У ворот Ваканды

- Эй, Барнс, далеко еще? Роллинз чуть не вздрогнул, когда хриплый от долгого молчания и жажды голос капитана разбил затянувшуюся тишину, нарушаемую лишь звуком шагов. А Барнс, целеустремленно топавший впереди, не то что не обернулся - даже шага не сбавил. - Нет. Уже совсем близко, - уверенность в его голосе могла бы и гору сдвинуть. Джек покосился на капитана. Возмутится? Спросит, наконец, почему Барнс так уверен? Просто остановится и объявит привал? Какое там - только вздохнул, не останавливаясь, плетясь за Барнсом покорной тенью. Что оставалось Джеку? Идти следом - и не только потому, что капитан Рамлоу был этой самой тенью не только для Барнса, но и для собственного старпома. Единственной тенью на многие мили вокруг. И как, спрашивается, Джек Роллинз влип во всё это? С какой радости оставил родной корабль, променял знакомые морские волны на выжженный солнцем африканский берег? Хотя, где теперь тот берег - давно позади остался, хоть все глаза прогляди, моря не увидишь. Кажется, на любой шторм променял бы сейчас этот зной, эту пыль и бесконечную дорогу неведомо куда. И на Брока уже больно смотреть - осунулся, щеки ввалились, почернел так, что скоро местные от своего не отличат. Одному только Барнсу всё нипочем - шагает себе и шагает без дороги, но так уверенно, словно в груди у него не сердце, а компас, указывающий единственно верное направление в эту чертову выдуманную Ваканду. А вернее сказать - к Стиву, его ненаглядному Стиву. И ведь понимает это Брок, не может не понимать. Но идет следом за Барнсом, как привязанный, а Джек... Как старпом бросит своего капитана? К тому же - никому на свете не признался бы Роллинз, что еще хоть с год топал бы по этой Африке, только бы присаживаться на привале возле Брока, делясь последним куском, последним глотком воды, оберегая сон - и мечтая, как сумасшедший - нет, вовсе не о чудесах Ваканды, а о самом что ни на есть невозможном. О том, что было между ними в капитанской каюте, пока Барнс лежал без сна в мечтах на койке Роллинза. Он грубоватых отчаянных объятиях, просоленных жестких губах, о шрамах на смуглой коже - все их до единого пересчитал Джек губами и пальцами - о коротких, отрывистых стонах и отметине зубов на собственном плече, заставляющей тело выгнуться еще сильнее от долгожданного, ускользающего удовольствия... Всё как во сне. Да и было ли? Даже та отметина сошла уже... Только Джек помнит. Всё помнит, каждую их ночь до последней минуточки, и воспоминания эти плавят тело посильнее жгучего африканского солнца. Стоит присесть наземь около Брока - внутри всё тает, аж скулить хочется от желания послать всё и вся и притянуть Брока в объятия, впиться в губы, не соленые уже, а горькие от пыли, и выдохнуть прямо в них то, о чём устал уже молчать... Устал. Но молчит. Потому что видит, как смотрит Брок в спину идущего впереди Барнса. Как не понять, что измучился капитан, и Джек ему - вроде пары бутылок крепкого вина, лишь бы только забыться, не думать о том, что никак не сбывается? И ведь сам Джек позволил ему это - припасть, и до последней капли, до донышка себя выхлебать. Допил - и спасибо. Что на пустую посуду оглядываться? - Эй, Джек... Роллинз вздрогнул снова, услышав этот охрипший голос. Брок повернул к нему голову, глаза – усталые и немного сумасшедшие. Как в самый разгар погони за затерянными много лет назад сокровищами. - Ты чего раскис? Держись, старпом. Немного уже осталось. Я и сам не верил, а теперь... Убей ты меня на месте, а Барнс знает, куда идти. Черт не разберет - как, с чего, а знает. Дойдем. А там уже... - Брок вдруг подмигнул. - Если уж Ваканда эта есть, я в любые чудеса поверю. Думай, Джек, за каким счастьем идешь, глядишь, сбудется. Он улыбнулся - и от этой улыбки в лицо словно повеяло морским бризом, а волны, родные волны, качнули пыльную сушь под ногами - вверх-вниз. Как и устоял-то? И за каким счастьем идти Джеку Роллинзу? Счастье его - вот оно, рядом... А если в той Ваканде и правда чудо на чуде едет и чудом погоняет, может случится и вовсе невиданное - выйдет сказать об этом и... И... - Джеймс! - заорал вдруг капитан, и Роллинз опомнившись, понял - творится такое, что не только бывшего старпома Барнса по имени называть начнешь... Собственно, Барнс никуда не делся. Был всё там же - впереди. А перед ним низко рычала и сверкала янтарными глазищами, словно из воздуха возникнув, здоровенная черная пантера. Размером побольше льва, вдруг понял Роллинз. Такой все они трое - на одну лапу. Ну, или зуб. Рука Роллинза сама потянулась к оружию. И не совестно ли от капитана отставать, вон он уже - наизготовку... А Барнсу хоть бы что - замер статуей, глядя в звериные глаза, и вдруг скомандовал так, будто не в старпомах - в адмиралах ходил: - Не стрелять! Мы не за этим сюда явились. - Ох ты ж батя мой Нептун... - выдохнул Брок. Тень Роллинза дрогнула и метнулась вперед, сливаясь с тенью капитана. Чудо, не чудо, а без защиты Брока оставлять он не собирался. Справа и слева появилось еще по одной пантере - самую малость поменьше первой. Выгнули спины, как кошки при виде собаки, и замерли, пристально разглядывая гостей, но бросаться не спешили. У Роллинза мелькнула мысль - от старшей, небось, команды ждут. Той, первой, с которой Барнс сейчас... разговаривает?! Бред, конечно. Голову солнцем напекло. Но и правда словно разговаривал Барнс с огромной зверюгой, без слов, не усмиряя взглядом, а глядя, как на равного, прося о чём-то... И его...услышали? Рычание стихло, перестали грозно выгибаться звериные спины. Первая пантера наклонила голову, и Барнс серьезно, и даже уважительно кивнул ей в ответ. - Мы пришли, - он наконец-то обернулся, улыбаясь, сияя лицом так, как, наверное, бывало только рядом со Стивом. - Мы можем войти. Добро пожаловать в Ваканду.