Все, что мы теряем, обязательно к нам вернется, только не всегда так, как мы ожидаем.

james blunt — goodbye my lover.

      — Доброе ут… — Фред не успевает закончить фразу. Он недовольно морщит нос, когда рука находит лишь холодную пустоту там, где, по его мнению, должна сейчас лежать его девушка. Приоткрыв один глаз, он буравит сонным, но удрученным взглядом вторую половину кровать. Он точно помнил, что сегодня воскресенье, а этот день они давно договорились проводить вместе. У Грейнджер было не так много выходных, как у Фреда, поэтому парень старался урвать себе каждый ее свободный день. Именно поэтому его настроение резко падает на уровень ниже среднего, когда он не находит девушку рядом.       Он неохотно поднимается с кровати и собирается в душ. Он хоть и был злостным нарушителем всех возможных и невозможных правил, но распорядок собственного утра соблюдал неукоснительно. Он предпочитал думать, что это всего лишь этап его становления как мужчины, потому что с появление постоянной работы, а с некоторых пор еще и девушки по соседству, некоторые предпочтения своего уклада он все же решил изменить. В некоторым смысле ему даже нравилось быть серьезным и ответственным, только вот распространялось это лишь на то немного, где он сам это допускал.       Захватив с собой свежее полотенце и необходимую одежду, он покидает комнату. Помещение, как и спальня, встречает его непривычной тишиной, что заставляет Уизли лишь поежиться от непривычности обстановки. Он замечает Гермиону в кухне, улыбается и расслабляется. Она была тем необходимым ему оплотом стабильности, без которого каждое утро для Фреда превращалось в пытку. Когда он видел ее, такую домашнюю, в его футболке, так великолепно сидевшей на ней, с пучком на голове и у плиты, все вставало на свои места. Он чувствовал себя счастливым. И ему нравилось сравнивать это чувство с теми ощущениями, что он испытывал еще мальчишкой, когда просыпался рождественским утром в предвкушении подарков. Он никогда не говорил об этом девушке, но каждое утро рядом с ней возвращало его именно к тем эмоциям. Словно он был ребенком, которого ждет нечто восхитительное в этом день. Гермиона Грейнджер — его персональное рождественское утро.       — Доброе утро, куколка, — уверенно произносит парень, тепло улыбаясь собственным мыслям. Фред любил так ее называть, потому что рядом с ним она действительно выглядела словно фарфоровая кукла — миниатюрная, нежная, с длинными пушистыми ресницами, румянцем на щеках и розовыми, такими манящими, губами. Заметив, как девушка вздрогнула, парень лишь сильнее расплывается в улыбке, вспоминая, что утром она всегда так реагировала на его сонный, слегка осипший, голос. Как-то Гермиона, краснея до ушей, призналась, что утром его голос приобретает особенно чарующие нотки и становится невозможно интимным и волнующим. Фред помнил об этом и любил подкрадываться к ней со спины, обнимая за талию, и шептать на ушко всякие глупости. Смущать малышку Грейнджер всегда было его любимым занятием.       Проходя мимо окна, парень на несколько секунд задерживается для того, чтобы раскрыть нараспашку створки. Ему нравится чувствовать теплый майский воздух, который постепенно заполняет помещение. Несмотря на то, что жили они все еще в небольшой квартире над магазином, запахи, гулявшие в Косом переулке, были по-настоящему чарующими. В соседнем здании находилось небольшое недавно открывшее кафе, откуда всегда тянуло крепким кофе, травяным чаем и выпечкой; из окон второго этажа напротив, где находился цветочный магазин, ощущалось наступление весны особенно остро — ароматы цветов смешивались в воздухе, донося до владельца Всевозможных Волшебных Вредилок лишь легкий сладковатый флер, наполненный таинством, понятным только тем, кто разбирается в растениях. Делая глубокий вдох, Фред чувствует, как настроение начинает подниматься, обещая ему и Гермионе хороший день. В глубине души Уизли был романтиком, хоть и любил прятаться за маской сарказма и расчетливости.       После душа, с трудом натянув на влажное тело футболку и джинсы, парень, наконец-то, добирается до кухни. Грейнджер все еще стояла к нему спиной, никак не реагируя на появление молодого человека, продолжая варить так полюбившийся им обоим кофе. Фред по обыкновению замирает на пороге на несколько секунд, любуясь изящной фигуркой и стройными ножками девушки, после чего за несколько шагов сокращает расстояние до минимума. Он обнимает Гермиону за талию, зарываясь носов в ее волосы и вдыхая уже привычный, но неизменно любимый аромат ванили и корицы. От прикосновений парня, шатенка немного вздрагивает, но больше не проявляет к нему никакого внимания, продолжая манипуляции с кофейными зернами. Конечно, она могла бы все сделать с помощью волшебства, но самостоятельная деятельность несколько успокаивала расшатанные нервы. Заметив некоторое напряжение в позе любимой, Уизли переходит к плану «Б». Он осторожно касается губами ее темечка, после чего начинает спускаться ниже. Замирает на секунду, опаляя жарким дыханием ушко волшебницы, и тут же касается невесомым поцелуем особенно чувствительного участка кожи на шее девушки, заставляя ее тяжело выдохнуть. Расплываясь в довольной улыбке Чеширского кота из маггловской сказки, парень сильнее прижимает шатенку к себе.       — Кажется, я все еще не получил положенное мне «Доброе утро», милая, — Уизли произносит слова еле слышно, играя собственным голос так, чтобы заставить Гермиону сдаться под натиском его очарования. Он знал, что и как нужно делать, чтобы девушка почувствовала себя любимой и желанной, и никогда не стеснялся демонстрировать свои знания. Но сегодняшняя ее реакция удивляет парня. Она ощетинивается, напрягается еще больше и дергает голову в сторону, пытаясь отстраниться от него. В недоумении Фред смотрит на подругу, совершенно не понимая в чем дело, но с твердым намерением все исправить.       — А еще, кажется, ты вчера сам вызвался прибраться на кухне после ухода ребят. И знаешь, что я обнаружила сегодня утром? — недовольство в ее голосе было сложно не заметить, а Фред был готов отвесить самому себе подзатыльник за то, что забыл о вчерашнем. Гермиона приготовила вкуснейший ужин, к ним приходили друзья, и в знак признательности за труды девушки Уизли вызвался самостоятельно убраться на кухне. Но внезапно нашедшее на него озарение после разговора с Джорджем, заставило его бросить все и спуститься с мастерскую, где он провел около трех часов за экспериментами.       — Мерлин, — виновато произносит Фред, разворачивая шатенку к себе лицом, — Прости меня, я совершенно забыл. После разговора с Джорджем, мне совершенно неожиданно пришла в голову одна идея и я должен был ее проверить. — Вины в его голосе становится в разы меньше, зато энтузиазма прибавляется сполна. Фред любил делиться с Грейнджер новыми идеями, зная, что она может даже что-то подскажет двум непутевым оболтусам, которые решили посвятить свою жизнь изготовлению шалостей, поэтому и сейчас без стеснения решил рассказать ей причину собственной забывчивости.       — А я уже не удивляюсь, Фред, — холодно произносит Гермиона, глядя прямиком парню в глаза, от чего Уизли неосознанно ежится под тяжестью ее взгляда, — Ты всегда все забываешь, как только дело касается вашего магазина. — Этот упрек бьет гораздо больнее, чем ожидал парень. Он даже подумать не мог, что его работа, которая позволяет ему существовать, зарабатывать деньги и приносит удовольствие, может так сильно раздражать Грейнджер. И это выбивает почву из-под ног. Он немного отстраняется, продолжая держать руки на ее талии, лишь сильнее сжимая тонкую ткань футболки, задевая нежную кожу, что заставляет девушку чуть дернуться.       — Что ты хочешь этим сказать? — теперь и в его голосе прослеживается лед, разделяющий два влюбленных сердца. Он смотрит в глаза шатенки и пытается найти там хотя бы намек на то, что она говорит несерьезно. Но непроницаемость ее взгляда пугает. Уизли не любил ссориться с Гермионой, потому что обычно ни к чему хорошему это не приводило, поэтому сейчас ему было важно избежать конфликта. Но она задела его за живое; она задела самую болезненную точку, от чего он почувствовал себя слабым, жалким и ни на что не способным.       — Ничего. Я ничего не хочу сказать, — тоскливо отзывает девушка, опускает голову и с трудом вырывается из его цепких пальцев. Она обходит его стороной, даже позабыв о том, что на столе стоят две кружки с крепким напитком, одну из которых она готовила для себя, а вторую, по привычке, сделала для парня. Ее безразличный и отрешенный тон начинают раздражать, Фред чувствует, как где-то еще очень глубоко внутри клокочет злость, готовая вот-вот вырваться на свободу. Он дает себе слово, что не позволит эмоциям взять верх, понимая, что выяснить причины ее недовольства просто обязан.       — Нет. Именно это ты и хотела сказать, да? — выпаливает Уизли, проходя следом за девушкой в гостиную, так же игнорируя чашки на столе, — Ты хотела сказать, что наше с Джорджем дело — бессмысленная трата времени? Или что в мире есть вещи куда важнее нашего магазина? — он чувствовал, как начинает закипать, но все еще усердно старался себя сдерживать. Парень замирает на пороге комнаты, не решаясь сделать шаг вперед, потому что это означало бы начало ссоры. Он все еще наивно надеялся предотвратить конфликт, который сейчас сам же и подогрел.       — Я всего лишь хотела сказать, что ты никогда не выполняешь свои обещания! — злобно выпаливает девушка, разворачиваясь к парню лицом, — Тебя вчера никто за язык не тянул, ты сам вызвался помочь. Но вместо этого опять провел пол ночи за экспериментами. — Гермиона активно жестикулирует руками и в какой-то момент прикладывает пальцы ко лбу, стараясь успокоить бушевавший внутри гнев, справится с которым становилось все труднее.       — Мерлин, я всего лишь забыл вчера прибраться. Ты могла бы оставить все как было, и я сделал бы это утром. В чем проблема? — Фред искренне не понимал злости шатенки, но инстинктивно начинал защищаться. Говорят, лучшая защита — это нападение, но Уизли ненавидел это правило; он не собирался сейчас прибегать к запрещенным приемам и разбрасываться упреками. В конце концов, выяснение отношений и ссоры вообще не входили в его планы на сегодня.       — Дело вообще не в этом! — устало выпаливает девушка, опуская руки, — Это не единственный случай, Фред. Сколько раз я просила тебя помочь с трансфигурацией некоторых предметов мебели? Сколько раз я просила тебя помочь мне с варкой зелий для работы? А ты хоть раз сделал что-то из этого? Ты только обещаешь, а сам пропадаешь с Джорджем и Ли в магазине. — Грейнджер не выдерживает. Она отворачивается, чувствуя легкое жжение в носу и подступающие к глазам слезы. Она устала. Устала справляться со всем сама. Даже во времена Войны, когда было особенно тяжело, ей не было так сложно, как теперь. Она словно брошенная, должна тащить все на себе; и понимание того, что она не справляется, лишь усугубляет ситуацию.       — Ну прости, что мне приходится много работать! Прости, что я борюсь за свои мечты, точно так же, как и ты борешься за свои! Прости, что моя работа важнее…- Фред резко осекается, понимая, что сказал то, чего произносить не должен был. Он вообще не это имел в виду, поэтому судорожно принимается заламывать собственный пальцы, пока делает несколько широкий и уверенных шагов в сторону шатенки. Она тем временем резко разворачивается и гордо поднимает подбородок.       — Важнее меня, да? Ты это хотел сказать? — злой шепот заполняет пространство, пока Грейнджер сверлит парня недовольным взглядом. Ее глаза раскраснелись еще сильнее, нос неприятно жгло, но она все еще старалась это игнорировать, хотя не понимала откуда в ней столько эмоций сегодня. Она никогда не была слабой, и уж тем более никогда не показывала собственных слез посторонним; только Гарри однажды был свидетелем ее слабости, когда Рон разбил ей сердце. И ее нынешнее состояние дезориентировало Гермиону еще больше. Она не собиралась плакать. Только не теперь.       — Нет, нет, нет, — быстро заговорил Фред, пытаясь захватить ее маленькие ладошки в плен собственных рук, — Я не это имел в виду. Ты же знаешь, что ты для меня важнее всего и мне больно о того, что я заставил тебя усомниться в этом. Я все исправлю, обещаю. — Фред преданно смотрит ей в глаза, когда одинокая слеза скатывается по щеке девушки. Одной рукой сжимая ее тонкие пальчики в ладони, второй он тянется к ее лицу и смахивает слезу; неуверенно подается вперед, желая поскорее закончить этот глупый конфликт, ощутить вкус любимых губ и не выпускать шатенку из своих объятий. Но последние слова действуют на ведьму как красная тряпка на быка.       — Вот именно! — она взрывается окончательно, вырывая собственный руки из его ладони и упрямо вытирает слезы кулачком, — Ты что-то обещаешь! Снова! А уже завтра забудешь об этом! Снова! — Она уверенно отступает назад и отворачивается от парня. Взгляд ее скользит по помещению, и внезапно находится причина всех ее неприятных чувств в носу и слез. Гермиона оборачивает через плечо, одаривая Фреда самым злым взглядом, на который была способна сейчас, и проходит в сторону. Она с силой толкает створки и закрывает окно с оглушающим звоном. Только в этот момент Уизли осознает еще одну свою ошибку.       — Ты даже забыл о том, что у меня аллергия на пыльцу растений из соседнего магазина, — она не повышает больше голоса; ее шепот теперь напоминал шипение змеи. Смахнув ладонью очередную слезу, предательски скатившуюся по щеке, Грейнджер перестает понимать виной тому аллергия или ее банальная обида на невнимательность со стороны Фреда, который сейчас смотрел на нее взглядом, полным шока и вины одновременно. Он снова предпринимает попытку сделать к ней шаг, но бывшая староста тормозит его одним жестом, даже не позволив пошевелиться.       — Гермиона, я… — его привычное красноречие в миг испаряется, когда он видит ее затравленный и обиженный взгляд. Он не знает, что ему сделать, чтобы исправить ситуацию, но отчаянно заставляет мозг работать, потому что оставлять все просто так парень не намерен. Наплевав на ее запрет, он все же делает к ней несколько шагов, замирая в нескольких сантиметрах от любимой, всем своим телом чувствуя напряжение, исходящее от ее спины.       — Не надо, Фред, — потухшим голос отзывает девушка, даже не глядя в сторону любимого рыжего оболтуса, — Я всегда знала, что буду на третьих ролях в твоей жизни. Не знаю, с чего решила, что это вообще когда-то измениться.       — Прекрати! — парень повышает голос до крика, не в силах больше сдерживать собственную злость внутри, которая полностью завладела его разумом. Еще недавно он давал себе обещание не срываться, но вот теперь он перестает даже отдавать себе отчет в том, что говорит и как себя ведет. Фред ненавидел себя в таком состоянии, но бороться с этим не осталось никаких сил.       — Просто замолчи! — повторяется парень, сжимая руки в кулаки, — Ты обвиняешь меня в невнимательности и забывчивости и черт с этим. Но не смей говорить о том, что ты в моей жизни на третьих ролях! — он вскидывает руки и одним резким движение разворачивает девушку к себе лицом, прижимая ее поясницей к подоконнику, — Ты хочешь поговорить о третьих ролях? А как насчет твоей работы, когда тебя дома не бывает сутками? Или как ты срываешь к Гарри, когда ты ему нужна? О, или малыш Ронни? Он разбил тебе сердце, которое я, — Фред делает ударение на этом местоимении, показывая всю значимость событий, — я собирал по кусочкам, а ты все так же бегаешь к нему! А то, как он на тебя смотрит? Думаешь мне нравится наблюдать за этим? И ты хочешь рассказать мне о том, какое место ты занимаешь в моей жизни? — гнев берет свое, заставляя парня говорить ужасные вещи, смысл которых доходит до него не сразу. И только заметив слезы, стекающие по ее лицу, Фред понимает, что перегнул палку теперь именно он. Он ненавидел себя за это, но еще больше ненавидел ее слезы, которые заставляли все его внутренности гореть огнем. Он опускает голову; опускает руки, которые до этого моменты упирались в подоконник по обе стороны от шатенки, сдерживая любую ее попытку побега. Все это время он нависал над ней грозовой тучей, электрические разряды который били точно в цель — Уизли знал куда целиться; и только теперь он был готов отступить. Когда было уже слишком поздно. Звенящая пощечина разрезает тишину.       Девушка гордо вздергивает подбородок, когда ее терпению приходит конец. Она зло смотрит на Фреда и не понимает, как они пришли к таким обвинениям. Но обида, захлестнувшая ее с головой, не позволяет трезво мыслить. Ей безумно хотелось выместить всю злость, которая накопилась за это утро, и парень дал ей такую возможность. Все, что он говорил, болью отзывалось в сердце. Но еще больнее было от того, что именно Фред знал гораздо больше, чем кто-либо другой; он знал, через что ей пришлось пройти во время Войны и поисков крестражей — она сама ему все рассказала; он знал все ее чувства, все ее страхи, знал с каким чувством вины ей приходилось мириться, когда Рон их оставил. Он все это знал, но все равно использовал это против нее. Гермиона никогда раньше не задумывалась о том, что все ее слабости будут так бесчеловечно опорочены. И кем? Тем, кого она любила больше жизни! Боль, сковывающая сердце и вынуждающая дрожать в руках парня, заставляла чувство самосохранения работать в разы сильнее. Поэтому она даже не жалела об отсутствии попыток остановить себя, когда поняла, что ее ладонь уже оставила красноватый след на щеке Фреда. Именно в этот момент ей хочется ударить его еще раз, но, видя его замешательство, она с силой отталкивает Уизли от себя и отходит от него на безопасное для них обоих расстояние.       Ее пощечина действует отрезвляюще. Парень мгновенное прокручивает в голове все, что наговорил ей и с каждой секундой начинает ненавидеть себя все сильнее. Он знал, что Гермиона бы никогда не поступила с ним так, как он позволил себе думать в ту секунду, когда говорил о собственном брате. Он знал, что девушка никогда бы не посмела обидеть его чувства так, как он только что обидел ее своими подозрениями. От одного только осознания, что вся эта чушь сорвалась с его губ в ее адрес, его начинало мутить. Нервы и сожаление заставляли желудок скручиваться в тугой узел, скапливая во рту отвращение к самому себе. Но хуже всего было осознание того, что Гермиона до подобной низости никогда не опускалась. У нее было достаточно поводов для этого — Анджелина Джонсон до сих пор ходила в магазин близнецов, откровенно кокетничала и флиртовала с Фредом каждый раз, когда представлялась возможность. Даже на глазах самой Грейнджер произошла одна из таких сцен. И вместо того, чтобы устроить Фреду приступ ревности или учинить скандал дома, девушка лишь улыбнулась на его виноватое лицо и сказала, что верит ему. Верит, что он никогда с ней так не поступит и не обидит ее чувства. А он отплатил ей тем, что обвинил в связи, которой, он был уверен, даже не существовало. Упасть в собственных глазах еще ниже было просто невозможно. Он только что собственноручно достиг дна.       — Уйди, — повисшую тишину нарушает сломленный обидой и болью голос. Гермиона смотрела на парня напротив и не могла поверить собственным ушам. Она действительно слышала только что все то, что он произнес. Он действительно это сделал. Он позволил себе подобные обвинения и даже глазом не моргнул. А она теперь чувствовала себя грязной. Где-то на задворках сознания шатенка даже почувствовала, как уродливый шрам на левом предплечье начал болеть. Грязнокровка. Грязная.       — Гермиона, я не хотел. Я не должен был. Черт, я такой осел, — он все еще опирался на подоконник, плечи его были опущены, но он должен был сейчас посмотреть ей в глаза. Ему нужно было понять, что он все может исправить, даже если ему придется положить к ее ногам остаток собственной жизни. Резкий поворот, пара неуверенных шагов и он замирает в неверии. Ее красные от слез глаза были наполнены такой болью, которую он никогда раньше не видел. Даже когда Рон повел себя как последняя свинья, Гермиона держалась намного лучше. Но хуже всего было видеть в этих омутах шоколада не только боль, но и страх. Она боялась его. Когда он снова сделал к ней шаг, девушка резко отшатнулась назад, увеличивая между ними расстояние для собственного спокойствия.       — Просто уйди. Прошу тебя. Я… — Грейнджер смотрит на него невидящим взглядом, словно просматривает пространство за ним. Ее глаза полностью расфокусированы, и это вызывает в теле Фреда неприятную дрожь. Он не хочет уходить, он не уйдет, пока не убедиться в том, что все еще может быть нормально. Сейчас он даже боится употребить слово хорошо; ему просто хочется, чтобы все было нормально. — Если не уйдешь ты, уйду я. — Парень все еще не двигается с места, надеясь, что она шутит. Но наблюдая за бегущими по щекам дорожками слез, внутри все ломается. Она не шутит. И усугублять и без того сложную ситуацию ему хочется меньше всего.       — Хорошо, — глухо отзывается парень. Он делает несколько неуверенных шагов в ее сторону, хочет пройти мимо, но как только его тело чувствует ее тепло всего лишь в нескольких сантиметрах, парень замирает на месте. Девушка невольно сжимается под тяжестью его присутствия, зажмуривает глаза и слез становится больше. Фред неуверенно касается пальцами левой руки ее холодных пальцев, чувствуя, как она поддается его нежности в данный момент и стремиться переплести их пальцы; для него это стало хорошим знаком, а для нее неприятным последствием. Уже в следующую секунду Грейнджер резко одергивает руку, лишая себя таких любимых прикосновений и отворачивает от парня. Он смотрит ей в затылок, боясь пошевелиться, но, собрав остатки разрушенного внутреннего мира, наклоняется вперед. Целомудренный, осторожный, но невозможно нежный поцелуй опускается на ее макушку.       — Прости меня, Гермиона, — шепчет он ей в волосы, в последний раз вдыхая аромат ванили и корицы. Не касаясь ее больше, он с трудом делает шаг в направлении двери. Он уходит только потому, что она попросила. Он уходит только для того, чтобы вернуться вечером и вымаливать у нее прощение до скончания собственной жизни. Сознание услужливо подкидывает ему вариант, что вечером он уже может не найти ее в квартире, которая стала и ее домом, но об этом Фред предпочитает не думать. Замирает на пороге лишь на мгновение, чтобы посмотреть, как девушка отчаянно обхватывает себя руками, а плечи ее содрогаются под натиском накативших слез. Хлопок входной двери ставит последнюю точку в этом разговоре.       С наступлением темноты, Фред все же решает вернуться домой. За время, проведенное в одиночестве, он успел о многом подумать и кое-что переосмыслить в своей жизни. Это не было для него чем-то новым или неизведанным; кажется, он просто сумел услышать все то, что до него пыталась донести девушка на протяжении всех их отношений, которые были далеки от идеальных. Он вспоминал каждую их ссору с полным осознанием где и почему был неправ. Фред даже с иронией отметил тот факт, что ругались они довольно часто, чего раньше он не замечал. Мелкие перепалки Уизли никогда не воспринимал серьезно, осознав всю их значимость только теперь. Он был удивлен и восхищен терпением Грейнджер, которая стоически сносила каждую их ссору и даже умудрялась находить с этом какие-то положительные стороны. Конечно, они оба были не подарками друг для друга: он, самоуверенный и взбалмошный, с трудом уживался с педантичной и порой слишком серьезной девушкой. Но Фреду нравилось думать о том, как они дополняли друг друга: он учил ее быть более безразличной к каким-то мелочам и не воспринимать все слишком серьезно; она учила его ответственности и заботе о ком-то, кроме себя самого и Джорджа. Еще никогда в жизни Фред не брал на себя подобный груз, как содержание и жизнь с девушкой под одной крышей. Для Гермионы это тоже было сложным шагом, и они учились всему вместе. Теперь, когда существовала угроза потерять все то, что они с таким усердием выстраивали, Фред был уверен, что на протяжении всех отношений делал недостаточно. Был недостаточно внимательным, недостаточно заботливым, недостаточно любящим, недостаточно оберегающим. Конечно, разве мог по-настоящему любящий человек наговорить все то, что наговорил он? Парень был уверен, что он не заслуживает такую девушку, как Грейнджер. Не заслуживает ее любви, поддержки и терпения, которыми она всегда одаривала его с лихвой. Но теперь все точно будет по-другому. Если только она его дождется, если только позволит все исправить, он больше никогда не совершит подобных ошибок. Потерять ее было для него подобно смерти. Он просто не справится с этой жизнью без нее. Только не теперь.       А для Гермионы эти часы одиночества стали своего рода прозрением. Она любила Фреда. До боли в сердце любила его и готова была отдать жизнь за него. Вот только отдать свою жизнь ему она оказалась не готова. Внезапно эти отношения стали казаться ей невозможно токсичными. Она не могла сказать, что не чувствовала его любви, поддержки и внимания: именно Фред носился возле нее как помешанный, стоило ей хотя бы немного заболеть; именно Фред обнимал ее до хруста костей, когда у нее был тяжелый день; устраивал ее на диване, приносил ее какао, укутывал в плед и читал ей вслух ее любимую книгу, даже если ему она казалась катастрофически скучной и неинтересной. Он давал ей все, о чем только может мечтать девушка в здоровых отношениях. Но все это перебивалось количеством и масштабами их ссор. Раз в месяц они стабильно ругались до битой посуды, после чего ночевали в разных комнатах и несколько дней не разговаривали друг с другом; а мелких ссор было столько, что устанешь перечислять. Им было тяжело вместе, она поняла это только теперь. Они старались подстроиться друг под друга, ломая самих себя ради этих отношений; они старались быть терпеливыми в те моменты, когда это было необходимо. Гермиона понимала, что отношения — это труд; но разве с любимым человеком не должно быть легко? Она старалась, старалась изо всех сил и знала, что парень делает для нее тоже самое. Но если у них не получается выстроить собственное тихое и спокойное счастье, стоит ли убивать себя окончательно? Стоит ли проживать каждый день словно на пороховой бочке? Ей казалось, что нет. Гермиона Грейнджер была бойцом. Но Гермиона Грейнджер не железная.       Стоя на пороге квартирки на втором этаже магазина Вредилок, Фред успокаивал себя тем, что из-под двери проглядывалась тонкая полоска света. Значит девушка была дома. В некоторым смысле это утешало, но не давало чувства безопасности. Он все еще боялся, что, войдя внутрь, у него не получится исправить то, что произошло утром. Но делать что-то нужно было. Поэтому Фред, собрав остатки разбитой гордости и утраченного мужества, уверенно поворачивает дверную ручки и проходит в коридор. Снимает ботинки, проходит в гостиную и видит шатенку на диване. Она даже не шевелиться, хотя точно знает, что за ее спиной стоит Уизли; по коже пробегают мурашки, оставляя после себя легкий озноб. Делая глубокий вдох, Фред проходит дальше и присаживается на кофейный столик ровно напротив Гермионы. Его взгляд прикован к ее ладоням, которыми она сейчас неуверенно мнет края собственной кофты; ноги ее обтянуты плотной тканью джинс, и парень приходит к выводу, что она тоже ходила проветриться. Они оба кожей чувствовали напряжение, витавшее в воздухе, но не один не решался начать разговор первым. Тогда Фред вспоминает как ее тело отзывалось на его последнее прикосновение перед его уходом, и набирается смелости повторить попытку. Бережно беря в ладонь ее тонкие пальчики, парень чувствует, как девушка напрягается, но руки не отнимает. Ее ладони всегда были теплыми и теперь, когда они подернуты холодом, Уизли обреченно закрывает глаза. Он притягивает ее заледеневшие пальцы к собственным губам и сначала принимает дышать на них, чтобы согреть, а после оставляет несколько долгих поцелуев на пальцах и ладони шатенки. Гермиона с трудом сдерживает рвущиеся наружу слезы, даже думает о том, чтобы сдаться в плен его рук; ощутить такое необходимое тепло, которого так не хватало весь день; почувствовать его руки на своей коже и знать, что он ее любит. Но сдаться теперь, значит сделать шаг назад. А Гермиона не собиралась этого делать. Собственные слабости она теперь оставит при себе.       — Я не могла уйти вот так, — шатенка первая нарушает тишину, чувствуя, как по щеке скатилась первая слеза. Она опускает голову, ощущая на собственной ладони стальную хватку. Ее слова выбили из колеи парня, который с таким трудом собирал себя сегодня по кусочкам. Он чувствует, что за ее фразой скрывается нечто ужасное, о чем думать не хотелось вовсе, поэтому он снова целует ее ладонь, после чего возвращает ее к девушке на колени. Фред опирается о диван руками по обеим сторонам от ног девушки и делает глубокий вдох.       — Не надо, — через силу и сбивающие с ног эмоции бормочет парень, даже не поднимая головы, — Что бы ты не задумала, не надо, — его голос дрожит, он с силой сжимает кулаки, цепляясь пальцами за обивку дивана и тяжело дыша, — Пожалуйста, Гермиона, — он готов умолять ее, упасть на колени, сделать все, о чем она попросит, лишь бы остановить ее.       — Так будет лучше, — сквозь слезы шепчет девушка, снова принимаясь перебирать края собственной кофты. Когда Фред не выдерживает и вскидывает голову, упираясь в нее прямым и требовательным взглядом, шатенка видит в его глазах слишком много боли. Последний раз она видела Фреда таким, когда Джордж лишился уха. Он был так же напуган, но умудрялся шутить. Сейчас же его лицо не выражало ничего, кроме непреодолимой скорби.       — Кому? — упрямо спрашивает он, — Кому от этого будет лучше? — Он смотрит ей в глаза, видит, как по ее щекам текут слезы и ломается окончательно. Фред снова опускает голову, где-то на задворках сознания понимая, что он уже ничего не сможет сделать. Если Гермиона Грейнджер принимает решение, она будет идти до конца. Даже если от этого сломается сама. — Если ты уйдешь, я… Я не… — он не успевает договорить, потому что чувствует обжигающее прикосновение ее холодных пальцев на своем лице.       — Когда-нибудь ты поймешь, что я была права, — она осторожно подняла его лицо за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза, пытаясь убедить его в собственной правоте. Только вот она не рассчитывала, что его взгляд будет убедительнее любых ее слов. Они оба были слишком упрямы, чтобы сдаваться без боя.       — А я не хочу понимать этого, ясно? — твердо заверяет ее Фред, обхватывая ладонями ее бедра и притягивая ближе к себе. Она замирает в миллиметрах от его губ и нервно сглатывает от такой близости. Слезы мгновенно заканчиваются, когда шатенка вынуждена делить с ним один воздух на двоих. Он упрямо смотрит ей в глаза, даже не пытаясь дать ей шанса к отступлению. В упрямстве он был готов тягаться с ней вечно, — Мне все равно. Я знаю, я облажался. Но прошу тебя, не отталкивай меня, — он касается ее лба своим и выдыхает ей в губу, когда чувствует ее нервную дрожь, разливающая по всему телу, — Я не могу потерять тебя. Просто не могу.       — Фред… — большего она произнести просто не в силах. Голос ее срывается на отчаянный шепот, а самоконтроль подводит. Девушка цепляется тонкими пальчиками за плечи парня, не понимая, чего сейчас хочет больше — обнять, спрятать собственное лицо на его шее, плакать и говорить о любви, или оттолкнуть, чтобы у нее была возможность сбежать. Тогда Уизли принимает все решения за нее. От того, как она произнесла его имя — болезненно и гулко — у него окончательно срывает крышу, и парень сдается первым. Одним резким движение, оставляя ладони все еще на бедрах девушки, рыжий притягивает ее к себе вплотную, буквально впечатывает в собственное тело и целует. Отчаянно, порывисто, горько. Глубоко. Перемещая одну руку на талию шатенки, он сдерживает ее в своих объятиях без шанса на капитуляцию, второй рукой зарываясь в ее волосы, в попытках раствориться в этом поцелует. Гермиона даже не сопротивляется, уверенно обвивая тонкими ручками шею парня, цепляясь за его волосы словно за остатки собственного сознания. Ей сложно противостоять тому возбуждению, которое волной разливается по всему телу от одних его прикосновений; его поцелуи становятся более жесткими и властными, он с остервенением терзал ее рот, кусал губы, по которым истосковался за весь день; ему хотелось опровергнуть все ее слова своими действиями, не позволить ей сдвинуться с места, не оставить выбора, сдаться, выбросить белый флаг; ему хотелось, чтобы это длилось вечно. Но разговор еще не был закончен.       — Я люблю тебя, — шепчет он сквозь поцелуи, каждый из которых был требовательнее предыдущего. Парень с жадностью исследовал ее рот своим языком, чувствуя, как она отзывается на каждое его движение, — Не оставляй меня. Пожалуйста, Гермиона, — еще один глубокий поцелуй, после которого разум готов отключиться окончательно. Рука, находившаяся на талии, уверенно пробирается под кофту; пальцы чувствуют нежную кожу, а Грейнджер невольно выгибается дугой навстречу его телу от подобной настойчивости. Когда девушка чувствует соль на губах, она уверенна, что это были не ее слезы, — Не оставляй меня. Прошу тебя, я не смогу без тебя, — переходя в наступление Фред, перемещается с ее губ на шею, прикусывая нежную кожу за ушком и мгновенно зализывая нанесенный ущерб языком. Он слышит ее тяжелое дыхание, а она чувствует, как на ее шею снова и снова опускаются капли соленой влаги.       — Посмотри на меня, — просит она парня, который предпочитает проигнорировать просьбу девушки, снова и снова оставляя на тонкой шее дорожку из влажных поцелуев, — Фред, посмотри на меня. Пожалуйста, — от мольбы в ее голосе, парень замирает на несколько секунд, все еще чувствуя горячую кожу под собственными пальцами. Он прячет лицо на ее шее, сильнее обвивая ее теперь уже обеими руками и не желая выпускать из объятий.       — Отпусти меня, — шепчет Гермиона ему на ухо, обнимая рыжего в ответ и зарываясь пальчиками в его густые медные волосы, — Мне тоже больно. Я люблю тебя, но мне тоже больно. Так не должно быть. — Она чувствует, как он неохотно высвобождается из ее объятий, вынужденный выпустить и ее из своих крепких рук. Фред снова опускает ладони на ее бедра, все еще не поднимая головы, осознавая собственную слабость и власть девушки над его эмоциями. От того, насколько поникшим сейчас выглядит ее любимый Уизли, внутри что-то предательски ломается и слезы снова находят выход.       — Тогда зачем ты это делаешь? Зачем ты оставляешь меня, если любишь? — он, наконец-то, поднимает глаза, и Грейнджер готова забрать все свои слова обратно, таким разбитым он сейчас выглядел. Красные от непрошенных слез глаза, слегка покрасневший нос, синяки под глазами — видеть его таким было для шатенки настоящей пыткой. Но девушка верила, что, уйди она сейчас, оба они смогут обрести что-то более значимое в будущем.       — Потому что так будет лучше, для нас обоих, — повторяет шатенка фразу, произнесенную несколькими минутами ранее. От этого Фред лишь сильнее ощетинивается, вскидывает руки и отодвигается от Грейнджер на несколько сантиметров.       — Черта с два! — недовольно произносит Уизли, вытирая ладонями влажное от слез лицо, — Мне придется жить с чувством, что я упустил единственного человека, способного сделать меня счастливым. Думаешь, мне действительно будет от этого лучше? — гнев снова начинал овладевать его эмоциями, и Фред всеми силами старался сдержать себя, хотя понимал, что у него ничего не получается. Он знал, что ему сейчас лучше заткнуться и не произносить больше ни слова, потому что иначе даже то хорошее, что у них еще осталось, он мог разрушить. От осознания такой простой истины, парень обреченно опускает голову, когда видит в ее глазах страх.       Девушка не произносит больше ни слова. Гермиона медленно поднимается с дивана и уходит в спальню, откуда ей нужно было забрать расшитую бисером сумочку. Когда Фред видит ее в дверях, он сразу узнает вещицу — именно с этой сумкой она и Гарри с Роном скитались на протяжении почти целого года в поисках крестражей. Значит, она успела даже вещи собрать. И осознание этого факта бьет по его самолюбию лишь сильнее. Он опирается локтями на собственные колени, опускает голову еще ниже, сутулится и зарывается пальцами в волосы, с силой сжимая их. Ему казалось, что физическая боль сможет вытеснить хотя бы немного той боли, которая останется после того как Грейнджер покинет квартиру.       — Я временно поживу у Гарри, если ты захочешь увидеться. — Он вопросительно вскидывает голову, замечая в ее взгляде привычную ему мягкость и нежность, и это кажется ему той необходимой соломинкой, за которую он так отчаянно теперь цепляется, — Я не собираюсь прятаться или бегать от тебя, Фред. Ты всегда можешь меня найти, когда захочешь, — она осекается, понимая абсурдность собственных слов, — Если захочешь. — Последний взгляд и Гермиона пугается, видя в его голубых глазах океаны боли и льда, сковавшие его сознание. Поддавшись импульсу, она снова подходит к нему и садиться перед ним на колени; осторожно проводит по его шершавой щеке ладонью, от чего Фред лишь блаженно прикрывает глаза, представляя, что ничего не изменилось. Сейчас она останется рядом с ним, они заварят какао, он снова будет читать ей какую-то дурацкую маггловскую книгу и все будет в порядке. Но вместо этого Гермиона тянется к его губам, оставляя на них болезненный и тоскливый поцелуй, полный немого отчаяния. Он отзывается на движение ее губ и в тот момент, когда парень уже готов послать все к черту и никуда ее не отпускать, девушка выскальзывает из его несостоявшихся объятий, оставив его с горьким послевкусием на губах.       Хлопок входной двери заставляет его вздрогнуть. На щеках снова появились непрошенные слезы ноющей боли, заполнявшей не только сознание близнеца, но и все пространство вокруг. Здесь теперь все будет напоминать о ней. А в воздухе эхом разносились ее последние слова.       — Я люблю тебя, Фредди.