезли в Куроград. Ну всё, поехала моя крыша надолго и намного, — дрожал в немом ступоре Феликс, думая, что этот странный сон подзатянулся и начинает пугающе напоминать нечто происходящее наяву. Но Ромео не стал бы помогать ему, а Куромаку — уж и подавно. Феликса они ненавидели, так ведь? Ответ на этот вопрос Феликсу сложно было найти самому, он ни черта не понимал и запутался окончательно. В тот период своей жизни он перестал на какое-то время говорить. Вообще. Стиснув зубы ждал, пока весь этот морок пройдет. На Феликса вследствие этого приходили смотреть всякие врачи, пичкали его таблетками, а он всё пялился на них исподлобья и молчал. Сам Феликс смутно помнил те первые полгода. Перед ним всё сливалось воедино — появлялись и исчезали разные, абсолютно не запоминающиеся лица, докторов, горничных, и прочих непонятных людей. Примерно тогда к нему в комнату и начал приходить Куромаку. Видимо, беспокоясь за то, чтобы Феликс не сделал с собой чего-нибудь (он что был похож на самоубийцу?), Куромаку на какое-то время перенес свой кабинет к нему. Так он мог одновременно и работать, и наблюдать за его состоянием. Уходил же Куромаку только тогда, когда отправлялся за едой, или под самый вечер, когда им обоим пора было ложиться спать. Червовому валету странно было видеть трефа такое огромное количество времени. Тем более, что детстве они не так уж и хорошо ладили, а как оба повзрослели — и подавно. Но, фокусировать внимание на Куромаку было просто — он появлялся в поле зрения чаще всех прочих, кто посещал покои. Феликсу он не мешал, да и как он мог мешать, если просто молча перебирал свои документы? Иногда Куромаку даже разговаривал с ним. Ну как, «разговаривал», скорее просто пересказывал, как происходили дела в государстве, на границах, говорил о всяких новостях. Видно было, что трефовый король не привык вести длинные монологи «в пустоту», но по каким-то странным причинам он старался, несмотря то что ему никто не отвечал. Со временем Феликс перестал воспринимать в штыки серое пятно, мелькающее перед глазами. Он устал искать во всём подвох и банально сдался. Если это всё не реально, то хотя бы эта «не реальность» была не такой уж и плохой. Червовый валет молча следил взглядом за тем, что делал и говорил серый король и долгое время копил в себе слова для чего-то. Сам не понимая, для чего.

***

«Я не думал, что ты настолько упертый, Куро», — тихо сказал Феликс, даже не повернувшись к трефовому королю. Он смотрел на колышущиеся полупрозрачные занавески. Холодный весенний ветерок разбавлял спертый застойный воздух комнаты. Ощущать его колючие касания на оголенных руках и шее было приятно. Феликс полностью отдался этому ощущению, не выказывая никакого интереса к человеку подле себя. Тарелка, что держал в руках Куромаку в тот же миг выскользнула и разбилась. Кусочки яблока, которое он чистил, красными брызгами разлетелись по полу. Игнорируя осколки, он подскочил со стула, подошел к Феликсу, положил руки на его плечи и силой заставил перевести на себя взгляд. «Ты узнаешь меня, Феликс?» — впервые за всю свою жизнь червовый валет видел трефового короля настолько взволнованным. С возрастом Куромаку стал намного более отстранённым. На собраниях Восьми, тогда, когда те еще проходили, он всегда смотрел на окружающих высокомерно и спокойно. Единственное, что Куромаку мог — все с тем же бесстрастным выражением лица швырнуть в выбесившего его человека первое, что попалось под руку. Можно было сказать, что от остальных клонов второй со временем закрылся так же, как и его валет. Только если Зонтик перестал покидать синюю страну, то Куромаку перестал показывать людям свои истинные эмоции. А теперь так явно волнуется. Ну точно, он не настоящий, — подумал Феликс, вглядываясь в черты лица маячившего над ним человека. Феликс кивнул, не желая говорить попусту. Ему казалось, что этот не настоящий Куромаку прекратит приходить к нему через месяц или два, но он всё ещё был тут. Ну правда, должен же быть лимит терпения и у вымышленных клонов, если их всё время игнорировать, так ведь? И если червовый валет не имел никакого настроения поддерживать диалог, то треф, напротив, выглядел так, будто очень хотел сказать очень многое. Плохого или хорошего, тут уж трудно судить. Феликс отметил про себя, что он никогда не видел серого короля таким. Чтобы его аж разрывало от противоречивых эмоций. Обычно резкие перепады настроения были его, Феликса фишкой. Куромаку помолчал и разжал пальцы, отпуская его. Те места на рубашке Феликса, за которые он держался были чудовищно измяты. «Тебе стало хоть немного лучше? Не болит ничего? Видишь до сих пор что-нибудь странное?» — Куромаку опустился на кровать спиной к Феликсу и закрыл лицо руками. Теперь не было понятно какие эмоции он испытывает, голос его оставался нечитаемым. Хотя, Феликс подозревал, что тот скорее всего злился. Ведь кто бы не злился в такой ситуации? «Я вижу тебя. Это сойдет за «странное»?» — усмехнулся против своей воли Феликс. Вот что-что, а его чувство юмора из-за накатывающего в последнее время чувства обреченности вышло куда-то далеко за грань обычной иронии. «Что? О чем ты… погоди, неужели ты до сих пор считаешь, что всё это нереально? Ты поэтому так долго молчал?» — вздрогнул Куромаку и пристально посмотрел на щурящегося черва. «В яблочко. Не слишком-то полезно болтать со своим больным сознанием, если ты понимаешь, о чем я. Хотя, мне даже интересно, с чего вдруг мой мозг решил выбрать в качестве «спасителя» тебя. Потому что ты похож на Данте? А мне казалось, что я смог забыть о нём за столько-то лет», — горечь и тоска сквозили в его словах. От этих тяжелых чувств на душе у Феликса вновь начало закипать мерзкое трудноперевариваемое нечто, то, что обнажало самые глубокие душевные раны, от которых он бежал уже очень и очень давно. Последнее, чего он сейчас хотел — вспоминать о Данте. Ему всё ещё слишком больно было это делать. «Почему ты решил, что я — плод твоего воображения?» — спросил серый король и сразу же пожалел об этом, когда в ответ раздался нездоровый смех. «Почему? Ха-ха-ха, смешно. Это же просто как день — настоящий Куромаку меня ненавидит. И он уж точно не стал бы мне помогать», — криво оскалился Феликс. Его глаза безумно блеснули в темноте комнаты. Но к удивлению червового валета, трефовый король не выглядел хоть сколько-нибудь поражённым его словами. Он выслушал их спокойно, хотя и нахмурился пуще прежнего. Вид у Куромаку был такой, словно тот ожидал чего-то подобного с самого начала. «Я никогда не ненавидел тебя, Феликс», — твердо сказал Куромаку. Несмотря на то, что Феликс отрицательно мотнул головой, не веря ему, Куромаку всё равно продолжил: «Не скрою, ты меня бесил временами. Но, можно подумать, тебя самого порой не раздражали другие клоны? Мы слишком разные для того, чтобы идеально понимать друг друга. Но всё же, я помогал тебе в Фелиции до того, как остановилось Солнце. Думаешь, я стал бы помогать тому, кого ненавижу?» Феликс задумался над его словами. И правда, треф был слишком гордым и упрямым для того, чтобы протягивать руку помощи кому-то вроде Пика, с которым у него были кардинально разные взгляды на жизнь. А раз так, неужели, все произошедшее за последние полгода действительно было наяву? Несмотря на закравшиеся в его разум сомнения, эту линию червовый валет решил гнуть до конца: «Без понятия. Можно помогать и с корыстным умыслом. Ты же серый кардинал Карточного Мира, ты мог бы…» «Ты сам дал мне это имя, Феликс. И по правде говоря, оно бы больше подошло Пику. Уж не знаю, что ты себе нафантазировал, однако уверяю тебя, я не такой уж и хитрый чтобы проворачивать какие-то тайные схемы у всех за спиной. Если я умею планировать свои действия на пару шагов вперед, это не значит, что у меня на каждую жизненную ситуацию есть решения и ответы. К тому, что произошло с Вероной и Фелицией я не был готов», — Куромаку тяжело вздохнул и его лицо, на котором на мгновение мелькнула злость, вновь стало нечитаемым. «Прости», — Феликс сам не понимал, за что извинялся, однако он чувствовал, что должен был это сделать. Ему показалось, или Куромаку действительно только что расстроился, когда он затронул тему его имени? Может быть, Феликс действительно сложил о нём неправильное мнение? «Проехали. Главное, что тебе стало лучше. Если ты больше не будешь играть в молчанку, то на днях я пришлю к тебе доктора. Она хороший специалист, хоть и методы у неё несколько… специфичные. Но, думаю она сможет тебе помочь»

***

Врач про которую говорил Куромаку пришла через два дня, и собственно так червовый валет и познакомился с Клеопатрой. «Здравствуйте, ваше величество», — тихо сказала невысокая молодая девушка с синими волосами, склонив перед Феликсом голову в знак приветствия. Она отдаленно напоминала египтянку. Смуглая кожа, подведенные стрелками золотые глаза. Судя по всему, у девушки в родословной были имперцы. Только южане в их мире выглядели так. «Да не надо этих формальностей, зови меня по имени. Я ведь давно уже не правлю своей страной», — смутился удивлённый её вежливостью Феликс. Он вообще в последнее время ощущал себя дико неловко из-за любых социальных взаимодействий. Даже простые разговоры давались ему с трудом, он вечно чувствовал какую-то дикую усталость лишь от одного вида людей вокруг. «Как пожелаете. Моё имя Клеопатра, Клеопатра Эзрак. Я практикующий психотерапевт и буду помогать вам с лечением, если вас, конечно устроят методы моей работы» Да, Куромаку упоминал что-то такое. Что-то насчет того, что девушка была врачом далеко не самым обычным. «Так и что за таинственные методы такие? И почему меня они не должны меня устроить?» «Я — маг разума, единственный на данный момент в Курограде. Поэтому помимо стандартных методик я использую магию. У вас нет с этим проблем?» Феликс вздрогнул. Магия… он сам не знал отчего, однако одно упоминание о ней вызывало в нем страх, но он пересилил себя и сделал вид, что всё в порядке. Эта милая девушка не собиралась делать ему больно, это же было очевидно. Но почему Феликсу казалось, что магия разума могла быть очень опасной? Почему казалось, что вместо того, чтобы вылечить, она может навредить ещё больше? «А…ха-хах, да нет, никаких. Ну по крайней мере я так думаю. Ты единственный маг, работающий в этой сфере, да? У тебя, должно быть много клиентов, а Куро заставил тратить время на такого как я… меня прям совесть начинает мучить, ей-богу» Если перед Куромаку Феликс вёл себя так же, как и чувствовал и даже не пытался притворяться, что у него всё путем, то сейчас, в разговоре с Клео он вновь неосознанно вернулся к этому. Сработало что-то вроде условного рефлекса — перед обычным карточным человеком нужно было вести себя нормально и не сметь пугать её своими психами, или умирающим видом. Клеопатра улыбнулась, впервые за весь их разговор. «Вам не стоит ставить свои собственные потребности ниже потребностей других людей. Вы так же важны, как и любой из моих пациентов» Феликс не воспринял её слова всерьез. Нет, всё то, что с ним произошло — лишь его заслуга. И другим людям, более достойным, помощь доктора была нужнее, так он считал. Но он не стал развивать эту тему. «Наверное…и для чего именно ты будешь использовать магию?» Феликс заметил легкое замешательство на лице Клеопатры. Наверное, она предполагала, что Куромаку расскажет о её работе до того, как договорится об их первой встрече, но тот не сказал ни слова. Хотя, чему тут было удивляться? Трефовый король и волшебство были такими же близкими друзьями, как черти и ладан. «Дело в том, что раны оставленные на психике могут быть такими же глубокими, и заставлять страдать нас не меньше физических. Бóльшую часть причин, по которым они произошли стоит искать в прошлом. А с помощью магии я могу проявлять воспоминания людей, как хорошие, так и плохие. Иногда, если посмотреть на происходящее со стороны, становится понятно, отчего возникла та или иная психотравма. Но на первой встрече мы с вами просто поговорим, вы не против?» «Почему бы и нет… просто поговорить я всегда могу», — нервно отозвался черв, сложив пальцы в замок. Он думал, что врач сходу начнет проворачивать все свои психологические штучки и будет пытаться залезть к нему в душу, однако девушка его удивила, начав разговор вполне нейтрально. «Как вам живется в замке?» — она достала небольшой блокнот и перевернув пару исписанных страниц, щелкнув ручкой, размашисто набросала на нем какие-то слова. «Ну как сказать… тут на удивление спокойно в отличие от фелицианского дворца. У нас там вечно такой гомон стоял, особенно у приемных. А тут тихо», — улыбнулся Феликс, однако голос его несмотря на все усилия всё же помрачнел. «Не любите тишину?» — уточнила Клео, делая ещё пару пометок. «Не очень. На самом деле мне… как-то грустно становится, когда вокруг меня совсем нет людей. Я как бы… вырос в большой семье, если можно так сказать, и тишины в нашем доме отродясь не водилось — вечно кто-то ругался или разговаривал» «Семья, значит. А какие у вас отношения с семьей?» «Ха, ну это известная история, разве нет? Мне кажется, о восьмерых правителях не слышал только тот, кто совсем уж в лесу живет. Ну, о семерых скорее. У Зонтика там свои приколы с тайной личности» Феликс и правда не понимал, с чего вдруг они заговорили об остальных клонах. Неужели в контексте происходящего они были так уж важны? Он в недоумении склонил голову и посмотрел на Клео, та, поправив отворот халата продолжила их разговор. «Безусловно. Я слышала о них всех, а кое с кем встречалась и лично. Однако, сейчас мы говорим именно о том что вы о них думаете» А, так вот к чему она всё это вела. Феликс взялся за край своего плаща и начал скручивать его в руках. Ему трудно было сидеть совсем уж безо всякого движения и говорить на такие темы. «А… ну что тут рассказывать? Думаю, они все меня терпеть не могут, хотя некоторые и говорят, что это не так», — припомнил он недавние слова Куромаку. Клеопатра не торопила его, и Феликсу от чего-то и вправду захотелось ей рассказать поподробнее об этом. Объяснить свою мысль до конца. «Ну, знаешь, раньше мы жили в другом месте, а Карточный Мир терпеть не могли. Хотели из него сбежать, но это можно было сделать только если бы пострадал кое-кто очень важный. Так что, если пропустить весь грустный трёп на эту тему, в итоге вышло так, что я не дал этому случиться и вернул нас всех сюда. За это другие правители меня заслуженно ненавидят» И отчего он вообще перед ней так откровенничал? Это что, уже была магия? Но сам не понимая отчего Феликс принялся рассказывать и дальше. О том, как они жили на Земле, чем занимались, как начали осваиваться здесь после того, как Создатель отказался от их помощи. Стоило кому-то коснуться болезненной для него темы, как годами накапливаемые страхи хлынули из Феликса нескончаемым потоком. Видимо, этот разговор был соломинкой, переломившей хребет верблюду. «На самом деле я давно уже не вижу для себя никаких хороших вариантов будущего. Вообще никаких. Всё с каждым днем будет только хуже, а потом… бесполезно лечить человека, который не видит в этом смысла, так ведь?» — будто бы оправдываясь, сказал девушке Феликс. Не помогай мне, помогай тем, кто этого по-настоящему хочет, — вот что он хотел дать ей понять. Но трефовая дама отреагировала на его слова спокойно, и даже ободряюще улыбнулась ему. «Смысл всегда есть. Подобные пессимистичные мысли — не часть вашего характера, а следствие болезни. Им придаются все без исключения люди с депрессией, но, если вы будете продолжать лечение, со временем такие мысли уйдут»

***

«В вашей жизни многое было завязано на положительных эмоциях, не так ли?» Феликс поднял голову и поймал взгляд внимательных золотых глаз, направленный на него. В кабинете Клеопатры всё было обставлено минималистично, но при этом окружение не вызывало чувства тоскливой стерильности, как это порой бывало с домами жителей серой страны. Цветы, на столе и подоконнике, на которые черв частенько засматривался (они напоминали ему о Фелиции) приятно разбавляли однотонный декор. Это была уже их пятая встреча и Феликс определённо мог сказать, что терапия имела эффект, однако, с проблемами не получалось разбираться так быстро как ему того хотелось бы. До сих пор он не слишком-то и рефлексировал на тему своих перепадов настроения. Феликс и не пытался даже разобраться, от чего его временами всё так бесило, или до болезненного радовало. Но теперь благодаря помощи Клео картина начала потихоньку проясняться. Не люблю, когда все вокруг ругаются или грустят. Это всё будто через меня проходит, мне каждый раз хочется обо что-нибудь головой удариться, или покричать на кого-нибудь хорошенько, чтобы этого не чувствовать. Я совсем безнадежный, да?, — спросил у неё в прошлый раз Феликс. Отчего же? Просто вы остро ощущаете настроение других людей и принимаете его близко к сердцу. Это называется сверхчувствительность. Встречается у трех процентов населения, вы далеко не один такой. Червовый валет вынырнул из раздумий и утвердительно кивнул. «Да, точно. Я ж и сам в некотором роде… эээ… ладно, не забивай себе голову», — сказать, что он был олицетворением радости у Феликса сейчас просто язык не повернулся бы. Убедившись в том, что червовый валет больше никак не разовьёт свою мысль Клео прокашлялась и произнесла: «На предыдущем сеансе я заметила одну интересную деталь. Тогда, когда вы дали мне возможность увидеть ваше прошлое…» — отчего-то она помедлила, будто бы ожидая разрешения и Феликс в нетерпении крутанул в воздухе рукой, призывая её говорить дальше. «Когда вы позволили заглянуть в ваш разум, я увидела то, что бóльшая часть ваших воспоминаний отличается от вашего представления о них. Например, вы осознаете, что ваше самое лучшее воспоминание — оно же и самое худшее?» — она пристально следила за мимикой и движениями тела Феликса и все они говорили лишь об одном — о его замешательстве. «Если честно я не могу понять о каком конкретно воспоминании ты говоришь» Трефовая дама протянула ему свою руку. «Я могу вам показать» «Хорошо. Но если там будет что-то взрослого характера, ну ты понимаешь… неловко было бы. Разочарования напополам с радостью ведь не только в обычной жизни бывают» Клео вскинула брови и кажется, даже немного смутилась. Но только совсем немного. «Нет, ничего подобного там нет, уверяю вас. Тем более, я могу прервать иллюзию если вам будет некомфортно» Феликс долго колебался, но всё же протянул девушке руку в ответ, и сознания их обоих заволок туман. Постепенно из пепельной дымки, скрывшей кабинет, выступали совершенно иные очертания. Окружение наполнялось чёткими формами, запахами и цветами. Червовый валет и трефовая дама оказались на берегу озера, заросшего паутинкой зеленой ряски. Над их головами простиралось глубокое синее небо. Где-то в его вышине, протяжно запел свою тоскливую песнь лебедь. «Это…» — Феликс смотрел на заходящее Солнце широко раскрытыми глазами. Впереди, везде куда не падал взор была водная гладь, простирающаяся зеркальным полотном до самого горизонта. Края её скрывались в тумане. В воздухе, который ощущался намного плотнее того, что был в Карточном Мире витал аромат сырой земли и слегка подгнившей травы. Феликс практически безостановочно оборачивался то к одной вещи, то к другой, не переставая удивляться тому, каким реальным было это видение. «Что это за место?» — тихо спросила врач. «Неро. Озеро Неро, так оно называется» «Это озеро… оно больно?» — указав на растения, плавающие на поверхности воды уточнила она. Феликс встрепенулся, задумавшись, а не проводила ли психотерапевт между ним самим и озером какую-то вычурную аналогию, но, как и учила его Клео, вовремя остановил эту абсурдную мысль. Нечего было искать подвох там, где его быть не могло. С ним просто в очередной раз начинали разговор издалека. «А со стороны оно выглядит больным? Нет, с ним всё в порядке. Хотя тебе так показалось потому что, в Карточном Мире нет естественной смены экосистем, да и вообще много чего… нет. Оно меняется, это да, но не болеет. Единственный пример, который я могу привести такой — когда растение, ну скажем, репа, умирает то она начинает разлагаться, чтобы затем стать частью почвы. Она не исчезнет насовсем, просто станет чем-то другим. С озером происходит то же самое — оно зарастёт и со временем превратится в болото» Биология, дамы и господа — единственный предмет, на котором Феликс не засыпал от скуки. Не, ну а что? Фильмы из цикла «моя планета», которые показывала учительница были намного интереснее занудного чтения параграфов. А ещё они были красиво сняты. «Но тогда всё, что в нем живет, умрёт», — сказала Клео. В её голосе не было ни грусти, ни страха, она просто констатировала факт. Хотя, многих карточных людей рассказы о реальном мире именно из-за таких вот моментов и приводили в ужас. И если первое поколение ещё могло с энтузиазмом разделять идею того же Пика о том, чтобы выбраться отсюда, пятое уже бы ни за что не решилось бы на подобное. «Да, умрёт. Но позже в нем появится другая жизнь, что сможет существовать в этих, новых условиях. Реальный мир в отличие от Карточного постоянно меняется и в этом и есть весь смысл. Мы же в своё время создали лишь его иллюзию. Подделку, которую даже до ума не довели» «Вы скучаете по тому миру?» Феликс прикрыл глаза и улыбнулся. Солнце, настоящее, а не фальшивое приятно согревало своими лучами. А запахи! Какие восхитительные в том мире были запахи. Водоросли, цветы, трава, да даже вода имела свой особый аромат. Не то, что это стерильное ничего которым он довольствовался последние сто пятьдесят лет. «Постоянно. Иногда мне хочется, чтобы время откатилось обратно. С нынешними знаниями даже такой как я смог бы поменять прошлое к лучшему. Жаль только, что это невозможно. Да и только дураки вроде меня могут хотеть подобного, да?» «Желание исправить ошибки прошлого — не такая уж малораспространенная мечта, как вам может показаться. У многих людей, кто строг к себе и часто заменяет принятие опыта чувством вины такое бывает», — отозвалась Клео, подойдя ближе. Теперь она стояла у самой кромки водной глади и с интересом разглядывала цветущие растения, плавающие на поверхности озера. «А если бы вам удалось попасть в прошлое? Что бы тогда вы поменяли в своей жизни?» Червовый валет мигом оживился, услышав подобный вопрос. Он так много думал об этом в последнее время, что ему не составило труда ответить. «Да абсолютно всё! Уговорил бы Создателя чтобы он отпустил нас. Да хоть бы и в детский дом какой-нибудь жить. Предупредил бы и его, и всех о том, как эта история может закончится. Они бы меня точно послушали и ничего этого не случилось бы! Никаких войн, никаких остановок Солнца, чёрт, да и вообще никаких фальшивых Солнц не было бы и в помине! Нахрена нам их вообще целых восемь?!» «Да, но тогда не было бы и всех нас. Карточных людей. И стран не было бы тоже» Червовый валет чертыхнулся и весь его энтузиазм сошел на нет. Осыпался, как штукатурка в разрушенном здании. Он виновато посмотрел на трефовую даму. «Ох, я не то имел в виду… извини, Клео» Фактически он ведь сказал человеку, живому человеку, хоть и не из реального мира, что был бы рад если бы её не существовало. «Вы меня неправильно поняли, я не обвиняю вас ни в чем. Просто прошу задуматься над тем, принесло ли вам создание жизни в этом мире хоть что-нибудь хорошее. Вы сами-то рады, что решили как и все остальные правители создать свою собственную страну?» Феликс долго молчал. Только что он пришел к одной-единственной мысли, той, которую не мог принять все эти сто пятьдесят лет. И хоть он и чувствовал интуитивно за неё вину, но всё никак не мог облечь её в слова. «Я ведь… не просто так всё это время говорил, что заслужил то, что со мной произошло. Заслужил эту болезнь. А всё потому, что я на самом деле я был ужасным эгоистом, которому с лихвой вернулось за то, что натворил. Я создал людей в Фелиции только потому, что боялся быть один. Когда они любили меня, в моей жизни был смысл. А теперь, когда я понял, что любовь эта была такой же фальшивой, как и я сам, я потерял его. Теперь я не знаю ради чего мне жить дальше», — говорить это вслух было невероятно больно и стыдно, но Феликс чувствовал, что должен был произнести эти слова. Обозначить их для самого себя в первую очередь. «Потребность в любви — это одна из первоочередных потребностей человека. Каждый хочет, чтобы его любили так или иначе и в этом нет ничего ужасного. Я не стану давать оценку вашим поступкам в прошлом, однако вы опять обесцениваете свой вклад. Посмотрите на этой с другой стороны — даже если ваш мотив и был корыстен, целая страна теперь существует благодаря вам» «Ага, страна и люди которые настрадались из-за меня. Причем, никто ведь из них и не виноват, что я решил поиграться в Бога и сделать их» «Не без этого. Но неужели вы думаете, что они никогда не были счастливы? Их радость — это ведь тоже ваша заслуга. А насчет реального мира… вы ведь понимаете, что не в силах влиять поступки других людей больше того, чем они сами этого желают? То, что ваш Создатель решил не заботиться о последствиях вашего создания простите за тавтологию, и разбираться с тем, как обеспечить вам восьмерым жизнь там — это на его совести. Вы за свое создание, как и фелициане за свое, не несете никакой ответственности. А конфликт «остаться на Земле, или вернуться назад» возник из-за разности интересов Пикового Короля и Чёрного Джокера. Каждый из них виноват не меньше, в том, что всё это началось. Так почему же вы вините себя в том, что разрешили их конфликт? Разрешили при том, осмелюсь заметить, без жертв с обеих сторон. На самом деле, невозможно повлиять на прошлое, или на то, что будут делать другие люди, однако, возможно изменить свое отношение к произошедшему» «Я… подумаю над этим», — серьезно пообещал Феликс. Сейчас ему сложно было перестать заниматься самобичеванием, к такому образу мышления он уже привык. Однако, со временем возможно он мог бы изменить своё к этому отношение, как и сказала Клео. «Так… а почему ты сказала, что это воспоминание еще и грустное? Я помню, что неплохо провел здесь время. Вроде бы», — решил отвлечься от совсем уж тяжелых мыслей червовый валет и огляделся по сторонам, в поисках того, что могло бы ему дать ему хоть малейшую подсказку. Он помнил тот день, хотя и не так уж хорошо. Это было что-то вроде школьного похода. Хотя, идти-то до озера было недолго, так что и назвать это именно походом можно было весьма условно. Так, прогулялись с ребятами к воде, на природе посидели. Клео сказала, что это было его лучшее воспоминание. И она была права. В конце концов это был день незадолго до того, как он совершил одну из самых крупных ошибок в своей жизни, о которой потом горько сожалел. Сейчас же, если так подумать, в этот день его не должно было волновать совершенно ничего. Наконец, Феликс отыскал взглядом свою собственную фигуру из прошлого. Червовый валет, четырнадцати лет, ещё рыжий и растрёпанный как воробей сидел за большим камнем, подступы к которому поросли камышом. На нём была школьная форма, в детстве они все носили ее по очереди, одну и ту же. Благо тогда (исключая разве что Пика и Зонтика) рост у них был не такой уж и разный. «Ох, эта фиолетовая куртка мне потом в кошмарах снилась», — улыбнулся и пошутил Феликс, но улыбка быстро слетела с его губ, когда он подошел поближе увидел выражение лица другого себя. Младший червовый валет сидел, обхватив руками колени. Бледный и уставший, он действительно выглядел как призрак прошлого. В этот самый момент Феликс понял, насколько несчастным выглядел со стороны уже тогда. «Но мне казалось, что тогда-то всё было хорошо… почему я…» — он не успел закончить фразу, как со стороны дороги раздались детские голоса, зашуршала высокая трава у берега. Вот и тогда-то он вспомнил. «Вас зовут друзья, почему же вы не идете к ним?» — раздался тихий голос Клео. Феликс, ушедший глубоко в свои мысли вздрогнул; он совершенно забыл о том, что она вообще была здесь. Он покачал головой, глаза его расширились в немом понимании. Феликс понял причину своей тогдашней грусти, которую в прошлом, в силу возраста, не мог облечь в слова. Понял и ужаснулся. «Эй, Федь, возвращайся!» — закричал кто-то из детей, помахав ему рукой. Молодой червовый валет вскинул голову. На его лице появилась натянутая улыбка. Та, которой всегда было достаточно, чтобы люди перестали задаваться вопросом о том, всё ли с ним в порядке. Он обошел камень, на котором чуть ранее сидел и поплелся обратно. Его взрослая версия продолжала отрешенно следить за ним взглядом. «На самом деле… я забыл, потому что мне хотелось забыть. Потому что правда всегда была для меня болезненной. Они ведь никогда не звали меня, и дружили они тоже не со мной. А с совершенно другим человеком. Я… на самом деле много навязывался людям, что в этом мире что в реальном. Потому что мне было страшно и одиноко. Всё свободное время я тратил на общение, но теперь я понимаю, что это было неправильно. Я требовал от людей того, чтобы они радовались и были счастливы. Мне казалось, что если всё у всех вокруг будет хорошо, то и у меня со временем жизнь наладится. Но на самом деле, даже если бы чудо произошло, то я всё равно остался бы один на один со своими проблемами, потому что я никогда не решал их. Всегда только и делал, что бежал от их решения. Хоть я и требовал от других быть счастливыми, сам я без понятия, каково это. Наверное, лишь первые полгода в реальном мире были для меня хорошими. До того, как я не сделал… нечто непоправимое. Но это было так давно, что я даже не могу вспомнить, что именно делало меня счастливым» Клеопатра внимательно посмотрела на его уставшее выражение лица и взмахнула рукой. Печать на её лбу замерцала, и иллюзия развеялась. Видимо врач решила, что с Феликса хватит откровений на сегодня. Сеанс вышел плодотворным, но от того не менее тяжёлым. «Знаете, «счастье» — это комплексное понятие. Оно включает в себя массу составляющих, причем для каждого человека разных. Про структуру важных сфер в жизни мы с вами поговорим в другой раз. Но я хочу попросить вас подумать о чем-то более мелком, о том, что принесло бы вам положительные эмоции. Это может быть что угодно, например, хобби. То, к которому вы могли бы попробовать вернуться в ближайшее время» Феликс крепко задумался над её словами.

***

«Я недавно тут думал над тем, что делает меня счастливым. Ну не совсем так, глобально. Скорее в плане увлечений. Клео посоветовала», — поделился вслух Феликс, помогая Куромаку загрузить последнюю пачку документов в коробку. Позже трефовый король, или его слуги отнесут её к тому в кабинет. За год, что он работал в комнате Феликса тут накопилось порядочное количество макулатуры. Теперь, когда за Феликса не приходилось так сильно беспокоиться, Куромаку решил предоставить его самому себе. На самом деле, Феликсу, было жаль отпускать Куромаку обратно, хоть он и сам не понимал отчего. Да и сам Куромаку как-то подозрительно долго тянул со своим возвращением на седьмой этаж. Но в конце концов кем они друг-другу были такими чтобы без внятной на то причины оставаться наедине такое огромное количество времени? «И к чему в итоге пришел?» — полюбопытствовал Куромаку, разминая ноющие запястья. А Феликс ведь говорил ему не тягать такие тяжести разом. «Раньше, до того как Солнце остановилось, я собирал монеты, хотя об этом ты и так, наверное знаешь. Был в этом какой-то определенный шарм. Жаль, конечно, что коллекцию пришлось оставить в старом замке, думаю, теперь она вся уже безнадежно испортилась. Но было ещё кое-что. До того, как на меня навалилась куча всяких экономических дел, я занимался растениями. Комбинировал при помощи генератора культуры. Из-за того, что тела фелициан в отличие от реальных людей устроены так, чтобы им не приходилось есть мясо, мне хотелось создать для них как можно больше разных овощей и фруктов» Не сказать, что вся желтая нация была вегетарианцами. Нет, они вполне могли есть и мясо, однако, фишка их организмов была в том, что они могли обходиться и одними растениями. Им не становилось от этого плохо, так же, как и реальным людям. Феликс специально создал их такими, потому что предугадал то, что в Карточном Мире не будут разводить так много животных, чтобы обеспечить всех без исключения мясом. Да и к тому же, растения не были столь же прихотливы, как и скот. Оказалось, что к такой мысли пришел в свое время не он один — в бóльшей части стран карточные люди имели схожее с фелицианами строение организма. Единственные места, где выращивали животных в пищу — были Империя, Сукхавати и как ни удивительно, Куроград. Но в последнем люди обходились разведением рыбы и морепродуктов на специальных заводах. «Другими словами, селекционирование было твоим хобби? Ты как и Мендель развлекался с разными оттенками цветов гороха?» «Ну не то чтобы с оттенками, и не то чтобы одно селекционирование. Мне нравилось и просто копаться в земле, грядки пропалывать, цветы там всякие пересаживать. Если ты спросишь у Франца при встрече, он расскажет тебе, что в свои личные теплицы я никого не пускал. А знаешь, почему?» — червовый валет сделал небольшую паузу, в которую треф из вежливости покачал головой. «Ну вот скажем прополка — работа нудная и долгая. А также требует большой внимательности. Многие люди пропалывают землю абы как — не удаляя корни сорной травы и растений-паразитов. В итоге через неделю или две всё снова зарастает. Это меня бесило до дрожи, вот я и смотреть не мог на то как мне всё в саду херят своим пофигизмом. Потому что в любой работе должна быть душа. Когда делаешь без желания — ни черта путного не выходит. Хотя, знаешь, Клео как-то натолкнула меня на мысль, что для большинства людей мои хобби могут показаться скучными. Что я вроде как выбирал их потому что лично меня с моим неуравновешенным характером они успокаивали. Но как бы там не было… меня в своё время они искренне радовали. Всё-таки, возиться с цветами намного проще чем управлять страной, и если ошибешься, то это не будет так катастрофично», — вздохнул под конец своей небольшой речи червовый валет. «Вот как… а мне всё было интересно, почему основной экспорт у тебя составляли репы», — серый король, сидящий подле черва, как оказалось всё это время внимательно его слушал. Что для Феликса было несколько удивительно — он привык что только фелициане интересовались его рассказами про земледелие и всем таким прочим. «Ну… с репами вот какая история вышла — это единственный овощ, с которым я мог сделать вообще всё что угодно. Уж не знаю, почему так. И поменять вкус и размер, и даже сделать так чтобы она хранилась дольше. Поэтому и продавалась она охотнее других культур. У нас на поверхности даже были репы со вкусами арбузов и дынь. Единственное, что их отличало от настоящих ягод и фруктов — сама текстура мякоти, она осталась от оригинальной репы» А вот за эту находку Феликса до сих пор разбирала гордость. Хоть Вару и продолжал ему напоминать время от времени, что даже криворукий мог нормально работать с чем-то простым вроде реп, Феликсу было всё равно. Он любил дыни, а за отсутствием настоящих и репы похожие по вкусу сгодились бы. Да и потом, вырастить репу всегда было проще чем арбуз, а вкус-то у них был совершенно одинаковый. «Знаешь Феликс… у меня есть кое-какая идея на этот счёт», — трефовый король задумчиво подпер подбородок рукой, но фразу заканчивать не стал. «Идея?» «Не бери в голову, поделюсь, если получится её осуществить» «Ладно. А ты, Куро, у тебя самого есть какие-нибудь увлечения?» «Увлечения? Ну да, есть одно. Помнишь дирижабль Вару?» «Ха! Еще бы. Забудешь тут эту летающую посудину, когда зеленая краска потом со стен моего дворца несколько лет сходила» «Слышал про этот инцидент. Хорошо, что он не дошел до того, чтобы использовать корабль как оружие. Ну да не суть. Дело в том, что двигатель, перемещающий его — мой. Я его спроектировал» От этой новости у Феликса чуть ли челюсть не упала на пол. Ну то есть он знал, конечно, что Куромаку был умным и что тот делал время от времени что-то из техники, но также он считал, что Куромаку занимается чем-то простым, а всё остальное доверяет более компетентным людям. «Что? Серьезно?! И это же… это не просто «проект на бумаге», он ведь взаправду работает!» Хоть Куромаку и не улыбнулся, но взгляд его потеплел. Кажется, ему было приятно разговаривать о чём-то помимо своей основной работы. «Да. Только в Варуленде его усовершенствовали. В моих расчётах он имел пару существенных недоработок, начиная с мощности, заканчивая…» «Да какая разница? Куро, это же просто невероятно! Я и не знал, что ты способен на такое», — Феликс с жаром перебил Куромаку и схватив его холодные ладони своими теплыми, пару раз встряхнул. Он радовался этому открытию как ребенок. А Куромаку, кажется напротив, здорово смутился. «Ну вообще-то, двигатель — последний из моих проектов. Но помимо него и все прототипы машин и механических устройств в Курограде — тоже мои изобретения. Конечно, со временем появились люди, что смогли существенно их переделать и теперь оригинальными старыми моделями моего личного авторства почти что никто не пользуется…» «Да всё равно! Ты толкнул технический прогресс в нашем мире к такому быстрому развитию. Шутка ли? С нуля собрать телевизор или машину? Да я бы ни в жизнь так не смог! Ты удивительный, Куро», — искренне сказал Феликс. Глаза Куромаку от этих слов удивленно расширились, и он отвел взгляд. На его щеках проступил еле заметный румянец. Видеть то, как он краснеет, но не от злости, а от смущения не доводилось прежде никому — Феликс стал первым за всю историю Карточного Мира. «Тебя что, ни разу не хвалили за всё это?» — внезапно догадался бывший правитель Фелиции. «А за что меня хвалить? Я просто делал свою работу. Если я взял на себя ответственность и создал людей, то в моих обязанностях было дать им всё, что я мог и даже больше», — отозвался Куромаку, который никак не мог прийти в себя. «Ууууу, ну какой же ты дурачок! Конечно есть за что! Многие же из нас даже и не стали идти по пути прогресса. Возьми хоть ту же Верону или Зонтопию. Так что я скажу это ещё раз — ты большой-пребольшой молодец!» — Феликс стиснул Куромаку в объятьях и растрепал тому волосы. «Феликс, ты мне всю укладку испортишь. Феликс, кому я говорю?!» — возмущался серый король, но только на словах. Смеющегося во весь голос Феликса, как он сделал бы это пару лет назад, Куромаку от себя так и не оттолкнул.

***

С Николь они встретились не так скоро, как червовому валету хотелось бы. Она была загружена работой и по словам Куромаку едва успевала спать — так много всего нужно было сделать в связи с тем, что возникла зонтийская Стена. Какое-то время ватийка даже жила на заставе в Вероне, около которой развернули полевой исследовательский лагерь. Но только узнав, что Феликсу стало лучше, она какими-то совершенно немыслимыми способами уломала свою начальницу и тотчас же примчалась его проведать. Николь вошла в комнату Феликса прямо с дороги, в своём тяжелом кожаном потёртом плаще, в котором обычно проводила эксперименты. В болотных сапогах и широких штанах, глухом черном свитере. От неё пахло дизелем и костром. Феликс пропустил тот момент, когда, она схватила его и сжала в крепких объятиях, от которых аж кости затрещали. «Ох, Николь…я очень рад тебя видеть» «А я то как рада, я так за тебя волновалась!» — воскликнула она, спрятав лицо на шее парня. Николь терпеть не могла, когда другие люди видели её слезы. Феликс, улыбаясь, погладил девушку по растрепанным волосам и чисто случайно пересёкся взглядом с Куромаку, всю эту сцену молча подпирающим стену. К своему удивлению Феликс разглядел в его глазах какое-то тоскливое выражение, когда тот смотрел на них с Николь. Но стоило только Феликсу открыть рот и подумать о том, чтобы задать по этому поводу вопрос, лицо Куромаку вновь стало абсолютно безэмоциональным и тот молча вышел из комнаты так и не сказав ни слова. Феликс обескураженно посмотрел ему вслед, и Николь, проследив за направлением его взгляда тоже обернулась к двери. «Жалеешь, что Куромаку ушёл?» — осторожно подбирая слова спросила она. Феликс покачал головой. «Нет, просто привык что он здесь постоянно находится. Это место уже стало его вторым кабинетом. И чувство у меня такое, будто мы его с тобой сейчас прогнали» «Не говори глупостей, просто у Куромаку много дел, время близится к концу года, у всех начальников забот выше крыши. Ему нужно было идти на заседание. А вот у нас, в институте…» Николь начала пересказывать Феликсу всё то, что он успел упустить. О своей работе и жизни в Столице, о происходящем в мире, о… Феликс слушал её внимательно невольно улыбаясь в ответ, он был рад видеть, что у его подруги всё было в порядке, рад был тому, что она смогла навестить его сегодня. Феликсу очень сильно не хватало её всё это время. Но почему Феликс чувствовал, что вернувшись к более-менее нормальной жизни он будто потерял нечто важное?

***

После того, как Куромаку возвратился обратно в свой кабинет, Феликс стал периодически думать о нём. Как он там, чем был занят? Сидел ли тот в своей комнате совершенно один и воевал с потоком бесконечных бумаг, или же занимался чем-то другим? Выбирался ли хоть куда-нибудь? Из разговоров с горничными Феликс выяснил, что Куромаку до того, как он заболел, вечно загонял себя своей работой до самого последнего. Пахал как не в себя, не ел нормально и не спал. Серый король на беду был слишком ответственным и из-за своей ответственности страдал. Феликс размышлял над тем, вернулся ли к своим старым привычкам Куромаку теперь, когда ему стало легче. В один прекрасный день Феликс поймал себя на мысли о том, что беспокоится за Куромаку. Тот если верить рассказам окружающих, работал вообще всегда — и днем и ночью и когда только «не». Единственное чего он не делал — не отдыхал нормально. Феликс нервно ходил по комнате туда-сюда, хорошенько обдумывая природу своих непонятно откуда взявшихся волнений. А, да и чёрт с ним! Чего тут думать? Пусть этим сами трефовые грешат на досуге. Волновался он потому, что сильно задолжал Куромаку за его помощь, да и потому, что самую капельку привык говорить ему «доброе утро» каждый день и разговаривать с ним. Всего-то, привязался по-дружески, с кем не бывает. Вот и пойдет он сейчас абсолютно по-дружески и выяснит, чем Куромаку занимается. Дрожащими руками Феликс коснулся дверной ручки и едва провернув её, выскользнул в холл.

***

Спустя двадцать минут хождения по однообразным коридорам Феликс наконец осознал всю глубину своей опрометчивости. Червовый валет растерянно осматривался по сторонам после очередного из поворотов. Настало время признать, что он заблудился. Хоть у него, в отличие от Габриэля и не было проблем с ориентированием на местности, замок трефового короля Феликс знал плохо, поэтому и потерялся в нём по итогу. Если бы не глубокая ночь и спящие на постах стражники, которых будить представлялось сущим кощунством, он бы спросил у кого-нибудь дорогу. Но как на зло то ли путь Феликс выбрал не самый людный, то ли время, стремительно приближающееся к часу ночи, было не самым удачным. Петляя в одиночестве по закоулкам дворца, разглядывая на стенах истертые временем гобелены, Феликс каким-то чудом набрел на винтовую лестницу, почти что утопленную в каменной кладке. У её ступеней стоял невысокий курай в серо-коричневой форме. Он, кажется, собирался пойти на верхний этаж, однако, услышав шаги обернулся. «Доброй ночи, товари…кхм, ваше величество. Извините за вопрос, но вы делаете здесь так поздно?» Червовый валет склонил голову и нахмурился, всматриваясь в черты лица повстречавшегося ему человека. Курай казался ему знакомым, однако, Феликс знал за всю свою жизнь так много людей, что едва ли мог вспомнить без подсказки кто же конкретно был перед ним. «Ну вообще-то я хотел узнать как дела у Куромаку. Понимаю, что такое время — не лучшее для расспросов, но… я слышал, что он вроде как до сих пор работает. Вот и волнуюсь за него. А и ещё, не напомнишь свое имя? Такое ощущение, что мы с тобой где-то уже виделись» «Курон, ваше величество», — поклонился ему мужчина. В их стране кланяться было принято только при знакомстве. «А, точно, теперь вспомнил, ты же его личный помощник. На собраниях Восьми ещё бывал пару раз, да?» «Так точно, ваше величество», — подтвердил Курон и пристально уставился на бывшего правителя Фелиции. На лице его отразился интенсивный мыслительный процесс, — «вообще-то товарищ Куромаку строго-настрого запретил мне пускать кого-то в его кабинет, но… знаете что? Возможно мы сможем помочь друг-другу. Я как раз шёл к нему» Курон внезапно издал мучительный вздох и посмотрел сквозь пальцы на червового валета. Жестом он попросил его следовать за собой. «А с чем конкретно тебе нужна моя помощь?» «С этим», — мрачно ответил Курон, распахивая дверь в покои Куромаку, когда они поднялись по лестнице. В кабинете не то что было не убрано, нет, даже не так, там царил просто адский беспорядок. Везде, куда ни падал взгляд — валялись листы бумаги и чертежи. А на рабочем столе высота завала так и вовсе достигала потолка. В комнате было темно и лишь откуда-то сбоку мерцала маленькая лампа. «Ух… была бы моя воля собрал бы всю эту макулатуру и сжег бы», — проворчал Курон, переступая документы, пока они с Феликсом пробирались вглубь комнаты. За одной из стопок состоящей сплошь из отсчетов и обнаружился серый король. Его обычно идеально уложенные серебряные волосы растрепались и спутались. А под глазами, покрасневшими от недосыпа залегли глубокие тени. Куромаку с его вечной привычкой до скрипа наглаживать брюки и пиджак всегда казался Феликсу эталоном слова «аккуратность», но сейчас он едва ли выглядел презентабельно. Даже галстук, висящий на его шее был помят. Сгорбившись над подоконником трефовый король выглядел на добрый десяток старше своих лет. А ещё, даже на расстоянии чувствовалось, какой нездоровый жар исходил от его тела. Дышал Куромаку с явным усилием. «Феликс? Что ты здесь делаешь?» — встрепенулся он, обернувшись на визитеров. «Я? Это ты что делаешь? Ты… ты ведь болен, верно? И всё равно работаешь» — до Феликса медленно начало доходить для чего он понадобился Курону здесь. Судя по всему, тот следуя каким-то чисто куроградским заморочкам с субординацией не мог попросить своего короля отдохнуть. А вот Феликса такие рамки не сдерживали и творить он мог всё, что ему вздумается. Феликс понял это буквально за минуту, подумав о ситуации с позиции подчинённого, беспокоящегося за своего начальника. Да, в чём-чём, а в человеческих переживаниях черв разбирался прекрасно, хоть и не считал это своим особым талантом. «У правителей нет времени болеть, Феликс…» — начал было Куромаку, но вдруг глухо закашлялся. «Я те щас дам, нету! Ты что совсем уже? Да у тебя же жар! Так, ладно… успокоились. Вдох-выдох. Давай мыслить логически. Логика…помнишь, типа твоя любимая наука?» «Ты путаешь с инженерной графикой», — хрипя поправил его Куромаку. «Да плевать! Представь что она твоя любимая и поразмысли вот над чем — что будет, если ты продолжишь работать будучи больным?» «Закончу работу вовремя», — попытался отмахнулся от него треф, но это не возымело никакого эффекта — от Феликса так просто не отмахнешься. Тот при желании мог своей упрямостью и мертвого из могилы достать. «Неверный ответ. Верный — ты разболеешься ещё сильнее, вот что! Курон, могу я тебя попросить об одолжении? Скажи завтра всем, с кем он должен был встретиться, что Куромаку не придет. Выходной у него короче. На день, минимум, а может и на несколько дней», — сказал в сторону Феликс. Курон, не дожидаясь возражений от начальника, отсалютовал и почти пулей вылетел из кабинета. Догонять его, ясное дело, никто из старших мастей не стал. «Ну и что это за самоуправство, Феликс? Я тебе не маленький ребенок», — Куромаку строго посмотрел на Феликса, но тот и не моргнув выдержал его знаменитый взгляд. Черв его совершенно не боялся — он в зеркале бывало глаза и пострашнее видел, когда злился сам. «Да? А по твоему поведению что-то не понятно. Раз не хочешь, чтобы я с тобой нянчился, то двигай свою задницу к кровати самостоятельно, без моей помощи. Ты идешь спать, ясно? Это не обсуждается. А чтобы ты не работал, я посижу тут, с тобой», — Феликс схватил Куромаку за галстук и резко дернул вниз. Тот наклонился и их взгляды пересеклись. Таким вот нехитрым образом Феликс дотащил его до дивана у окна. Куромаку опомниться не успел, как вдруг его грубо пихнули вниз, а когда он подчинился и лёг, то пододвинули так, чтобы его голова оказалась на коленях у Феликса. Сверху Куромаку тот накрыл своим желтым плащом и стащив с подоконника первую попавшуюся книгу сделал вид что читает. «Феликс…» «Спи уже, и не беси меня, Куро» «Но мне правда нужно доделать работу…», — тихо попытался возразить трефовый король. Теперь его разбивал озноб, а чужое тепло приятно согревало. Противиться слабости болеющего организма было всё сложнее и сложнее с каждой секундой. «Да что же за работа у тебя такая срочная?» — проворчал недовольный упертостью собеседника черв и недоумевая посмотрел тому в глаза. Но к своему удивлению в них Феликс увидел лишь искреннюю боль. «Зонтик… это из-за него. Стена появилась ещё месяц назад, а я так и не смог придумать, что с ней сделать. А если с Зонтиком что-то случилось? Я… не знаю как её разрушить, не знаю…» Да, были на свете такие люди как серый король. С виду — непоколебимые и твёрдые, сильные и смелые. Те, на которых смотря думаешь — уж им-то точно всё по плечу. Таких всегда ставят в пример в любой компании, в них идеально всё — начиная от осанки до манер. Они умны, трудолюбивы и рано или поздно всегда добиваются своего. Правда вот никто из обывателей, восхищающихся этими людьми никогда и не задавался вопросом — а какой ценой им удавалось сохранять лицо? Чем платили такие атланты, несущие на плечах весь мир? По силам ли им была подобная тяжесть? А меж тем это всё ещё были совершенно обычные люди. Со своими слабостями и пороками. Да, Куромаку был сильным человеком, он никогда не плакал и взваливал на себя гораздо больше, чем мог выдержать. И случай с Зонтиком был лишь подтверждением этой мысли. Куромаку уже довел себя до такого тяжелого состояния и явно не собирался останавливаться. Феликс отметил что в одном они с ним были похожи. Клео говорила ему, что он терзал себя напрасно, ведь возвращение в Карточный Мир не было целиком и полностью его виной. Но разве в том, что на границе Зонтопиии появилась Стена был виноват Куромаку? Однако, вопреки всему, в этой ситуации он винил именно себя. «Ты… ты ведь любишь его, да?» — запоздало понял Феликс и сердце его пропустило удар. Куромаку кивнул. Но как оказалось, он говорил совершенно не о той любви, о которой Феликс подумал. «Зонтик для меня как младший брат. Он всегда меня поддерживал. А когда поддержка потребовалась ему самому, я оттолкнул его, как последняя сволочь. Я не ценил его, думал, что он всегда будет рядом со мной а теперь… увидимся ли мы вообще с ним когда-нибудь?» — из-за болезни ли, или из-за того что рядом не было никого более близкого, отчего Куромаку так откровенно делился с ним всем накипевшим — Феликс не знал. Но одно он знал наверняка — ему не хотелось, чтобы Куромаку так сильно страдал. «Я думаю, со временем всё разрешится, Куро. А я… помогу тебе, чем смогу, даю слово. Но сейчас тебе и правда нужно отдохнуть. В таком состоянии ты точно ничего толкового не сделаешь» «Ты слишком добр ко мне, Феликс. Я не заслуживаю такого хорошего отношения. На самом деле… я ведь плохой человек. Однажды я чуть ли не сделал кое-что непоправимое… чуть ли не допустил ошибку из-за которой могли погибнуть люди, очень много людей. Может быть, даже и весь мир. Никто об этом не знает, поэтому все считают меня непогрешимым, но это не так» Ошибку? Червовый валет понял, что очень сильно только что запутался. Куромаку судя по всему был немного не в себе из-за своего состояния. И муки совести, вдруг прорвались из его подсознания наружу. Но по какому поводу он так переживал? Хоть Феликсу и было жутко интересно, он оставил свое любопытство при себе. В этой ситуации оно было неуместным. «Уж не знаю чего ты там хотел натворить, но раз ты говоришь, что это в прошлом, то значит всё в порядке, да? Так что спи спокойно. Если ты когда-нибудь начнешь творить совсем уж лютую херню, я первый скажу тебе это, будь уверен», — Феликс отложил книгу в сторону и погладил серебряные спутавшиеся волосы. Жест такой простой и скромный, но самый, наверное, искренний за всё последнее время в его жизни. «Спасибо, Феликс. Хоть ты и не понимаешь, но… твои слова много для меня значат, ты даже и не представляешь, насколько. Но разве ты отдохнёшь сам, тут со мной?» — переключился на другую мысль Куромаку. Язык его уже совсем заплетался. Голос стал на полтона тише. «А что я? Ты наверняка вернёшься к своим драгоценным чертежам, если я уйду, так что буду тут сидеть пока ты не выспишься, ясно тебе? И вообще…» Феликс хотел было добавить ещё кое-что, но замолк, увидев, что Куромаку уже заснул. Червовый валет посмотрел на его очерченный лунными тенями бледный профиль, на вздымающуюся в глубоком дыхании грудь. Сердце Феликса забилось быстрее, а после — противно заныло. Он слишком хорошо знал, что за эмоции начал испытывать по отношению к Куромаку и это пугало его не на шутку. Феликс вымученно вздохнул, зарываясь пальцами в белые волосы. Опять он наступал на те же самые грабли.

***

Когда-то, давным-давно Феликс любил одного человека и думал, что раз его чувства сильны, то значит у них всё непременно сложится. В детстве он вообще был оторванным от реальности мечтателем настолько, насколько ему позволяла беззаботная жизнь. Тогда, в реальном мире, без государства и людей за которых нужно было нести отвественность, самой большой проблемой Феликса было то, что на выходные, когда ему хотелось погулять с друзьями Создателя, задавали много домашки. В те времена он жил с надеждой на то, что в том мире они всё-таки останутся навсегда. Полгода спустя, как клоны попали на Землю он признался Данте. Момент был ужасно неловкий, хотя по мнению самого Феликса, по-подростковому искренний, и все было бы прекрасно, если бы из этой затеи ясное дело ничего путного не вышло. Это уже сейчас он понимал, что лезть к Данте с романтикой не стоило с самого начала, но тогда он был так свято уверен в том, что неразделенная любовь — это то что случается с другими, что, наплевав на всё решил идти напролом. На самом деле они даже не были так уж близки (несмотря на все попытки Феликса подружиться с Данте), просто бубновый король, спокойный, умеющий в отличие от него наслаждаться жизнью вне зависимости от ситуации всегда искренне восхищал червового валета. Он всегда был для Феликса примером, да и внешне, чего уж греха таить, ему нравился. Что было удивительно, красный король воспринял его слова о влюбленности вполне адекватно, они даже поговорили, помнится на тему отношений и всего прочего. Именно Данте и объяснил Феликсу, до тех пор не задумывавшемуся даже, что отношения между двумя мужчинами — редкость и что бóльшая часть их сверстников отдает предпочтение девушкам. Сложно было, однако сказать кто конкретно нравился самому Данте, ведь он не обращал ни на кого внимания в романтическом ключе. Феликс, видя, что Данте не понимает, как реагировать на его признание, решил спросить прямо: «Если ты не знаешь, может быть, мы могли бы хотя бы попробовать?» И они попробовали, и поначалу все шло относительно неплохо. Однако, со временем, вскрылась одна очень странная и пугающая деталь. Как бы Данте ни старался, он не испытывал почти никаких эмоций. Ни любви, ни привязанности, ни грусти, ни злости, вообще ничего. Не эмоции, лишь их тени. Причем, не только к Феликсу, а в целом, ко всем окружающим. Данте олицетворял спокойствие и видимо в самой его природе была заложена подобная особенность. Он пытался заботиться о Феликсе, так, как это классически делают влюбленные люди. Укрывал его шарфом, когда было холодно, держал за руку и завязывал ему развязавшиеся шнурки на ботинках. Какое-то время Данте даже учил Феликса медитации и всему тому, что сам умел, но от этого всего веяло безразличием. Будто бубновый король выражал не свои эмоции, а лишь копировал то поведение, что в обществе считалось приемлемым для встречающихся пар. На первый взгляд он согревал теплее Солнца, но на самом же деле — был холоднее Луны. Когда Феликс пытался целовать его, или обнимать, Данте никак не отвечал ему, он будто бы вообще не понимал в чем был смысл таких его поступков. И каждый из двух клонов в этих отношениях думал, о том, что делал что-то не так. Не сказать, чтобы Данте сильно переживал из-за этого (он просто в силу своей природы не мог), но он всё равно чувствовал себя паршиво, да и груз вины давил на него всё это время. Феликсу же ощущать эту отчуждённость любимого человека было просто невыносимо. «Ничего не чувствую, совершенно ничего», — глаза Данте, когда Феликс дотронулся до него в очередной раз были абсолютно пустыми. И какой-то почти что суеверный ужас застыл в них. «Ну тогда, хватит. Не хочу тебя больше мучить», — Феликс прижался к нему и закрыл глаза. Феликсу было больно отпускать Данте, но он понимал — привяжись он к нему ещё сильнее и дальше было бы только хуже. «Феликс…» «Нет-нет, всё в порядке, правда. Ты же сам знаешь, я легкомысленный дурачок, влюблюсь в кого-нибудь ещё», — улыбнулся червовый валет сквозь слезы. «Прости меня. Если бы я только мог…» «Нет, это ты меня прости, идиотская была затея, с самого начала» Несмотря на его слова о том, что он с лёгкостью влюбится в кого-нибудь другого, эта рана на душе Феликса кровоточила ещё очень долго. Почему жизнь была так жестока? Если бы Данте не олицетворял ту эмоцию, которую олицетворял, у них всё было бы хорошо! Однако, Данте посоветовал ему жить дальше, и искать того, кто сможет разделить его чувства. И если в реальном мире им было очень просто свести все контакты к минимуму, просто начав появляться дома в разное время, то в Карточном избегать друг друга стало сложнее. Поначалу они часто встречались на собраниях Восьми. Видя, то, как Феликсу тяжело, Данте в конце концов перестал на них приходить. Другие клоны, из-за того, что они скрывали сам факт своих отношений гадали, что же послужило причиной нежеланию бубнового короля появляться в общей резиденции. Червовый же валет предполагал, что со временем Данте стало больно видеть преследующий его всюду тусклый взгляд рыжих глаз и он решил больше не мучать ни себя ни Феликса. Однако, по какой-то неведомой причине об их недолгих отношениях знал Вару. Ну как… знал? Догадывался по крайней мере и время от времени развлекался тем, что дразнил этим Феликса. У Вару вообще была какая-то почти сверхъестественная способность определять то, кто как к кому относится. Сам Вару объяснял это тем что: «я не дурак и всё со стороны прекрасно видно», однако, несмотря на то, что многие из клонов могли похвастаться выдающимся умом за ними такой прозорливости не наблюдалось. Даже Ромео не знал, хотя тот привык быть в центре любых сплетен, касающихся отношений — своих или чужих. Склонность к оптимистическим прогнозам и преувеличениям касательно всего того что происходило в его жизни тогда впервые сыграла с Феликсом злую шутку. Но как говорят, клин клином вышибается? Все его страдания по Данте прошли, стоило ему повнимательнее присмотреться к Куромаку. Однако, вопреки своей эмоциональности, и следующей за ней опрометчивости, Феликс не был любителем прыгать на одни и те же грабли дважды. У Данте и Куромаку несмотря на множество внешних отличий была одна главная черта которой недоставало ему самому — они оба были спокойными людьми. Червового валета же вечно бросало из крайности в крайность: он то чрезмерно радовался жизни, то злился и грустил так что чуть ли не сходил с ума. Поэтому Феликс всегда, хоть и неосознанно тянулся к таким как бубновый и трефовый короли. Он хоть и любил пускать пыль в глаза, говоря, что у него все отлично, сам тем временем страдал от противоречий, внутренне стремясь хоть к какой-то, стабильной величине в своей жизни.

***

Но не все отношения Феликса были с подобными Данте людьми. Нет, из этого правила существовало одно яркое и невероятно сумасбродное исключение. С тех самых пор, как они попали обратно в Карточный Мир, червовый валет, памятуя о своем первом неудачном опыте, едва ли пытался завести с кем-то «серьёзные отношения» и с головой ушел в повседневное общение и работу. Так за годом летел год, а он всё оставался один. В этом самом конкретном случае «отношения» нашли его сами. До трагедии с Солнцем был один человек с которым Феликс встречался время от времени, для него одного он сделал исключение. Его любовника звали Чарли, Чарли Батлер. Это был фелицианец, невысокого роста, с растрёпанными белыми волосами, вечно перемазанный краской с головы до ног, который никогда не одевался по сезону и жил в захламленной студии где бы сам Сатана ногу сломал. Чарли вообще был человеком максимально странным даже по фелицианским меркам. И иногда Феликсу казалось, что тот был по-настоящему сумасшедшим. Но Батлер вполне отдавал себе отчет в том, что творил. Жил художник не разгульной, но крайне антисоциальной жизнью. Спал на улицах, пресмыкался по всяким клоповникам и подворотням, общался с такими дикими и запущенными людьми, что волосы дыбом вставали от его рассказов. При всём при этом сам он не дебоширил и не пьянствовал, не употреблял и не курил, словом был образцовым гражданином, за исключением своего главного хобби и работы — он писал картины исключительно маргинальных слоёв населения. Мошенники, аферисты, проститутки, торговцы наркотиками, алкоголики и прочий сброд. Где он только их отыскивал по всему Карточному Миру, в котором не водилось такой уж повальной преступности — было просто уму непостижимо. На своих холстах художник запечатлевал разное, но зрителя они всегда пробивали на эмоции. Кого-то на злость, кого-то на жалость, кого-то на сочувствие и грусть. Многие в Фелиции его работы искренне ненавидели, поэтому и жил творец как придется, перебиваясь со случайных подработок. Но, «призвание свое», как он сам говорил, не оставлял и мнения своего по поводу того, чтобы рисовать более приемлемый контент не менял. Феликс познакомился с Чарли через его творчество, точнее через грандиозный скандал этим самым творчеством устроенный. Тогда, у зала, где проходила выставка, собралась толпа неравнодушных граждан и требовала убрать оттуда картины «омерзительного толка». Люди так сильно негодовали, что фелицианскому королю пришлось прийти в свой единственный выходной и лично оценить масштаб трагедии. Чарли тогда вернулся из Зонтопии, в трущобах которой кое-где всё ещё силен был криминал. Он жил там около полугода и написал серию работ, которые отображали тот неприглядный быт. Феликсу больше всего запомнилась одна картина — маленькая растрёпанная девочка, в рваном голубом платьице, в одной-единственной сандалине, плачущая посреди борделя. Вокруг неё деловито прихорашивались проститутки, кто-то крутил бигуди, кто-то красил ресницы. Эдакая большая общая гримерка, в которой до несчастного ребенка никому не было дела. Образ изображённый на холсте был живым, настолько живым, что Феликс, зашедший чтобы «по-быстрому разобраться» стоял битый час и внимательно изучал каждый мазок кисти, каждую деталь и всё никак не мог оторваться от картины. «Нравится, ваше величество?» — выдернул тогда его из транса голос Чарли, который как оказалось всё это время сидел позади Феликса и внимательно смотрел на своего правителя. «Эта работа… она страшная, омерзительная, но… есть в ней что-то… сам не знаю даже что», — черву трудно было подобрать слова, он не слыл большим охотником до искусств как Ромео, поэтому и выразить бурю бушевавших в себе эмоций мог с трудом. «Это бордель на границе Зонтопии, девочку зовут Клара, она дочь одной из тамошних работниц, милый ребенок» «Разве у тебя не было желания помочь ей?» Чарли рассмеялся, так словно Феликс сказал что-то по-настоящему забавное. «Помочь? Кто я по вашему такой, вы? Нет, я не Бог, у меня нет ни денег, ни сил чтобы помогать всем и каждому, кто в этом нуждается, а таких, поверьте, много на этом свете. Я просто рисую моменты из их жизней и общаюсь с ними, это всё» «Но раз ты не хочешь помогать, тогда чего ради? Зачем делаешь такие картины? Мог бы писать чего попроще. То, что точно понравится людям. Они бы тогда не стояли под дверями и не требовали свернуть всю эту выставку» После внезапного приступа веселья Чарли немного помолчал, и ответил уже с более серьезным лицом: «Зачем? Затем, что я хочу показать им правду. Народ в Фелиции любит позитив, это в нашей природе. Однако, постоянное веселье уводит от реальных проблем. Местные давно привыкли закрывать глаза на то плохое, что происходит с их близкими, с ними самими, в их стране. Я не могу рисовать ничего другого. В этом искусстве отражение всей боли что я вижу, всей сути моего творчества и природы. И как бы плохо мне не жилось, как бы мне за него не доставалось, своим принципам я никогда не изменю. Даже если весь свет проклянет меня за эти картины, я буду их рисовать. Такие выставки, конечно, капля в море, но пусть даже и на секунду, я надеюсь, они заставят задуматься хотя бы кого-нибудь. А вас, ваше величество, она заставила задуматься?» В словах художника были отчаяние и ярость, а еще невероятная любовь к своей работе. В его глазах отражалось желание идти со своим творчеством до конца, что бы ни случилось с ним самим. Поразительная сила воли Чарли была не менее удивительна его необычных работ. Когда Феликс в абсолютной прострации вышел из здания и его облепили люди, он раздражённо махнул рукой и прикрикнул на гудящую толпу: «Развели тут балаган из ничего! Вы что, цензуру как в Империи хотите? А ну брысь отсюдова со своими митингами, нечего мешать тем, кто пришел на картины смотреть, нормальные они» С тех пор, жизнь частенько сталкивала Чарли и Феликса. Червовый валет периодически стал примечать мелькающие между торговыми рядами короткие шорты, когда художник делал наброски уличных попрошаек, или перемазанные акрилом торчащие во все стороны волосы, когда тот дремал на солнцепеке где-нибудь в бедном районе города. Со временем, из-за обоюдного интереса — Феликса к творчеству Чарли, а того к личности короля, у них и завязалось это кривое подобие отношений. Удивительно, но к Феликсу Чарли тянуло из тех же соображений что и к героям его творений, то есть из мрачных и деструктивных. Он говорил правителю, что несмотря на то, что тот имеет и деньги, и власть, и всеобщее уважение — именно в нём художник видит самый сильный надлом из всех, кого он когда-либо рисовал. Феликс как правило отмахивался от него, но Чарли был упрям своих суждениях. Обычно он мечтательно вздыхал, смотря не на самого черва, а будто бы куда-то сквозь него. Этакий взгляд «в душу». Чарли завораживал не Феликс, а тот самый «слом» внутри него. Видимо его восхищала мысль о том, что даже у фелицианского Бога, с нуля, создавшего целую нацию может быть тёмная, неприглядная сторона. Верно, в этих «отношениях» не было никакой любви. Хотя, несмотря на все свои странности, Чарли был парнем податливым и невероятно понимающим. Он внимательно слушал Феликса, если тому нужно было выговориться, и бывало находился рядом, когда тому было совсем уж невыносимо чувствовать своё одиночество. Только вот из-за образа жизни художника виделись они не так уж и часто — Чарли мотался по всему свету, а если не по нему, то как минимум по всей солнечной стране собирая сюжеты для своих работ, а потом запирался на месяцы в мастерской и творил, творил, творил… После происшествия с Солнцем Батлер исчез и больше Феликс никогда его не видел. Душа черва болела за Чарли, но они оба с самого начала знали, что тот так и кончит — наткнется однажды на грабителя в подворотне, который ударит его ножом, или перейдет дорогу какой-нибудь банде, которая решит, что Чарли помешал их планам. Жизнь у художника была отнюдь непростой, и хоть Феликс и не знал наверняка, что конкретно произошло с Чарли, ему оставалось только надеяться, что ничего плохого. Иногда червовый валет возвращался к их последнему разговору перед тем, как всё полетело к чёрту и поражался тому, как чутко Чарли чувствовал надвигающийся коллапс. «Скоро ты покажешь миру свою другую сторону, ваше величество, и мне бы очень хотелось посмотреть к чему же это приведет. В последние дни, когда я гляжу в твои глаза у меня такое чувство будто я гляжу в бездну, и это черт возьми прекрасно», — поделился с ним художник, лежащий на старом захламленном диване и наблюдающий за тем, как Феликс одевается. Тот никогда не оставался после своих визитов на ночь в мастерской. «Дурной ты, Чарли, и философия у тебя дурная. Вечно тебя на психопатов да уголовников тянет», — ответил ему Феликс, раздраженно открывая замыленные ставни чтобы хоть немного свежего воздуха попало в помещение. Чарли рассмеялся. «А ты сам к какому типу себя относишь, к первому или второму?» Феликс, брезгливо вытирая пальцы, испачканные маслом, неведомо как очутившимся на стекле, махнул на веселящегося художника рукой. «Смешно тебе, да? Вот попомнишь мои слова, когда обнаружишь себя под старость лет с каким-нибудь придурком в обнимку, который хранит под подушкой нож, или ещё того хуже — ствол» «Ах, вот как? Его величество меня значит, бережет? Я тронут. Но на самом деле, ты прав, у меня никогда еще не получалось уломать настоящего убийцу или гангстера побыть моей музой, это было бы так прекрасно…» На осуждающий взгляд валета, Батлер разулыбался и сказал напоследок: «Да ладно! Твоему величеству нужно найти хорошего серьезного человека, который будет любить тебя. Да и потом, были бы наши отношения официальными, люди бы задавались вопросом — а не инцест ли это часом? Ведь мы похожи с тобой как две капли воды, хоть и не родственники. Так что, ищи свою истинную любовь, Феликс, а я как ты сам и сказал, отправлюсь искать своего идеального уголовника, с которого потом буду писать картины до самой своей смерти. У нас с тобой слишком разные взгляды на мир и романтику»

***

      — Погоди, Феликс. Так, Вару не шутил про Данте? — вклинился в его рассказ Куромаку. Перед тем как ответить Феликс протяжно зевнул. Хоть он и говорил, что не хочет спать, но рядом с трефовым королем, находиться ночью ему было на порядок спокойнее, чем одному. Вот его и разморило самую малость.       — Нет, не шутил, к сожалению. Я многое отдал бы за то, чтобы никогда не признаваться ему. Он сильно из-за меня настрадался, да и самому мне было не легче. Но с другой стороны, я многое понял из тех отношений. Понял, что не стоит желать того, чтобы люди изменились ради тебя. В конце концов я же не центр вселенной. Тебя я полюбил всего как есть, целиком, с недостатками и преимуществами и не буду пытаться менять. Меня ты и так устраиваешь.       — Отрадно это слышать. Думаю, ты тоже… кхм. Вполне меня устраиваешь таким, какой ты есть, — ответил Куромаку. Феликс прижался к нему сильнее и зажмурился, счастливо улыбаясь.       — Это хорошо. Так, на чем я там остановился?

***

«Здравствуй, мой хороший, как сегодня твое самочувствие? У меня тут для тебя небольшая посылка» Ромео из-за загруженности веронскими делами бывал в Столице редко, а оттого и с Феликсом виделся лишь по праздникам. Нынешняя ситуация, правда была исключением из правил — Куромаку поехал на границу Зонтопии вместе с учёными исследовавшими Стену, и попросил червового короля присмотреть за Объединенным Королевством в своё отсутствие. Забота о Феликсе также негласно легла на его плечи, поэтому Ромео и навещал его, когда у него выдавалась свободная минутка. «Самочувствие хорошо. А что за посылка?» — Феликс из-за кошмаров жутко не высыпался, поэтому выглядел он никак не на «хорошо» и по скромному мнению Ромео даже не на «нормально». Но червовый король не стал читать своему валету нотации. Этим как правило занимался некто другой, тот чьё имя начиналось на «Ку-» а заканчивалось на «-ромаку». «Я про неё чуть не забыл, но Куро позвонил мне и напомнил. Постеснялся он, видать, тебе её сам отдавать», — Ромео перетряхнул всю свою сумку и нашел в ней небольшой контейнер с прикреплёнными к нему палочками. Феликс посмотрел на коробочку и невольно улыбнулся. Это было бенто. К крышке с обратной стороны были примотаны скотчем записка и два ключа: В кухне для прислуги, на шестом этаже, есть холодильник там еда на неделю. Я в курсе что ты всё равно не пойдешь к поварам, так что можешь спокойно поесть там, без лишних глаз. Первый ключ от неё. Второй — это мой тебе подарок. Помнишь в том разговоре о хобби я сказал об одной своей идее? Под кухней, этажом ниже сделали зимний сад. Теперь он твой. Можешь делать в нем всё, что посчитаешь нужным. Попроси Курона, он достанет тебе всё необходимое. И, Феликс, я тебя очень убедительно прошу, питайся нормально. Ниже размашистым почерком серыми чернилами была выведена подпись и смотря на нее Феликс едва не растаял от таких проявлений заботы в свою сторону. Куромаку сделал ему подарок, запомнив то, о чем Феликс рассказывал. Такая внимательность дорогого стоила, ведь как правило окружающим было плевать на интересы друг друга. Ох, ну если бы они встречались, лучшего парня нельзя было бы и желать. Феликс понимал, что радуется по совершенно неправильной причине, что чувства его были не взаимны, но он ничего не мог с собой поделать. Дурацкая улыбка до ушей так и не желала покидать его лица и сидела на нем точно приклеенная. «Ох ну-ты погляди-ка, прямо заботливая женушка, наготовившая мужу еды в свою командировку», — прокомментировал ситуацию Ромео, пробежавшийся по записке взглядом. Довольный вид червового валета неожиданно натолкнул его короля на одну очень и очень интересную мысль. «Тебе разве нечем больше заняться, Ромео?» — недовольно бросил Феликс через плечо. Глаза его опасно сощурились. На что Ромео удивился ещё больше. Чтобы Феликс, да и защищал Куромаку? Ох, видимо он подумал в правильном направлении. «Конечно, мой хороший, у меня много дел. И я понял, больше так шутить не буду. Но позволь-ка мне спросить у тебя кое-что, перед тем, как я уйду» Ромео улыбнулся, приторненько так, и задал Феликсу вопрос. Один-единственный который вообще мог задать человек, обладающий силами подобными ему. «Кого ты любишь, Феликс?» Единственная магия, которой спустя года тренировок смог овладеть Ромео заключалась в том, что он, как олицетворение любви, мог подтолкнуть людей с помощью к тому, чтобы они признались в своих чувствах. Своим ли объектам воздыхания, или же самим себе. Феликсу в то мгновение показалось, что глаза его короля в темноте были как горящая сирень, та, что росла у них во дворе, дома, на Земле. И которую кто-то поджег в самый разгар цветения. Лепестки сумеречного оттенка так красиво сворачивались, пожираемые пламенем. И Феликс признался, вполне откровенно. Признался даже не другому человеку, а скорее самому себе. Впервые сказал то, о чём старался не думать, вслух. «Хм… Куромаку, да? Так и думал. Не то чтобы я удивлен, правда… ещё пару лет назад я был уверен, что ты назовешь совершенно другое имя. Ну, может быть оно и к лучшему, то, что ты наконец перестал из-за него страдать» «Зачем ты использовал магию?» — в голосе Феликса слышалась явная обида. Он не хотел, чтобы об этой его ситуации с безответной влюблённостью знал хоть кто-то ещё. «Ну, ты ведь знаешь, как она работает, правда Феликс? Если бы ты не хотел отвечать, ты бы и не ответил. Глубоко в душе, ты сам захотел рассказать мне об этом. Мне другое больше интересно, что ты со всем этим собираешься делать?» «Ничего», — мрачно ответил червовый валет. «Ничего? Как же так? Куромаку же тебе нравится, так рассказал бы ему. Где же твоя вечная вера в победу добра, а где оптимистичный настрой?» «Знаешь, Ромео, как бы я не бежал от горькой правды, настало время признать: жизнь — это не сказка. Дерьмо случается, причём со всеми подряд, вне зависимости от статуса, возраста, пола, веры и хорошего поведения. А невзаимная любовь — и того чаще. Думаешь, мне хочется страдать ещё сильнее чем в прошлый раз?» «Божечки-боже, знаешь, а у тебя действительно депрессия» «Будто ты этого и так не знал» «Ну я не врач, мой хороший, сложно было сказать, что конкретно с тобой произошло. Однако, я всё равно волновался, как и все мы. Да уж… трудный случай. Иногда мне кажется, что ты — это не радость, а упрямость Создателя. Кстати говоря, мне вот интересно, ты не винишь его за всё с нами произошедшее? Никогда тебя об этом не спрашивал прежде. Кажется, вы с Клео обсуждали недавно наше детство, да?» Тему Ромео видимо сменил из-за того, что его валет совсем уж расклеился, думая о своих неудачных влюбленностях. И заданный вопрос смог отвлечь того от очередной порции страданий. Вспоминать про Фёдора они с другими клонами по негласному соглашению считали не слишком хорошим тоном. Видимо, их всех в своё время задело то, как он легко от них отказался. «Нет. Да. Не знаю… всё очень запутанно. Он ведь тоже был ребенком, как и мы все, вряд ли он тогда думал о последствиях. Ему просто нужны были помощники на какое-то время, вот и всё. Но даже если бы мы и остались в реальном мире, кем бы мы там вообще были? Без образования, без документов, без ничего… иногда мне кажется, что было бы проще, если бы нас всех просто не существовало. Создатель ведь в то время даже сам себя не мог обеспечить ничем, что уж говорить про клонов? Эх… и почему всё вечно упирается в деньги?» — Феликс уткнулся носом в колени. «Ну, видимо, такова человеческая натура. Весь мир вертится вокруг материальных благ. Пирамида Маслоу, и всё такое. Мы не можем быть счастливы, если не удовлетворим свои основные потребности», — пожал плечами Ромео. Феликс в ответ ему неловко улыбнулся. «О, ну на этой теме по обществознанию я тоже в школе был. Кто бы мог подумать, что историчка будет так долго её рассказывать» «Ты скучаешь по тому времени, Феликс?» — Ромео уселся подле него на парапет и устремил взгляд вдаль, на город, простирающийся под замком. «Конечно скучаю. Ты только вспомни — мы тогда были совсем ещё детьми и блин, единственное, что меня тогда бесило — так это то, что за выкидоны Вару с красками прилетало потом мне! Никаких забот и тревог у меня не было и в помине, я просто жил свою жизнь. Мог наслаждаться ею и не думать вообще ни о чем. Хотя, уже тогда я догадывался, что это не продлится долго, что мы вернемся сюда, но мне так хотелось, чтобы ну не знаю… произошло чудо и всё разрешилось само собой. Ты спрашивал о Создателе, да? Может быть я и виню его, отчасти, но знаешь, хоть вы все и ненавидите меня за это, я рад, что у Пика ничего не вышло. Что он не навредил Фёдору», — Феликс улыбнулся, но его улыбка была печальной. «Мы… мы не ненавидим тебя за это. Ну, по крайней мере я и Куро так уж точно. Но, думаю и Зонтик с Данте будь они здесь сказали бы то же самое. А Габриэль… ну ты знаешь, ему кажется вообще всё равно. Сомневаюсь я только насчет восьмого, но Пик есть Пик. Мне иногда кажется, что он вообще всех ненавидит» «Спасибо, Ромео» Феликс поднял голову к фальшивым звездам их мира, его белоснежные кудри медленно трепал ленивый ветер. «Как думаешь, а Фёдор, он счастлив там?» «Кто знает, мой хороший? Мы не видели его уже больше сотни лет. По меркам реального мира ему должно быть сейчас около двадцати пяти, наверное? Наверняка он уже нашел себе девушку и устроился на неплохую работу» «Наверное. Ты знаешь, Куро прав, насчёт того, что люди не могут быть вечно на позитиве в этой жизни. Но мне иногда так хочется, чтобы все мы были просто счастливы. И он, там, в реальном мире тоже. Но ни слова Куромаку по этому поводу, ясно? Я никогда не повторю перед ним того же, потому что он становится самодовольным, когда люди говорят, что он был прав!» Несмотря на эти периодические всплески меланхолии, Феликс выглядел живым, таким живым по сравнению с тем, что было пять лет назад. Они все так незаметно для себя, и очевидно для других повзрослели за эти года. Мог ли кто подумать, что легкомысленный Феликс когда-нибудь станет всерьёз рассуждать о природе радости и анализировать свои собственные эмоции? Мог ли кто-нибудь подумать о том, что Куромаку — самый зануднейший клон из восьмерки очертя голову будет бежать им на помощь, не проведя перед этим никаких калькуляций и не уверившись на все 100% что это безопасно? Мог ли кто подумать, что Ромео — бабник, каких поискать, захочет в итоге связать свою жизнь с одной-единственной женщиной? Да уж, если даже они — кучка доведенных до абсурда человеческих качеств так изменились, то и вправду, было бы интересно взглянуть на оригинал. Король черв усмехнулся своим мыслям, пропуская взъерошенного от холода валета вперед, к двери, ведущей в замок. «Я унесу твои слова в могилу, мой дорогой»

***

И наконец, рассказав обо всём этом, и подведя некоторую черту, Феликс подошел к самому главному — истории про сломанную руку. Получилось так, что червовый валет, более-менее приняв свои чувства решил помочь Куромаку хоть чем-нибудь. Учитывая то, что он не слишком хорошо разбирался в законах и налогообложении, а в науках так и подавно, Феликс памятуя о том, что его страну в своё время до развала довели министры, решил повнимательнее присмотреться к куроградскому двору на предмет наличия в нем сомнительных личностей. Для Феликса это не составило большого труда сделать — он ведь был общительным и легко мог втереться в доверие почти что к любым людям. Тем более, что он изначально неплохо поладил с персоналом дворца, на которых никто как правило не обращал внимание, но у которых и стоило искать самую достоверную информацию и самые свежие сплетни. Так, выяснив у них о тех, кто был нечист на руку или открыто пытался навредить трефовому королю, и перепроверив информацию, червовый валет начал действовать. Потихоньку одних он мирно сподвиг к тому, чтобы те самостоятельно ушли из дворца, считая, что это их собственное решение других — откровенно запугивал. Тот самый случай как раз был из последних. Однажды Феликс самолично застал одну из служанок за тем, что она пыталась подмешать что-то в еду своему королю. Недолго думая, он схватил её за плечо и выволок из кухни в коридор. Разговор у них случился не из самых приятных. «Я понимаю, правда понимаю. На самом деле ты хорошая девочка, Куроши. У тебя болеет ребёнок и наверняка, тебе пообещали много денег за это те, кто хотел, чтобы серый король не мешал их планам. В самом деле, он бы просто заболел, не умер бы, так?» — Феликс мог быть весьма неплохим манипулятором, когда этого хотел. От неё ему нужно было чистосердечное признание и как можно больше информации о том, кому такое вообще могло понадобиться. Девушка от проявленного сочувствия тотчас же расплакалась в его объятиях, пока червовый валет бережно гладил её длинные волосы. «Д…да всё так! Я не хотела, чтобы его величество страдал, но я должна была это сделать, должна была использовать яд» После этой фразы лицо червового валета перекосило от ярости. Будто бы кто-то нажал на выключатель и свет в его глазах потух. Какое-то другое существо, жестокое и злое вылезло на всеобщее обозрение, существо далекое от понятия «доброго». «В…ваше величество…», — заискивающее проскулила служака, всё ещё не понимая, что только что произошло, и чем она разозлила его. Феликс не ответил ей, он быстро, очень быстро прижал девушку к стене, она попыталась вывернуться из его стальной хватки, на что червовый валет лишь косо усмехнулся и схватил её за правую руку, которой она попыталась его ударить. «Кто тебя нанял?» — низкий голос, был так не похож на его вечно подпрыгивающую веселенькую интонацию. «Я… не могу», — прохрипела она. Не моргнув и глазом, Феликс сжал её запястье еще сильнее и послышался противный хруст. Девушка завизжала от боли, и он ударил её по лицу наотмашь. «Закрой рот. Если на твои крики сбежится стража, то я расскажу им всё. И тогда ты уже не отделаешься моими простыми расспросами», — зарычал он. Когда она всё же назвала ему имя, Феликс жутко улыбнулся, напугав её ещё сильнее прежнего. «Этот сукин сын… ну теперь мне точно нет смысла пытаться его жалеть. А ты… ты сейчас уйдешь и больше не вернешься в этот замок. Так, будто бы тебя здесь никогда и не было. А если посмеешь выкинуть что-нибудь ещё, или ослушаться меня, то вместо руки я сломаю тебе и шею, поняла?» Девушка со слезами на глазах кивнула и бросилась бежать, как только он отпустил её. На повороте она столкнулась с Куроном, который судя по всему стал невольным свидетелем всей этой сцены. «Ох, так ты всё видел. Неловко получилось, не люблю показывать эту свою сторону людям», — с явным разочарованием проговорил Феликс, по-прежнему мило улыбаясь. «Мне, я надеюсь вы руки ломать за это не планируете?» — нервно пошутил Курон, но за этой шуткой он явно скрывался страх. «Нет. Ты хороший человек и помогаешь Куро, так что тебе это не грозит. Я на самом деле не хотел вредить ей так сильно, хотел её просто напугать. Но я вечно забываю о том, какие вы все хрупкие. Вас, карточных людей, так легко сломать» Курон почувствовал, как от непринужденного тона Феликса по его спине пробежались мурашки. Говорить такие ужасные вещи с таким доброжелательным видом — вот уж действительно, страшные личности были червовые. «Если вы хотели меня успокоить, ваше величество, то, я вас разочарую — у вас скверно вышло. Позвольте задать вам один вопрос — то что в последнее время в замке сменился персонал, это тоже ваших рук дело?» «Не понимаю, о чем ты. Я просто общаюсь с людьми, вот и всё. И обычно — не перегибая палку как сегодня. То, что они решили уйти — сугубо их личное решение. К тому же все они или угрожали твоему королю или пытались это сделать так или иначе» Курон пристально посмотрел на червового валета. Кажется, он только что понял для себя нечто важное. «Так вот значит, какой вы человек. Обжегшись на молоке, теперь дуете на воду?» Бывший правитель Фелиции сощурился и закинул руку ему на плечо. «Да, именно такой я человек. Но Куромаку об этом маленьком происшествии знать необязательно. Я понимаю, что ты очень преданный ему слуга и я очень уважаю тебя за это, но ты ведь не расскажешь ему, не так ли? Я бы очень и очень расстроился в этом случае» Курон ощутимо вздрогнув, кивнул. Он оставил себе в памяти огромную зарубку — никогда не злить червового валета и никогда не влезать в отношения между ним и товарищем Куромаку, к которому тот уж слишком очевидно неровно дышал.

***

      — Господи, ну и драму ты развел из ничего, Феликс, — покачал головой Куромаку, дослушав наконец его рассказ. Феликс в ответ тихо вздохнул.       — Как я и сказал, я не хотел вредить ей, но она хотела навредить тебе! Просто меня это так тогда напугало, я был на нервах, вот и не рассчитал силу. А теперь я могу лечь спать, Куро? Мне кажется, этот долгий монолог меня утомил. Ни разу в жизни ещё не говорил так много, — недовольно засопел он.       — Ох, горе ты моё. Спи, и не думай больше ни о чем, — Куромаку поцеловал Феликса в щёку, и обняв его покрепче прикрыл глаза. Сегодня, впервые за все прошедшие пять лет Феликс не видел никаких снов. Возможно потому, что тот, кого он любил всем сердцем был с ним рядом и дарил ему ощущение спокойствия, а может быть и от того, что тот, кто обычно насылал на него кошмары сам мучился от них сегодня ночью.

***

Несмотря на то, что Феликс подскочил с кровати ни свет ни заря, ещё до восхода Солнца, он чувствовал себя на удивление отдохнувшим. Он смог нормально выспаться, хотя и события, произошедшие до того, как он заснул, до сих пор шокировали его не на шутку. Феликс привык засыпать и просыпаться в одиночестве, но то, что в этот раз всё было по-другому дарило ему робкую надежду на то, что всё у него в кои-то веки образуется с личной жизнью. Не желая будить Куромаку, он не стал включать свет или раскрывать шторы. Феликс быстро накинул первое, что попалось ему под руку и зевая пошел на кухню за чаем, там он столкнулся с Ромео. Шикарные розовые кудри червового короля, которые он порой часами мог укладывать, растрепались так сильно, будто его всю ночь валяли по полу. После такого его внешнего вида Феликсу даже стало интересно, что произошло, когда они с Куромаку ушли к нему в комнату, но он так и не осмелился спросить. Ну что же, все вчера развлекались по-разному, не в привычках Феликса было это осуждать. Он прошел мимо довольно ухмыляющегося Ромео, перемешивающего ложкой кофе с молоком. Хотя, судя по предпочтениям червового короля, в его кружке было скорее молоко с кофе и ударная доза сахара, нежели наоборот. Ромео мурлыкал какой-то прилипчивый мотив себе под нос и выглядел вполне себе довольным жизнью. И Феликс молился всем богам, чтобы тот и дальше продолжал игнорировать его, потому что…       — Поздравляю тебя, мой дорогой, наконец-то ты перестал бегать от своих чувств. Вот именно поэтому. В прищуренных глазах Ромео действительно была радость, но ехидного, игривого огонька в них тоже хватало. Феликс зашипел и закатил глаза, один в один как Куромаку, но скорее неосознанно, чем специально. Ну как говорится, с кем поведешься…       — Прекращай, Ромео, у меня было такое хорошее утро. И с чего ты вообще опять полез ко мне со своими пошлыми шутками? Вот обязательно тебе нужно судить людей по себе и вообще… — вся дальнейшая тирада Феликса была пылкой и чувственной. О том, как некрасиво домысливать за людей их личную жизнь. Ромео внимательно слушал его, качая розовой головой, и изящно попивая сладкую мешанину из маленькой фарфоровой кружечки. А после, когда Феликс закончил свою жаркую речь, ослепительно улыбнулся всеми своими зубами и медленно произнес, до последнего стараясь не смеяться:       — Знаешь, это всё конечно очень хорошо, мой дорогой, и я не хочу тебя расстраивать, но… ты же в курсе, что рубашка Куромаку тебе кхм, великовата? — с ехидного выражения лица Ромео в этот момент можно было смело рисовать гравюры, причем толка исключительно карикатурного. Феликс, вздрогнув, медленно опустил взгляд на длинные полы одежды, которая и впрямь была не его и прошипел:       — Да твою-то мать.       — Да, именно, мой дорогой. Точнее и не выразиться. Но я очень, очень рад за вас, правда.       — Нехер радоваться, ты проспорил мне двадцатку, — раздался ворчливый голос Вару с порога.       — Помнится, я ставил на то, что Феликс всё же ему признается, — нараспев произнес Ромео, улыбаясь как чеширский кот.       — Старый алкоголик и маразматик. Не ты ли мне вчера говорил, что твой валет слишком приличный чтобы в первый же день прыгать в койку к Куромаку? И вот, полюбуйся на результат, — Вару проходя мимо, рванул на себя один из коричневых рукавов, и Феликс с раздражением отдернул руку обратно.       — Я не понял, вы что, спорили на то… — он опять не успел договорить, как вдруг Ромео перебил его.       — Нечего так на меня смотреть, caro, идея была не моя. Феликс с налившимся кровью глазами развернулся к замершему валету другой масти. Кружка с чаем в его руках опасно задрожала.       — Вару, а Вару… — протянул он.       — Что? Ты мне должен за все эти года молчания. Я чуть ли не умер от того, что не шутил все накопившиеся у меня гейские шутки по этому поводу. А так, хоть денег подзаработал. Прошла ещё секунда затишья, казалось, что было слышно, как идут минутные стрелки в часах. Точно, как это показывали в фильмах, на ковбойской дуэли между шерифом и главным гадом всей истории. Вдруг, Феликс с размаху бросил кружку, от которой Вару при помощи годами отработанных рефлексов увернулся. После чего Феликс бросился к нему как гепард к газели.       — ВАРУ! Я БЛЯТЬ ТЕБЯ ПРИДУШУ! — заорал он, повалив правителя Варуленда на пол.       — Э, ты меня в свои извращения не вмешивай… — прошипел тот, наполовину смеясь наполовину хрипя, когда Феликс схватил его за грудки и начал трясти как грушу. За этой вакханалией никто и не заметил трефового короля, молча прошедшего на кухню, только Ромео ослепительно улыбнулся ему и отсалютовал ложкой.       — Доброе утро, Куро, хорошо ли тебе спалось? — подкола в голосе черва не уловил бы разве что бы глухой, да и то, сугубо потому, что самого вопроса бы не услышал. Но Куромаку был другим делом, нежели Феликс — он всегда реагировал на такие шпильки в свой адрес единственным верным образом, а именно — игнорировал их.       — Вполне. Спасибо за беспокойство, — глаза стального цвета опасно блеснули из-за очков-половинок, и он как ни в чем не бывало потянулся за кофе-фильтром, открыв верхнюю полку. Ромео чертыхнулся, но улыбаться не перестал. Сделав себе кофе и немного понаблюдав за развернувшейся сценой баталии, Куромаку цыкнул и подошел к катающемуся по полу клубку.       — Отпусти ты уже его, Феликс, не видишь разве, что ему весело? — цокнул языком он, и поднял рывком на ноги растрёпанного и недовольного черва, — мы пойдем, господа. Через час собираемся в конференц-зале нужно договорить насчет вчерашнего, и чтобы на этот раз вы были у парадной без опозданий. Посмотрев на разлёгшегося в дверях пикового валета, а после — на червового короля всё так же сидящего за столом строго оповестил их Куромаку.       — Эээх… опять его занудства слушать полдня… может сбежать пока не поздно? — недовольно протянул Вару и меланхолично поглядел на Ромео. Тот, усмехнувшись, неопределённо пожал плечами.

***

Тем временем в коридоре Куромаку, наклонившись к шее Феликса прошептал:       — Мои вещи уже живут своей собственной жизнью, как я погляжу, — указывая на коричневую рубашку сказал он. Феликс сам не понимая отчего в ответ залился краской.       — Я не виноват, что ты вчера разбросал их где попало! В темноте не так уж и удобно одеваться, чтобы ты знал.       — Мммм, учту на будущее, — прошептал Куромаку, опаляя дыханием чувствительную шею Феликса. Тот вздрогнул от того, что внизу живота у него сладко потянуло.       — Если ты и дальше продолжишь пожирать мою шею глазами, то я…        — То, «что», Феликс? — спросил, строя из себя святую невинность Куромаку. Зря думали люди, что тот никогда не выкидывает таких вот фокусов, смотря на его невыразительное лицо, ох зря.        — Ты сам прекрасно знаешь! — нахмурился черв. Говорить всякие неприличные штуки вслух ему отчего-то в присутствии Куромаку было смущающе. Не привык он к такому ещё.       — Ну, час — понятие растяжимое, за него много чего можно успеть. Феликс в ответ на это заявление вспыхнул ещё пуще прежнего.       — Заводит видеть меня в своей одежде? Да вы, батенька, оказывается тот ещё фетишист, — он недовольно скрестил руки и выгнул дугой бровь. Скептицизм, для червовых был штукой несвойственной, но Феликс много чего успел перенять от серого короля за прошедшие годы.       — Не ты ли мне говорил, что я тебе нравлюсь любым? — Куромаку наклонился чуть ближе и сорвал с губ Феликса мимолетный поцелуй. Почти целомудренный по сравнению с тем, что он творил вчера ночью.       — А я и не беру свои слова обратно, — размяк Феликс, счастливо улыбаясь. Но, внезапно на него накатило осознание.       — Так, погоди-ка… ты же всегда свою одежду очень аккуратно складываешь, а вчера… ты что, специально эту рубашку к моим вещам положил?! Куромаку, я с тобой разговариваю, а ну стоять! — червовый валет бросился вслед за улыбающимся трефовым королем, поспешившим скрыться от его праведного гнева.