В чешуе форели

      Рассветало. Ночь уходила, а с ней и мертвецы, численность которых наконец-то стала выглядеть конечной, а потому люди стали надеяться. На то, что однажды все станет как раньше: мертвые будут спокойно лежать в земле, Иные станут легендами и сказками, а люди будут просто жить. Это время придет нескоро, совсем не скоро: слишком острые и болезненные раны оставит эта проклятая зима.       Он потер левую сторону груди, где заживал новый шрам. На пару дюймов ниже и его труп бы давно сожгли, а прах отправили домой, но Старые боги рассудили иначе: в Винтерфелл отправился прах Эддарда, а Бенджен остался держать оборону, временно возглавив северные войска, пока новый лорд Старк не освоится. Племянников смерть отца и опекуна подкосила сильнее: усталость и некое равнодушие сменились скорбью и гневом, и вот второе-то было крайне опасно в военное время. Юнцы рвались рвать мертвяков чуть ли не руками, лютоволки поддерживали настрой, а когда Бенджен попытался вбить им немного ума по праву старшинства, столкнулся с неожиданным фактом: Робб стал старше по положению. И как лорд Винтерфелла он мог не слушать дядю, а просто пропустить его нравоучения мимо ушей.       Джон в этом плане был благоразумнее, а потому остудить его голову Бенджену удалось, хоть и с трудом — он сам тогда переживал потерю последнего брата. Теперь он был за старшего и справлялся с этим не так хорошо, как хотелось. Конечно, разумный молодой человек будет прислушиваться к людям более опытным, чем он сам, но гнев и боль плохо сочетаются с разумом. Как ни странно, им помогло вмешательство короля. Изначально Бенджен был весьма невысокого мнения о Роберте Баратеоне, пусть тот и напоминал Брандона вспыльчивостью, а Эддарда — упрямством. Олений король был довольно легкомысленным и поверхностным, не без обаяния и не стеснялся этим пользоваться. Или он таким только казался:       — Нападай!       — Снова!       — Вставай!       — Слабо!       — Либо ты встанешь сам, либо я проломлю тебе голову на этом самом месте!       Король Роберт валял его племянников по тренировочному полю, хотя все старались днем спать, чтобы ночью снова встать на Стену. Но другого времени на «тренировку» у них просто не было, и под крики бессильного гнева его милость довел двух волчат до состояния «похороните меня на этом месте». Когда Робба перестали держать ноги, а Джон бессильно повис на приблизившемся Призраке, король заговорил. Он много говорил, то вспоминал о юности в Орлином Гнезде, то недавние ночи, одну из которых не пережили оба, но короля огненный демон вернул, а брата — нет. Баратеон вспоминал восстания и свое, и Грейджоя, визит в Винтерфелл такой далекий сейчас, словно в прошлой жизни.       И везде в воспоминаниях был Эддард, старина Нед, оживал в историях его милости, далеко не такой серьезный, каким казался детям, и даже не настолько сдержанный, каким его помнил Бенджен. Но всегда честный, верный и как любой воин готовый и убить, и умереть, но лишь ради чего-то важного, стоящего своей жертвы.       — Поймите вы, малолетние болваны, Нед сражался ради вас, чтобы вы, его дети жили! Чтобы эти твари не добрались до ваших сестер и братьев! И он не обрадуется, если вы отправитесь вслед за ним, — и уже уходя, его милость добавил. — Напоминаю, что я пока что ваш король. И я приказываю вам жить.       Приказ есть приказ, и Робб наконец-то послушался. А может Роберт сумел достучаться до мальчишек через свою боль, не меньшую чем у любого из них. Тот знал Эддарда таким, каким его не знал никто из них, даже Бенджен, и если раньше это могло быть предметом для легкой обиды — это же его брат! — то теперь воспринималось как благословение. Это была их последняя личная встреча с королем и его последний приказ именно Старкам: в какой-то момент пламя жизни, которое в убитых вдохнул Торос, погасло насовсем.       — Все в воле Владыки Света, — печально отвечал красный жрец на многочисленные вопросы. — Он подарил нашим воинам возможность продолжить сражаться за дело Света, а когда отпала необходимость — отпустил покоиться в свете.       О том, что жизни вернули временно, не говорилось вслух, только шепотом, как будто это один секрет на всю армию, и в какой-то степени люди вздохнули с облегчением. Сложно, когда сражаешься с мертвецами по обе стороны конфликта. И окончательная смерть вернувшихся поставила точку в вопросе, победят ли люди. Огненный демон вернул к жизни, пока шла война с Иными. Иные ушли, война кончилась — людей обратно в Пекло или куда там по заветам Семерых отправляются мертвые. Конечно, все эти умозрительные заключения нуждались в подтверждении, чем и занялись колдуны со всех концов Вестероса.       Север в этом вопросе больше других верил лорду Сероводья, чьи «зеленые сны» были неплохими предупреждениями, что страшного принесет ночь. Болотный лорд был ранен, по меньшей мере, дважды, но всякий раз возвращался, как и подобает достойному воину, чтобы о болотниках не говорили другие. И он утверждал, что пик войны с тварями пройден. Что совсем скоро день начнет становиться длиннее, а время тварей меньше. В это было сложно поверить: после долгого лета казалось, что зима должна быть не менее долгой, а не пойти на спад через пару лет. Но даже если силы противника пошли на убыль, они это ощутили далеко не сразу.       — Итак, Теснина все еще не заполнена трупами настолько, чтобы следующие твари прошагали по ним как по мосту. Хорошо, значит, завтра я поведу драконов на восток, в Илистых Вратах запросили помощи, — лорд Баратеон выжидательно взглянул на командование Морозным Холмом, ожидая возражений или замечаний.       Им всем крайне повезло, что даже смерть короля не вывела дракона из-под контроля. По словам лорда Баратеона, дракон Роберта даже присмирел после смерти наездника из-за чувства вины: их общее безрассудство привело к тому, что Шторм был ранен и какое-то время не мог возить короля. Его милость сражался на Стене — и погиб. Торос вернул того, но, кажется, магическое животное как никто другой понимало, что его напарника больше нет, и тосковал сильно заранее. После окончательной смерти всадника дракон послушно летал за родичем и позволял Станнису командовать, но у каждого нет-нет, да проскальзывала мысль: «как долго это будет продолжаться?» Что может натворить неуправляемый дракон, люди уже представляли, поэтому прилет лорда Баратеона сопровождался одновременно и облегчением от оказанной помощи, и скрытым страхом перед непредсказуемостью.       — А лорд Баратеон умеет сочетать дела королевства с личными, — задумчиво протянула Алисанна после собрания.       — Какими личными? — озадаченно уточнил Бенджен. Мелькнувшая идея о леди Баратеон где-то на Стене улетучилась быстрее, чем появилась: безрассудство сестре Кейтилин было несвойственно.       — На днях погиб его бывший оруженосец и двоюродный племянник, Эндрю Эстермонт. Лорд Станнис наверняка собрался проведать горюющего кузена в Собольем замке.       — Вот как, — потери стали чем-то регулярным, но привыкнуть к таким вестям, конечно, невозможно. Бенджен помнил компанию молодых людей, сопровождавших Роберта Баратеона годы назад: брат Кэт, брат короля, его же двоюродный племянник, карликовый лев и наследник Хайгардена. Еще такие молодые, так жаждущие жить и увидеть этот мир во всей красе. Осталось ли от них что-нибудь после проклятой зимы? — А ты откуда знаешь?       — Дейси рассказывала, — пожала плечами Алисанна. — Тирион отправился в Соболий при первой возможности. Остальные вроде тоже туда собрались, не с телом, так с прахом попрощаться. Благо, им всем есть на кого оставить руководство.       Не в первый раз уже оказывалось, что детская дружба вырастает в крепкие связи уже взрослых людей: Эддард и Роберт стали братьями во всем кроме крови, а Робб столько рассказывал о мальчиках Толхартах, что Бенджен будто сам их знает. И вот эти, «отряд наследников», хотя наследников там было только двое, тоже всю жизнь друг к другу тянутся. И после смерти не забывают. У самого Бена таких друзей из других домов и регионов Вестероса не было, он плотно врос корнями в Винтерфелл, куда там чардреву. Иногда он думал, что это благо, потому что его стая рядом, как и полагается, а не разбросана по стране так, что месяцами не соберетесь вместе. Но чаще — какой была бы его жизнь, если бы и его отправили на воспитание куда-нибудь на юг.       — Лорд Старк, возник деликатный вопрос…       Лорд Хоуленд Рид был наставником Джона, «глазами» всего Севера, и к его мнению поумневший Робб прислушивался внимательно. Но Бенджена позвали на собрание, где помимо мальчишек и Рида были только лютоволки, стало быть, вопрос не только важный, но чрезвычайно секретный. И да, появление в Белом Древе трех живых людей было большим делом, даже не учитывая, что один из них был давно мертвым Бринденом Риверсом в теле Грейджоя, а другой — Визерисом Таргариеном.       — Трехглазый Ворон связался со мной через сны, как и раньше, сказал, что ему нужна помощь в проходе через Стену. Сами знаете, что путем одичалых сейчас никак не пройти.       Еще бы. Да их превратят в ежей до того, как они успеют крикнуть, что живые. И тогда их точно убьют, потому что необъяснимо, как в ледяном аду выжили люди, а все, что нельзя объяснить простыми словами, пугает. О том чтобы проигнорировать призыв Бриндена Риверса они, конечно, подумали, но рисковать не решились, древовидца, умеющего вселяться в других людей, лучше не злить на пустом месте. Тем более что подобные решения можно легко переложить на плечи командующего армией Вестероса, пусть лорд Баратеон решает, что с визитерами делать. Вот только Бенджен не ожидал, что сваливать эту проблему на чужую шею, отправят не только лорда Рида, как собственно связного, но и его, пользуясь его временной хромотой. Он не жаловался, ни в коем случае, но мысленно посчитал, что его лорд-племянник мог бы и не подставлять дядю под знаменитую баратеоновскую ярость.       — Повторите, — ах да. Это Роберт пылал от одного упоминания Таргариенов, лорд Станнис спокойнее реагирует, хотя и удивлен.       — Сир Бринден Риверс со спутниками желает пересечь Стену, — послушно повторил лорд Рид, не дрогнув под молчанием штормового лорда.       — А голову свою на Стене он оставить не желает? — язвительно осведомился лорд Баратеон, но тут же продолжил. — Не обращайте внимания, милорды, я заговорился. Бринден Риверс все еще дозорный, и раз он жив, его дозор не окончен, то же самое касается и Эурона Грейджоя. И если лорд-командующий потребует от него исполнять клятву — я не стану тому препятствовать.       Бенджен еле слышно хмыкнул. Если он правильно понял, Джареми Риккер, которого черные братья избрали девятьсот девяносто восьмым лордом-командующим, присутствовал на самой первой встрече с Трехглазым Вороном и был явно не в восторге от его способностей. Вряд ли он захочет, чтобы древовидец вернулся в орден, у них с набором людей стало лучше, несмотря на потери: когда идеалисты видят, что Орден противостоит великому злу, они начинают вступать массово.       Взять хотя бы Ланселя Ланнистера, который после нескольких особенно жарких ночей проникся идеей Ночного Дозора и пожелал принести клятвы не сходя с места. Кивана Ланнистера тогда можно было пожалеть, сначала потеря старшего и младшего брата одного за другим, потом погиб племянник — хотя Джейме временно вернули к жизни магией Рглора — а потом и старший сын внезапно вступает в самый строгий орден королевства. Но переспорить и переупрямить молодого льва не получилось ни у горевавшего отца, ни у Тирелла, чьим оруженосцем Лансель был до войны, ни у умника Тириона.       История долгое время была на слуху и, скорее всего, овеянная романтическим флером ушла в народ, соблазнять новые поколения рекрутов. Мальчишки, кто сейчас в самом впечатлительном возрасте, могут захотеть вступить в Ночной Дозор, наслушавшись рассказов вернувшихся с войны. Так что с этой стороны лорду Баратеону нечего опасаться, сира Бриндена пропустят по его приказу и только вздохнут с облегчением, а вот спутники старого колдуна вызывали опасения иного рода:       — Что до Визериса… Я решу, когда встречусь с ним лично. Организуйте.       Морозный день и яркое солнце — чудесная зимняя погода, настроение особенно поднимает отсутствие трупов в прямой видимости. Лорд Баратеон не стал брать большую свиту, приличествующую его положению, дракон с успехом ее заменял. Кроме него на встречу отправились лорд Рид, Бенджен и сир Оттин Уитерс, как представитель Ночного Дозора. Нежданные гости подошли практически к воротам Черного Замка, пройдясь по следам ночного сражения: подпалинам, рытвинам с выгоревшим диким огнем и темными пятнами, оставшимися от недавно сгоревших упырей.       По словам Хоуленда, магии Трехглазого Ворона и пещер Детей Леса достаточно, чтобы укрыть трех людей от мертвых, потому они и смогли дойти до них аж с Земель Вечной Зимы. Но даже так, этот путь был непростым: все трое были грязными, отощавшими, одежда испорчена и криво-косо подшита шкурами, скорее всего, восставших по воле Иных зверей. Но взгляды были ясными, уверенными и, Бенджен даже рискнул бы описать их, одухотворенными. Говорил Риверс, по-видимому, как старший в группе, Визерис Таргариен смотрел на них с любопытством, а на дракона даже с какой-то… ностальгией? Это точно не было удивлением или восхищением, с которым драконов встречали в первый раз, но он не смог распознать настроение взгляда.       — Вы уверены, что Иные больше не потревожат людей?       — Лорд Баратеон, вы уже должны были заметить, что напор мертвых стал слабее. Не удивлюсь, если они уже не нападают каждую ночь, скорее, два-три раза в неделю? — получив утвердительный кивок, сир Бринден продолжил. — Их источник силы нельзя разрушить окончательно, иначе цикл времен будет уничтожен, а вслед за ним и мы, но временно — да, это допустимо, и даже желанно, чтобы опять же, выжить. И как лично наблюдавший разрушение алтаря, я утверждаю, что в течение года Застенье станет безопасным для Вольного народа.       — Их еще этот год кормить, — проворчал лорд Баратеон, но даже стоящая поодаль девушка не обманулась бы его словами: никто пока не собирался выгонять одичалых, только не тогда, когда число упырей наконец-то стало уменьшаться. Да и свои обязательства по обороне Стены они выполняли честно, понимали, что выживут либо вместе со всеми, либо никак.       Но самый важный вопрос поднял, как ни странно, сам последний Таргариен:       — Что будет со мной?       — А чего вы хотите? — Баратеон пристально уставился в глаза возможного врага и соперника его племянника. — Предупреждаю сразу, что если вы желаете вернуть Железный трон, а с ним и весь Вестерос, вам придется завоевать его силой, и это не будет легкой задачей.       Визерис задумчиво осмотрел лорда Баратеона, потом взглянул на дракона и слегка улыбнувшись ответил:       — Я думаю, что вы преуменьшаете сложность, — а после, переглянувшись с девушкой за спиной, продолжил. — Возможно, я мог бы отречься от права на трон за себя и моих возможных потомков? Скажем, на глазах представителей всех верховных домов Вестероса? Я бы хотел прожить мирную жизнь, ответственности за людские жизни мне хватило за глаза.       — И вы на это пойдете? — испытующе уточнил лорд Баратеон. — Как же долг перед предками?       — Свои обязательства я выполнил, — твердо ответил Таргариен. — Я исполнил свое предназначение как обещанный принц дома Таргариенов и как Азор Ахай, избранный Владыки Света. У меня больше нет долгов.       — И вы с этим согласны? — лорд Станнис повернулся к Ворону.       — Мое мнение неважно, милорд, — криво усмехнулся Бринден-Эурон. — Как только я покину Стену, я умру окончательно, выполнив последнее обязательство перед родной кровью, и если Визерис не желает возвращаться в Вестерос, так тому и быть. Это его жизнь.       Бенджен невольно отметил, что каждый из Таргариенов говорит очень уж спокойно. Наверное, не раз обсудили все по дороге к Стене, чем им, в конце концов, еще было заниматься, помимо собственно выживания. Обсуждать будущее, которое, благодаря им, есть у всех в Вестеросе, а то и во всем мире. Возможно, подобные поступки меняют людей достаточно, чтобы пожелать какой-нибудь мирной жизни, далеко от интриг королевского двора. Видимо, к тем же мыслям пришел лорд Баратеон:       — Что ж, если вы отречетесь от трона за весь свой род в присутствии великих лордов или их представителей, то не вижу причин мешать вам в дальнейшем. Воспользуйтесь гостеприимством Черного замка, пока собираются свидетели, — лорд Баратеон почти развернулся к дракону, когда какая-то мысль пришла ему в голову, и он продолжил тише. — Мейстер Эймон уже очень плох. Думаю, он будет рад пообщаться с выжившими родичами перед уходом.       На том и остановились. Старик Эймон действительно умирал, от глубокой старости, и был рад свидеться с дальним родичем и последним потомком, благословляя того на мирную жизнь вдали от Семи Королевств: юноша собирался осесть в Браавосе с такой же бывшей рабыней валирийских корней Ларрой. Бринден Риверс задержался и в Черном замке, и на этом свете, желая воочию увидеть, во что превратился Ночной Дозор за годы его отсутствия и войну с Иными, и доводил Джареми Риккера до белого каления своими замечаниями.       Весть о присутствии на Стене последнего Таргариена разнеслась как пожар, и лорды потянулись в сторону Черного замка, пользуясь снижающейся активностью мертвецов. Конечно, никто не позволял себе свиту более чем в пару-тройку всадников, но любопытство гнало их, отодвинув в сторону беспокойство о собственной безопасности. Среди первых примчался Ренли Баратеон, костеря безрассудного брата, решившего встретиться с колдуном Таргариеном без его присутствия. Не сказать, что это возымело какое-то действие, но слушать их перепалки было забавно, как и ехидные замечания сира Ренли:       — Да, давай, рискуй, будь как Роберт!       — Жизнь же не одна, подумаешь, умрешь разок, поднимут, либо Иной, либо Рглор. Ах да, уже не поднимут, забыл?       — Конечно, сам с древовидцем справишься, вот прямо сейчас встанешь и справишься.       Лорд Уиллас Тирелл, лорд Теон Грейджой, лорд Эдмар Талли присутствовали лично. Сам Бенджен остался, как представитель Робба, «раз уж он был тут с самого начала», и он еще поговорит с племянником о правильной делегации полномочий и ее обосновании. Вездесущий Оберин Мартелл вместо старшего брата, потому что Доран из-за ухудшающегося здоровья так и не покинул Водные Сады в Дорне. Сир Гарольд Хардинг, как наследник лорда Аррена. Тирион Ланнистер, потому что его племянник и малолетний лорд Утеса Кастерли Герольд очень юн. И сам лорд Баратеон с сыном, верховный лорд Штормовых земель и регент короля Арлана, от лица которого и примет отречение.       Сама клятва, данная в септе, заняла гораздо меньше времени, чем сбор свидетелей, а вот то, что после церемонии лорд Баратеон потребовал клятву перед Рглором — богом самого Визериса — стало неожиданностью. Но и она была дана, даже с большей торжественностью и, кажется, лорд Баратеон прошел какой-то тест от Таргариенов, потому что Визерис Таргариен передал тому ни много ни мало — Черное пламя. Легендарный валирийский клинок драконьего дома и лорд Баратеон вслух выругался, ворча, что он за это не расплатится.       Это было действительно историческое событие, примирение кровных врагов, и мало кто понимал, как Визерис вообще смог пойти на такое. Но Бенджен общался с молодым мужчиной все время, пока тот гостил в Черном замке, оправляясь от лишений Застенья, и знал, что последний Таргариен, чтобы с ним не делали красные жрецы, давно отпустил гнев и боль за гибель семьи.       — Я Азор Ахай, лорд Бенджен. Родители добивались моего рождения для спасения мира и я это сделал. Теперь я свободен просто жить, не оглядываясь на прошлое. Я оправдал все ожидания.       Так не говорят мужчины двадцати пяти лет от роду, эти речи присущи старцам, которые жизнь положили на благо рода. Наверное, Тайвин Ланнистер на смертном одре мог бы так сказать, но слышать подобное от Визериса было неожиданно. И помогало понять его точку зрения. Возможно, будь жив Роберт Баратеон, ничего бы подобного не произошло: была бы схватка, было бы желание отмстить и уничтожить саму память о враге. Но Станнис Баратеон не был тем, кто вел войска против Таргариенов, не был тем, кто убил его отца, брата и малолетних племянников, не был тем, кто повел флот против его матери и его самого. И все сложилось так, как сложилось.       — Лорд Бенджен, на пару слов, если позволите.       Лорд Баратеон позвал не только его, но и Лукового рыцаря, и Ломаса Эстермонта, для довольно сомнительного поручения: проследить за Эуроном Грейджоем. Сир Бринден обещал вернуть тело исконному владельцу, когда они уйдут со Стены, и не собирался нарушать слово, а что может натворить пират в стране, все силы которой были брошены на защиту от упырей, можно было представить. Даже просто добраться до Железных островов стоит денег, которых у Эурона, понятное дело, нет, и обращаться за тем к племяннику он не станет — его вернут на Стену. Сир Джареми в принципе не хотел иметь дело ни с Бринденом, ни с Эуроном и вернуть кого-то из них в ряды черных братьев даже не пытался, «пусть катятся в Пекло». Оба официально мертвы, дозор окончен и так далее.       — Он просто опасается, что Эурон нахватался магических фокусов у Кровавого Ворона и захватит однажды его тело. Нам только еще одного Короля Ночи не хватает для полного воплощения старых сказок, — бурчал сир Ломас, пока они неспешно шли по следу пирата. И внезапно отрубил. — Станнис упрямый дурак, если думает, что дело вдали от Стены заставит меня переменить мнение!       — Переменить мнение? — поинтересовался Бенджен. Все одно в дороге больше делать нечего.       — Сир Ломас собирается вступить в Ночной Дозор, — пояснил ему сир Давос Сиворт, печально покачав головой. — И я сомневаюсь, что лорд Станнис будет вам препятствовать, сир Ломас, ему же спокойнее будет, если на Стене будут люди, которым он верит.       — Да-да, и нас он отправил именно потому, что доверяет, — не смирялся Эстермонт. — Разуй глаза, Давос, Станнис послал нас, чтобы мы перестали думать о том, что отняла у нас эта проклятая война! Чтобы не остались на ней до конца дней своих, оставив его одного!       — Я думаю, вы преувеличиваете, — спокойно ответил Луковый рыцарь, но Бенджен был уверен, что не будь на Севере так холодно, он бы побледнел. — И у меня нет намерения вступать в Ночной Дозор, Мария мне этого не простит.       — И у вас есть еще дети, — с болью продолжил сир Ломас. — Не думай, я не преуменьшаю твое горе, но один из семерых сыновей и единственный наследник — разные потери. Вы нужны оставшимся детям, а я… нигде и никому. Станнис никак не хочет этого понять.       Вот как. Стало быть, и Луковый рыцарь потерял сына. Бенджен попробовал вообразить в крипте помимо праха Эддарда еще и останки Робба или Джона и просто не смог этого представить. Это неправильно, когда дети умирают раньше родителей, и осознать чувства сира Давоса или сира Ломаса Бенджен просто не в силах и даже не потому, что у него нет детей. И в то же время, маловероятно, что лорд Станнис отправил на тайную миссию этих двоих именно чтобы держать подальше от Стены и тварей за ней. Когда Бенджен отписался Роббу, племянник дал согласие на его участие просто потому, что это их вотчина, Старки отвечают за Север, и были обязаны предотвратить возможные преступления. А Эстермонту и Сиворту лорд Баратеон просто доверяет, как родичу и другу, всем было известно, что круг доверенных лиц у лорда Штормового Предела чрезвычайно мал. И как оказалось, не зря послали именно их:       — Седьмое Пекло!       — Всемилостивые боги!       — Пхо… мо… ги… тхе…       Бенджен просто застыл, пока сир Давос и сир Ломас пытались как-то содрать с Эурона кору, против воли причинив этим боль. Услышать приглушенные стоны, оба рыцаря отступились и совсем растерялись. Они попробовали поджечь внезапную вторую кожу пирата, но с этим тоже ничего не получилось, и они бессильно стояли, глядя как человек превращается в дерево.       — Чардрево… — это было выше его сил: Бенджен рухнул в снег коленями, но не чувствовал холода, с непередаваемым ужасом глядя на такое знакомо-незнакомое лицо.       — Что, Иные побери, здесь творится?! — Эстермонт держался от древа на расстоянии, будто неизвестная болезнь способна перекинуться на них. Может он и прав, и Бенджен зря сидит так близко, но и отойди он не мог.       На месте Эурона Грейджоя было чардрево. Сердце-древо, которое не так давно было Эуроном Грейджоем. Пекло, да как так-то?! Он все же дерзнул прикоснуться к коре, пусть рыцари и оттащили его мгновение спустя, он успел почувствовать тепло и слезы сами заструились по лицу. Все знали, что сердце-древо — главное дерево в богороще, что лики на них вырезают — и все они ошибались. Годами, веками, если не тысячелетиями.       — Сердце-древа когда-то были людьми, — с небывалой ясностью осознал Бенджен. — О, боги…       Замысловато выругался сир Ломас, сир Давос вцепился крепче в руку, а сам Бенджен пытался вытереть лицо и перестать уже позориться. Но как иначе? Он знал, что Старые боги суровы, но не думал, что увидит нечто подобное, никогда в жизни! Как ему теперь быть? Как он сможет молиться в богороще, глядя на чардрево с лицом, и не думать о том, что это человек? Что когда-то это был человек, такой же как сам Бенджен, живой, дышащий, о чем-то мечтал, чего-то хотел, что у него была семья, друзья. Что у него была жизнь, которую так жестоко отняли?       Южные рыцари, посмотрев на его состояние, устроили лагерь неподалеку от чардрева: выпустить дерево из виду не мог Бен, а слишком близко находиться — они все. Сам он плохо помнил и обустройство, и ужин, его точно заставили что-то съесть, тепло распространилось по телу от какой-то похлебки, но разум его блуждал во тьме. Утром же они встретили нежданную гостью.       — Он стал проводником Ворона, — мелодично поясняла девушка из Детей Леса, безымянная, так как ее имя было слишком длинным и запутанным для понимания. На Стене ее прозвали «зеленой леди», девушка помогала с магией Стены и общением между своим народом и людьми. И как оказалось, следовала тропами Детей Леса за Грейджоем, ожидая, когда Боги возьмут свое. — Ворон окончил жизнь так же, сроднился с корнями старого древа, а морской зверь стал новым. Новое начало, новый цикл!       То, как вдохновенно Зеленая Леди говорила о жестоком обращении, злило и разочаровывало, но Бена начало отпускать. Положив руку на сердце — разве Эурон Грейджой был хорошим достойным человеком, по чьей гибели стоит горевать? Нет, разумеется, нет. И да, его смерть была жестокой, но такова воля Старых Богов, раз они помогли Трехглазому Ворону захватить тело пирата, а после превратили в сердце-древо. Успокоившись, он обратил пристальное внимание на Дитя Леса.       — Это принадлежит нам, — девушка срезала часть ветвей, неизвестно по какой логике, но Бенджен не стал спрашивать. — А вот это принадлежит людям.       Разорванная ткань от одежды Эурона, какие-то припасы, выданные Дозором, и бесценный клинок из валирийской стали. Темную Сестру они опознали сразу, да и какой еще меч мог быть у Бриндена Риверса? Разумеется, меч будет передан Баратеону вместе со всей информацией, пусть часть Бенджена и задавалась вопросом, не предвидел ли такой исход штормовой лорд, послав за мечом самых преданных людей? Но тогда при чем тут Бен? Не то чтобы он претендовал на меч, ни в коем случае, у Старков уже есть Лед, но Баратеон же не знает его. Нет, не знал тот о судьбе Эурона, иначе отправился бы сам.       — Вы так бережно обращаетесь с этими ветвями, — заметил Давос, предлагая платок, чтобы Зеленая леди уложила в него срезанные ветки.       — Конечно, — улыбнулась Дитя Леса. — Они станут новыми чардревами, еще одним домом богов.       — Вы посадите их вокруг… вокруг? Наверное, это займет много времени, — поддержал беседу сир Ломас.       — Время не имеет значения, — ответила маленькая девушка. — Это знак, что боги не оставили нас. Мой народ будет жить, а магия не покинет мир. Все возвращается: древовидцы, оборотни, драконы, колдуны. У нас снова будут дети, как и у великанов, потому что у нас теперь тоже есть место в построенном людьми мире. И время тоже будет. Поэтому оно не важно.       Бенджен покачал головой. Время покажет, насколько права в своих предсказаниях Зеленая леди.