Убер

Я им больна. Просто больна.

      Я тихо смеялась, пока он рассказывал истории из своей жизни. Улыбка на его лице заставляла появиться улыбке и на моем. Мне хотелось проводить с ним больше и больше времени.       — А что это за блюдо? — спрашиваю я про железную «тарелку», над которой мы жарим маршмеллоу.       — Да так, — он сразу изменился в лице. — это не играет роли. Просто украшение.       Я поняла, что это отмазка, но спрашивать дальше не стала. Наш самодельный костер потихоньку потухал, но Кирилл продолжал рассказывать свою очередную историю.       Когда мы дожарили зефир, парень убрал всю «фурнитуру», и сел рядом со мной. Правда, мне бы хотелось смотреть ему в глаза вечность. Серые и бездонные.       — Спать бы пора, — наконец, подал голос Кира. Интересно, почему я называю его именно «Кирой» в своих мыслях? — ты не хочешь?       — Не особо.       Мы помолчали минуту. Я разглядывала его уставшее лицо и уже высохшие волосы.       — Пойдем на крышу? — вдруг предложил Кирилл.       На крышу? Это не самое странное предложение за весь день, и я медленно кивнула. Мы отправились в коридор, я надела кеды, Кирилл тоже. Так мы и оказались на крыше этого пятиэтажного дома.       Тут веяло свободой. Красивой и манящей. Можно было дышать полной грудью, что я и делала. Кирилл держал меня за руку, ведь бортиков у крыши почти не было. Зато было две одиноких скамейки.       На неровностях красовались лужи. Питерский дождь — наверное, самое «прикольное», что я хотела бы здесь увидеть. Это даже круче белых ночей.       На скамьи мы сесть не смогли, так как промокли бы сразу. Но Кирилл сказал, что над ними скоро установят «крыши».       Вид отсюда потрясный. Мне очень нравится тут всё. Архитектура… короче, даже перечислять не буду.       Подойдя к краю, я ухватилась за руку Кирилла сильнее, так как упасть всё-таки боюсь. Он снова улыбнулся.       У меня от его улыбки крышу сносит. Меньше бы проблем…       — Даша, — на выдохе он произнес мое имя. Я сразу повернулась к нему лицом, вопросительно посмотрев в глаза. — ты реально меня любишь?       Этот вопрос залез в голову буквально сразу. Разлетелся эхом. Он звучал, как упрек, как будто я сделала что-то плохое, провинилась.       — Да, — вздыхаю. — да, люблю.       Усмешка. Обычная усмешка. Никакого «я тебя тоже». И вот теперь захотелось спрыгнуть. Больше ничего.       — У нас завтра концерт. Ты едешь с нами.       Я приподняла брови, а потом опустила взгляд в пол. Выдохнула. Сидеть в гримерке — не самое лучшее. Но я соглашусь, потому что я никто, чтобы перечить Кириллу Бледному. Я просто его собачка. Как в той песне. «Буду твоим пёсиком».       — Хорошо.       Я прикрыла лицо одной рукой, потому что почувствовала, как подступают слёзы. Я знала, что Кирилл мной пользуется, знала, что не нужна ему на самом деле. Но привязанность не дает мне покоя. Я ведь и не заметила, как полюбила его по-настоящему.       — Ты плачешь? — последовал вопрос. О, Кирилл, знал бы ты, насколько прав. — Почему?       Я молчу. Не хочу, чтобы он знал. Я ведь тогда еще больше опущусь в его глазах. Шмыгаю носом. Не могу это контролировать.       — Не хочешь говорить, ясно, — а вот это было уже без упрека. Просто некое разочарование. Он разочарован в том, что я ему не доверяю? Да как вообще ему можно доверять? — значит идем спать. Это не дело, Даша, ты должна уметь держать в руках, тем более, что будешь выступать с нами как Молли. Представь, что будет, когда ты заплачешь на сцене.       Я киваю, и, уже не сдерживая слез, смотрю снова на него. Он расстроен. Уголки его губ опустились. Но раз уж ему все равно на мои чувства, мне тоже будет все равно на его.       Мы вернулись домой. В комнате я разделась до футболки, легла в кровать, уткнувшись лицом в подушку и заплакав в полной мере, пока Кирилл ушел в душ. А когда вернулся, я уже не плакала. Я просто лежала и думала о своем, о всяком…       — Сладких снов? — тихо спросил он, ложась рядом. Думал, наверное, что я сплю. Пусть и дальше думает. Я промолчала.