Шоу ужасов Эрика Картмана

      Темнота.       Потолок.       Кровать.       Всё по новой.       Кенни очнулся в своей смятой постели, и последнее, что он помнил, – летящий на него бородатый бугай с фигурой типа квадрат, с кортиком в руке.       «Пора переставать ходить в такие ебеня, когда есть деньги на приличные заведения».       Маккормик подумал, что сейчас нужно надраться как следует, да и пара сигарет точно не помешает.       Потрёпанная оранжевая парка совсем не спасала от пронизывающего насквозь ветра за воротами замка, – чёртов жирдяй мог и прибить за курение на своей территории, а помирать второй раз за день совсем не входило в планы парня, – но найденный в запасах Картмана виски приятно согревал тело. Маккормик отхлебнул ещё обжигающей жидкости из бутылки, затянулся и шикнул, чувствуя, как сигарета резко обожгла пальцы. Откинув бычок в сторону, он развернулся и прошёл обратно в замок, проходя в гостиную и тяжело заваливаясь на стул.       Хотелось либо сдохнуть раз и навсегда, либо больше никогда не сдыхать.       Если он не может умереть насовсем, то Смерть решила над ним поиздеваться и кончать его чуть ли не каждую неделю разными способами, как по ёбаному графику? Кенни не знал. Кенни не хотел знать, когда и как это будет в следующий раз.       А что, если это будет действительно навсегда? Будет ли он, наконец-то, счастлив?       Горло резко сдавило, как сдавливало почти каждую неделю. Как сдавило прошлой ночью, когда кортик с мерзким хрустом вошёл в грудную клетку, чуть пониже сердца.       «Нет, нет, нет, только не снова...»       По хребту пробежал холод, от нехватки воздуха слёзы выступили на глазах, и сквозь шум в ушах было совсем не слышно шагов...       – Привет, Кенни, – словно сквозь толщу воды раздался мягкий голос. В гостиную вошёл Лео, привычно солнечно улыбнулся, и ледяная хватка отпустила горло передёрнувшегося Кенни так же резко, как и сдавила. Он хрипло вдохнул. Спасён. – А ты где был?       Отвечать честно и развёрнуто не хотелось от слова совсем. Кто-нибудь поверил ему хоть раз? Конечно, все воспринимали его ответ как шутку. Никто никогда не помнил, даже если видел его смерть своими глазами, и парню в последнее время всё больше хотелось как-нибудь специально лечь под поезд и записать всё это на видео. Может, так ему поверят. Поймут.       Иногда отчаянно хочется, чтобы хоть кто-нибудь понял. Чтобы он понял.       – Да так, снова умер. А ты беспокоился, куколка? – блондин откашлялся, отмахнулся привычной фразой, подмигнул и чуть придвинулся к Стотчу на стуле.       – Немного беспокоился... И вообще, несмешные у тебя шутки, – наперекор своим словам, он посмеялся легко и так непринуждённо, что у Кенни сердце защемило и защипало в глазах.       «Он, блять, меня провоцирует тем, что такой миленький».       – Так иди, обнимемся, – Маккормик посмотрел с хитрым прищуром, а когда Лео осторожно подошёл, то сгрёб его в охапку за чересчур хрупкую талию и зарылся носом в белую, пахнущую выпечкой и ванилью ткань кружевного фартука. Знакомый и уже такой родной запах успокаивал, а робкие тонкие пальцы в спутанных волосах расслабляли и усыпляли каждый раз. Ведь даже у монстров должна быть своя тихая гавань, разве нет?       – М-м-м, пахнешь как всегда вкусно... Дашь булочку или наш Великий Господин уже всё сожрал? – с усмешкой спросил он, подняв глаза на слегка порозовевшего Стотча, и вдруг нежно, ненавязчиво погладил по совсем другой булочке, смяв ткань наглаженного платья.       – Д-дам... Кенни, ты опять... – парень сделал попытку отстраниться, но Маккормик только посмеялся и уткнулся подбородком в его грудь, убирая руку после парочки поглаживаний, но оставляя худенькое тело в своих объятиях.       – Что? Это тоже булочка, которую я бы хотел укусить, – соблазнительно промурлыкал он, пристально глядя; слишком уж нравилось смотреть на краснеющие баттерсовские щёки, уши и кончик носа каждый раз, когда речь заходила о чём-нибудь «таком». – Ты такой скромный зайчик, а ходишь в костюме горничной... Знаешь, что это сексуальные фантазии многих мужчин?       О да, сегодня на обычных, ставших уже ежедневными прикосновениях, останавливаться Кенни не собирался. Было недоброе предчувствие, что что-то уже вот-вот случится, а, значит, надо было действовать решительнее. В конце концов, добиться поцелуя мистера Невинность Леопольда Стотча было мечтой таких долгих месяцев...       – Эрик сказал, что это необходимо... – и вдруг глаза Лео округлились, а рот приоткрылся в ужасе. «Дошло», - подумал Маккормик и усмехнулся. – Т-ты думаешь, он специально, чтобы?.. – ахнул голубоглазый, осознавая весь масштаб трагедии и понимая в глубине души, что единственный, кому бы он позволил себя трогать в «том самом» плане, – и уже позволяет с самого начала – был Кенни. Замершее от ужаса сердечко оттаяло от осознания и какого-то непонятного чувства: из-за него хотелось всецело довериться весело улыбавшемуся блондину, чтобы быть под его защитой. Конечно, он ведь даже Эрику может отпор дать!       – Успокойся, моё наивное, невинное чадо, здесь не в этом дело. Эрику дела до этого нет, лишь бы поиздеваться. У него вообще куча странных кинков.       – А... что такое кинки? – Лео, видимо, слишком устал стоять и вдруг уютно уселся на колени Кенни, доверчиво обнимая того за шею, готовясь к интересному рассказу и совсем не подозревая, о чём спрашивает. Разрыв сердца парню в оранжевой парке был бы обеспечен, но он же не хотел расстраивать свою маленькую горничную, помирая прямо тут. Пусть тот потом и забудет.       – Грязные вещички, которые нравится делать людям, когда они занимаются сексом. Ну, знаешь, переодевания, очки, связывание и всё такое, – чёртов Маккормик веселился от души сегодня, превращая паршивость своего настроения в единственный доступный ему способ забыться без опаски лишний раз подохнуть. Этим излюбленным способом был Лео, густо покрасневший и хватающий ртом воздух, как золотая рыбка, оказавшаяся вне среды своего обитания.       – Мне вот переодевания нравятся. Особенно чулочки... – хищно облизнувшись, он переместил руки с талии на бёдра Баттерса, под платье, где легонько щёлкнул резинкой белых чулок и синхронно с этим подмигнул. – А тебе нравится что-нибудь, Лео? – о, Кенни, со всей своей проницательностью, даже не подозревал.       Баттерсу нравилось что-нибудь.       Прикосновения длинных пальцев к щекам, когда те заботливо вытирали муку или соус во время готовки.       Крепкие, жилистые руки, обвивающие талию каждый вечер.       Смеющиеся светлые глаза, которые смотрят так пронзительно, как будто насквозь видят.       Тонкие, искусанные губы, расплывающиеся в улыбке, – такой, которую только ему, Лео, позволено видеть.       Собственное имя, почему-то так ласково произносимое хрипловатым голосом.       Соломенные волосы, щекочущие шею, и запах алкоголя вперемешку с табаком, когда кое-кто приходил жутко пьяный домой посреди ночи и заваливался «не в ту», по его словам наутро, кровать.       И горячее, бьющееся под ладонью Лео сердце спящего рядом человека.       У Баттерса был свой кинк. И назывался он Кенни Маккормик.       – Я не знаю... – шёпотом соврал он, пытаясь удержать дрожь в теле и не краснеть ещё больше. Широкие ладони на бёдрах совсем не давали думать, выбивали последние крупицы разума из головы, посылали волны жара в то место, о котором Баттерс и думать не хотел. А ещё больше он не хотел, чтобы это заметили. – Если это про... секс, то ты же знаешь, что у меня не было.       - Я знаю. Поэтому, Лео... – Кенни, вместо лишних слов, сдвинул обе ладони вперёд, ближе к паху, погладил нежную кожу внутренней стороны бедра своими шершавыми большими пальцами и, похоже, чересчур быстро продвинулся вперёд, сокращая расстояние между их лицами. Потому что внезапно Стотч громко охнул, побледнел, зажал рот руками, а потом стёк с колен и вылетел из гостиной так быстро, что Маккормик не успел бы ничего сказать в своё оправдание, даже если бы захотел. Слишком поторопился. Блядь.       «Вот это сейчас ты молодец. Дол-бо-ёб», – вбивая каждый слог в свою голову, мысленно проконстатировал ситуацию блондин, натягивая капюшон потасканной оранжевой парки на голову. Нужно было покурить. И, желательно, не сигарет. И, желательно, не нужно разбираться в ситуации, а нужно просто пойти в ближайший бар, нажраться до полуобморочного состояния и хорошенько потрахаться.       Потому что ничего не произошло.