И пламя погаснет

Когда всюду пылают пожары, рушатся здания и доносятся душераздирающие крики, у Томаса в ушах лишь пульсирует стук собственного сердца. Он не видит, как перед ним только что упала высотка, разлетевшись на тысячи мелких кусков. Не видит, как Фрайпан сносит голову одному из шизов, ведь Томас, полностью погруженный в себя, не способен замечать никого вокруг. Перед глазами вновь и вновь крутится плёнка со смертью Ньюта: всаженный нож прямо в сердце, струящаяся синяя жидкость изо рта и синие нити вен. Последнее слово, которое заставило грудную клетку сжаться, словно по ней со всей силы ударили кулаком, а воздух в лёгких мгновенно испариться — «Томми». Да, это он, чёртов Томми, из-за которого его лучший друг теперь лежит на земле с холодной сталью в груди. У него уже нет слёз, есть только огромное желание закричать во всё горло. Так громко, чтобы Ньют услышал его, где бы он не был, и простил. Да он и не считает его виноватым. А Томас считает. Теперь ему не за кого сражаться. Полный самолёт подростков, нуждающихся в защите, и взрослых, чудом спасшихся от одержимых — но парень чувствует перед ними лишь обязанность. Дать им убежище, помочь, спасти — это его долг. А Ньюта хотелось защищать, потому что.. Да он и сам не знает, почему. Просто рядом с ним было спокойно. Рядом с ним было тепло и уютно, несмотря на обстановку во всём мире. Рядом с ним Томас был дома. А теперь дома нет. Как и самого Томми — он умер в ту же секунду, как нож вошёл в непослушное теперь тело Ньюта. Остался лишь Томас..только его тень. Уставший от вечных сражений за жизнь, от вечной крови и потерь. Желающий лишь смерти, но слишком слабый, чтобы самому пустить себе пулю в висок. - Томас.. - за спиной слышится голос Бренды. Парень нехотя поворачивается к ней и смотрит прямо в глаза. В них жалость. Да, она, блядь, жалеет его. Как и все они. Все эти сотни пар глаз, уставившихся на него, пропитаны лишь жалостью. А ему она не нужна. Она раздражает его. Выводит из себя. Всегда спокойный и мягкий, теперь становится раздражительным и отстранённым. Другим. - Нам нужно решить, где укрыться. - неуверенно говорит та. Подбирает слова. - здесь оставаться нельзя. - Да, я знаю. Решим. Хотелось добавить, что сейчас не время копаться в себе. Не время искать ошибки в сделанном ранее и не время грустить. Но если не сейчас, то когда? Сплошь и рядом чёртова борьба за жизнь. Сражения, выживания и такой до боли знакомый запах смерти. Когда же будет время на что-то другое, кроме борьбы? Парень мотнул головой, откидывая мысли, что сменяли друг друга с завидной скоростью. Сейчас, действительно, не время и не место. Есть люди, что нуждаются в защите. Нуждаются в нём.

***

Понадобилось немало времени, чтобы найти укрытие. Маленький уголок, закрытый от ненавистных шизов и воинственных кучек людей, что до сих пор не решили, чего же хотят. Теперь только этот маленький кусок земли являлся если не домом, то хотя бы его подобием. Отстраивание жилищ занимало всё время днём, вечером — разговоры. Дни летели незаметно, поэтому никто точно не мог сказать, сколько прошло. Никто и не догадывался, что Томас после отбоя идёт в свой маленький шалаш, наскоро построенный из палок и прочего, что можно было найти здесь, ложится на бок и куском угля отмечает, сколько дней прошло с его, Ньюта, смерти. Прямо на обратной стороне письма. Оно и маленькая подвеска — всё, что у него осталось. Но ради этого жить не хотелось. Только боль, ноющая глубоко внутри, заставляла чувствовать себя живым. А Томас так не хотел этого. Даже во снах, где, казалось бы, можно убежать от всего, он видел только Ньюта. Каждую чёртову ночь его безумные глаза, в которых все видели желание убивать, а Томас — страх. Ньют боялся. Боялся превратиться в того, с кем сражался. Боялся потерять себя навсегда. Боялся сделать больно тому, кого хотелось лишь оберегать. Видел тот злосчастный нож. Видел глаза Минхо, который так не вовремя подоспел. От того и просыпался с криком и в мокрой от пота постели. - Ты не должен был меня оставлять..