Цветущий жасмин и душистый перец

Утро в роскошном пятизвездочном отеле «Stella Marina» начиналось достаточно рано, будто достопочтенные его гости не могли уразуметь, что ожидают их не рабочие, полные бумажной волокиты и заключения самых разнообразных сделок будни в каком-нибудь шумном Лондоне или Берлине, а размеренный или даже ленный день в небольшом сицилийском городке Таормина, где они решили провести столь редко выпадающий на их долю отпуск. И в своем выборе они, конечно же, не прогадали: Таормина Маре являлся поистине райским уголком с насыщенно-голубым Ионическим морем, пологими песчаными пляжами, такими как Маццаро или Изола-Белла, на которых в выходные толпились и местные, и туристы, и от посещения коих избавляли себя состоятельные viaggiatore , имеющие возможность проживать в дорогих гостиницах с отдельным выходом к побережью, отменным сервисом и изысканной кухней, способной соперничать с некоторыми мишленовскими ресторанами. К этим баловням фортуны принадлежал и Сонхун, сейчас рассеянно рассматривавший множество различных блюд, приготовленных к завтраку и пытаясь сообразить, что же ему действительно хочется съесть. – Все выглядит ужасно вкусно! – радостно воскликнул Сону и, обежав глазами развернувшуюся перед ними кулинарную феерию, решительно потянул своего спутника за подносами. Сонхун мог только подивиться, как его бойфренд сохранял такую поразительную бодрость после их вчерашнего десятичасового перелета из Штатов, пусть и первым классом, тогда как его самого нещадно мучил джетлаг. А еще считается, что это омеги слабые и уязвимые. С Сону он познакомился около полугода назад, или, если быть точнее, их познакомили родители на одном из благотворительных ужинов, где, по традиции, собирались все Нью-Йоркские сливки общества. Отец Сонхуна, являвшийся учредителем известной строительной компании, возводившей здания от Гарлема до Нижнего Манхеттена, непрозрачно намекнул, что отпрыск владельца самой крупной адвокатской фирмы в городе будет прекрасной партией его сыну-альфе. Юноша спорить не стал, впрочем, его возражения и не восприняли бы всерьез. Сону был очень милым и непосредственным, обожал шоппинг, сплетни с другими омегами за фужером «Апероля» в ресторане на 5-ой Авеню и всегда смотрел на Сонхуна влюбленным взглядом, оставляя на его одежде свой сладкий аромат ванили. Старший, пусть и хорошо к нему относился, однако ответных чувств не испытывал, и, откровенно говоря, сомневался, что те когда-нибудь в нем пробудятся. Омеги в целом словно бы не слишком привлекали его внимание, и пока его знакомые-альфы только и делали, что свистели вслед очередной симпатичной приторно-пахнущей пташке, он поддерживал их лишь для вида, сам же отчего-то ощущая влечение к запахам куда более терпким и глубоким, кои среди нежного пола обычно не встречались. В то время как альфы… Стоило подобным мыслям прийти к нему в голову, и он сразу гнал их прочь, предпочитая не травить себя тем, чему в его жизни места быть не могло. Тем временем Сону уже поставил на поднос свежий эолийский салат , хрустящие аранчини , солоноватый Пекорино с чиабаттой, и теперь тянулся за кусочками манго. – Не советую. Они тут неспелые, – предостерег его стоящий рядом юноша, и презрительно сморщил нос. – Очевидно, у отеля есть финансы на пошлые золотые люстры, но не на хорошие фрукты. Приоритеты. Сонхун настороженно оглядел острого на язык незнакомца, будто бы смутно припоминая его диковинные кошачьи глаза, а Сону лучезарно заулыбался. – Ты ведь тоже американец? Из Нью-Йорка, верно? – спросил он, и когда тот сдержанно кивнул, чуть не взвизгнул от восторга. – Как чудесно! А то я уже испугался, что здесь совсем нет земляков. И в самом деле, на курорте в основном обретались состоятельные европейцы, пока вечно занятые граждане Штатов грели косточки на родных Гавайях. Оказалось, что юношу зовут Ян Чонвон, он приходится сыном успешному ресторанному магнату и приехал сюда со своим партнером позавчера. После короткого обмена любезностями новый знакомый омега (о чем говорила и его хрупкая фигурка и пикантный вишневый запах) пригласил их позавтракать вместе. Сону принял предложение с особым энтузиазмом, и они с Сонхуном, все-таки взявшим чашку кофе и омлет с беконом, направились на террасу, где за накрытым кремовой скатертью столом уже располагался бойфренд Чонвона. Сонхун почувствовал его запах издалека: душистый перец смешивался с пьянящим ароматом рома и чуть пряными нотками пота, отчего-то заставляя рот наполниться слюной, а легкие сделать еще один жадный глубокий вдох, и затем тут же устыдиться допущенной вольности. – Ты, как обычно, находишь бриллианты среди гор стекла, Чонвонни, – улыбнулся партнеру юноша, а затем протянул руку другому альфе. – Нишимура Ники. Ладонь у него была широкая, теплая и крайне приятная, да и сам Ники оказался ничуть не менее привлекательным, чем его запах: высокий, со светлыми, слегка встрепанными волосами и медовым загаром на гладкой коже. Он не потрудился застегнуть пуговицы своей просторной белой рубашки, выставляя на обозрение кубики пресса и мускулистую грудь, от которой Сонхун лишь усилием воли смог отвести взгляд. Будто считав в его действиях некую тайную подоплеку, Ники хитро ухмыльнулся. Он и сам пристально изучал его глазами, но не как соперника, что часто делают альфы, а с тем неподдельным хищным интересом, с каким смотрят на сочный, истекающий соком стейк. Впрочем, вскоре это выражение сменилось светской приветливостью и дружелюбием. Осознав, что их рукопожатие длится слишком уж долго, Сонхун, смешавшись, наконец, выпустил чужую руку из своей. – Пак Сонхун, – представился он, стараясь скрыть проступавшую в голосе хрипотцу. – А это мой… – отчего-то ему очень не хотелось употреблять это слово, – … бойфренд, Сону. – Вы прелестная пара, – ответствовал Ники, с едва заметной ноткой иронии в вежливом тоне. – На долго прибыли в жаркие итальянские края? – На две недели, а хотелось бы на все лето, – картинно посетовал Сону, отпивая щедрый глоток ледяной Пина-Колады. – В Нью-Йорке летом просто невыносимо! Одна пыль и загрязненный воздух. Верно, милый? Сонхун, по-прежнему поглощенный внезапно охватившим его наваждением никак не мог сосредоточиться на чем-либо, кроме сидящего перед ним эффектного альфы и его дурманящего аромата, поспешил рассеянно согласиться. – Несомненно. Надеюсь, что и вы тут задержитесь, и мы… – он бросил быстрый взгляд на Ники, и тут же перевел его на свою тарелку, – … не лишимся столь прекрасной компании. Будет ужасным упущением, если пара наведалась на курорт всего на несколько дней и у них не будет возможности узнать друг друга поближе. – Не беспокойся об этом, – развеял его тревогу альфа. – В ближайшее время мы вместе обязательно хорошенько отдохнем и развлечемся. Чонвон расплылся в глумливой улыбке и искоса посмотрел на партнера, словно сказанное чертовски его позабавило. – Уж ты-то точно развлечешься, в этом сомнений нет, – пробормотал он себе под нос, и Ники, захихикав, шутливо толкнул его плечом. Далее их беседа продолжилась в ключе легком и не обременяющем, они обсуждали свои увлечения, общих знакомых, коих, у них, крутившихся в одних кругах, богатых и перспективных, имелось множество. Сону воодушевленно щебетал про любимые бренды и звездные сплетни, приходя в восхищение от метких, язвительных комментариев Чонвона по поводу той или иной загулявшей, спившейся или снюхавшейся актриски. Ники вещал про судостроительную компанию отца, свою неприязнь к кораблям и любовь к мотоциклам и скачкам. – Я часто катаюсь верхом, чтобы расслабиться, – поддержал его Сонхун, до этого больше отмалчивавшийся и вслушивавшийся в низкий бархатный голос собеседника. – Тут мы похожи. Я просто обожаю объезжать ретивых жеребцов, – проворковал альфа, так что произнесенное им прозвучало крайне двусмысленно. – Почему бы нам не покататься вместе? Уверен, и здесь нам найдут двух крепких скакунов. Сказав это, он подцепил со свой тарелки канноли и, обхватив ее губами, откусил так, что мягкая, сливочная рикотта потекла из трубочки, рождая в голове Сонхуна картины абсолютно неприличные. Должно быть, он перегрелся на нещадно палящем солнце или еще не отошел от перелета и оттого подобные настойчивые мысли преследуют его. И о ком? О другом альфе. – С радостью, – ответил он, завороженно наблюдая за тем, как Ники собирал юрким языком оставшуюся в уголках рта кремовую массу, и, к собственному стыду, чувствуя, как в низу его живота разливается томный, тянущий жар. Порочные его фантазии прервал Сону, внимание которого привлекло что-то происходящее в ресторане. – Джелато привезли! Я хочу попробовать. Кто-нибудь еще будет? – он прытко вскочил со стула, вызвав у Чонвона, нашедшего его непосредственность крайне очаровательной, теплую улыбку. – Я, пожалуй, тоже не откажусь от дессерта, – Ники поднялся и, потянувшись будто грациозная дикая рысь, направился вместе с Сону к стойке с мороженным. Оставшись наедине с Чонвоном, Сонхун ощутил некоторую неловкость, не зная, как и о чем с ним говорить вне общей беседы. Не помогало и то, что его визави не сводил с него пристального, изучающего взора своих диковинных кошачьих глаз. Вдруг он решил, что альфа проявил чересчур навязчивый интерес к его бойфренду и уже надумал себе черти что? С первых секунд знакомства было ясно, что юноша не являет собой образец покорности и скромности, какая часто вменяется в идеал омегам, а, скорее, представляет качества противоположные: решительность и независимость, однако не без толики утонченного шарма и местами дерзкого кокетства. Они с Ники образовывали пару стильную, современную и, к подспудному неудовольствию Сонхуна, крайне гармоничную. – Тебе не стоит так переживать. Вы отлично поладите, – небрежно бросил Чонвон, осушая до дна фужер просекко. – И станете очень близкими друзьями, если ты понимаешь, о чем я. Сонхун напряженно сглотнул, подумав, что наверняка интерпретировал чужой намек в преследующим его с момента прибытия на Сицилию извращенном ключе. Несомненно, Ники, будучи красивым и эффектным, просто слишком впечатлил его, и вскоре столь стремительно возникшее в нем влечение к другому альфе сойдет на нет. Он снова станет собой. Снова станет нормальным. Но разве можно перестать восхищаться тем, кто достоин бесконечного восхищения? Отвести жадный взгляд от того, что так неотступно его притягивает, манит, словно жаркое, бушующее кострище мотылька? И он сдается под натиском одолевающей его больной, порицаемой обществом, влюбленности (иное слово для охвативших его эмоций просто не подобрать), отдается на милость беспощадному провидению, уповая лишь на то, что его постыдный, сладостно-горький секрет не будет раскрыт.

***

Последующие несколько дней их пары проводят в компании друг друга, вместе трапезничая, отдыхая на пляже и прогуливаясь по небольшому, но живописному городку. Сонхун украдкой наблюдает за Ники, скользит взором по выступающим под загорелой кожей мышцам, когда они играют в теннис, следит за шальной каплей морской воды, стекающей по подтянутому животу и прямо за плотную ткань плавок, не желая ничего боле, кроме как повторить ее путь своим языком, спуститься ниже, проводя носом по густой поросли лобковых волос, и взять крепкий твердый член в рот. Разумеется, он куда крупнее, чем у омег, с набухающим узлом у основания, который было бы приятно ощутить не только губами, но и… Здесь он, спохватившись, одергивал себя, дабы его излишнее возбуждение не стало очевидным его спутникам. Впрочем, он малодушно оправдывал собственную слабость и тем, что Ники и сам словно бы искал его внимания: невзначай касался его во время променада, носил широкие, ниспадающие с плеча футболки, обнажая находящиеся у основания шеи ароматические гланды, соблазняя вдохнуть чарующий аромат душистого перца и молодого мужского тела, впиться зубами в мягкую податливую плоть, заявляя свои права на то, что Сонхуну не принадлежало, да и не могло принадлежать. Двум альфам не суждено быть вместе, особенно людям их положения, где репутация ценится почти на вес золота. Разразится огромнейший скандал, родители откажутся от них, бывшие друзья будут тыкать пальцами и злорадствовать над незавидной участью. Общество принимает тебя, пока ты следуешь его закостенелым, устаревшим правилам, и они таковы, что альфа обязан желать и любить только омегу, а любой шаг в сторону равнозначен позору и изгнанию. Подобные размышления нагоняют на Сонхуна невыносимую тоску, где-то в сердце поселяется и не торопится исчезать глухая, ноющая боль, обостряющаяся, стоит им с Ники только увидеться вновь, как, например, сейчас, когда они вдвоем нежились в почти пустом бассейне. Чонвон и Сону ушли тонизироваться и омолаживаться на СПА-процедуры, оставив альф наедине минимум на ближайшие три часа, что не могло не радовать по крайней мере одного из них. Облокотившись на прохладный кафельный бортик, Сонхун тайно любовался тем, как Ники через трубочку потягивает Беллини, как солнце обращает его светлые волосы в перламутровое жидкое золото, как с каждым глотком напитка поднимается и опускается выступ его адамова яблока. – Неужели я настолько симпатичный, что вот уже добрых десять минут ты беспрерывно смотришь на меня? – обратился к нему юноша, лукаво изгибая бровь. – Я, конечно, подозревал, что чертовски хорош собой, но чтобы так… Сонхун, уличенный в созерцании объекта своей греховной страсти, мгновенно смутился и залился румянцем, ощущая себя втюрившейся в футболиста-старшеклассника девчонкой. – Я не… Я просто… немного задумался, – пробормотал он, нервно запинаясь, на что его собеседник лишь рассмеялся. – Не переживай из-за этого. Даже если и смотрел, то что в том такого? – юноша подвинулся ближе, одарил альфу очаровательной улыбкой. – Я тоже люблю наблюдать за тобой. Мне нравится твоя родинка на носу, – он коснулся ее кончиком пальца, – твои мускулистые руки, – он чуть сжал выступающий бицепс альфы. – Ах, как я хочу ощутить всю их силу на себе. Ну и, разумеется… – он легко провел ладонью по скрытой под плавками и уже начинающей реагировать на столь тесную близость плоти, – … твой член. Честно говоря, мой рот наполняется слюной даже при одной мысли о нем. Сонхун судорожно выдохнул, более всего боясь, что все сказанное Ники только что было не чем иным, как шуткой его воспаленного, сведенного с ума вожделением сознания или, что еще хуже, жестокой издевкой, на какую, он верил, юноша не был способен. Однако, судя по пристальному, полному истомы взгляду альфы, тот нисколечко не забавлялся. Может ли быть, что порочная их влюбленность взаимна? – Ники, я… не могу… Мы не можем. Я не знаю, что на меня нашло, прости, – виновато произнес Сонхун, вопреки тому, что ему хотелось сказать на самом деле. – Обычно я не… – … хочешь других альф? – насмешливо перебил его Ники. – Самообман еще никому не шел на пользу. Подумай, как часто ты обращал больше внимания на альф, чем на омег? В отличии от твоих дружков, увивающихся за каждой юбкой, тебе сладкие омежьи запахи не по душе, верно? Тебе нужен кто-то более властный, сильный, такой как ты сам, – продолжал вещать юноша, словно Змий Искуситель, пробравшийся в безмятежные райские сады, дабы привнести в них грех и вместе с ним неотвратимое осознание истины. Не имело смысла отрицать, что все сказанное о нем Ники – чистая правда, о которой он до сего момента предпочитал не задумываться, которую игнорировал, чтобы облегчить себе жизнь. Но разве понимание улучшает их безысходную ситуацию? – А как же Чонвон? – Сонхун был уверен, что уж чужой омега точно не потерпит от партнера измен и сразу почует неладное. Да и Сону, несомненно, тоже ужасно расстроится, если его жених решит загулять от него, еще и с другим альфой. – А что Чонвон? – Ники небрежно пожал плечами. – Мы хорошие друзья, но наши отношения – это фикция. Благодаря им я могу жить в соответствии со своими желаниями, не вызывая подозрений у папочки, а Вонни волен менять любовников сколько его душе угодно, не сковывая себя браком. И альфами он часто не ограничивается, так что… – он вновь хитро улыбнулся. – На твоем месте я бы побеспокоился о Сону. Сонхуна эта информация очень удивила, однако вместе с тем послужила прекрасным объяснением тому, что он никогда не замечал между Чонвоном и Ники никаких иных взаимодействий, кроме дружеских. И повышенный интерес омеги к Сону также стал более понятным. – Так что же? – Ники, порядком уставший от уверток, провел кончиками пальцев по его влажной груди, кубикам пресса, спустившись к низу живота, где все уже пылало вожделением. – Теперь признаешься, что я тебе нравлюсь? Видит Бог, как же Сонхуну хотелось набросится на него прямо здесь, однако делать подобное при других гостях попирало бы любые общественные приличия, поэтому он только наклонился к нему и горячо прошептал: – За эти пару дней я уже умудрился влюбиться в тебя по уши, – он изумился тому, насколько легко далось ему это откровение, будто птичка, вырвавшаяся из терновой клетки, обретая, наконец, долгожданную свободу. В ответ Ники лишь тихо, утробно зарычал и, схватив юношу за запястье, поволок прочь из бассейна, в сторону находящегося неподалеку термального комплекса. Вскоре они оказались в одной из отделанных матовым стеклом душевых в относительном уединении. Воздух вокруг тут же наполнился острым, пряным запахом их возбуждения, дурманя рассудок, сподвигая альф сойтись страстным, почти животным поцелуем. Целовать мягкие и вместе с тем ненасытные губы Ники было сущим удовольствием, и Сонхуну думалось, что он мог бы заниматься этим вечно. Руками он изучал чужую крепкую спину, сильные плечи, к которым так мечтал прикоснуться, ласкал пальцами ароматические гланды, вызывая у любовника низкие томные стоны. – Ты сводишь меня с ума, – говорит Ники, прижав партнера к стене. – Не могу дождаться, когда смогу полноценно трахнуть тебя, а пока… – не снимая плавок, он принялся тереться собственной возбужденной плотью о такое же твердое естество старшего. Сонхун до этого еще никогда не спал с альфами (да и с омегами опыт у него был, признаться, весьма скудный), однако фантазия рисовала картины столь красочные, что низ живота у него сводило от истомы. Впрочем, мысль о Ники распростертом под ним, изнемогающем от желания и умоляющим, наконец, взять его, возбуждала юношу еще сильнее. Ведь все же и он был альфой и, прежде всего, жаждал обладать партнером целиком и полностью. Одним резким движением, он поменял их позиции, и теперь уже Сонхун вжимал любовника в стену. – Скорее, это я овладею тобой, – зашептал он, продолжая трения. – Ты будешь восхитительно смотреться, растянутый на моем узле, до краев заполненный моим семенем. Ники жалобно застонал, запрокинув голову, и Сонхун, воспользовавшись этим, начал покрывать его шею смазанными, влажными поцелуями, уделяя особое внимание сладкому, чувствительному месту у ее основания, терзая его губами и зубами, наслаждаясь чистым насыщенным запахом своего возлюбленного. – Хочешь, чтобы я укусил тебя? – голос Сонхуна чуть хрипел от терзающего его неистового вожделения. – Я укушу тебя, Ники. И ты станешь моим. Наверняка их надрывные всхлипы и вздохи слышали все вокруг, однако сейчас они, потерянные в калейдоскопе ощущений, околдованные влюбленностью и жаром их соприкасающейся плоти, совершенно о том не беспокоились. Кончили они почти одновременно, судорожно прижимаясь друг к другу в блаженный момент пика и лениво целуясь после. – Я хочу еще… – обессиленно произнес Сонхун, заставляя Ники довольно улыбнуться: – Уверен, мы сможем продолжить совсем скоро.

***

Однако это «скоро» затянулось на еще несколько преступно долгих дней, которые они вынужденно проводят с омегами, потягивая вино в ресторанчике на Piazza IX Aprile , заглядывая в рассыпанные по Corso Umberto сувенирные лавочки, вызывающе самый живой и неподдельный интерес у Сону, смотрят вдохновлённый древними мифами спектакль о Троянской войне в античном театре. – Ты же знаешь, что Ахилл и Патрокл безумно любили друг друга, хотя тоже оба были альфами? – сладостно шептал Ники, незаметно поглаживая его член через тонкие хлопковые штаны. – Сам Зевс завидовал их нерушимому союзу. Сонхун таял под его умелыми прикосновениями, под его сахарными, словно мед, речами, и спешил увлечь возлюбленного подальше от чужих глаз, в тень высоких полуразрушенных колонн, дабы смять его губы глубоким хмельным поцелуем. Старшему было безбожно мало этих ухваченных втайне ласк, красоты рельефного тела, на которое ему большей частью было дозволено лишь смотреть, когда хотелось трогать, сжимать, брать. Открыв, или, точнее признав, в себе эту новую грань своей сущности, юноше не терпелось испить ее до краев, изучить истинные наслаждения, что так долго оставались для него сокрытыми и недоступными. К счастью, к началу второй недели их пребывания на Сицилии Чонвон, по просьбе Ники и собственному намерению все-таки охмурить прелестника Сону, увез последнего в тур по виноградникам, предполагающий трехдневное путешествие по острову и ночевку в старинных изысканных виллах вдали от отеля «Stella Marina». Стоило только роскошному автомобилю с омегами уехать, как Сонхун очутился в номере тайного возлюбленного, прижимая того к кровати и сходясь с ним яростными поцелуями, словно изголодавшийся хищный зверь, так что вскоре его губы припухли и приобрели восхитительную греховную алость. – Я хочу съесть тебя, – рычал он, буквально раздирая на партнере одежду, прижимая его к себе, смешивая источаемые ими запахи, рождая опьяняющий коктейль из перца, жасмина и пряного, насыщенного аромата их возбуждения. – А еще недавно был таким скромником, – поддразнивал его Ники и, не собираясь уступать, сам занял главенствующее положение, усевшись партнеру на бедра. – Мне нравится, что теперь ты не сдерживаешься, – он слегка покачнулся, проходясь по болезненно-твердому члену старшего, вызывая у того громкий гортанный стон. Сонхун пылал изнутри, изнемогал от пронзающего электрическим током вожделения, и Ники лишь усугублял ситуацию, нарочито медленно расстегивая его рубашку, скользя губами по сильной груди, подтянутому прессу, цепляя зубами резинку шорт, дабы, наконец стянуть их, обнажая напрягшееся крепкое естество. – Такой большой… – восторженно произнес Ники, дотрагиваясь пальцем до бархатной розовой головки, а затем соблазнительно обведя ее языком, собирая обильно выступающие капли смазки. – Хочу скорее ощутить его в себе… – Ты просто сущий дьявол, – заключил старший, наблюдая за тем, как юноша трется щекой о его член и после, с пошлым, развратным хлюпаньем вбирает его в рот по основание, утыкаясь носом в темные лобковые волосы. Сонхун мог только толкаться в зовущую, мягкую глубину его горла, наслаждаясь его умениями и страстью. Ни один омега никогда не доставлял, да и не мог бы доставить ему столь острого и умопомрачительного удовольствия. Однако сколь бы ни был велик соблазн напоить младшего своим семенем, для этого у них будет еще уйма возможностей. Сейчас же он отчаянно хотел слиться с ним воедино, и потому аккуратно отстранил его от себя. Ах, как великолепен был Ники в своей разнузданности: очаровательно встрепанный, со влажными дорожками на щеках и струящейся по подбородку слюной – ради него стоило, не сомневаясь, жертвовать всем, сломя голову бросаться в адское пламя, если таковое ожидает их в наказание за грешную любовь. Сонхун впивается в его раскрасневшиеся губы, чувствуя на них собственный вкус. – Хочу тебя внутри, - сипло произносит юноша, вставая перед ним на колени и бесстыже демонстрируя себя. – Я немного подготовил себя утром, но судя по твоим размерам… тебе нужно будет растянуть меня еще. Дрожащими от возбуждения руками Сонхун взял с прикроватного столика лубрикант и, смазав пальцы, принялся осторожно вставлять их в чуть пульсирующее от проникновения отверстие младшего. Он боялся причинить какую-либо излишнюю боль и желал, чтобы любовнику было максимально комфортно. – Не стеклянный, не разобьюсь… – жалобно всхлипывает Ники, подаваясь бедрами ему навстречу, его твердая плоть слега подрагивает, исторгаясь смазкой на смятые простыни, и Сонхун мечтает облизать ее, ощутить ее восхитительную тяжесть на своем языке. – Не дразнись… Поимей меня уже. Решив, что партнер достаточно растянут, альфа вынул пальцы, и начал медленно входить внутрь, дурея от того, сколь тесно сжимают его горячие стеночки. Вставив по самое основание, он на мгновение замер и наклонившись к младшему прорычал: – Я буду трахать тебя так долго, что ты не сможешь ходить, малыш. Забудь про всех остальных. Отныне ты только мой. Быть может, эти слова и были сказаны в порыве страсти, но Сонхун искренне верил в каждое из них. Он никому не отдаст своего возлюбленного, без раздумий оскалит клыки на любого, кто дерзнет заявить права на то, что принадлежит ему, будь то альфа, бета или омега – делиться он не собирается. Юноша подтверждает сказанное глубокими, мерными толчками, отчего Ники громко и хрипло стонет. – Тогда это должно быть взаимно. Я буду владеть тобой полно и безраздельно, – выдыхает младший, добавляя в конце тихое: – … мой альфа. Головокружительная смесь из сумасшедшей влюбленности, пылающего в чреслах вожделения и истовой потребности обладать разливалась по телу Сонхуна, заставляя прижимать партнера ближе, вбиваться резче, терзать чувствительную область у основания его шеи, чтобы, наконец, приближаясь к пику, впиться в нее зубами, оставляя на любовнике свою метку. Он не знал наверняка, как работает подобное у двух альф, однако на него мгновенно накатила волна чистого, незамутненного блаженства и абсолютной, неоспоримой правильности случившегося. Ники протяжно застонал, дрожа от нахлынувшего оргазма и пытаясь устоять на подкашивающихся от удовольствия коленях. Сонхун почти сразу последовал за ним, ощущая, как набухает узел, еще сильнее растягивая узкую дырочку и заполняя податливое нутро любовника горячей вязкой спермой. – Меня еще никогда не кусали. Лучшее, что я когда-либо испытывал, – прошептал Ники, когда они аккуратно улеглись на кровать, стараясь не потревожить сцепку, отчего в груди старшего расцвело собственническое, почти животное удовлетворение. – С одной стороны, это чертовски приятно, – он лукаво усмехнулся и смерил партнера игривым взглядом. – а с другой – альфа во мне требует реванша. – Ну, времени у нас предостаточно. К тому же, и я еще не успел испробовать твой член на вкус, – Сонхун тепло рассмеялся, а затем коснулся губ младшего сладким, томным поцелуем, предвкушая полные блаженства часы. Удивительно, насколько хорошо им было вместе.

***

Как же преступно быстро летит время, когда мы наслаждаемся им с любимыми! Оно утекает от нас сквозь пальцы, упархивает в небеса вольной пташкой, и нам остается лишь молить, чтобы оно было даровано нам вновь капризной, своенравной судьбой. Дни, что Сонхун провел с Ники наедине были напоены трепетной нежностью, разгорающейся меж чресел страстью, озорным смехом, увлекательными дорассветными беседами и жарким, золотистым, словно плавленная карамель, сицилийским солнцем. Они занимались любовью до сорванных от стонов связок и боли в изможденных мышцах, а затем ютились в объятиях друг друга, болтая обо всем и ни о чем. Сонхун, всегда тяжело сходившийся с людьми, и не подозревал, что с кем-либо может быть столь головокружительно легко, что один человек может так стремительно ворваться в его сердце и стать его полноправным, безраздельным хозяином. Чем сильнее он привязывался к своему прелестному любовнику, тем больше страшился скорого возвращения омег и грядущего отъезда обратно в Нью-Йорк, где груз обязательств и необходимость поддерживать благонравную репутацию вновь свалится на них, утягивая на самое дно, не давая дышать. Раньше Сонхун мог мириться с этим, плыть по течению, не создавая себе лишних трудностей, однако теперь, когда он открыл свои истинные предпочтения и нашел, как ему думалось, родственную душу, жить подобным образом и дальше казалось немыслимым. Притворяться, что влюблен в омегу, скрывать свои настоящие чувства, прятаться, словно сотворивший некое ужасное зло преступник, и все для чего? Чтобы угодить консерваторам-родителям, заботившимся о престиже семьи больше, чем о счастье собственных детей? Или ради сохранения реноме перед снобским, избалованным роскошью высшим светом, который за закрытыми дверями предается порокам, куда более существенным и опасным? Не бывать этому. Любовь не может быть ни греховной, ни запретной, и потому стыдиться ее Сонхун не намерен. – Твои мрачные мысли написаны на твоем красивом личике, amore mio, – вывел его из транса бархатный голос Ники. Этим вечером они спустились на ужин в ресторан отеля – просторное помещение в классическом стиле, с кремовыми стенами, позолоченными люстрами (которые так не понравились Чонвону), пышными чайными розами в высоких вазонах и белым роялем, за которым умелый пианист играл волшебную романтичную музыку и сопровождал свою игру негромким мягким пением. Гости, разодетые в смокинги или коктейльные платья пили дорогое вино, вкушали сицилийских устриц или ленно танцевали в центре зала. Одним словом, воплощали собой райскую идиллию, коей совсем скоро суждено было от Сонхуна ускользнуть. – Я просто задумался, – пробормотал он. – Завтра приезжает Сону и… все снова станет куда сложнее. Ники чуть нахмурился, и сам с тоской ожидая прибытия омег – слишком уж сладко ему было проводить все время в компании своего альфы, не размениваясь на посторонних. – Давай не будем печалиться заранее, – произнес юноша, улыбнувшись, и отпив глоток шампанского, встал со стула. – Лучше потанцуем. Он протянул старшему руку, и тот с готовностью ее принял, позволяя увлечь себя на импровизированный танцпол. По-хозяйски устроив ладонь на чужой талии, Сонхун прижал партнера к себе, вдыхая смешавшиеся за дни их близости запахи. Изысканный жасмин и дурманящий перец сходились в неповторимой гармонии, подобно их обладателям. – Не переживай из-за Сону. По возвращении в Штаты вы, как и раньше, продолжите ходить на свидания раз в неделю или две, а мы с тобой будем видеться, когда захотим. В моем пентхаусе, например. И волки будут сыты, и овцы целы, – предложил Ники вариант простой и удобный, но вместе с тем совершенно неприемлемый. В отличие от Чонвона, Сону считал их отношения настоящим, а значит, пусть и нечасто, но Сонхуну нужно будет заниматься с ним сексом, чего он делать больше категорически не собирался. Познав другого альфу, омеги окончательно утратили для него любой интерес. – Нет. Я расстанусь с ним, – твердо произнес он так, что младший смерил его изумленным взглядом. – Не хочу никого обманывать. И спать ни с кем не хочу, кроме тебя, – притянув юношу еще ближе, он дотронулся поцелуем уголка его губ. – Тебе я тоже трахаться ни с кем другим не позволю. Сонхун был безмерно влюблен в него, оставил на нем свою метку, и не мог даже помыслить о том, что его сокровище, его прелесть, окажется в объятиях кого-либо еще. – Большой суровый альфа мне запрещает? – игриво ухмыльнулся Ники, опустив руку ниже и властно сжав ягодицу старшего. – Не забывай, что ты точно также принадлежишь мне. Уже жду, когда мы вернемся в номер, и я смогу снова овладеть тобой… Сонхуну еле удалось сдержать протяжный стон: ощущать, как тебя имеет альфа, как его член пульсирует, а узел набухает внутри было чувством действительно непередаваемым, и ему не терпелось повторить. Впрочем, даже сейчас, просто танцуя с Ники, он переполнялся лучистым, не сравнимым ни с чем счастьем. – Как я уже сказал, я разойдусь с Сону и тогда… Мы сможем не скрывать наши отношения. Будучи никудышным актером, Сонхун не любил притворяться, ему этого хватило в нынешнем недопартнерстве с омегой, в которое он позволил себя втянуть. Больше такой ошибки он не допустит. – Боюсь, ты не до конца осознаешь, что это нам сулит, – Ники мгновенно посерьезнел, чуть отстраняясь от собеседника, дабы посмотреть на него и убедиться, что тот не шутит. – Все эти великосветские лицемеры начнут тыкать в нас пальцами и шакалить за спиной. А уж родители точно начнут бросаться угрозами об отлучении от семейных денег. К сожалению, их общество было далеко от принятия отношений меж двумя альфами и признание в таковых могло обернуться для них потерей статуса, работы и дружеских контактов. Сонхун остановился, прерывая их танец, и теперь они просто стояли друг напротив друга, среди медленно покачивающихся под музыку пар. – Мы единственные дети, так что погрозят и перестанут. Бомонд же всегда перемывал всем косточки и поливал грязью, что нам до них? Я знаю, это рискованный шаг, но разве не будем мы счастливее, перестав прятаться? Однажды твой отец и от тебя с Чонвоном потребует свадьбы, – сказал старший со всем таящимся в его мятущемся сердце пылом и, взяв руки юноши в свои, провел по костяшкам губами. – Я влюблен в тебя и хочу быть с тобой открыто. Ходить на свидания и целоваться, не боясь и не стесняясь. Пусть не будет больше сковывающих их цепей, пусть сгинут в геенне огненной осточертевшие запреты, и коли Богу будет угодно, чтоб они после смерти тоже воспылали в адском пламени, то так тому и быть, но жизнь они испробуют и вкусят сполна. Взглянув в сияющие решительностью глаза возлюбленного, Ники тоже почувствовал, как желание открыться, до того таящееся в глубине маленьким семечком, прорастает и крепнет, превращаясь в стойкую уверенность. – К черту! – воскликнул он, задорно улыбнувшись. – Мой папаша и сам не образец морали и нравственности, не ему меня осуждать. На всех прочих мне абсолютно наплевать. Мы попробуем. И, видимо, намереваясь, приступить немедленно, он притянул старшего к себе, вовлекая в неприлично страстный и влажный поцелуй. Какая-то пожилая пара покосилась на них с явным осуждением, однако они, не обратив на то никакого внимания, вернулись к танцу. Если истинность, о которой так любят писать в сказках, действительно существует, то Сонхун и Ники, без сомнений, были предназначены друг другу самим провидением.

***

Всю ночь и последовавшее за ней утро возлюбленные провели, предаваясь радостям плоти, овладевая и подчиняясь, одаривая ласками и получая их в ответ. Сейчас же время близилось к полудню, и Ники нежился на кровати в уютных объятиях Сонхуна, скрепленный с ним сцепкой после очередного жаркого соития. День сегодня выдался погожий, за окном звонко щебетали птички, дул легкий, прохладный бриз, наполняя комнату свежим, солоноватым запахом моря. – Пообедаем на балконе? Погода чудесная, – предложил Ники, порядком проголодавшийся из-за всех их безумно приятных, но физических изматывающих утех. – А на десерт я с удовольствием снова отведаю твой большой и сочный– Сонхун не дал ему закончить, шутливо укусив за шею. – Что? Просто перечисляю его достоинства. – Похабник, – искренне рассмеялся старший альфа, сильнее подминая партнера под себя. На душе у него было светло и спокойно, несмотря на то, что до приезда омег оставались считанные часы, а он все еще не придумал, как сообщить Сону об их расставании и при том не ранить его чувств сверх меры. Он меньше всех был виноват в случившемся и не заслужил страданий. Возможно, душевные перипетии Сонхуна немного бы смягчил тот факт, что омега тоже не хранил ему верность, и разморенный фруктовым сицилийским вином и соблазненный умелыми касаниями Чонвона, позволил увлечь себя ласками отнюдь не дружескими. Впрочем, Сону, будучи юношей трепетным, ощутил всеобъемлющее смущение и нотку раскаяния перед своим бойфрендом за ненамеренную измену. Другой омега, конечно, вызывал у него симпатию, но будущее свое он видел исключительно с альфой. Сонхун же не ведая о случившемся и раздумывая о предстоящем тяжелом разговоре, не сразу услышал, что замок тихо запиликал, и в приоткрытом дверном проеме показался не кто иной, как Сону, очевидно, решивший помочь и отнести сумку Чонвона в их с Ники номер. Именно эта сумка сейчас с грохотом рухнула на пол из ослабевших пальцев юноши, который ошалевше взирал на представшую перед ним живописную картину. Впрочем, обнаженные, встрепанные от недавнего секса и по-прежнему сцепленные Ники и Сонхун смотрели на него с изумлением не меньшим. – Что… Как? Что происходит? – пролепетал близкий к обмороку омега, но тут, к счастью, подоспел Чонвон, и в секунду оценив ситуацию, приобнял Сону за плечи, утягивая того подальше от шокирующей сцены и захлопывая злополучную дверь. – Все в порядке, la mia dolcezza . Мы же с тобой занимались любовью и ничего. Вот и они тоже… – звучал в коридоре его удаляющийся голос, робко прерывавшийся чужими растерянными, жалобными попытками вставить слово. – Не стоит удивляться… Сонхун с Ники синхронно переглянулись, и последний не удержался от ехидного смешка. – Заполучить такого прелестника, как Сону… – альфа довольно цокнул языком. – Наверняка Чонвонни безмерно счастлив. И ты тоже должен радоваться, ведь теперь вопрос с признанием решился сам собой. Старший, еще не до конца осознав произошедшее, медленно кивнул. Сону со временем все обязательно поймет и примет, пусть пока он и ошарашен увиденным. Они объяснятся, останутся друзьями и наверняка с большим теплом вспомнят случившееся здесь сегодня. – Поздравляю с официальным началом новой жизни, – торжественно произнес Ники. – И тебя, amore mio. И тебя, – прошептал Сонхун, касаясь его губ нежным, сахарным, словно патока поцелуем. Отныне ароматы пряного душистого перца и дурманящего своим цветом жасмина никогда не разлучатся.