14 марта, 02:45.
Ира снова оделась не по погоде. Мартовский минус миллионами мелких игл впивается к ней под кожу, вытягивая из-под неё последние частицы тепла.
Очень холодно.
Прятаться от этого ощущения не спешит — привыкла. Ирина вся промёрзла ещё в девяносто седьмом, а потом разбилась, став осколками, о которые люди увечья получать никак не перестанут.
Девочка прокляла Создателя. Создатель, видимо, проклял девочку в ответ.
Она с безразличным видом говорит всем, что боль, причинённая людям, её никак не заботит, а сама с ужасом всех оттолкнуть от себя пытается. Одиночество для неё не наказание, скорее, спасение и подушка безопасности для окружающих.
Только Игнатенко всю жизнь в тюрьме, где решётки своими руками установила, прожить не сможет, ведь такой же живой человек, как все вокруг, с такими же мечтами, порой слишком наивными.
Она за решением в телевизионную школу подалась.
Дура. Несчастная дура. Знает: волшебной палочки не существует, а осколки её склеить человеческими руками не получится:
изрежутся же все. Но внутри вера в чудо сидит. Эту веру в неё отец вложил, когда руками любые раны залечивал. Он бы смог кусочки в целую картину спаять, если бы не крышка гроба заколоченная.
Ветер в затылок заставляет выбившиеся пряди из хвоста к мокрым щекам прилипнуть.
Игнатенко последнюю глубокую затяжку делает, пустоту внутри едким дымом заполняя, и окурок в грязный снег на обочине выбрасывает. До мусорки четыре метра.
Похуй.
Красный на светофоре заставляет её остановиться. Она левой ладонью волосы с лица убирает, позволяя воздуху слёзы высушить.
57. 56. 55. 54…
Рядом машина останавливается, и Ира на себе мужской взгляд находит.
Константин.
Плечи автоматически расправляются, подбородок гордо поднимается вверх и, кажется, даже подводка сама на глаза ровными стрелками возвращается.
Скрывать свою боль Ира умеет, вероятно, лучше всех в этом мире.
Игра в переглядки длиться десять секунд, потом щелчок дверной разблокировки раздаётся, который Игнатенко за приглашение принимает.
42. 41. 38. 37…
На тридцати зелёный для водителей загорится. Она по сторонам оглядывается и непонятно зачем переднее место рядом с водителем занимает.
— Здравствуйте, Константин, — спокойно произносит, будто давний знакомый за рулём, а не наставник, у которого Ира учиться хочет.
33. 32. 31. 30…
— Привет. — Он даже не смотрит на неё, за дорогой следит. Куда едет сам не знает, ведь прежний маршрут уже не актуален.
В машине пахнет мужским одеколоном, эспрессо и теперь ещё сигаретами Иры.
Гецати на кнопку на панели нажимает, и тёплые потоки воздуха в салон врываются. Кожу неприятно колоть начинает.
У него даже в автомобиле порядок идеальный: ни одной лишней вещи на виду, а точнее вообще никаких вещей. Полная противоположность Игнатенко, у которой на всех горизонтальных поверхностях что-нибудь лежит, порой совершенно ненужное, требующее срочной утилизации.
— Не спится? — с усмешкой спрашивает Игнатенко.
— Не привык спать по ночам. Тебя куда?
— К «Дарье». —
Вот и поговорили.
Константин резко руль выворачивает и в противоположную сторону двигаться начинает, через минуту снова на том перекрестке останавливаясь.
Для Гецати Ирина Игнатенко — главная головоломка последних дней. На завтра встреча с Даши назначена, будут команды формировать, а он до сих пор не определился. Его эта неопределенность раздражает, привык к порядку же. Всегда точно знает чего хочет.
Знал. До того, как Ирина на экзамене появилась.
Она не «собака одного хозяина» и даже не просто глупая девочка. Она — протест в живом воплощении, накрепко уверенный в своей правоте.
— Возьмите меня к себе в команду. — Ира будто мысли его услышала. Понимает же, что другой возможности может не представиться. До «Дарьи» два поворота и пять минут.
— Ирина… — Гецати её имя тяжело выдыхает, но мысль свою даже в голове сформулировать не успевает.
— Я хочу к вам в команду. — С присущим ей напором и почти по слогам.
— Я против порч, против зла, против ярости, которая в тебе кипит. В моей команде тебе придётся отказаться от этого.
У Иры возражения комом в горле застревают. Она их с болью сглатывает и ногтями в ладонь впивается.
— Я готова работать, готова учиться.
— Ты должна дать обещание. — Константин паркуется на единственное свободное место возле небольшого торгового центра, который закрылся ещё несколько часов назад.
— Я обещаю. — Он впервые за поездку оборачивается на неё, вонзается взглядом в черные зрачки: понять пытается насколько это обещание искреннее и железобетонное. В очередной раз жалеет, что ложь так же, как Егорова, различать с полуслова не умеет.
— Мне кажется… Я хочу надеяться, что ты всё же человек принципов. — Ира ничего не отвечает, теряется: она человек принципов, только эти принципы Гецати не понравятся. — Может тебя до дома довезти?
Сегодня очень холодно.
