everything comes back to you

Все, чего желал Обанай, каждый раз просыпаясь на развороченной от постоянно терзающих его кошмаров кровати, это больше никогда не испытывать подобных мучений. Однако сны не прекращались, и изо дня в день парень, готовясь к очередной «прекрасной» ночи, гадал, как на этот раз подсознание будет над ним издеваться. Неприятно холодная, обволакивающая и тянущая на дно вода заливается в рот и нос, заставляя остатки кислорода с ужасающей скоростью покидать организм. Сквозь резь в глазах и невыносимую боль в легких, Обанай смотрит на мутный расплывчатый след от солнечных лучей, виднеющийся под толщей ледяной воды. Он пытается закричать, но пустота вокруг поглощает каждый издаваемый им звук. Бледная рука отчаянно тянется к отдаляющимся с каждой секундой блеклым остаткам света, но в онемевшее тело будто вонзаются тысячи игл, и, не имея более возможности пошевелиться, парень неумолимо опускается ниже и ниже, в самую пучину беспросветной тьмы и страха. — Спаси…! Подорвавшись со скомканных простыней, Игуро судорожно хватается за горло, глубоко и часто дыша, окончательно не отойдя от сна. Переведя дыхание, парень перемещает взгляд на привычную обстановку комнаты. Он видит зажженную ароматическую свечу и улавливает легкий запах фиалок, плывущий по небольшой квартире. «Не помогло», — расстроенно шепчет брюнет, доставая телефон, чтобы узнать время. Часы показывают «6:23», раннее летнее утро в жарком Токио. Решив подняться с постели и направиться в сторону кухни, чтобы выпить пару чашек зеленого чая, Обанай делает несколько шагов в сторону двери и ежится от резкой смены температуры, на ходу натягивая на плечи серую толстовку и длинно зевая в процессе. Спустя десять минут парень потягивает уже третью по счету чашку крепко заваренного напитка, запивая им завалявшиеся на полке печенья и детально прокручивая в уме увиденный кошмар. Несмотря на не самые приятные воспоминания, за последние пару месяцев это стало для него маленькой традицией. — Я снова звал кого-то? — прикрыв глаза, негромко произносит вслух Обанай. «Да что происходит, черт возьми…»

* * *

Бесконечная лента пугающе одинаковых, ничем друг от друга не отличающихся дней обматывалась вокруг горла брюнета, мешая ему дышать полной грудью. Воздух, что его окружал, стал непривычно тяжелым, влажным, отдающим выхлопами автомобилей и приторно-сладким запахом цветущих на соседском подоконнике гардений, и брюнет всем сердцем желал унять чувство тоски, поселившееся в его сознании. Возможно, именно неутихающее ощущение чьего-то отсутствия стало причиной частых кошмаров и сковывающих грудную клетку невидимых нитей. — Ты по кому-то очень сильно скучаешь, Игуро-сан, — в ответ на его двадцатиминутный монолог о состоянии своей души с улыбкой произнесла Шинобу. Однажды, когда новый «режим сна» и внутренние переживания вытеснили фразу «все хорошо» из разума Обаная, он решил обратиться за помощью к Кочо, ведь обворожительная обладательница верескового цвета глаз и того же оттенка кончиков волос с самой средней школы являлась его верным другом. Пусть они нечасто виделись из-за учебы, работы и разных жизненных целей, это не умаляло того факта, что молодые люди отлично понимали друг друга. — Но у меня нет никого, по кому я мог бы скучать, — возразил сбитый с толку Обанай, покручивая серебряное кольцо на пальце — подарок родителей. — Всех моих друзей ты знаешь, а других знакомств я не заводил… На его слова Шинобу лишь качала головой и добродушно улыбалась, и ее любимая фиолетовая заколка в виде бабочки казалась чем-то неожиданно ярким на фоне затянутого тяжелыми тучами неба, и стучащего по окнам небольшого кафе летнего дождя. — Кто знает… Быть может, ты еще не знаком с этим человеком, — разглядывая оживленную улицу и бегущих по делам прохожих сквозь покрытое каплями стекло, загадочно сказала девушка. — Вдруг уже завтра он постучится в твою дверь и перевернет всю жизнь верх дном, не спрашивая разрешения? Звук бьющейся чайной ложки о бока керамической чашки с заваренным внутри капучино вывел Игуро из раздумий, заставив встретиться лицом к лицу с осточертевшей реальностью. Шумно выдохнув, он стянул резинку с густых, контрастирующих с кожей черных волос, и запустил ладонь в растрепанную копну, слабо проходясь пальцами между прядей. Голова парня легла на столик с подложенной под нее рукой, которую он для удобства согнул в локте. — Я так устал, Шинобу.

* * *

После редких, но насыщенных встреч с друзьями, Обанаю всегда было необходимо провести время в одиночестве, чтобы переварить диалоги, новости и полученные эмоции, сделать выводы и просто побыть наедине с самим собой, не находясь при этом в полной изоляции от людей. Поэтому расположенный неподалеку парк, заполоненный гуляющей по вечерам молодежью и покупающими сладости детьми, показался ему отличным местом для предстоящего мысленного штурма. Надев хлопковую черную маску, он неспешно проходил мимо аттракционов, возле которых стояли взрослые с детьми разных возрастов и кричали: «Улыбайся!», пока снимали на смартфоны счастливые (или не очень) лица ребятишек. Пройдя дальше, Игуро заметил разношерстную и шумную толпу подростков шестнадцати-семнадцати лет, двигающуюся в его сторону. Он напрягся, но продолжил идти в дальнюю часть парка, где на деревьях были развешаны красивые гирлянды, а неподалеку от них располагались скамейки, одна из которых была излюбленным местом юноши. Не то что бы он избегал подобных компаний, но излишнее внимание доставляло ему кучу проблем и неприятный осадок, что не вносило яркости в его серые будни. «Только не сегодня», — подумал Игуро, встряхнув головой, дабы отбросить негативные мысли. А толпа в это время уже поравнялась с задумавшимся парнем, который старался не замечать доносившихся отовсюду шепотков, изучающих взглядов и обрывков фраз, походящих на «это линзы такие?», «да вроде настоящие», «блин, хочу поближе посмотреть», «он кажется злым, не надо». — Игуро-сан! Обанай вздрогнул от неожиданности и резко обернулся на застывших в шоке школьников. До боли знакомая темно-красная шевелюра, поблескивающие в свете фонарей серьги ханафуда и как всегда восторженный взгляд добрых глаз в цвет окрашенных волос выделялись на фоне других подростков. — Танджиро, ты что ли? — стянув маску к подбородку, усмехнулся старший. — Томиока тебя наконец из клетки выпустил? Шестнадцатилетний двоюродный младший брат Гию Томиоки — Танджиро Камадо — неугомонный и искренний ребенок, отправленный к старшему на летний период, дабы помочь с семейным бизнесом и просто следить, чтобы брюнету, со слов его родителей, «жизнь сказкой не казалась». Темноволосый и вечно хмурый, старый-добрый друг Игуро лишний раз боялся отпускать братика из дома, запрещая уходить дальше рабочего места. Мало-ли куда тот вляпается, а Томиоке потом его искать, последствия разгребать, да нотации от взрослых слушать. Иногда его радушно соглашалась подменить старшая сестра, недавно вышедшая замуж, но долгожданная свобода длилась максимум три дня, а затем Гию снова продолжал играть роль обязательного опекуна. Обанай каждый раз посмеивался с его измученного лица, но знал, что несмотря на внезапно свалившийся груз ответственности, парень младшенького очень любил и беспокоился за него, невзирая на расшатанные мальчишкой нервы. — Да, и даже Канао разрешил взять с собой, — гордо выдал подросток, из-за спины которого выглядывала младшая сестра Кочо, накануне видевшаяся с Обанаем. — По-моему, он просто хотел сплавить вас двоих на вечерок, чтобы повеселиться с Шинобу. Если честно, то он до сих пор понять не мог, как эти двое встречались друг с другом уже несколько лет, и до сих пор друг друга не поубивали. — В любом случае, я только в плюсе, — не унывал Танджиро, но, оглянувшись на замерших друзей, вдруг спохватился. — Ой, знакомьтесь, ребята, это близкий друг моего двоюродного брата Гию — Игуро-сан. — Приятно познакомиться! — послышались робкие приветствия, перемешанные с не утихающим шепотом. Обанай же только слабо улыбался, радуясь, что застенчивая сестренка его подруги стала больше времени проводить в компании сверстников. — Рад был увидеть вас двоих, но мне пора ид- Он уже собрался уходить и продолжить свою прогулку, как увидел вдали чей-то силуэт, промелькнувший среди других прохожих. Ошарашенные и сбитые с толку Камадо с Цуюри лишь могли наблюдать, как внезапно прервавшийся на полуслове парень подрывается с места и почти бегом направляется в сторону сквера. — Хорошего вечера! — прокричал ему вслед не прекращающий широко улыбаться Танджиро, помахав рукой в знак прощания, даже если знал, что друг брата этого не увидит. А Обанай в это время не слышал ни музыки в наушниках, ни шума аттракционов, ни даже собственного прерывистого дыхания. Все, на что он был способен в ту минуту — это мчаться за неизвестным человеком, показавшимся на долю секунды из снующей туда-сюда толпы. Мысли сбились в жужжащий комок, воздух с шумом выходил из легких, а взгляд отчаянно скользил по окружающему его пространству, ища хоть кого-нибудь схожего с тем, кого он так искал все эти месяцы. Сомнений и неверия уже не осталось, его реакция выдала всю правду. «Кто знает…быть может, ты еще не знаком с этим человеком». Непонятные, странные слова Кочо теперь горели в голове Игуро, как единственная неоспоримая истина, что уже не нуждалась ни в чьем подтверждении. Захлебываясь собственными эмоциями, парень, задевая и нечаянно отталкивая мирно гуляющих людей, испытывал неудержимый восторг, смешанный с предвкушением и необъяснимо острым чувством страха перед незнакомцем, укравшем его сон, покой и привычную жизнь. Однако с каждым его шагом, толчком и рывком буря, так внезапно разразившаяся внутри него, утихала, а непривычно яркие, красочные эмоции постепенно сменялись серостью, пустотой и одиночеством. Почувствовав, что долгожданная разгадка, практически находящаяся в его руках, ускользнула, оставив после себя осточертевшее ощущение опустошенности, Обанай остановился посреди по-прежнему многолюдного парка, и, тяжело хватая ртом воздух, обессиленно опустился на стоящую рядом скамью. Громкий, отчаянный крик от осознания собственной никчемности, смешанный с невыплаканными слезами, комом встал в горле, а сердце бешено колотилось. Дрожащими пальцами Игуро сжал футболку возле ворота, словно пытаясь таким образом унять ноющую боль в районе груди. «Чертов неудачник…»

* * *

На следующий день Обанай не смог подняться с кровати ни утром, ни даже в полдень. Ослабленный потоком обрушившихся на него эмоций и мыслей, он из последних сил добрался до квартиры и провалился в долгий, глубокий сон, который не смог прервать ни шум из открытого нараспашку окна, ни топот соседей сверху и крики детей на улице. К его удивлению, на этот раз ночь прошла без единого кошмара. Он знал, что от ухода во фриланс работы не убавится, и старался выполнять ее качественно и в срок, не заставляя дедлайны гореть, а веко заказчика дергаться. Но несмотря на скопившиеся на почте письма с предложениями и документацию, ни одна мышца в его теле не была способна двигаться в сторону стоящего на столе запылившегося ноутбука. — Узуй с меня три шкуры сдерет, если я прямо сейчас не встану. Слова Игуро, обращенные к собственному расклеенному состоянию, остались без ответа, растворяясь в тишине, что царила в доме. Уже около часа брюнет уговаривал себя взяться за дела или элементарно согреть себе ужин, сходить в душ. Но каждый аргумент, что должен был наклонить воображаемую, переполненную здравым смыслом чашу весов в сторону выполнения рабочих обязанностей, нещадно пасовал единственной находящейся на противоположной чаше фразе: — Я просто. Хочу. Полежать. Кажется, в этот момент у Вселенной закончилось терпение, и единственная малюсенькая преграда, отделяющая Обаная от приближающегося с каждой секундой взрыва, раскололась на тысячу кусочков под гнетом оскорбленной мировой логики и правосудия. А как же иначе объяснить так вовремя раздавшийся звонок заказчика, разрезавший атмосферу умиротворения и давящей на веки усталости. Обреченно вздохнув и пошарив рукой под подушкой с целью устранить вибрирующего нарушителя спокойствия, парень поочередно открыл сначала голубой, а затем и карий глаз, вымученно простонав. На экране красовалась фотография Узуи Тенгена, просьбу которого брюнет не мог выполнить уже две недели. Думая о силе кармы и отсутствии смысла в своем существовании, Обанай уже хотел отложить разговор с мужчиной на неопределенный срок, как затекшие от долгого нахождения в одной позе руки, все это время сжимающие над головой парня телефон, перестают удерживать не затыкающийся кусочек металла в удобном для глаз положении и он, пролетев не менее десятка сантиметров, приземляется аккурат на нос хозяину экраном вниз, успев нажать на злополучную зеленую кнопку «ответить». — Какого хрена вытворяешь, гадюка ты скользкая?! — раздается на всю квартиру ор «клиента». — Я тебя полмесяца прошу помочь мне с переводом документации, а ты меня кинуть решил прямо перед сделкой?! — Господи… не кричи на меня, — мычит Игуро, поднимая источник звука, так грязно его предавший пару секунд назад. — Правильно, Игуро, начинай молиться своим змеиным богам и садись за контракт, а иначе я приеду и совершенно случайно сброшу твой ноутбук с крыши! Аргумент. — Завтра к вечеру будет готово, остынь. Переведу я твои бумажки, — подавив зевок и поднимаясь с постели, сбрасывает звонок Обанай, предотвратив нескончаемый поток угроз с того конца провода. Отступать некуда, и поэтому брюнет, смирившись со своей судьбой, вытаскивает из шкафа полотенце и плетется в сторону ванной комнаты.

* * *

Злой, с уставшими от компьютера глазами, но заметно посвежевший и довольный своей проснувшейся продуктивностью, Обанай со вздохом облегчения щелкает мышью по кнопке «отправить документ» и захлопывает ноутбук, поглядывая на часы, показывающие «22:57». — Ну вот, уже на одно дело меньше. Свалившийся с плеч груз вины за свою безответственность значительно упрощал жизнь брюнету, перестав служить злобным напоминанием о существовании повседневных обязанностей. И теперь, размяв затекшую спину и шею, Игуро направлялся на кухню, дабы восполнить потраченную энергию и набить желудок чем-нибудь сытным. Спустя некоторое время по уютной и нежно любимой Обанаем квартире разносится запах удона с курицей и овощами, а сам повар, стягивая фартук с пояса, обессиленно опускается на стоящий у широкого окна стул и поглядывает на освещенную фонарями ночную улицу. Разряженный прохладный воздух оглаживает лицо и колышет растрепанные волосы, которые брюнет завязал в неаккуратный хвост. Но, несмотря на внешнее спокойствие, внутри парня все сжимается от воспоминаний о предыдущем вечере. Занятие работой помогло ненадолго отвлечься от терзающих сознание чувств и сомнений. Снова накрывающая его душу тоска, смешанная с одиночеством и жгучим чувством ненависти к собственной слабости, сдавливает грудную клетку. Если Игуро кто-нибудь спросит, что он ощущает во время проигрыша поселившемуся в его голове демону, то первым словом, без сомнения, будет «страх». Он окутывает все его тело и заставляет чувствовать пронизывающий до костей холод, который не в силах прогнать ни одеяла, ни солнце, ни полуденная жара. «Но в этот раз все будет иначе», — проскальзывает в спутанных мыслях парня, схватившегося от накатившей тьмы за спадающие на лицо волосы. Глубоко дыша и не давая себе потерять контроль над разумом, он старается сосредоточиться на чем-то, что не связано с его паршивым состоянием. Танджиро, например, или малышка Канао, которых он увидел накануне. Но образ младшеньких быстро стирается, а перед глазами снова темнота и блики от того, как сильно он зажмуривается. От того, как сильно он не хочет поддаватьсся, продолжая сражаться с не отступающим страхом. Ведь теперь у него есть надежда. Динь—дон. Динь—дон. Динь—дон. Динь—дон. Кто-то настойчиво звонит в его дверь. «Это что, мое воображение? Кто может придти в такое время?» Обанай чувствует резко наступившее облегчение и отпустившую его тело ледяную руку, что на этот раз была слишком близка к победе. Вытирая пот со лба и облокачиваясь на стол, он, прилагая титанические усилия, поднимается со стула и скользит взглядом по так и оставшейся в сковорде курице с лапшой, что он успел вовремя выключить, перед внезапно пришедшим приступом. Еще не переставая тяжело дышать, он спешит выйти из комнаты, на ходу поправляя задравшуюся белую футболку и заправляет выбившуюся из-под резинки прядь за ухо. «Кем бы ни был этот человек, он спас меня сегодня», — покачав головой, раздумывает о личности неожданого гостя. С каждым шагом он все ближе приближается ко входной двери. Сердце необъяснимо начинает стучать быстрее, а ладони сжимаются в кулаке. На страх не похоже. Может, волнение? Но перед чем? Однако брюнет отбрасывает ненужные сейчас мысли и поворачивает ключ в замке, раскрывая тяжелую дверь нараспашку. «Свет. Яркий и согревающий, отличный от того, что сопровождал меня в кошмарах. Кажется, это первое, что я увидел. Розово-зеленые косы. Так необычно, странно и больно. . .невыносимо больно от того, насколько эти волосы кажутся мне знакомыми. Родинки. Две абсолютно идентичные, словно нарисованные пятнышка на румяных щеках. Где я их раньше мог видеть? И почему все слова застряли в горле? Незнакомая, но такая родная, не сказавшая ни слова, но говорящая о многом одним своим присутствием, взволнованная, но будто знающая обо всех моих мыслях». Высокая молодая девушка со следами муки и какао на одежде, вся вымазанная чем-то липким, судя по всему, тестом. В руках она сжимает тарелку со сладко пахнущей выпечкой, которую Игуро часто видел в роликах на YouTube. — М-мицури Канроджи, — запинаясь и краснея, произносит гостья, зарумянившись от чужого пристального взгляда. — Я недавно сюда переехала и... не хотите выпить чаю с панкейками? «Голос. Тонкий и нежный, отчего-то кажущийся именно тем, что я хотел слышать все это время. И почему. . . я так быстро его полюбил? Или же я любил его всю свою жизнь, совершенно не зная об этом?» Тишина явно затянулась, но Обанай никак не мог заставить себя ответить хоть что-нибудь. Продолжая впитывать каждое слово стоящей напротив разгадки, почему-то ни разу на него не взглянувшей. — М-мне сказали что вы тут один живете, и захотелось как-то порадовать, может, мы бы подружились, — продолжала Мицури, неловко глядя на свое кулинарное творение. — Игуро Обанай. Приятно познакомиться, Канроджи-сан, — хрипло и неуверенно, совсем не так он хотел представиться ей. Тарелка с выпечкой выскальзывает из испачканных в муке и сахаре пальцах и летит на кафельный порог, в следующую же секунду превращаясь в месиво из осколков посуды и смявшегося десерта. Но в тот момент обоим было все равно на произошедшее, ведь Мицури, услышав его имя, подняла глаза и столкнулась взглядом со стоящим перед ней Обанаем, в тем же пораженным выражением лица, впившимся в нее в ответ. «Глаза. Зеленые глаза, но не блеклые и мутные, а поблескивающие от волнения и добрые. Где же я мог видеть эти глаза!? Почему. . . я хочу совершенно откровенно и по-детски разрыдаться, глядя в них?» — В-вы... откуда... мы уже встречались? Ее голос дрожит и срывается, и брюнет слышит, как она прерывисто дышит от накрывших с головой необъяснимых эмоций. Рука робко приближается к его лицу и отодвигает прядь спутанных черных волос, закрывающую один глаз. Слеза. Сначала одна, а затем еще несколько. Такая открытая и удивительная, она плачет, и ее щеки теперь блестят от влаги, но в то же время она счастливо и совершенно искренне улыбается, а покрасневший кончик носа и слипшиеся ресницы совсем не мешают ему думать о том, как она прекрасна. Кажется, это самое красивое, что он видел в своей жизни. — Ничего не понимаю, — шмыгая и размазывая по лицу слезы, говорит Мицури, не переставая согревать Обаная своей улыбкой. — Я тоже, но… Зато мы оба знаем, что чувствуем то же самое. «Because if the whole world was watching I'd still dance with you Drive highways and byways to be there with you Over and over the only truth Everything comes back to you»