Может быть, дождь — это наша стихия?

Слова были сказаны слишком громко. Неожиданно. Лука не подумал об этом. Он так хотел остановить всё это безумие, что совершенно забыл о психологии. Когда человек хочет совершить самоубийство, он думает, что он один в этом мире, что никто не может ему помешать. Возможно, где-то в глубине души он надеется, что кто-то остановит его. Но тихо, аккуратно, не спеша. Позовёт его по имени и убедит, что смерть не выход, что жизнь гораздо лучше, чем она кажется на самом деле. Лука забыл об этом и это было его самой главной ошибкой. Словно в замедленной съёмке Лалльман начал наблюдать, как его любимый человек вздрогнул от столь резких слов. Как, стоя на краю крыши с полувипитой бутылкой виски, начал поворачиваться в сторону звука. Как пьяные ноги совершенно перестали слушаться своего хозяина и, не рассчитав расстояния, запнулись друг о друга. Как потеряв точку опоры, верхняя часть тела Элиотта перевесила его и он начал падать. Лука подбежал в последнее мгновенье, чтобы попытаться удержать Демори, но лишь увидел, как в последний миг глаза напротив прояснились и взглянули на него с какой-то щемящей нежностью, любовью и тоской. В последний раз Лука видел эти глаза, а после темнота, боль и отчаяние охватили его с ног до головы. Такой пронзающей, словно остриё ножа, боли он не ощущал никогда. Даже, когда Лука думал о том, что Элиотт его предал, не было так больно. Та боль по сравнению с этой была пустышкой, маленькой занозой в пальце. Эта же растеклась по всему телу. Затопила каждый уголок сознания. От неё было не спрятаться, не скрыться. Она была повсюду. Везде. Она заставляла биться в истерике и отчаяние. Лалльман понял, что не сможет жить с ней... Слова были сказаны слишком громко. По крайней мере так показалось Луке. На самом же деле сквозь гром и молнии они донеслись лишь тихим шепотом до сознания Элиотта. Он ждал этого. Надеялся так сильно, что на мгновение перестал дышать. Демори даже показалось, что ему послышалось, что это всего лишь сон, что сейчас он обернётся и там никого не будет. Медленно он обернулся и не поверил своим глазам. Это был ОН. Его Лука. Его маленький ёжик, который сейчас был такой испуганный и беззащитный под этим сильным ливнем. — А, это ты? — безразлично начал пьяный Элиотт. Да, он мог контролировать свои действия, когда был пьян, но вот речь, увы. — Зачем ты пришёл? Чёрная пелена перед глазами Лалльмана сошла как только он услышал этот пусть презренный, но родной голос. Осознав что это всё ему просто показалось, Лука истерически усмехнулся. Надо же было такому причудиться?! На эмоциях Лалльман чуть было не подбежал к Элиотту, чтобы загрести его в свои объятия и никогда больше не отпускать, но вовремя вспомнил в каких обстоятельствах они сейчас находятся. — Элиотт, я... — договорить Лука не успел, так как его перебили. — Знаешь, а ты вовремя, —горько усмехнулся Демори и отпил из бутылки, — Я тут как раз задумался...Может быть, дождь — это наша стихия? Нет, ну сам посуди. Наш первый поцелуй, наше первое свидание, день, когда ты уехал — во все эти моменты шёл дождь. Ну, и я не думаю, что это хорошо. Дождь похож на слёзы, а слёзы — это боль. Демори протянул руку, подставляя её под капли, а затем поднял голову вверх, подставляя под капли и лицо. В то же время, пока Элиотт выливал всё, что у него было на душе, Лука потихоньку, без резких движений, подходил к нему. Конечно, он же не хотел повторения своих бурных фантазий наяву. — Элиотт, — аккуратно начал Лалльман, — Ты не прав. Слёзы не всегда означают боль. Помнишь, когда ты сделал мне сюрприз? Там на лодке у меня были слёзы совершенно не от боли, я был счастлив. Был счастлив с тобой, Элиотт... — Ты и без меня будешь счастлив! — перебил его Демори. Его голос немного дрожал то ли от холода, то ли от отчаяния, которое он испытывал. — Дослушай меня до конца, пожалуйста, — нежно улыбнулся Лалльман и Элиотт замолк, — Так вот не прав ты не только по поводу слёз, но и дождя. Дождь — это Божье благословение, Божья милость. Да, дождь символизирует грусть, печаль и уныние, так как скрывает за своими облаками солнце, но для влюблённых людей дождь — это нечто интимное и романтичное. Помнишь, чтобы было теплее, ты отдал мне куртку, пусть и мокрую, но сам ты шёл в одной футболке и тебе было жутко холодно? Так вот, именно тогда я понял, какой ты заботливый, что ты всегда придёшь мне на помощь и согреешь своей любовью, когда мне это будет необходимо. — Лука, тебе лучше уйти... — поджал губы Элиотт и отвернулся от приближающегося к нему Луки. Ему было больно, но от слов Лалльмана становилось ещё больнее. Что, если это всё не по-настоящему? Что, если это снова игра? Злая шутка? Сейчас он ему опять поверит, а дальше что? Наигравшись Лука снова его кинет? Он не переживёт этого! — Элиотт, я никуда не уйду, — твёрдо заявил Лука, на что Демори снова отпил из бутылки и схватился за голову, — Если уж тебе так не нравится дождь, то хорошо...Тогда вспомни, нашу первую встречу, именно ту, когда я увидел тебя, а не ты меня. Я тоже подумал, что такой, как ты, никогда не будет с таким, как я. Светило яркое солнце, на небе не было ни облачка, твои волосы красиво переливались в лучах света. Ты сам весь, будто светился. И Боги, когда ты посмотрел мне в глаза, и я увидел эти драгоценные изумруды в них, я обомлел. Серьёзно, я не мог дышать. Элиотт, посмотри на меня, пожалуйста. Лука весь продрог и вымок, но ни разу не пожалел, что не схватил зонт или что не оделся потеплее, ведь на это требовалось время, а время для него, в те секунды, было очень ценно. Как и сейчас. — Нет, нет-нет-нет, прекрати! Хватит! Это всё ложь!!! — Демори зажмурил глаза, сел на корточки и, поставив бутылку, закрыл уши руками. Он не хотел верить ни единому слову, но он начинал верить и это его пугало. — Нет, я не замолчу! Наш первый пикник в парке вдвоём, потом с друзьями, поездка в Рейн, знакомство с твоими родителями, с моей мамой — во все эти дни была разная погода: солнечная, ветреная, облачная...Мы были счастливы, Элиотт, и были счастливы, не смотря ни на какую погоду. Дождь не имел значения ни тогда, ни сейчас, — голос немного дрожал от холода и страха, который немного отступал, когда Демори шёл хоть на какой-то контакт, и нарастал с большей силой, когда тот делал какие-то резкие движения, до сих пор находясь на краю крыши, — Элиотт, посмотри на меня, пожалуйста. Демори уже просто не мог сдерживать слёзы. Хоть слова Луки и заглушал плотный столб дождя, но всё же они доходили до Элиотта. Но почему? Почему он пришёл именно сейчас, а не когда Элиотт ждал его около двух часов у этой грёбаной двери, в надежде, что та откроется?! Ужасные мысли посещали Демори одна за другой. Он уже был готов рвать на себе волосы, как вдруг услышал слова, которые так давно не слышал, которые так давно жаждил услышать из уст Луки: — Элиотт, я люблю тебя, — Лалльман кричал это уже почти в отчаянии, он видел как Элиотт закрывается от него всё больше и больше, но не мог ничего с этим сделать, — Элиотт, пожалуйста, слезь оттуда. Вернись ко мне. Когда Демори повернулся, то увидел, что его бедный ёжик стоит всего в метре от него, что его немного трясло: видимо, от холода, потому что он стоял в одной белой футболке, домашних штанах и с босыми ногами. Элиотт мог поклясться, что тот плакал. Да, этого было не видно из-за дождя, но он знал, он чувствовал, он видел это по глазам. А ещё он видел в них испуг. Но почему? Буквально через секунду Элиотт понял почему. Он падал. Падал в бездну. Его охмелевший организм вмиг протрезвел. И он понял, что не успел. Не успел ответить, прикоснуться, побыть рядом с Лукой, когда это было уже дозволено. Не успел он пожалеть, что Лалльман вообще пришёл, что теперь его ёжичек будет наблюдать за его смертью, как почувствовал, что кто-то до боли вцепился в его руку и потянул обратно. — Не в этой чёртовой жизни, Демори!!! —закричал Лалльман, падая вместе с Элиоттом на безопасное расстояние от обрыва. Он загнанно и как-то рвано дышал. Страх сковал всё его тело, он крепко обнимал Элиотта за плечи, боясь отпустить его хоть на секунду, — Не в этой грёбаной жизни я дам тебе вот так просто умереть и оставить меня здесь, Демори!!! — Лука, я тоже тебя люблю, — улыбнулся Элиотт, истерически посмеиваясь, до него только-только начинала доходить суть происходящего. Лука простил его. — Я вижу ты быстро протрезвел, Демори... — на смену страху пришла злость, — Какого хрена ты здесь устроил?! Скажи-ка мне, а?!..Нет, вы посмотрите, он ещё и ржёт. Тебе нормально вообще, нет? Ты тут буквально чуть не умер и радуешься? Ты вообще понимаешь, что в следующий раз, когда ты захочешь сделать такую херь, я встану рядом с тобой и, если ты вдруг решишь прыгнуть, то я сделаю это вместе с тобой. Потому что умрёшь ты только через мой труп!!! Ты понял меня?! — Лука сильнее прижал к себе Элиотта и тихонько всхлипнул. Как же он боялся его потерять навсегда. — Да понял-понял я, Лука, — Демори и сам не мог поверить в то, что творил минутой ранее. Всё было, как в тумане. Не мог простить себе, что заставил своего мальчика так волноваться. Через пару секунд в объятиях Луки, Элиотт заметил, что тот весь трясётся, — Так, а теперь мы уходим. Ты весь дрожишь от холода. — Не уверен, что это только от холода, — пробурчал, куда-то в плечо Демори, Лука, — Но ты прав. Пошли домой. — Д-домой? — Да, Элиотт, домой. — Лука ласково улыбнулся и, погладив большим пальцем щёку Элиотта, потянулся за поцелуем. Элиотт не сразу ответил на поцелуй. Видимо он ещё не до конца верил в происходящее. Неужели это всё на самом деле? Или это всего лишь сон и сейчас он снова проснётся один в своей комнате? Демори закрыл глаза и попытался проснуться, но поцелуй с каждой секундой становился лишь требовательнее, и Элиотт сдался. Даже если это был всего лишь сон, то он был прекрасный, и Элиотт хотел бы остаться здесь навсегда. В этом поцелуе хотелось расствориться, отдаться полностью этой, словно волной накатившей, эйфории. Этот долгожданный поцелуй придавал столько сил и энергии, сколько не было в Элиотте последние месяцы после их расставания. Хотелось воспарить в небо, свернуть горы, переплыть океан, но дрожь Луки становилась лишь сильнее, поэтому как бы не хотелось Элиотту, чтобы этот момент длился как можно дольше, но пришлось оторваться от этих любимых, родных и таких желанных губ. Подхватив Лалльмана на руки, Демори спокойно, без всяких препятствий, поднял его и понёс в квартиру. Лука казался таким хрупким и беззащитным в руках Элиотта. Вот совсем не скажешь, что в любую секунду это чудо могло выпустить свои иголки и начать буянить. Через полчаса, когда оба сходили в горячий душ и выпили по чашке тёплого чая, Элиотт и Лука расположились на диване в гостиной. Им было совершено наплевать, что, возможно, на просторной кровати в комнате Луки, им было бы лежать гораздо удобнее. Главное, что они здесь и сейчас вдвоём. Остальное не так важно. — Знаешь, — перебирая пряди на голове Лалльмана, начал тихо говорить Демори, разрушая такую уютную тишишу, — Когда я говорил, что дождь — это наша стихия, думаю я был прав. — Почему? — как-то лениво спросил Лука, ему совершенно не хотелось сейчас разговаривать. Хотелось просто вот так вечно лежать на груди Демори, обнимать его и не думать ни о чём. — Не знаю слушал ли ты все мои последние голосовые сообщения, но выглянув в окно и посмотрев на дождь, я понял, что именно сегодня я могу придти к тебе, что именно сегодня мы сможем поговорить и всё разрешить. В Лондоне часто идёт дождь, но почему-то именно этот будто прошептал мне "можно", не знаю это, наверное, глупо, — Демори тихо рассмеялся и, поцеловав Луку в макушку, покрепче его приобнял, — Но в любом случае, я рад, что я сейчас здесь с тобой. — Я не думаю, что это глупо, — Лалльман немного напрягся после слов Элиотта, он понимал, что рано или поздно ему всё равно бы пришлось всё рассказать, — Дело в том, что сегодня я и правда кое-что узнал. То, что открыло мне глаза и заставило винить уже себя, а не тебя в том, что случилось. И Лука начал свой рассказ. Он рассказал про всё. Абсолютно. Про СМС, про предательство, про боль, которую он испытывал, про разговоры с матерью, где она обвиняла его в том, что он её бросил, про разговоры с друзьями, про жуткую жизнь в Лондоне без Элиотта, про чувства, которые он испытывал, когда ему приходили его голосовые сообщения, про разговор с Яном, про рассказ Хлои и, наконец, про события на крыше. За всё то время, пока Лука говорил, Элиотт не проронил ни слова. Он понимал, как важно сейчас Лалльману высказаться, выплеснуть все эти накопившиеся в нём эмоции наружу. Иногда он грустно улыбался и успокаивающе гладил Луку по спине, когда тот рассказывал, как ему было тяжело жить без него, иногда хмурился и целовал Луку в макушку, когда тот начинал переживать из-за слов матери или злиться на Люсиль и Хлою, но всё это время он молчал. Прошло чуть больше часа прежде, чем Лука закончил и посмотрел ему в глаза: — Элиотт, прости меня, пожалуйста, я такой дурак. Боже, если ты меня простишь, я обещаю, что больше никогда в жизни не буду принимать импульсивных решений и не уйду от тебя, пока мы не поговорим. Ты простишь меня? — Лалльман так жалобно и с огромной виной в глазах, посмотрел на Демори, что тот, аж немного растерялся. — Лука, я на тебя и не обижался. Это не твоя вина в том, что случилось, — Элиотт увидел, что его хотят перебить,— Дослушай до конца сначала, — Демори щёлкнул Луку по носу и продолжил, — Так что извиняться тебе не за что, а вот обещания я приму к сведению. И...на счёт того, что ты больше не уйдёшь...да кто б тебе ещё позволил?! Лука Лалльман, ты больше никогда от меня не сбежишь, ты понял меня? Дождавшись лёгкого кивка, Элиотт прислонился лбом ко лбу Луки и, закрыв глаза, несколько раз провёл кончиком своего носа по носу Лалльмана. Это движение было для них нечто интимным. Они всегда делали так, когда были одни и признавались друг другу в любви или что-то обещали. Ещё около получаса они оба лежали в тишине и наслаждались присутствием друг друга. Элиотт аккуратно перебирал волосы на затылке Луки, целовал лоб, щёки, нос и всё до чего доставали его губы. Лука уже почти уснул под нежные ласки Демори, как вдруг тот отстранился и, посмотрев в потолок, о чём-то задумался, но Лалльман этого даже не заметил, так как уже дремал. Прошло около пяти минут прежде, чем Элиотт заговорил: — Помнишь я говорил, что каждое событие в нашей жизни имеет значение? И что каждое из них, несёт в себе какой-то урок? — Ну? — сонно пробормотал Лука, поудобнее устраиваясь на плече Демори и закидывая на него ногу. — Так вот, я всё никак не мог извлечь урок из этой ситуации. А вот сейчас понял, что это был урок для нас обоих. — Правда? И в чём же он заключался? — Лалльман зевнул и попытался открыть глаза, чтобы согнать сон, но всё было тщетно, он слишком устал. — В том, что не смотря ни на что, ни на какие обстоятельства, мы всегда найдём дорогу друг к другу. Что не смотря ни на какие-либо трудности и неудачи, мы всегда будем вместе. Что не смотря на время и расстояние между нами, мы будем верны друг другу. И то, что мы будем всегда с такой же силой любить друг друга, как в День нашей первой встречи, День нашего первого поцелуя, нашего первого свидания...Я люблю тебя, Лука Лалльман, не смотря ни на что. — Боже, Элиотт, порой, мне кажется, что это из-за тебя я стал таким сентиментальным, — после таких признаний, сон Луки, как рукой сняло. По лицу Лалльмана потекли две солёные дорожки от слёз, которые Демори в ту же секунду сцеловал с его кожи, — Но, как же я тебя люблю, ты бы знал... — Я знаю, ёжик, я знаю, —тихо прошептал, где-то над ухом Луки, Элиотт и вновь загрёб его в свои объятия, от которых Лалльман млел и плавился. Они могли разговаривать друг с другом ещё целую вечность, но событий за прошедший вечер свалилось на них так много, что через пару минут оба уже мирно спали, посапывая на ухо друг другу. Вот чего им обоим так не хватало для счастья. Тихого дыхания, ровно вздымающейся груди рядом, тёплых объятий и тесноты в кровати. Им не хватало друг друга. Их история на этом не заканчивается, более того, она никогда не заканчивалась. Она началась три года назад, когда их первой мыслью при взгляде друг на друга была "Такой как он, никогда не будет с таким, как я", и тем не менее они вместе. Их история продолжается и будет продолжаться. Всегда.