я обожаю, когда мясо с кровью

      ржавые цепи раздирают нежную молочную кожу, едкий запах химикатов вызывает ментальное кровотечение. рана на руке не затягивается, мерзкая широкая дырка, выглядит по-домашнему и по-родному на изящной худощавой руке. мозг дань фэна плавится, когда он слышит очередные болезненные стоны из чьей-то камеры. а это значит, что скоро его очередь. жалко, что не получается сдохнуть от сепсиса. раны даже не гниют, просто мокнут в лимфе и крови. бесконечные пытки-пытки-пытки, мерзко-мерзко-мерзко. у него разодранные щеки и синяки под глазами. некогда красивое лицо выглядит слишком исхудавшим, слишком болезненным.       он слышит шаги, слышит, как кто-то приближается к нему, но он не в силах поднять голову. длинные волосы испачканы в крови и противно прилипают к лицу. он слышит: они открывают дверь, но перед его глазами все плывет.       — поздоровайся с возлюбленным, — охранник давит хитрую улыбку.       дань фэн исхудавшей щекой жмется к грязной одежде инсина. чувствует прикосновения дрожащих пальцев к его волосам. романтическая сцена сменяется отвратительно-грязной, когда на дань фэна накатывает голод, когда он словно безумный выгрызает кожу на руке инсина, оставляя такую мерзкую рваную рану. он пьет кровь небрежно, густые струи текут по подбородку на маслянистый пол. инсин даже не кричит, лишь морщит лицо и жмет его затылок.       дань фэн голодный. у него на ужин лучшее мясо сяньчжоу. он захлебывается от удовольствия, проглатывая кусочки руки возлюбленного. навсегда-навсегда помимо наручей связаны безобразными дырами в плоти. он почти рычит от удовольствия, когда смотрит ему в глаза, оттягивая зубами кожу.       — аккуратнее, — инсин морщится снова, но заботливо оглаживает перепачканное в собственной крови любимое лицо.