Ночи пепельной луны

      На первом этаже звук музыки стал громче, теперь можно было разобрать слова. На самом деле именно музыка мешала понять, о чём они говорили, Сириус уже хотел спрыгнуть с последних ступенек и залететь в кухню, но Римус удержал его на месте, грубо хватая за руку.       — Ты чего?! — прошипел он.       — Тише, — совсем тихо шепнул ему на ухо Римус. — Что-то не так.       Что не так? Ничего не могло быть не так. Всё абсолютно так, как должно быть — там только Джеймс, Лили и Питер. Только Рождество, «ABBA» и горячий глинтвейн.       — Где именно Питер работает? В каком подразделении? — вдруг невпопад спросил Римус. — Ты говорил, не могу вспомнить.       — Ну, пункт первичного приёма вроде, — на автомате ответил Сириус, пытаясь вспомнить, что конкретно говорил Пит, практически всегда он отвлекался, перебивал или не слушал. В его работе не было абсолютно ничего интересного. — Они там разведывают, регистрируют, допрашивают… типа того. Разведка тоже бывает, у него вон, — Сириус показал на голову, — нихуёвая травма.       Зачем они вообще говорят об этом? Почему Римус не может пойти и просто спросить у самого Пита, он лопнет от радости, если хоть одна живая душа заинтересуется его работой.       Сириус именно это и хотел сказать, но потом увидел лицо Римуса в ярких тенях от ёлочной гирлянды, которая отражалась от зеркала и освещала его напряжённо сжатую челюсть. Не мигая, он смотрел на кухонную дверь как зверь, готовый к нападению.       — Нет такого пункта, — одними губами сказал он.       — Откуде тебе знать? Ты же не…       — Он мой отец, разумеется, я знаю, с кем он работает, — дёрнул плечом Римус, и только тогда Сириус услышал.              I'm nobody's fool and yet it's clear to me       Меня не проведешь, и мне всё ясно.       I don't have a strategy       У меня нет стратегии,       It's just like taking candy from a baby       Это всё равно что отнять конфетку у       ребёнка,       and I think I must be       и мне кажется, что это я              Звонкий голос почти что заглушал то, что говорил Пит, но Сириус всё равно услышал обрывки его слов.       — Это не так-то просто, — говорил он сдавленно, чуть ли не плача. — Меня даже на работу не брали…       — Пит, это ничего не значит, мы же знаем, что ты… Мы же знаем, кто ты на самом деле, — голос Джеймса звучал испуганно, а Сириус никогда не слышал его таким. Вот тогда он перестал вырываться из хватки Римуса и тоже замер.       Что-то было не так. Он не мог понять — что именно. Всё его нутро сопротивлялось этой странной густой опасности, но его сердце уже колотилось, а слух был напряжён.       — Перестань, Питер, это просто смешно, — ломко включилась Лили, и по её голосу Сириус сразу же понял, как сильно она напряжена и как её брови сведены на переносице.       — Эта метка… эта проклятая… — невнятно бормотал Хвост. — Вы не знаете, что они про меня думали. Вы не знаете, что они про меня говорили. За спиной, в коридорах…       — Блять, Хвост, они и про Сириуса говорили, — воскликнул Джеймс, теряя терпение.       Едва слышный напряжённый смех наложился на мелодию песни.       — О-о-о, нет, Сохатый, они никогда не говорили такого про Сириуса, — возразил Пит, и Сириус понял, что никогда не слышал такого холода в его голосе. Все любят Сириуса. Его, блин, даже оборотни любят, что за херня?       Сириус напрягся ещё больше. Этого он не мог стерпеть. Со всей силы оттолкнув Римуса, который от неожиданности не успел остановить его, он бросился на кухню.       То, что он увидел, не поддавалось никакому объяснению. Лили и Джеймс стояли с одной стороны стола, а Питер с другой, и в его руках была палочка, направленная прямо на них.       — Какого… какого хуя, Хвост?! — воскликнул Сириус, и тот весь съёжился на месте.       — Простите, простите, я… — его голос подрагивал. — Я не могу больше это… я не могу… он должен выполнить… он должен получить то, что хочет.       Он отвернулся от них, и на какой-то момент Сириусу показалось, что он сейчас расплачется. Но он только быстро протянул руки к своей голове и развязал бинты.       Ужас, который прошиб всё тело Сириуса, был не сравним ни с чем, не существовало заклинания, способного настолько парализиовать его. Он разинул рот, он хотел выхватить палочку, он хотел сделать хоть что-то, но смог только, шатаясь, шагнуть вперёд, чтобы загородить собой Римуса.       На затылке Пита, прямо посреди его растрёпанных волос виделось отвратительнейшее лицо, смутно напоминавшее то, что все они уже видели. Оно было бледным, практически синеватым, следы разложения виделись тут и там, нос впал внутрь и теперь виднелись только узкие щёлки ноздрей. Хуже всего были глаза. Алые, налитые кровью глаза. Они таращились будто бы одновременно на всех в этой комнате.       — Видите?.. — на змеиный манер прошелестело лицо, и Сириус не смог не подумать, что оно разговаривает так, потому что его язык наверняка сгнил и распух во рту. — Видите, что вы со мной сделали? Я могу только вселиться… в грязных тварей. Грызунов, ящ-щ-щериц.       — Питер? — неуверенно позвал Джеймс, когда Лили и Сириус вскинули палочки.       — Там его нет, — тихо, но твёрдо сказал Римус.       Руки Пита неестественно изогнулись, чтобы выхватить палочку. Как удобно, что он всегда носил её в заднем кармане.       И случилось то, чего никто из не мог представить даже в самых страшных кошмарах. Пит — или то, что им было — швыряло одно заклинание за другим. Сириус оглушил его, видя краем глаза, как Лили вызывает Патронуса. Да, умница, точно. Об это как можно скорее надо известить Орден.       Джеймс заметался на месте — он не отходил от Лили, но и ничего не делал.       — Сохатый! Сохатый, мы его не тронем, мы просто его вырубим, — крикнул ему Сириус и чуть было не поплатился за то, что отвлёкся. В него полетело Экспульсо, если бы Римус не схватил его и не отшвырнул в сторону, валясь на него сверху, от него бы осталось пустое место.       И только тогда он понял, почему Джеймс ничего не делал. У него не было ёбаной палочки.       — Лили, возьми Гарри, и уходите! Это он! — крикнул он и вытолкал её в коридор, закрывая с собой.       Проигрыватель надрывался, взрывная волна сорвала его со стола, теперь пластинку заело, и воспроизводился один и тот же кусок.              Under attack, I'm being taken       Я в осаде, меня окружили,       About to crack, defences breaking       Я скоро упаду, моя защита ослабла.              — Пиздуй отсюда! — крикнул Сириус, швыряя Протего в сторону Сохатого и одновременно с этим пытаясь прикрывать Римуса. — Пиздуй за палочкой, блять!              Won't somebody please have a heart       Прошу: кто-нибудь, на помощь!       Come and rescue me now cos I'm falling apart       Спасите меня, потому что я погибаю.              Римус дёрнулся вперёд и швырнул в Пита стул, тот пошатнулся и ударился об стенку, Римус обернулся, чтобы оторвать со стены картину, но Волан-де-Морт вряд ли чувствовал боль Пита или она его не слишком напрягала. Изогнувшись он направил палочку Римусу в спину.       — Остолбеней!       — Нет, Римус! — Сириус не успел, пол разломало взрывом, и ему никак не удалось бы подскочить к нему быстро, он выкрикнул Протего, но было поздно.       Римус свалился, обездвиженный. Сириус в ужасе вытаращился на него и потерял ещё секунду. Он совсем забыл, каково это. За год спокойной жизни навыки дуэли будто бы атрофировались, их застали врасплох, но это слабое оправдание. Прямо сейчас они феерически лажали.       — Круцио! — просипел голос в затылке Пита, и яркая быстрая зелёная волна прошибла тело Сириуса мучительной резкой болью. Он рухнул на пол, голову разрывала боль, каждый сустав, казалось, горел. Пошевелиться было невозможно. Он попытался ползти, потому что видел краем глаза какое-то движение сбоку, Питер вышел из кухни, он прямо сейчас может… куда он пошёл?!        Прошла целая вечность, когда Сириус наконец смог разогнуть коленки и подняться. Он схватил с пола палочку, руки всё ещё тряслись.       — Авада Кедавра! — послышалось из коридора, а потом глухой удар и всё. Тишина.       Ноги снова подкосились, Сириус услышал свой сорванный голос, услышал свой же крик, который он никак не мог контролировать.       Тень проскользнула мимо него наверх, и Сириус вдруг почувствовал резкий толчок в спину. Он уже сделал пару деревянных шагов к выходу из кухни и увидел нарядный бок ёлки, под ней сгрудились подарки, которые они с Римусом принесли. Только сейчас в голове мелькнула тупая оглушающая мысль. Пит пришёл с пустыми руками. Задыхаясь, Сириус сделал ещё шаг, схватился за косяк и вдруг почувствовал резкий толчок сзади. Сильные руки схватили его и прижали к стене в коридоре, он больно ударился спиной, прямо перед ним появилось серое лицо Римуса.       — Не смотри, — скомандовал он. — Не смотри направо.       Сириус захлебнулся криком, замолчал и, не глядя в коридор — умоляя себя не смотреть туда, не оборачиваться, бросился по лестнице наверх.       Питер был в детской. Сука, как они… как они могли всё это проебать. Лили закричала, Сириус ворвался в комнату. В её ногах металась кошка, Гарри плакал навзрыд.       — Авада Кедавра! — снова крикнул Волан-де-Морт, это он смотрел на неё в упор, Пит снова просто безучастно стоял, отвёрнутый от Лили.       Сириус не помнил, какое заклинание он крикнул, но он атаковал Питера, не того, кто на самом деле сделал это.       Лили вскрикнула последний раз, и её бездыханное тело мешком обрушилось на пол. Никакой больше стажировки в Японии. Сириус бездумно смотрел на неё, не веря, что это реально происходит. Нет же. Сейчас она встанет и с раздражением цокнет языком. Сейчас она встанет, и Гарри перестанет кричать. Сейчас она встанет, позовёт Джеймса, и всё это... нет. Она не встала.       Темнота сгустилась перед глазами, Сириус вскинул руку с палочкой, он знал, что он должен сделать. Убивающее проклятье застряло у него в глотке, и он просто загнанно дышал.       Питер смотрел на него глазами, полными ужасами, но Сириус понимал, что времени у них нет. Сейчас Волан-де-Морт сделает то, зачем он пришёл, ещё секунда, и он убьёт Гарри.       Сириус сделал ещё одно усилие над собой, но он просто… он не мог. Он не мог выкрикнуть убивающее заклятье в лицо того, с кем делили комнату семь лет. Он не мог взять и убить его, это же Пит, это был Хвостик. Тот, кто не мог проснуться, пока не начнёшь орать у него над ухом; тот, кто доедал пудинг, даже когда он получался не слишком удачным, чтобы не огорчать домовых эльфов; тот, кто трижды пробовался в квиддичную команду, просто чтобы быть рядом. Сириус и сам не понял, как его рука опустилась. Он попросту не мог этого сделать.       Но не понял он и того, как рядом оказался Римус. Он выхватил палочку у него из рук и направил прямо в голову Питера.       — Авада Кедавра! — он не кричал, он сказал, но это было громче взрыва. В ушах у Сириуса зазвенело.       — Нет… нет-нет-нет, — его губы не шевелились, но он не слышал того, что говорит. Питер завалился на пол, но вот то, что было в нём… оно всё ещё было живым. Какая-то чёрная густая тень забурлила над телом Пита.       — Римус, — прохрипел Сириус, пытаясь очухаться и встать.       Как бы ему ни было хуёво сейчас, в голове трещала тревога. Римус опустил руку с палочкой и пошатнулся на месте, казалось, ещё немного и его вывернет наизнанку. На его губах мелькнула сухая то ли улыбка, то ли гримаса ужаса.       Сириус схватил его и развернул к себе.       — Римус, пожалуйста, — шептал он. — Римус, тебе надо убираться отсюда. Прямо сейчас, слышишь?       Он посмотрел на него пустыми глазами. Больше никакого ужаса, никакого стыда за себя, никаких попыток скрыть то, кем он является. Сейчас он казался раздавленным. Сириус изо всех сил старался не думать о том, что первое заклинание, которое Римус использовал, было убивающим. Но он не мог. Конечно, он думал об этом.       И Римус думал только об этом. Он пошевелился.       — Я… Сириус, я… — попытался заговорить он, но вырвались только хрипы.       У них не было времени. Не сейчас. Может, потом, но сейчас они не могут просто стоять и трепаться.       Гарри верещал от ужаса, с первого этажа доносились одни и те же слова песни, Джеймс и Лили… Совершая огромное усилие, Сириус оттолкнул Римуса от себя.       — Ты должен уйти, — приказал он. — Убирайся.       Когда Римус сухо кивнул и дёрнулся к двери, Сириус схватил его за рукав. Их взгляды встретились, и в глазах Римуса было столько боли и вины, что Сириус просто не мог это выдержать. Не сейчас.       — Не там, окно, — сипло сказал он. — Пожарная лестница.       А потом он развернулся и направил палочку на облаку чёрного дыма, которое медленно, но уверенно двигалось… к кошке?!       Да. Оно сгустилось вокруг неё, а потом проникло внутрь. Сириус прицелился, но кошка, как ему показалось, презрительно блеснула глазами и бросилась к лестнице. Он бросился следом.       Кошка точно знала, что делать. Она рванула к двери и выскочила как раз в тот момент, когда она открылась. На пороге был Хагрид. В любой момент Сириус бы обрадовался или хотя бы удивился, но сейчас он не мог тратить время.       — Гарри! — крикнул он. — Второй этаж, он там! Мой байк… он летает. Ты можешь… ты можешь летать, — он неопределённо махнул рукой вверх и выскочил из дома вслед за кошкой быстрее, чем полувеликан успел что-то ответить.       Краем глаза он заметил, как в окно первого этажа стучится вытянутая белая коробка с метлой, перевязанная большим красным бантом. Что-то внутри лопнуло, и вряд ли это можно было вернуть на место.       А потом была погоня. Сириус обернулся Бродягой, чтобы не потерять её запах, и нёсся за кошкой по улицам, не видя ничего вокруг. Только когда она затормозила на перекрёстке и бросилась на какого-то мужика, он остановился и снова стал человеком. Сириус не видел, как много вокруг людей, об этом было некогда думать. Он думал только о том, как уничтожить его. Волан-де-Морта. И когда он увидел, что тот снова пытается проделать этот трюк, что он снова пытается проникнуть в человеческой тело, решимость заставила его сделать то, что он должен был ещё там, в детской.       Вот только не успел он вскинуть руку с палочкой и крикнуть заклинание, как Волан-де-Морт заставил мужчину кричать, изгибаясь в агонии. Сириус замер, не понимая, как и в кого ему целиться, облако чёрного дыма заволокло жертву, а потом…       Нет, нет, только не это. Сириус рванул через дорогу, но слишком поздно. Прогремел оглушительный взрыв, и всё запылало огнём. Его нигде не было. Волан-де-Морта снова нигде не было. И трупы, снова повсюду были трупы, и не было того, кто запретил бы смотреть.       Сириус видел их всех. Он не мог сосчитать, но их было много. А потом его руки и ноги опутали верёвки, и он упал на землю, прижимаясь лицом к асфальту. Толком он ничего не запомнил, только свой крик, он орал, пока не сорвал голос. Он должен был объяснить им, и он пытался. Правда. Никто его не слушал.       Он был Блэком. Его семья в течение войны открыто поддерживала Волан-де-Морта. Его брат был Пожирателем смерти, и всем это было известно.       Сириуса не допрашивали, никто не вызвал Грюма или Дамблдора, его оглушали заклинанием всякий раз, когда он пытался говорить, и поэтому он начал просто орать и пытаться вырваться.       К утру он оказался в Азкабане. Без палочки, без одежды. У него остались только часы, потому что всё это время он так настойчиво сжимал руки в кулаки, что они так и не стали видимыми.       Ночь смешалась с утром. Первый же «обход» дементоров выбил его из колеи. Сириус был уверен, что сохранит способность связно думать, что он будет требовать, что он добьётся возможности поговорить хоть с кем-то. Он же знает, как это всё выглядело. Он не же тупой.       Джеймс, Лили, Питер. Все его друзья мертвы. Мертвы какие-то случайные люди. Мертвы все, кто был рядом с ним на Рождество. И единственный человек, который может рассказать правду, — это Римус. Ни за что на свете Сириус никому не расскажет, что с ним был Римус в ту ночь.       Ему задали всего один вопрос, когда он твердил о своей невиновности.       — Согласны ли вы пройти допрос под Верисетариумом? — спросил его сухощавый сотрудник Министерства с толстой папкой в руках, на которой были видны большие буквы, складывающиеся в слово, которое всегда приносило больше проблем, чем пользы: «Блэк».       Он отказался. Он попросту не мог подвергать Римуса такому риску.       Сириус знал, что последнее заклинание, которое слетело с его палочки, было Непростительным, и он не мог допустить, чтобы они узнали, кто на самом деле его произнёс.       И только когда он оказался в Азкабане, и когда первую ночь сменила вторая, а после неё настала ещё одна, Сириус рассеянно подумал: вполне возможно, за ним никто не придёт.       Думать было тяжело, казалось, что сами стены смыкались вокруг него и давили, и у них очень хорошо получалось. Чёрные шевелящиеся тени курсировали совсем рядом — в коридоре, прямо за решёткой — и распространяли едва ощутимый запах разложения и смерти. И каждый раз, когда они проплывали мимо, их длинные щупальца заползали в клетку камеры и легонько касались сгорбленной спины Сириуса. Больше им было не нужно.       Первым они забрали Джеймса. Светлых воспоминаний с ним было больше всего — смех до хрипоты, свист в ушах, когда они неслись наперегонки на мётлах, его отчётливый рваный шёпот той ночью, когда Сириус, зарёванный, поломанный и поэтому больше не нужный своей семье, оказался принят в другую. Моментально.       — Можно я останусь? — спросил тогда Сириус, больше всего ненавидя себя за то, что никак не может успокоиться. — Только до конца каникул. Я потом разберусь с этим.       — Можно только до самого конца, — ответил Джеймс, не думая, и его глаза в воспоминании остекленели. Он был мёртв. Это всё, что оставили дементоры. Зато они прихватили с собой его родителей.       И Монти, и Юфимия двумя стремительными искрами проскочили в памяти, пока их лица не потеряли свои черты. Следующей стала Лили. Их перекуры за теплицами, блики солнца в её волосах, крепкая хватка её руки под столом, когда фамильная сова швыряла перед Регом письмо из дома, и он со скупой полуулыбкой пробегался глазами по тексту, а потом переводил взгляд на брата. Все они исчезали так быстро, и их место занимала боль, пробирающий до костей холод и тьма.       Гарри. Сириус хотел покатать его на байке, проводить его на Кингс-Кросс, лично убедиться, что он запомнил все потайные ходы замка. Остался только его крик, рвущий сердце снова и снова.       Питер. Он ушёл, и посмертная гримаса ужаса на его лице оказалась единственном, что дементоры оставили. Сириус помнил, как целится в него палочкой, но больше не помнил, как Питер идеально похоже передразнивал Слизнорта. Сириус помнил, как Лили умерла от его руки, но не помнил, как Питер выдумывал самые правдоподобные оправдания, когда Макгонагалл подозревала их в организации очередной шалости. Сириус слишком детально помнил, как Пит вытянул руку с меткой, дрожа всем телом, когда они с Джейсом нашли его после похищения. Странно, но он прятался в Визжащей хижине. На территории Хогвартса.       После вынужденного принятия метки он не пошёл к друзьям, хотя говорил, что сделал это ради них. Он спал на рваном гнилом матрасе и не мылся. И сейчас Сириус всё больше сомневался, что он бы принял решение стать шпионом Ордена и приманкой для Волан-де-Морта, если бы они с Джеймсом не приняли это решение за него. Как они делали всегда.       Римуса отпустить было тяжелее всего.       Сириус не знал, какое сейчас число, но он понял, когда взошла луна. Её кругляшок виднелся из маленького окошка под потолком, и она казалась бледной и тусклой. Она была всё такой же светлой как и обычно, вот только не излучала никакого света. И грудина ныла от твёрдой уверенности, что с Римусом вышло точно так же.       В их самую первую встречу он был на волосок от гибели — ну, или так казалось Сириусу при виде всей этой крови. Но после он был живее всех живых. Он ёрничал, и он кривился в улыбке, в каждом его движении сквозила сила. Он этим и сводил с ума — он делал шаг вперёд и два назад, он игрался, он сиял в руках Сириуса. Луна была другой. Он был другим. Всё было другим.       Римус, которого Сириус заставил пуститься в бега после убийства человека, не был таким. Его плечи были опущены, его слова были еле слышны, ужас застыл на его лице.       Такой же стылой была полная луна. У Сириуса не было сил встать, и уж тем более он никак не мог вскарабкаться по стенке и оказаться хоть немного ближе. Он просто лёг на спину, глядя прямо на неё. Умоляя, чтобы где бы Римус ни был, он был в безопасности.       Когда он потянулся протереть остекленевшие глаза, на руке качнулся ремешок часов. Уже давно они вернулись к своему естественному виду, Сириус просто не вспоминал о них. Сердце заколотилось быстрее, глухо ударяясь по рёбрам, он резко сел и поднёс часы к глазам, пытаясь рассмотреть второй маленький циферблат.       Стрелка указывала куда-то вправо. Домой. Сириус смотрел на циферблат долго-долго, боясь моргать, как будто от того, что на мгновение он закроет глаза, с Римусом может что-то случиться. А потом он снова перевёл взгляд вверх. Луна и стрелка. Это всё, что у него осталось. Ни на что из этого он не имел никакого права.       Он не мог вспомнить лица Римуса, оно растворялось, таяло в памяти, все его черты расплывались в вязком тёмном дыму. Ни его улыбки, ни его веснушек, ни его ясных внимательных глаз. Только пульсирующая пустота, которая пришла в его жизнь вместе с Сириусом и превратила её в кошмар. Не надо было это начинать.       Он же не хотел, он же сопротивлялся, и сейчас это казалось единственным верным решением. Но Сириус не мог вынести отказ, не хотел с ним мириться и продолжил давить — он давил, давил, давил, пока Римус не сломался. И вот к чему это привело.       Вряд ли его жизнь была лёгкой. Вряд ли он мечтал о том, чтобы сделать её только хуже. Но Сириус не спросил его разрешения.       Это только он виноват. Римус целую жизнь боролся с волком внутри, но именно Сириус сделал из него монстра.       Римус боялся магии, боялся принять её в себе, боялся принести разрушение, боль и смерть, и его первым заклинанием стала Авада Кедавра. Он не должен был этого делать. Но ему пришлось, потому что Сириус не смог.       Хотя именно он должен был разобраться с Питером, или предотвратить это всё, или попросту подумать головой. Его бы это не испортило, нельзя быть испорченным ещё больше.       Сириус протяжно взвыл. Долгий полускулёж-полувсхлип вырвался из его горла. Наконец он сорвал шнурок с запястья и с силой швырнул в коридор.       Это была ночь тридцатого декабря, последнее полнолуние этого года. Камера тонула во тьме, и до нового года оставалось всего ничего. Сириус обернулся псом и улёглся в углу, он смотрел в окошко, не отрываясь. Тихий скулёж больше напоминал плач.       Стрелка на маленьком циферблате наручных часов, провалившихся в трещину между камнями, пришла в движение. Волк вышел на охоту.