Карандаш

Верховенский грезит о революции, он одержим своей безумною идеей и буквально постоянно мыслит о способах воплощения ее в реальность. Ставрогин не думает о революции, его устраивает нынешняя власть. По его виду можно даже сказать, что его устраивает все в этом мире. И это почти так. Почему же почти? Чёртов карандаш. Верховенский имеет одну привычку, которую Nicolas считает самой скверной привычкой в мире. Тук-тук. Голова раскалывается. Pierre стучит карандашом по столу. Тук-тук. Верховенский совсем не замечает сего, и когда все новые думы посещают его светлую голову, он стучит быстрее и громче. Тук-тук, тук-тук. – Верховенский, успокойтесь же наконец! Мне ваши идеи вот куда уже залезли, - он приставляет ребро своей холодной ладони к шее. – А чего вам до моих идей? - отстранённо и несколько раздражённо отвечает ему Пётр Степанович, резко поворачиваясь на стуле. – Ведь я даже ничего не сказал. Ставрогин молчит. Он, кажется, добился своего. Пьер отложил карандаш и болей к нему не прикасается. Видно, что он не может теперь поймать свою прежнюю мысль. Nicolas прикрывает глаза и наслаждается наступившей вдруг тишиною. Даже немного дремлет, ибо ничто не может этому помешать. Пока. Тук-тук. Тук-тук, тук-тук. Тук-тук, тук-тук, тук-тук-тук-тук. Последний звук выдался особенно громким. Тук. Николай Всеволодович резко вскочил с места, норовясь выбросить издевающуюся над ним канцелярскую принадлежность. Верховенский откладывает карандаш в сторону, заставляя Ставрогина чувствовать себя неловко. Pierre видит это и только довольно ухмыляется, растягиваясь на стуле. – Что ж вы так разволновались, Николай Всеволодович? Тот заметно мрачнеет и щёки его становятся бледнее обычного (или же Петру Степановичу лишь показалось), а взгляд останавливается на изделии из углерода. Верховенский только нервно сглатывает, наблюдая, как его идол направляется к нему. Карандаш в один миг оказывается подле двери, а чужие губы припадают ко лбу сидящего. – Я не люблю, когда мои просьбы игнорируют. Их уста соприкасаются лишь одно мгновение и быстро отстраняются друг от друга, неровно и горячо дыша. Верховенский больше не грезит о революции, потому что отныне только один человек имеет над ним власть, а такой управитель ему нравится.