Ходящий тропами вдоль ветвей древа Сущего

      Оранжерея утопала в цветах, ароматах и солнечном свете. Плети белых магических лилий обвивали поддерживавшие стеклянный купол крыши опоры. Усыпанные яркими пушистыми облаками цветков кусты пионов и махровых хризантем возвышались над низкими кустиками мелких роз, источая сладость. У самого пола, поблескивая каплями воды на бархатных лепестках, ковром стелились бледно-голубые фиалки. Растения заполонили собой все: покрывали землю, прятали стены, свисали с потолка, демонстрируя зелень листьев и разнообразие соцветий. Пробиваясь сквозь лианы и плющ, солнечные лучи разбрасывали по аккуратным дорожкам из деревянных плашек и низким декоративным заборчикам яркие блики, превращая пространство в нечто чудесное и сказочное. Где-то в глубине оранжереи пели свою бесконечную нежную мелодию китайские колокольчики.       Именно туда, с удовольствием вдохнув напоенный ароматами воздух, и направился Люциус вслед за домовым эльфом. Дорожка вывела их к небольшой, уютно обставленной ротанговой мебелью площадке. Несколько открытых стеллажей, наполненных книгами; качели; стол и три просторных кресла вокруг. В одном, обложенная подушками, сидела и читала хозяйка и главный экспонат этого цветочного царства — Камелия Крауч. Маленькая, болезненно бледная и худая, та казалась, скорее, фарфоровой куклой, нежели живой женщиной. Увидев гостя, та спешно спрятала книгу под укрывавшим ноги пледом и приветливо улыбнулась. — Добрый день, мадам.       Люциус галантно поклонился и поцеловал воздух над протянутой ему тощей кистью. — Здравствуйте, лорд Малфой! Прошу прощения, что не поднимаюсь навстречу, мне последние дни немного нездоровится. — Ну что Вы, все в порядке. Рад наконец познакомиться с горячо любящей и любимой матушкой Барти, — он обворожительно улыбнулся. — Благодарю за теплые слова. Я тоже очень рада. Сын столько о Вас рассказывал. Как у него дела? — жадно спросила миссис Крауч, очевидно изголодавшаяся по новостям и живому общению. — У Барти все благополучно. Вчера, насколько я знаю, он наконец получил официальное разрешение сдать ЖАБА в этом году. Экстерном. Так что сегодня он уже, должно быть, посетил лекции для седьмого курса и вовсю готовится штурмовать библиотеку. Удивительно умный мальчик. Я в его годы не мог подобным похвастаться, был абсолютным шалопаем.       Та гордо, но немного тоскливо улыбнулась: — Сын так спешит повзрослеть. — Полагаю, у него есть стимул. К тому же не один, — Люциус хитро прищурился, получив в ответ не слишком уверенный смешок. — Да, его дед недавно смог со мной связаться и рассказал немного о планах на моего Барти… — увядающая хозяйка окружающей их цветущей роскоши нервно сжала краешек пледа. — Да и тот молодой человек… Эван? — Совершенно верно, мадам, — кивнул он. — Всю жизнь про него слушаю. Хотя не ожидала, что в итоге мальчиков свяжут… свяжут настолько… близкие отношения. Мой муж… — та окончательно замялась, очевидно не зная, как продолжить. — Не нужно, мадам, — мягко прервал Люциус чужие словоизлияния, — я понимаю. — Спасибо.       Расторопная эльфийка уже накрыла стол для чаепития, и хозяйка дома, стыдливо опустив глаза, потянулась к чайнику, чтобы вручную разлить напиток по чашкам. Деликатно отвернувшись, он предпочел еще раз оглядеться вокруг — эта женщина и без чужих напоминаний ясно осознавала собственную ущербность. Как физическую, так и магическую. — У Вас чудесная оранжерея, мадам, настоящее море цветов, — похвалил он. — Благодарю, — отозвалась миссис Крауч. — Это подарок мужа. А следит за всем этим великолепием Винки, моя эльфийка, — коротко пояснила та и вновь перевела тему на сына, проигнорировав чужую попытку завязать легкую беседу: — Я очень признательна Вам за участие в жизни Барти, лорд Малфой. За эти годы он побывал во множестве интересных мест и смог завести хороших друзей. Это очень меня радует. Мой мальчик всегда был довольно замкнут, да и пообщаться со сверстниками до Хогвартса ему случалось не так часто, как хотелось бы. Я очень волновалась, что он мог стать затворником или увлечься кем-то чрезмерно…       Миссис Крауч оборвала себя резко, и продолжение фразы «как его отец» осталось неозвученным, но все равно повисло между ними. — В общем, это прекрасно, что сейчас мой мальчик с восторгом рассказывает о целой компании приятелей. И… и конечно же о Вас, лорд Малфой, — скомканно подытожила та. — Я тоже доволен, что молодые люди подружились. Возможно этому поспособствовало и то, что ситуация Барти не была уникальной, пусть и стала для меня полной неожиданностью, — тон Люциуса сочился мягкостью и пониманием.       Миссис Крауч вместо ответа отвела взгляд и спрятала нервно подрагивавшие пальцы под плед на своих коленях: — Вы писали, сэр, что у Вас для меня есть некоторые сведения, не предназначенные для чужих ушей. — Совершенно верно, — он сделал небольшой глоток чая, — и эти сведения отчасти касаются благополучия Вашего сына, мадам. — Барти что-то угрожает? — та резко напряглась всем своим тщедушным телом и вцепилась пальцами в край стола. — Пока нет, — вкрадчиво заговорил он. — И я надеюсь, что так оно и останется. — Говорите же! — теперь все внимание этой чахлой Камелии было приковано к нему. — Миссис Крауч, то, что я планирую Вам открыть, — большая тайна. И тот, кто раскрыл эту тайну мне и попросил донести сведения до Вас, надеется, что в дальнейшем тайной это и останется, — Люциус выжидательно посмотрел на собеседницу.       Зная одержимость Бартемиуса Крауча безопасностью своей супруги, колдовать в этом доме сверх необходимого минимума Люциус не планировал. С Крауча-старшего сталось бы повесить на жену какие-нибудь сигнальные чары, отслеживающие чужую магию. Так что он предпочел переложить обеспечение приватности их беседы на хрупкие плечи хозяйки дома.       И та не подвела. Торопливо приказала эльфийке обезопасить их от подслушивания и удалиться сторожить камин от нежданных гостей, а сама выжидательно уставилась на него: — Нас никто больше не потревожит, лорд Малфой. Что с моим мальчиком?       То ли волнение к тому привело, то ли непривычная активность, но миссис Крауч еще сильнее побледнела, а усилившийся тремор рук лишил болезненную женщину возможности прикоснуться к чашке без угрозы опрокинуть ту или расплескать чай.       Люциус с печальным видом покачал головой и обратился к собеседнице чрезвычайно мягко: — Прошу Вас, успокойтесь, мадам. Еще ничего не произошло и, возможно, вообще не произойдет. Я собираюсь рассказать Вам всего лишь одну старую историю. Сказку, если желаете. Выслушайте, мадам, а после уже решите — есть ли повод для волнения.       Видя, что уговоры почти не действуют, он в жесте осторожной поддержки положил свои пальцы на ее дрожащие, по-прежнему цепляющиеся за стол. И ласково посмотрел в глаза напротив: — Я тоже забочусь о Барти, Вы ведь знаете, мадам. Здесь никто не желает зла Вашему сыну.       Во взгляде миссис Крауч среди слепого беспокойства наконец проступило понимание. Напряженное и дрожащее тело немного расслабилось. — Хорошо, — тихо произнесла та. — Но когда у меня возникнут вопросы, то Вы на них ответите. — Если они у Вас возникнут, — благосклонно кивнул Люциус и удобнее устроился в кресле для долгого рассказа. — Итак. Когда-то в одном магическом поселении жил юноша. Существование его было совершенно обычным: учился, влюблялся, ссорился с родителями. Но в положенный срок, несмотря на все разногласия, взял в жены выбранную ему родственниками девушку и возглавил семейный бизнес. Спустя довольно долгий срок супруга подарила ему двойню — мальчика и девочку, однако сама так и не оправилась от трудных родов и вскоре умерла. Отец горячо любил своих детей и заботился со всем тщанием. Шли годы, дети росли. Брат и сестра были очень привязаны друг к другу, разделяя все невзгоды и радости на двоих. Когда же наследнику потребовалось продолжить обучение в другой стране, и брату с сестрой впервые пришлось надолго разделиться, они очень тяжело это переживали. Забегая вперед, скажу, что — вполне вероятно — останься молодой человек подле девушки, и дальнейших событий можно было бы избежать. Но, увы, жизнь не имеет сослагательного наклонения.       Люциус сделал глоток из своей чашки, незаметно оценивая состояние собеседницы. Затем продолжил: — На проводах брата девушка — для удобства давайте назовем ее Пандорой — познакомилась с юношей. Тот показался ей таким внимательным и дружелюбным, столь тонко понимающим ее тоску по самому близкому человеку, что она вскоре влюбилась. Пылко и до беспамятства, как это бывает только в юности. И все могло бы быть замечательно, но вот беда: ее Избранник, при всем своем теплом к Пандоре отношении, дальше приятельста заходить не спешил и чувств ее совершенно не замечал. То, что виделось Пандоре спасением от одиночества и печали, стало проклятием. Юная леди чахла на глазах. Ни одно из ее ухищрений не помогало, Избранник оставался равнодушен ко всем попыткам сблизиться. В конце концов, она решилась честно признаться в чувствах, но… Получила отказ. Подобного Пандора простить не смогла. Обида сделала ее мстительной и ревнивой. Со временем неприятные, но безобидные попытки поддеть и уколоть отвергнувшего ее чувства превратились в откровенные гадости и оговоры. Но даже на самые гнусные козни Избранник не реагировал, продолжая жить своей жизнью, лишь окончательно разорвал с Пандорой любые отношения. Возможно, будь у нее близкие подруги, она легче перенесла бы крушение любовных надежд. Но Пандора была одинока.       Миссис Крауч наконец начала вникать в историю: слушала молча и внимательно, пусть легкое недоумение и проступало на ее бледном изможденном лице.       Он поспешил развить интригу: — Тем временем Избранник и сам влюбился. Правда, с бòльшим успехом — дама сердца дала тому согласие на помолвку и брак. Узнав об этом, Пандора была вне себя от гнева. Она снова начала свою «охоту». В конце концов Избранник, измотанный преследованием, явился к ее отцу и рассказал о поведении дочери. Пандору наказали и заперли дома, но это только сильнее обозлило ее. Накануне свадьбы Избранника Пандора все же смогла вырваться из-под опеки и решилась на отчаянный шаг: она заявилась прямо к тому в дом. Разразился безобразный скандал. В страхе, что дойдет и до убийства, невеста Избранника вмешалась, пытаясь образумить соперницу. Но не преуспела. А когда вскрылось, что та еще и беременна, Пандора впала в безумие. Она произнесла проклятие.       Люциус приник к чашке, смачивая пересохшее от долгого рассказа горло.       Хозяйка цветника сидела, прижимая дрожащие руки к груди, и внимала. — Пандора выкрикнула: «Раз меня ты отверг, то не видать тебе, а после и твоим потомкам, счастья вовек! Любой, кто станет им мужем или женой, пусть в муках скончается. А ежели ребенок у кого от вашего семени появится, пусть погибнет в момент рождения, убив и собственную мать. И кровь моя — тому свидетель!» — Какой ужас, — не выдержала миссис Крауч. — Это же проклятие на крови. — Даже хуже! Это было посмертное проклятие, подкрепленное магией Жертвы. Прокричав это, Пандора пронзила себе горло собственной палочкой, — Люциус печально вздохнул. — Еще хуже было то, что выбранная ею формулировка лишала Избранника даже призрачного шанса развеять проклятие самому. — Почему? — Главное правило подобной магии. Такое же древнее, как она сама. Жизнь за жизнь; кровь за кровь. То есть, не произнеси Пандора последнюю фразу — про свою кровь, — проклятье было бы возможно снять любой добровольной человеческой жертвой. Например, Избранник смог бы спасти своих будущих жену и ребенка, умерев сам. Подошел бы и кто-нибудь из близких невесты, пожелай тот маг избавить родственницу и ее нерожденное дитя от столь печальной участи. Даже произнеси Пандора фразу чуть иначе, например — «кровь рода моего — тому свидетель», и то были бы шансы найти выход. Но она упомянула только свою кровь. А значит — круг подпадающих под условие жертв сузился до ее ближайших родственников, напрямую делящих с ней одну кровь. В случае Пандоры это были ее отец и ее горячо любимый брат. — Чудовищно!       Миссис Крауч схватила со стола чашку и, чуть расплескав содержимое, припала к краю, как путник в пустыне — к источнику. — Это еще не конец, позволите продолжить? — едва ли не промурлыкал довольный достигнутым результатом Люциус. — Мне кажется, что дальше все будет только страшнее, — прошептала его собеседница. — В некотором роде, — загадочно обронил он. — Но осталось недолго, ведь действующих лиц в нашей сказке не так много. Отдавая тело Пандоры отцу девушки, Избранник открыл тому обстоятельства смерти дочери. В том числе упомянул и обрушенное той на головы невинных, по сути, людей проклятие. Чуть позже узнал обо всем и брат Пандоры, спешно прибывший на похороны сестры. Но молодой человек то ли не поверил отцу, то ли просто впал в буйство от горя, однако обвинил в смерти сестры их отца и убил того. — Ужасно! Он ведь остался последним, кто мог бы спасти Избранника… Он совершил самоубийство, да?       Камелия Крауч, искренне увлекшаяся сказкой, взволнованно крутила в почти прозрачных пальцах опустевшую чашку в ожидании развязки. — Не совсем и не сразу, — покачал головой Люциус. — Здесь стоит сделать небольшое отступление. Иногда в жизни мужчины, особенно влюбленного вне брака и не слишком осмотрительного, может произойти некое событие, которое затем превращается в постыдный секрет. — Рождение внебрачного ребенка, — понимающе прошептала та. — Верно. В ранней молодости, пока еще не был заключен договорной брак, отец Пандоры, с которого и начиналась эта сказка, был влюблен и не был осмотрителен. Когда же настало время ему жениться, выяснилось, что дама его сердца беременна. Прервать беременность та отказалась, несмотря на возможную огласку и позор. Так в жизни отца Пандоры появилась тайна, о которой сначала знали только он сам и его бывшая любовница, а со временем оказался посвящен и его наследник, тот самый брат Пандоры. — Нет! — очевидно уже понимая, что произошло дальше, миссис Крауч замотала головой. — Увы, но да, — не обращая ни малейшего внимания на явственную тревогу собеседницы, Люциус безжалостно продолжил. — Видимо, горе окончательно помутило рассудок молодого человека. Тот узрел в череде трагедий некий высший смысл и решил завершить месть Пандоры, убив их с сестрой незаконнорожденную сестру, а заодно и себя. Стоит отметить, что юная особа, которая была плодом любви отца Пандоры и обычной маглорожденной волшебницы, о своем отце ничего не знала, искренне полагая, что тот или умер, или был простецом. Она жила совершенно обычной жизнью. И когда обезумевший от горя единокровный брат напал на нее, то девушка абсолютно ничего не поняла. Ни его криков о «ценной крови», ни заявлений о «жертве во славу семьи».       Чашка выпала из ослабевших женских пальцев и, скатившись по пледу, глухо стукнулась о деревянный настил, расколовшись на две части. Побелев от ужаса, миссис Крауч вжалась в кресло так, что, казалось, просто слилась с тем. — Нет… — прохрипела несчастная женщина.       Люциус же, спокойно наблюдая за чужими метаниями, продолжал говорить: — Зачем-то наш мститель отволок единокровную сестру в фамильный склеп. Полагаю, тогда разум уже покинул его окончательно. И быть бы несчастной убитой, если бы не одна мелочь. Муж дал ей сигнальный маячок, одноразовый артефакт для экстренного вызова авроров. Сущая безделица, что позволяет подать сигнал о помощи. Такие имеются почти в каждой семье. И она носила вещицу с собой. По настоянию безумно ее любящего мужа. — Прекратите… — прошептала та, насильно возвращенная в тот ужасный день, что навсегда изменил жизнь молодой Камелии Крауч. — Как скажете. Полагаю, имя того человека, как и род, к которому он принадлежал, Вы знаете и сама. — Самен… — одними губами произнесла та — Кареп Самен.       Люциус видел, как трясло миссис Крауч, но не предпринял ни единой попытки помочь. Эта женщина должна была самостоятельно осмыслить «сказку», равно как и свое там место, прежде чем он поможет ей решиться умереть.       Кристина Джагсон — его незаметная, но очень полезная и преданная помощница, работающая в Архиве Министерства — уже давно скопировала для него достаточно старое дело о похищении и попытке убийства миссис Камелии Крауч. А с таким удовольствием рассказанная в семейном кругу Поллуксом Блэком сплетня добавила деталей. Самен, прежде чем авроры ворвались в склеп, действительно успел многое, необратимо повредив не только физическое, но и душевное здоровье тогда еще совсем молодой женщины, убив ребенка в ее утробе. Если бы Камелия не была беременна или чуть больше смыслила в родовой магии, то смогла бы сбежать от похитителя. Но она была глупа и мечтала о детях, и после нападения эта мечта превратилась в одержимость, едва не стоившую ей жизни. На самом деле, ничего удивительного не было в том, что Барти-младший стал центром ее мира, а благополучие единственного сына — навязчивой идеей.       «Ее муж это прекрасно чувствует, за что ненавидит сына еще яростнее».       На всем этом Люциус и планировал сыграть. И благодаря исковерканной психике и общему плачевному состоянию Камелии у него имелся серьезный шанс убедить ту пойти на жертву.       Когда миссис Крауч перестала трястись и бормотать как в припадке, он дотянулся до стоявшего на дальнем конце стола графина и налил стакан воды. Но та отпрянула, будто опасалась нападения: — С кем из этой истории Вы связаны?! Хотите убить моего сына?! Вы хотите убить меня?! — Увольте, — откликнулся он оскорбленно, — я с юности забочусь о вашем сыне. Что мне может дать убийство его самого или его горячо любимой матери?       Миссис Крауч все же осторожно приняла из чужих рук стакан. Упоминание доброго отношения Люциуса к Барти-младшему, казалось вернуло его явно нездоровой собеседнице толику здравомыслия. — Тогда зачем? — поинтересовалась та настороженно. — Мне довольно сложно коротко и ясно объяснить все происходящее сейчас, — ускользнул от прямого ответа Люциус. — Вы уже рассказали мне кошмарную историю, которая внезапно оказалась частью моей жизни, — огрызнулась миссис Крауч, оставляя опустевший стакан. — Так расскажите еще одну. Ведь зачем-то же Вы все это раскопали? — Мне не пришлось. Некоторое время назад я сам был на Вашем месте, — он отпил остывший чай и поморщился. — Видите ли, родители тех детей, которых я опекаю и в некотором роде поддерживаю, довольно часто со мной общаются, я вхож в их дома.       Миссис Крауч отвела взгляд. Очевидно, завуалированный упрек в свою и своего мужа сторону та признала совершенно справедливым.       Бартемиуса-старшего не интересовало в сыне ничто, кроме мнения о том общественности, и это знали многие. На друзей сына тому было плевать. Сама же Камелия почти не выходила из дома, к тому же ее влияние на мужа было небезграничным.       Словно подтверждая ее мысли, Люциус произнес: — Изначально планировалось раскрыть эту трагичную историю Вашему супругу. Но он весьма категорично отказался от беседы с «темными магами».       Короткий кивок был ему ответом. — Теперь о том, как эта история относится к Вашей семье, — он пристально уставился в глаза напротив. — Эван, тот юноша, кто является парой Вашего Барти, собирается сделать ему предложение. Как мы оба понимаем, Ваш сын ему не откажет. — Подождите, — слабым голосом возразила миссис Крауч. — Но Эван ведь наследник! Розье никогда не согласятся. Я полукровка, для подобных им такой союз — мезальянс. Да и Каспар будет против! Он ведь собрался сделать внука основным наследником вместо сына. — Ради помолвки с Барти Эван отказался от своего статуса в пользу младшего брата. Теперь наследник Розье — их младший сын Феликс. Получается, что Каспару не о чем переживать: Барти сохранит фамилию, не уйдёт в чужой род и не оставит род Краучей без продолжения, — не спеша разъяснил Люциус своей собеседнице. — Но дело ведь не в этом. Вы же понимаете, что Ваш супруг не допустит подобного союза и скорее отправит собственного сына в Азкабан, чем допустит его брак с представителем «темного» рода. А учитывая должность мистера Крауча, малейший промах Вашего сына легко будет превращен его же отцом в подсудное дело. — Нет. Бартемиус, он… он так не поступит, — неубедительно вскинулась миссис Крауч. — Хорошо, — покладисто согласился Люциус. — Я буду только рад, если ошибаюсь на этот счет.       Он помолчал, вновь отпивая из чашки холодный, вяжущий язык чай лишь для того, чтобы дать собеседнице дозреть до следующего вопроса.       И та не заставила себя ждать: — Вы ведь не просто так заговорили об Эване, правда? Что с этим юношей не так? Эван, что… Он… он как-то тоже связан с той трагедией?       Он опустил глаза, демонстрируя печаль с толикой неловкости: — Вы правы, мадам. Эван связан с той старой трагедией, но, Слава Мерлину, лишь косвенно. Но его отец все же опасается за судьбу своего отпрыска. — Мистер Розье-старший… Лорд Розье тоже как-то вовлечен во… — миссис Крауч явно затруднилась с подбором слов, — во все это?       Люциус отрицательно покачал головой: — Мы с Вами ведь уже поднимали сегодня тему неосмотрительности и влюбленности… — Эван… Он тоже?..       Он сдержанно кивнул: — Я о многом не могу говорить прямо, сами понимаете, мадам. Таковы были условия посвящения меня в ситуацию в целом. Но у Избранника Пандоры тоже имелся секрет. Точно такой же, каким в свое время были и Вы для Вашего отца, и появившийся еще до того злополучного дня. Но важно другое. Когда того человека не станет, проклятье ляжет на Эвана Розье. А следовательно и на его супругу. В нашем случае — супруга. — Так не бывает! — вскрикнула миссис Крауч. — Такого просто не может быть! — Магическая Британия не так велика, как нам всем хотелось бы верить. Мне очень жаль, мадам.       Не выдержав, та расплакалась. Горько и безнадежно.       Он не трогал ее, не утешал, не жалел. Просто ждал. Ждал, чтобы — если потребуется — доломать. Подтолкнуть к нужному решению.       Горькие рыдания напуганной матери и просто несчастливой, болезненной женщины становились все тише; всхлипы — все беспорядочнее, под конец превратившись в некрасивую икоту.       Он заранее наполнил стакан водой, ожидая, когда его собеседница будет готова к очередному вопросу. — Вас подослали, чтобы… чтобы Вы уговорили меня снять проклятие? Вы хотите, чтобы я поверила в эту чушь? Что мой сын, мой Барти, или останется с разбитым сердцем, или умрет?       В голосе миссис Крауч явственно слышалась вновь зарождающаяся истерика, так что ответил Люциус резко и даже холодно, чтобы немного ту встряхнуть: — Я ничего не хочу. И насколько я понимаю, человек, попросивший меня ввести Вас в курс дела, — тоже. Я пришел сюда только предупредить Вас о грозящей опасности. Избранник Пандоры может прожить еще не один десяток лет. На век Эвана вполне может и хватить. Но может, все будет иначе. В любом случае знание о возможной опасности нельзя утаивать. Именно поэтому я доверил этот секрет Вам как единственному действительно родному для Вашего сына человеку. — Но что, если Избранник умрет раньше? — прошептала та, обмирая от жестокости сделанного ею же самой предположения.       В этот раз Люциус просто промолчал, безжалостно оставляя жертву наедине с монстрами ее разума. — Помогите мне развести мальчиков! — немного поразмыслив, судорожно выдала она. — Первая любовь — не последняя. Барти влюбится снова в кого-нибудь другого!       Он лишь выразительно приподнял бровь и сскептически вглянул на миссис Крауч. — Я не могу потерять сына… — тихо проговорила та слабым голосом. — Не подозревал в Вас такого эгоизма, мадам, — холодом его тона можно было бы морозить воду. — Думал, за это качество в Вашей семье отвечает другой человек. — Я забочусь о сыне! — со слезами на глазах прошептала та, до побеления стиснув сцепленные пальцы рук. — Вы уверены, что заботитесь не о себе? — слегка усмехнулся Люциус. — Барти и Эван проживут счастливую жизнь вместе. Долгую или нет — неизвестно, но точно счастливую. Я помню их рядом, когда Вашему сыну было всего четыре. Эван уже тогда защищал Барти. Прошло больше десяти лет, а они до сих пор вместе, — он не дал себя перебить, когда его собеседница попыталась что-то сказать. — Ваш муж терпеть не может сына. Вы прекрасно это знаете. И как только Вы достаточно ослабнете или умрете, Бартемиус-старший утопит Вашего Барти в своей ненависти. Не стройте иллюзий, мадам, этот брак, долгий или нет, — спасение для него. Я не смогу вечно забирать Барти на большую часть лета и каникулы, заменяя юноше отца. А Вы, увы, не всесильны. — Каспар! — воскликнула словно заново обретшая надежду миссис Крауч. — Когда Каспар сделает моего Барти наследником, он будет защищен!       Лицо Люциуса приняло идеально выверенное удивленно-разочарованное выражение: — Поправьте меня, мадам, если неправильно Вас понял, но… Вы действительно хотите, чтобы дед воевал с сыном из-за внука? Или с Авроратом? Или же сразу с Министерством?       Та поникла, но очевидно не желала признавать его правоту. — Миссис Крауч, Ваш муж — глава Отдела правопорядка. К тому же его стараниями Вашу семью, за исключением Каспара, не особо привечают сильные чистокровные рода. Но, — он поднял указательный палец, акцентируя внимание на следующих словах, — если Эван с Барти сочетаются браком, то у Вашего сына будет поддержка как минимум Розье, Блэков и Малфоев.       Не находя выхода, Камелия в зарождающейся истерике повысила хриплый, словно была непривычна к подобному, голос: — То есть Вы предлагаете позволить Барти стать супругом Эвана Розье? И жить в страхе и ожидании смерти Избранника этой гадкой Пандоры? То есть просто позволить случиться всему, что может случиться? А если Избранник этой… этой эгоистичной девицы проживет год? Или даже меньше? А как же мой Барти? Вы хоть представляете, что мне пришлось вынести, чтобы мой мальчик появился на свет? А что я терпела, защищая его все эти годы?       Люциус, уже предчувствуя нужную для себя развязку, с прохладцей поинтересовался: — О, мадам, так Вы хотите взять с сына плату за собственные муки? Забрать пусть, возможно, короткое, но счастливое будущее? Лишить сына искренне любящего его человека… И зачем все это? Чтобы Вы, мадам, могли быть спокойной, что Ваш сын точно проживет отпущенные Вам годы? — Не мне, а ему! — Мне стоит еще раз напомнить Вам, мадам, о позиции мистера Крауча-старшего в отношении вашего сына? — спокойно уточнил он. — К тому же с каких пор количество прожитых лет как-то соотносится со счастьем? Много счастья принесли Вам последние годы?       На подобный выпад ответить той было абсолютно нечего, и миссис Крауч снова беспомощно расплакалась: — Вы жестокий человек, лорд Малфой.       Люциусу оставалось лишь повернуть ход мыслей загнанной в угол матери в верное русло: — Я просто предпочитаю не питать иллюзий. Верить, что что-то навсегда останется таким, как было прежде, или само собой улучшится, — глупо. Мир меняется только от наших поступков. — Вам легко судить, — всхлипнула его собеседница, утирая краем пледа катящиеся по щекам слезы. — Вы молоды и здоровы. Я же большую часть времени прикована к постели. — Тогда хотя бы не приковывайте к своей постели и Барти, — безжалостно добил он.       Миссис Крауч всхлипнула горше прежнего и съежилась, прижав плед худыми руками к худой груди. Бледное, измученное переживаниями лицо; распухший нос; на щеках и шее, будто неумело нанесенный гламур или грим, — красные пятна. Из-под отечных век капали слезы.       «Больная, сломленная женщина неприглядная в своей трагедии». — Уходите, лорд Малфой. Вы достаточно сказали.       Люциус ушел, не прощаясь.

*

      В кабинете главы рода Малфой было тихо, только шелестели бумаги да изредка позвякивало перо о край чернильницы — лорд разбирал накопившиеся за период праздников бумаги.       Добби, устроившись на высокой табуретке у рабочего стола хозяина, проверял и сортировал почту, изредка подсовывая под руку тому самому хозяину особо важные письма.       Напольные часы в углу пробили четыре раза, и Люциус, отвлекшись, отложил перо и устало потер переносицу. — Когда уже у меня будут дети? — пожаловался он в пустоту. — Можно было бы спихнуть на них управление хотя бы частью этого бедлама. — Леди Нарцисса должна разрешиться от бремени в начале мая, — радостно произнес эльф. — Действительно. Осталось всего три с половиной месяца, — он вдруг весело фыркнул. — Если, конечно, она не разродится раньше. Они с Севером так скандалят, что шансов на это с каждым днем становится все больше. — Мастер Северус слишком капризный, — недовольно обронил Добби. — И глупый. Ту бестолковую рыжую ведьму нельзя даже сравнить с леди Нарциссой. — Он еще молод. К тому же пусть лучше под присмотром устраивает с Циссой любовные драмы, чем засунет свой длинный нос в какую-нибудь мутную историю.       На эти его слова домовик только согласно кивнул, взмахнув ушами.       Потянувшись и немного размяв спину, Люциус вернулся к бумагам. Однако долго поработать ему не удалось.       Добби, закончив с разбором корреспонденции, вновь подал голос: — Господин Люциус, Вы думаете, миссис Крауч решится принести себя в жертву? — Вероятнее всего. Из-за чар конфиденциальности рассказать она толком ничего не сможет, а просто так начать отговаривать Барти от брака не рискнет: из любви, да и просто побоится, что сын от нее отвернется. Она давно живет скорее по инерции: жалеет мужа, заботится о сыне. Так что, когда Барти уйдет из дома, у нее ничего не останется, кроме желания его защитить. Как только она это поймет, сама обратится ко мне, чтобы я помог сделать так, чтобы смерть ее пошла на благо единственного и горячо любимого ребенка. — Миссис Крауч не испугается смерти? — робко уточнил Добби. — Вряд ли, — он покачал головой. — У нее уже глаза мертвеца. Она давно устала бороться за каждый дополнительный день своей жизни.       Добби глубоко задумался. Все годы службы тот старательно учился понимать людей, разбираться в словах и намеках, хотя вот такие моральные дилеммы неизменно ставили того в тупик.       Люциус усмехнулся видимой работе мысли своего слуги и соблаговолил поделиться частью дальнейших планов, чтобы подсказать тому верное направление для размышлений: — Человека, имеющего столь ощутимую слабость, как слепая привязанность, очень легко погрузить на дно отчаяния, — притворно тяжко вздохнул он. — Представь. Через неделю мужу миссис Крауч придет письмо от главы семьи Крауч, Каспара, с уведомлением, что статус наследника рода передан его нелюбимому сыну. Письмо, естественно, вызовет вспышку гнева Бартемиуса-старшего. А это, в свою очередь, напомнит миссис Крауч, насколько все плохо у них в семье. Еще через неделю юные влюбленные придут порадовать ее тем, что главы семей Крауч и Розье договорились не только о помолвке своих сыновей, но и о браке. И тогда, даже если она попытается вмешаться, шансов что-то изменить у этой глупой женщины уже не останется. Через три недели Бартемиус-старший узнает о связи своего отпрыска с «темным колдуном». Устроит грандиозный скандал; наверняка выгонит сына из дома; а возможно, даже отречется от него. Сие, без сомнений, станет большим ударом для миссис Крауч. Но даже если и это не проймет глупую женщину, то придется мне организовать «ее мальчику» задержание аврорами… Полагаю, это будет крайний срок для получения ее согласия. — Но, Господин Люциус, что если миссис Крауч начнет искать правду? — И где, позволь тебя спросить, она сможет найти эту самую правду, гарантированно будучи прикованной к постели после недавно испытанного ею потрясения? Напишет леди Розье? Спросит, не родила ли та ублюдка от постороннего мужчины, уже состоя в браке? — Н-нет, — отрицательно помотал головой и ушами Добби. — Напишет своим родственникам-маглам? — задал эльфу новый вопрос развеселившийся Люциус. — Возможно? — полуспросил-полуутвердил Добби. — Единственным человеком, кто мог дать ей ответ, была ее покойная матушка. Но как ты понимаешь, «покойная» значит очень молчаливая. К тому же я ведь почти не обманул миссис Крауч. Разве что немного ее запутал и приукрасил ситуацию в целом. И если отбросить всю мелодраматическую чушь, то Камелия Крауч узнала бы от своей матушки только то, что она — действительно плод внебрачной связи ее матери с волшебником из угасшего рода. Рода, представительница которого действительно от всей души прокляла бросившего ее мужчину. И она лишь убедится в том, что действительно должна искренне захотеть смыть своей кровью это проклятье, чтобы ее единственный горячо любимый сын Барти смог прожить долгую и счастливую жизнь со своим супругом. И рано или поздно — а, скорее, «рано», потому что времени у нее нет, и она это понимает — миссис Крауч начнет мечтать добровольно умереть. Так что, Добби, — всего лишь пара капель лжи. А то, что миссис Крауч приплела к этой истории своего похитителя… Ну так кто же виноват? Я ведь предупредил, что рассказываю сказку.

*

      Камелия Крауч попросила лорда Малфоя о личной встрече спустя две недели.