И пламя погаснет

Звон в ушах. Такой громкий, что Томас то и дело хочет прижать ладони к ним и зажмуриться, лишь бы только этого не слышать. Фигура перед ним стоит нерушимая, совсем не двигается, но Том отчётливо видит — улыбается. — Томас! Том, приди в себя! — Сквозь надоедливый звон прорезается голос Терезы, до боли стиснувшей плечо парня в попытке вернуть в реальность. — Очнись, ну же! — Ты тоже видишь перед нами Ньюта или.. — Вижу. Это он. Брюнет ждал, пока ему скажут, что он сумасшедший, умалишённый, поехавший — что угодно, отражающее суть. Но вместо этого сказали то, что так давно он мечтал услышать. Ньют перед ним. Живой. Дальше Томас не слышал, говорила ли ему что-то Тереза. Да и в принципе ничего не слышал. Сорвался с места, стараясь как можно быстрее добежать до Ньюта, увидеть его вблизи, прикоснуться, словно солнечный мальчик мог просто взять и исчезнуть у него на глазах. Но не исчез, не пропал, не растаял в воздухе — нет, он бросился навстречу Томасу. А потом, как в замедленной съёмке: Томас врезается в Ньюта, стискивает его в крепких объятиях и носом зарывается в шею. До хруста костей, до нехватки воздуха, до головокружения, они сжимают друг друга всё сильнее. Том вдыхает знакомый запах, щекой трётся об мягкие волосы, закрывает глаза и чувствует, как Пламя внутри, столько месяцев сжигающее его из-за смерти родного человека, гаснет. Как будто поток воды обрушили, песком засыпали, да что угодно, чтобы потушить. И загорается новое, приятной волной расходясь по телу, вызывая дрожь в коленях, мурашки по коже и улыбку, растянувшуюся на всё лицо. Пламя любви, до этого такое далёкое, а теперь неизмеримо близкое, что можно буквально потрогать — вот же оно, прямо в руках, прижимается всем телом к Томасу, ластится и хочет, чтобы его не отпускали. А Томас и не отпустит. — Ты потерял, Томми, — первое, что говорит Ньют, набирая побольше воздуха в опустевшие лёгкие. Снимает с шеи подвеску и вновь вешает на шею законному хозяину вещицы. — Больше не теряй. Воздух из лёгких выбивает такое родное «Томми», а слёзы сами собой подступают к глазам. Он не верит, что расплачется из-за собственного имени, но так и происходит. Никто не называл его так, кроме Ньюта, и теперь это «Томми» прожигает в груди дыру, что мгновенно заполняется чем-то тягучим и приятным, как огромный ком самых светлых чувств. — Зачем она мне? — Том, хоть и выпустил из объятий парня, всё же крепко держит его за руку. Боится. — Ты ведь теперь рядом. — Талисман. А объяснений больше и не нужно. — Не хочу прерывать идиллию, — Тереза потупилась, стараясь глаз не поднимать. — Но времени у нас осталось немного до возвращения домой, — на последнем слове она закашлялась, словно оно комом встало в горле. — Да, точно. Ньют, идём. — Постой. — Голос парня стал ниже, как всегда, когда речь заходит о чём-то серьёзном. — Я должен кое-что рассказать. Брюнет, не готовый к новым потрясением, всё же кивает. Ньют несмело приподнимает рукав кофты, запятнанной пылью, оголяя руку. На бледной коже красуются чёрные нити вен, что, судя по виду, совсем недавно начали вновь расползаться по телу. Томас хмурится, чувствуя, как сердце заходится в бешеном ритме. То, что так долго снилось ему в кошмарах, теперь появляется наяву. Но Тереза, вовремя подоспевшая, рукой сжимает плечо Тома, заставляя вдохнуть глубже. — А ты думал, что лекарство Бекки навсегда? — Она переводит взгляд на Ньюта, теперь уже обращаясь к нему. — Кровь Томаса — антидот. Вирус только начинает вновь кипеть в крови. Доберёмся до Тихой Гавани и вылечим тебя. — Темноволосая опускает рукав, закрывая неприятное (даже для неё) зрелище. Ньют кивает. Они выдвигаются к берегу, оставляя за спинами дома, шизов и прочую чепуху, сейчас не имеющую значения. Через пару часов их заберёт Бренда и Минхо, что разглядели ещё с воздуха три очертания вместо двух. Минхо крепко обнимет Ньюта, по-дружески хлопая его по спине, отпустит пару шуток и, как всегда, заставит всех улыбаться. Дом — не место, Дом — это люди вокруг тебя. И Ньют, и Томас чётко ощущают, что они Дома.

***

«Ньют!» Крик взрывает остров. Толпы бегут к парню, беря его в кольцо. Никто не смеет подходить ближе, но голоса не стихают, все толкаются, рассматривая его, как экспонат. Ньют спросил, почему к нему так много внимания. Томас ответил, что все знают о его значении в их общей истории. Но через несколько секунд через толпу пробивается девчонка, нагло распихивая всех впереди себя. Замирает, пару секунд разглядывая Ньюта, будто опасаясь, что это мираж, а потом бросается к нему в объятия. — Я так скучала.. — Всё, что получается выдавить из себя, пока слёзы окончательно её не задушили. — Я тоже, Бекки, — парень опускается на корточки, вытирая с щёк девочки горячие слёзы, — очень скучал. Из круга глазеющих зевак Ньюта забирают Бренда и Тереза, наскоро уводящие парня в лабораторию (её подобие, которое можно было построить в условиях Тихой Гавани), а за ним тащат и Томаса, который и без крепкой хватки, вообще-то, не сопротивлялся. Бекка стояла перед входом внутрь, не решаясь войти. Боялась увидеть что-то, что сможет её расстроить, да и мешаться не хотела. Но, к её счастью, процедура не отняла много времени. Через небольшой промежуток Ньют вновь вышел на улицу, только теперь окончательно здоровый и, наконец, свободный от чувства вечной опасности.

***

— Ты думаешь, оно того стоит? — Томас внимательно изучает карту Города, нарисованную вручную. — Да. Шизы покидают Город. Не знаю, что влечёт их в другие места, но их стало значительно меньше. — Ньют пальцами проводит по нарисованным улицам, — Пару вылазок с небольшими группами хватит, чтобы очистить весь Город от шизов. — Дальше укрепим его, хотя бы какую-то часть. И начнём восстанавливать. — Соглашается Минхо, сидящий чуть дальше на столе. — Я подумал об этом ещё когда мы первый раз прилетели туда. Но недостаточно было сведений. А Ньют жил там пару месяцев, обстановку знает лучше нашего. — Верно, — светловолосый кивает в поддержку Минхо, — у нас есть шанс вернуть Город себе. А что касаемо людей — они же работники Порока, — так я их там не видел. По крайней мере никто не упоминал о своей работе на Порок. — Говорит тот, неосознанно переводя взгляд на Терезу. — Тогда решено. — После короткой паузы сдаётся брюнет. — Возможность отступить всегда будет. Но отступать не пришлось. Уверенность, которой разило от ребят за километры, казалось, заставила шизов самих покидать Город. Остальных же истребляли сами Выжившие. Ушёл не один день, даже не одна неделя, но вскоре от живых мертвецов не осталось и следа. Вряд ли за это время они научились хорошо прятаться. Люди с Тихой Гавани всё пребывали — маленькими группами, по чуть-чуть. Сначала мужчины, парни и мальчики помладше, потом начали перевозить женщин и детей. За работу принялись все. Перспектива отвоевать Город и вновь занять своё законное место в нём буквально зажгла желание жить во многих (если не во всех). Даже ночью слышались звуки работы: лязг цепей, стук молотков, тихие разговоры рабочих. Понадобится не мало времени, чтобы вернуть Городу былой вид. Былую безопасность. Вернуть ему всё. Но вера живёт в людях, согревая их по ночам и давая силы днём, а значит они сделают всё возможное, чтобы осуществить задуманное.

***

— Знаешь, я так скучал, — тени от костра пляшут на лице Томаса, пока тот взглядом буравит землю. — Думал, не увижу тебя больше. Так пусто было внутри. — Но ты увидел. Я рядом, — Ньют демонстративно двигается ближе, плечом касаясь плеча Тома. — Теперь тебе нечего бояться. — Я не говорил тебе этого раньше. Не знаю, почему.. — Томас медлит, поднимая взгляд с земли и заглядывая в карие глаза напротив. — Я люблю тебя, Ньют. — И я тебя, Томми. — Он подаётся вперёд, запуская в волосы парня руку, притягивает к себе и впивается губами в губы Томаса. Целует жадно, по-собственнически, желая обладать Томом целиком и полностью. А парень и не был против. Сердце бешено стучит об рёбра, а брюнет задыхается, только теперь от осознания, что всё изменилось. Всё теперь будет по-другому.